Глава 8. Когда до источника света осталось несколько ярдов, Николас понял, что это такое

Когда до источника света осталось несколько ярдов, Николас понял, что это такое. Это было оконное стекло в доме, так хорошо спрятанном от глаз стволами поваленных деревьев и разросшимся кустарником, что его стены казались естественной частью леса.

Николас улегся за ближайшими зарослями кустарника и принялся внимательно разглядывать необычный дом.

— Похоже, это хижина лесника, — сказал он едва слышно, — или убежище преступника. — Думаешь, там… живут? Николас ответил не сразу. Он прикидывал, насколько опасно подойти к дому.

— Похоже, что нет. Нас никто не заметил, а уж мы, видит Бог, наделали шуму. — Он сердито взглянул на цепь.

— Ну, тогда, значит… — Она закусила нижнюю губу, не отрывая глаз от хижины. — Давай подойдем и заглянем, что там внутри. Я страшно устала, хочу пить и умираю от голода, и… — Она покачала головой с усталым вздохом — …я устала.

В одном этом слове выражался результат проклятого дня. Николас заметил, как заострились черты ее побледневшего, испачканного грязью лица, подбородок уже не был упрямо вздернут, плечи опустились. Он и сам измучился не меньше. Все равно они идут теперь очень медленно и не смогут далеко уйти до наступления темноты, размышлял он. Сил не хватит. — Что бы — или кто бы — ни ждало их внутри хижины, хуже того, что с ними произошло за этот день, не будет.

Сунув руку за спину, Николас достал пистолет: на любезный прием им рассчитывать не приходится. Бесполезно выдавать себя за путников, заблудившихся в лесу.

— Следуйте за мной, мисс Делафилд, — прошептал он, не сводя глаз с ветхого домишки.

— Ты не собираешься никого убивать, а?

Он помедлил с ответом, мысленно задавая себе тот же вопрос:

— Нет, если только они не начнут стрелять первыми.

Пригнувшись, он медленно, шаг за шагом, стал пробираться к хижине. Взяв цепь в руку, чтобы не гремела, девушка следовала за ним. Когда они подошли поближе, Николасу показалось, что с ним это однажды уже происходило: он подкрадывается к тому, кто его не ждет, в руке пистолет, а рядом его товарищ, такой же отверженный, как и он. Впрочем, женщина в такой ситуации рядом с ним впервые.

Наконец они добрались до поваленного дерева, лежащего в нескольких шагах от двери. Укрывшись за его стволом, они приготовились ждать. Тишину нарушало только тяжелое дыхание — его и ее.

Никаких признаков жизни в хижине: ни огня в очаге, ни дымка, ни движения. Судя по тому, что удалось разглядеть при свете угасающего дня, хижина была необитаемой, решил Николас.

Построенная из тесаных бревен, а не из глины, как большинство крестьянских домов в этой местности, она была покрыта черепицей, а в окнах виднелись настоящие стекла, правда, потрескавшиеся. Возможно, ее построил какой‑нибудь сумасброд дворянин, чтобы использовать в качестве охотничьего домика.

Судя по всему, хижина была заброшена много лет назад. Лес почти поглотил ее. Плющ и другая вьющаяся зелень почти сплошь закрыли крышу и стены, а трава высотой по пояс росла даже перед Дверью. Николас насторожился: ему показалось, что два дерева у входа повалены рукой человека, а не стихиями. Человека, у которого были причины скрываться.

Он взвел курок и оглянулся на свою спутницу. Та дрожала, как в лихорадке, однако, стиснув зубы решительно кивнула ему: иди вперед.

Следует признать, что у леди есть сила воли, подумал он. Конечно, она упряма и раздражающе высокомерна, но мужества ей не занимать.

Николас крадучись подошел к двери. Чтобы застать врага врасплох, нужно действовать осторожно. Все это было так привычно для него. Отодвинул задвижку и толкнул дверь. Дверные петли скрипнули, и он ступил внутрь.

Послышался писк, и из угла прямо на них вскочило маленькое лохматое существо.

— Волк! — вскрикнула девушка, прижавшись спиной к косяку двери, а неизвестное животное прошмыгнуло мимо.

Николас усмехнулся и, убедившись, что они изгнали единственного обитателя этого дома, поставил пистолет на предохранитель.

— Это, мисс Делафилд, была белка.

Девушка перевела дыхание. При слабом свете, проникавшем сквозь раскрытую дверь и потрескавшиеся стекла окон, он заметил, как краска бросилась ей в лицо.

— Это не белка, — смущенно заявила она, стряхивая пыль с рукава.

— Прекрасно, пусть будет волк. — Он не смог подавить насмешливую улыбку. — Самый мелкий волк за всю историю Англии.

Мисс пробормотала некие слова, которые не подобает произносить леди, и как ни в чем не бывало заметила:

— А здесь просторнее, чем кажется снаружи.

Николас кивнул и, сунув пистолет за пояс, внимательно огляделся по сторонам. Бывший владелец, будь он лесничий или дворянин, знал толк в удобствах. Конечно, теперь все покрыто грязью, паутиной и опавшими листьями, которые задуло ветром сквозь разбитые стекла.

В одном углу стояли стол и стулья с гнутыми ножками, над столом — полка, на которой стояло несколько чугунных горшков, чайник и еще какая‑то кухонная утварь. Рядом с кирпичным очагом валялись три удочки, а на полу лежало множество корзин и сетей для рыбной ловли. Напротив очага располагалась кровать с толстым соломенным матрацем и изъеденным молью одеялом. Ни одна роскошная кровать с шелковым пологом в каком‑нибудь аристократическом доме на Гросвенор Сквер не могла бы сейчас выглядеть более гостеприимной и желанной.

Подавив желание немедленно броситься на кровать и забыться глубоким сном, Николас перевел взгляд на буфет у стены возле двери. Буфет был заперт.

— Интересно, что там хранится такое ценное, отчего его пришлось запереть на замок? — пробормотал он, подходя к буфету. Девушка, гремя цепью, последовала за ним.

— Я могла бы… — Она чихнула и помахала перед лицом рукой, отгоняя пыль, столбом поднявшуюся в воздухе. — Я, наверное, смогла бы отпереть замок.

— Ну, конечно, — фыркнул Николас. — Чем? Твоей волшебной иголкой? — Он стукнул кулаком по дверце буфета и тут же закашлялся от поднявшейся пыли. — Проклятие!

Его спутница уже осматривала темный угол возле буфета.

— Еда, — произнесла она, с вожделением глядя в угол. Глаза уже успели привыкнуть к темноте, и Николас разглядел в углу полки с банками одинакового размера, покрытые толстым слоем пыли.

Девушка схватила одну из них.

— О Господи, сделай так, чтобы там было хоть что‑нибудь съедобное! — И она набросилась на крышку.

— Осторожнее, леди, — предупредил он. — Кто знает, что там может находиться…

— Мне все равно, лишь бы это было съедобным. — Как будто в подтверждение ее слов, у нее громко заурчало в животе, и она возмущенно добавила: — Ты вчера, по крайней мере, успел к тюремному ужину.

Николас вспомнил, как без зазрения совести поглощал у нее на глазах свой ужин, как дразнил ее, обсасывая баранью кость.

— Я везде успеваю вовремя. — Взял у нее из рук банку, он открыл крышку и понюхал содержимое.

Ветерок, проникший в дом сквозь разбитое стекло, подхватил сладкий аромат, который перебил запах гнили и сырости, стоявший в комнате.

— Мед? — восторженно воскликнула девушка. Она протянула руку, обмакнула два пальца в банку и поднесла капающую с пальцев золотистую массу ко рту. Засунув пальцы в рот, она облизала их, издав вздох, переходящий в стон, и закрыв глаза от наслаждения.

Николас замер на месте, чуть не выронив из рук банку. Забыв об усталости и боли, он видел, слышал и чувствовал лишь ее губы и тихий стоп наслаждения, его сердце учащенно забилось, жаркая волна прокатилась по всему телу, напрягся каждый мускул ниже пояса.

Она не хотела его соблазнить, даже не думала об этом, просто бедняжка, понимал он, очень голодна. Она даже не подозревает, что только что отомстила за вчерашний ужин.

Она не замечала его мучений. Золотисто янтарные глаза блестели — она посматривала на Полку.

— Интересно, нет ли у него в запасе чего‑нибудь еще, кроме меда?

— Разве только хороший ростбиф. — Николас передал, ей банку и крышку, — Потом поищем. Я хочу посмотреть, что там снаружи, вокруг дома, пока еще не совсем стемнело.

В кои‑то веки она без возражений последовала за ним.

Николас осматривал местность, а сзади доносилось чмоканье. Изо всех сил, стараясь не обращать внимания на ее вздохи, он оценивал, насколько безопасно их убежище.

Кто‑то когда‑то мастерски укрыл это место от посторонних глаз валежником, ветвями кустарника и поваленными деревьями. Сомнительно, чтобы этим занимался пасечник. В этой хижине, несомненно, кто‑то скрывался, возможно, такой же объявленный вне закона беглец, как они. Интересно, что случилось с бывшим хозяином, подумал, было Николас, по потом решил, что ему совсем не хочется знать об этом.

Гораздо важнее было то, что мимо хижины можно пройти, даже не заметив ее. Если бы не луч солнца, упавший на окопное стекло, он и сам прошел бы мимо.

Да он и прошел мимо, если бы не его спутница, именно она обнаружила ее. А он… его обычно зоркие глаза были заняты в тот момент созерцанием совсем другого — довольно миленького зада мисс Делафилд.

Николас стиснул зубы, раздраженный тем, что его мысли все время возвращаются к несносной девице.

— Восход и закат — самое опасное время, — сказал он вслух, стараясь отвлечься. — Чтобы лучи не отражались, стекло можно чем‑нибудь закрыть, и тогда, если вести себя тихо, я смогу входить и выходить совершенно незаметно.

— Мы, — поправила она его автоматически, все еще поглощенная едой. Он пожал плечами и сразу же пожалел об этом, почувствовав резкую боль в раненом плече. В целом все было неплохо. У него — у них — есть безопасное место, где можно переночевать. Пока ничего другого и не требуется, а дальше он задерживаться здесь все равно не может: Михайлов день приближался.

В темноте за домом блеснуло что‑то металлическое, Николас подошел поближе. Это был топор, оставленный в деревянной колоде рядом с небольшой поленницей заготовленных дров.

— Это может пригодиться. — Ухватившись за гладкое топорище, он вытащил топор из колоды и одобрительно провел рукой по лезвию. Оно все еще острым, несмотря на то, что топор пролежал долго, открытый всем стихиям.

Его спутница меж тем уже прикончила полбанки меда. Взглянув на него, она вдруг испугалась, что утратила бдительность, забыв на целые, пять минут и о нем, и обо всем на свете.

— Пригодится? — с опаской переспросила она, поглядывая на топор. — Зачем он может пригодиться?

Он бросил взгляд на цепь.

— Стой и не шевелись.

Резким, мощным движением он вскинул топор и ударил по цепи. Но сокрушительный удар только вызвал резкую боль в плече. От удара по металлу лезвие топора погнулось: оно не было предназначено для такой работы.

Проклятая цепь была целехонька.

— Проклятие! — проворчал Николас. — Значит, все‑таки не обойтись без кузнеца. — Он бросил исковерканный топор в кучу дров и, повернувшись, направился к дому.

— Подожди, — запротестовала девушка, не поспевая за ним. — Мне надо… я…

Он повернулся к ней.

— Ну, что на сей раз?

— Это… я… то есть… — Она вздохнула, что‑то смущенно пробормотала и закрыла банку крышкой. Потом снова заговорила: — Мы были в пути целый день, и не было времени, чтобы… удовлетворить… естественные потребности.

Последние слова она произнесла невнятной скороговоркой, так что он не сразу сообразил, о чем она говорит.

— Ах, вот оно что. — Он покачал головой, то ли забавляясь ее смущением, то ли в раздражении. Он не привык принимать во внимание потребности других — только свои собственные. И уж конечно, ему и в голову не приходило принимать в расчет деликатные чувства женщин.

Николас молчал, и девушка торопливо продолжала:

— Справа густые заросли, — она махнула рукой, — …и бочка с дождевой водой, где я смогла бы умыться. Я подумала, что ты мог бы… я хочу сказать… как‑то позволить мне уединиться.

Девичья застенчивость вновь поразила его. Это не вязалось с тем, что он знал о ней.

— Это будет нелегко сделать. — Двинув ногой, он погремел цепью.

Даже не видя в сумерках ее лица, он почувствовал, что она снова залилась краской.

— Надо мириться с тем, что есть. Я терпела, сколько могла. По крайней мере, сейчас уже стемнело.

— Хватит разговоров, леди. — Он был готов тот момент сделать что угодно, лишь бы она перестала спорить. Больше всего на свете ему хотелось сейчас упасть на кровать и заснуть.

— Идите, я вам даю несколько минут на вечерний туалет. Я постараюсь не оскорбить вашу женскую деликатность.

Она пошла впереди него к зарослям. Николас даже повернулся к ней спиной — конечно, не потому, что его беспокоили ее деликатные чувства, а потому лишь, что ему хотелось избежать дальнейших споров.

Однако от ехидного замечания он не удержался.

— Осторожно, — тихо сказал он ей вслед. — А вдруг там прячется волк?

Прошел час, а он так еще и не добрался до постели.

Внутри хижины было темно, даже лунный свет не пробивался сквозь завешенные одеялами окна. Только мерцающий огонек свечи, стоящей посередине стола, освещал их скудную трапезу.

Сидя за столом, Николас жевал солонину. Поднял в руке бутылку, сделал большой глоток виски и подождал, пока тепло распространится по телу, приглушая боль в плече.

Мисс Делафилд и на самом деле удалось отпереть замок на буфете. Как оказалось, в ее игольничке хранились не только иголки, но и специальная отмычка.

Ростбифа в буфете, конечно, не оказалось, зато солонина там была. А кроме того копченая свинина, мешок сахару и другой мешок — с кофе, немного изюма и сушеного инжира, три небольших круга сыра, покрытых для сохранности несколькими слоями воска и уложенных в круглые деревянные ящики, корзинка с орехами да еще две бутылки старого шотландского виски.

Была там и крепко запечатанная жестянка галет. Они оказались твердыми, как камень, немного позеленели по краям, но он и внимания не обратил на это. Господи, да именно такими галетами он многие годы питался в море. В целом получился настоящий пир для беглеца. Вернее, для двоих беглецов, напомнил он себе.

Николас поставил бутылку на стол, вытер губы тыльной стороной руки и отправил в рот еще одну галету. Мисс Делафилд нахмурилась и неодобрительно взглянула на него.

В течение всего вечера она не скрывала своего неодобрительного отношения к виски, галетам и его манерам за столом. Она сидела напротив, отодвинувшись от него, насколько позволяла цепь, и деликатно ела копченую свинину, усердно делая вид, что не замечает, как он ковыряет в зубах щепкой.

— Мне все‑таки кажется, что мы могли бы развести в очаге маленький огонь.

— Я не намерен попадать в Тайбери только из‑за того, что тебе хочется кофе. — Николас кивком головы указал на дверь. — Это привлечет внимание всех полицейских в лесу.

Она встревожено посмотрела на него.

— Ты думаешь, что они там? — спросила она испуганно. — Я имею в виду, в лесу? Уже?

Он ответил не сразу, любуясь ее потеплевшим в свете свечи лицом. Потом, бросив щепку на пол, сказал:

— Да.

Она молча взглянула на еду и больше уже к ней не притронулась. Очевидно, у нее пропал аппетит. Николас взял еще одну галету и за три укуса проглотил ее, запив добрым глотком виски. Он не знал, почему так уверен, что их преследователи уже в лесу, просто нутром чуял, что они там. Полицейские и добровольные охотники за вознаграждением прочесывают лес в предчувствии крови и обещанных денег. Он ощущал их присутствие интуитивно, как человек, за которым охотились в течение многих лет.

Николас прогнал эту мысль. Не хочет он больше жить такой жизнью. Если все пойдет, как он задумал, то за нару недель он управится со своим делом в Йорке и ему никогда больше не придется прятаться.

Мисс Делафилд закрыла банку с медом и промокнула губы салфеткой, которую соорудила, оторвав от нижней юбки еще кусочек ткани. Николас насмешливо взглянул на нее: маловато, наверное, осталось от этой нижней юбки.

Господи, зачем он только позволил себе подумать об этом? Следующая картина не заставила себя ждать. Он представил себе ее ноги. Длинные, с шелковистой кожей… и почти голые под платьем.

У него пересохло в горле. Рука крепко сжала горлышко бутылки, стало вдруг очень жарко. А леди, похоже, ничего не видит. Аккуратно завязав мешок с вяленой говядиной, она смела рукой ореховую скорлупу со стола и закрыла жестянку с галетами.

Он следил за каждым ее движением, взглядом лаская тонкие пальцы. После вечернего омовения дождевой водой, она теперь чуть ли не сияла при свете свечи — теплая, свежая, золотистая.

Пряди влажных волос струились по шее и спускались ниже, к мягким женственным округлостям, прикрытым лифом платья. Ему вдруг захотелось протянуть руку и прикоснуться к ней, почувствовать шелк волос, теплую кожу груди.

Вцепившись одной рукой в горлышко бутылки, а другую, сжав в кулак, он усилием воли постарался прогнать эти мысли и поборол сумасшедший импульс. Проклятие! Его как будто ударили по голове или перекинули через борт, и теперь он тонет в океане, и нет надежды на спасение. В том, что он плохо владел собой, Николас винил усталость и боль. Больше никакого разумного объяснения ему не приходило в голову.

Мисс Делафилд потянулась через стол, чтобы взять корзину.

— Мы не сможем все это унести с собой. Надо положить часть припасов назад — понадобятся кому‑нибудь другому.

— Ах, какая трогательная забота о благе ближнего, — язвительно заметил Николас, поднимаясь из‑за стола и радуясь, что может хоть чем то отвлечься от жарких мыслей.

Прислонившись здоровым плечом к степе, он вновь принялся наблюдать, как она аккуратно ставит на полки оставшиеся продукты. Сложный замок, недавно отпертый без особых усилий, висел на дверце буфета.

— А вы довольно легко открыли это чудовище, мисс Делафилд. Как будто и раньше занимались этим. Причем часто.

Глаза ее блеснули, и взгляд их был и дерзким, и обиженным одновременно.

Наверное, она думала то же самое о нем, когда они подходили к хижине; он шел впереди с пистолетом наготове, настороженный, собранный, готовый к любым неожиданностям. Конечно, она поняла, что ему не впервой вот так подкрадываться и потом внезапно нападать. Леди поняла и промолчала. Что ж значит она умна: знает, когда придержать язычок.

— Я всегда хорошо делаю то, что делаю. Она сказала это просто, без похвальбы, но и не оправдываясь.

Он поднял бутылку и глотнул виски, наблюдая, как она закрывает дверцу буфета.

— Как ты стала воровкой?

Вопрос сорвался с языка, прежде чем он успел остановить себя. Слишком поздно он вспомнил, что виски не только успокаивает боль, но и развязывает язык. Он не хотел ничего знать о ней: он и так слишком много думает об этой девушке. К тому же ему вообще было несвойственно интересоваться жизнью других людей. Многие годы он думал только о себе. Не годы — десятилетия.

Однако мгновение спустя Николас решил, что его вопрос оправдан. Она видела клеймо, знала одну из его самых страшных тайн, поэтому, чтобы оценить опасность, он должен знать о ней как можно больше.

— Так как же ты стала воровкой? — спокойно повторил он.

Он ждал, что она пошлет его куда подальше, но, к его удивлению, девушка ответила.

— У меня не было выбора. — Она пожала плечами и, закрыв буфет, заперла замок.

Он не верил ей.

— Для женщины вроде тебя всегда найдется выбор.

Мисс Делафилд взглянула ему в глаза.

— Ты так думаешь? И что же я, по‑твоему, за женщина?

— Хорошего происхождения. Воспитанная. Красивая. — Последнее определение он не произнес вслух.

Она усмехнулась.

— Да, наверное, большинство людей так и думает. — Девушка сложила на груди руки, сжав кулачки. — Но я живое подтверждение того, что хорошее происхождение ничего не гарантирует.

— Но можно было бы стать белошвейкой. — Он старался не смотреть на игольник, спрятанный в ложбинке между грудей.

— На белошвеек нет спроса, разве что в домах аристократов, а я… мне пришлось покинуть Лондон, — осторожно сказала она, — несколько лет назад. И мне туда нельзя возвращаться.

Девушка упрямо вздернула подбородок, показалась очень маленькой и уязвимой. Очень наивна и доверчива, подумал Николас, если рассказала так много о себе. Рассказывать о себе вообще опасно, подытожил он, и продолжил разговор, стараясь узнать побольше:

— Но есть и другие способы зарабатывать себе на жизнь!

— Конечно, гувернантка или служанка, но для этого нужны рекомендации. — Она покачала головой. — Я не хотела становиться воровкой.

Девушка резко отвернулась, но натянувшаяся цепь вернула ее на место. Даже думать о том, чтобы убежать, бессмысленно: ей и шага не сделать без него.

Плечики под каскадом светло русых волос быстро поднимались и опускались в такт учащенному дыханию. Мгновение спустя она опустила голову и сказала:

— У меня ничего не было. Ни одного шиллинга. Я пыталась найти работу. Я пыталась… — теперь она говорила почти шепотом. — Но я умирала с голоду.

Николас молчал. В груди его зародилось странное, совершенно незнакомое ему чувство. Он вспомнил, как еще мальчиком испытывал такой же голод и страх.

— Потом однажды я украла немного еды с тележки уличного торговца. Немного. Всего лишь яблоко и булку. Я проглотила, все это в одно мгновение. — Она откинула назад голову и посмотрела куда то вверх, в темноту. — Но я натерпелась такого страху, что меня вырвало. — Мисс Делафилд рассмеялась резким невеселым смехом, потом продолжила свой рассказ с каким‑то зловещим спокойствием. — Во второй раз было немного проще, И в третий… и в четвертый. — Она снова с вызовом взглянула ему в глаза. — Вот так я и стала воровкой. — Дыхание у нее восстановилось, хотя руки были все еще сжаты в кулаки. — И еще одно: я давно поняла, что все люди делятся на две категории — хищники и добыча. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Я слишком долго относилась ко второй категории. Но больше этого не будет. Никогда.

Слова ее прозвучали как предупреждение. Она хотела сказать, что перед ним не добыча, а такой же, как он, хищник. Угроза заставила немедленно испариться зародившееся сочувствие.

— Почему же ты не выбрала самый легкий для женщины путь?

Она взглянула на него вопросительно, не поняв.

— Замужество.

Она снова рассмеялась.

— Мне никто не предлагал. Было множество непристойных предложений, но ни одного с благородными намерениями. Мужчинам, принадлежащим к тому кругу, в котором я выросла, и в голову не могло прийти жениться на такой женщине, как я.

Это поразило его больше, чем все остальное.

— А что ты за женщина? — Он задал ей тот же вопрос, который ранее задавала ему она.

Девушка покраснела — то ли от едва сдерживаемого гнева, то ли по другой причине, непонятной ему.

— Усталая, — сказала она без всяких эмоций. — Я усталая женщина. Уже поздно, и единственное, что мне хочется, так это лечь спать.

Николас помедлил, потом кивнул, поняв, что сегодня больше ничего о ней не узнает. Усталость навалилась и на него.

— Мы уходим на рассвете.

Он повернулся, подойдя к столу, заткнул пробкой бутылку и сунул ее в заплечный мешок, который соорудил из сетей. В нем уже лежала кое‑какая провизия. Проверил прочность морских узлов на веревке.

— Куда все‑таки мы направляемся? — спросила девушка. — Не может быть, чтобы ты бежал через весь лес, куда глаза глядят. Ты идешь в определенном направлении. Куда?

— У тебя назначено свидание?

— Просто я хочу попасть в свою комнату в… — Она осеклась, глаза ее настороженно прищурились. — Я хочу попасть домой. Мне нужно туда попасть, чтобы… взять свои вещи и уехать из Англии. В этой стране я не буду в безопасности.

— Сожалею, мисс Делафилд, но, если ваша комната находится не в Йорке, вам снова не повезло. — Николас взял со стола свечу. — У меня там неотложное дело и времени заходить по дороге куда‑нибудь еще, нет.

— В Йорк? — возмущенно воскликнула она. — Но ведь это в противоположной стороне от того места, куда… — Она снова вовремя остановила себя. — Я не хочу идти в Йорк. У меня нет никакой гарантии, что со мной там ничего не случится.

— У тебя нет выбора, — напомнил он, шевельнув ногой: цепь натянулась. — Ты прекрасно знаешь, что хозяин положения я, и тебе придется выполнять то, что я прикажу.

Где‑то в глубине души — пропади все пропадом! — он даже хотел, чтобы она стала сопротивляться. Уж на этот раз все пошло бы по‑другому… При мысли о том, как именно по‑другому все происходило бы, его обдало жаром. Но еще жарче разгорелась ее ярость.

— Плевать я хотела на то, что ты хозяин положения и принимаешь решения без меня.

— Зря. Пора к этому привыкнуть. — Николас подошел к кровати, вытащил пистолет из‑за пояса и положил его на пол у изголовья, чтобы был под рукой. Свечу поставил рядом. Потом с усталым вздохом опустился на матрац. — Вам надо поспать, леди. Завтра нам предстоит дальняя дорога.

Она немного помолчала.

— А где, по‑твоему, я должна спать? — наконец возмущенно спросила она. — На полу?

Возле очага, скребнув коготками, мелькнул маленький зверек.

— Я бы не советовал, — ответил Николас сухо. Он слышал, как она учащенно дышала.

— Джентльмен уступил бы мне кровать.

— Боюсь вас огорчить, леди, но здесь нет ни одного джентльмена на сотню миль в округе, а что касается меня, то я и не подумаю уступить вам кровать. Так что‑либо ложитесь со мной, либо вам придется спать на полу. — Наклонившись, он загасил свечу, и все погрузилось в темноту. — Выбор за вами, мисс Делафилд.

Date: 2015-09-22; view: 263; Нарушение авторских прав