Глава 6. «Сумасшедший». Это слово громче пистолетного выстрела эхом отдавалось в голове Сэм

«Сумасшедший». Это слово громче пистолетного выстрела эхом отдавалось в голове Сэм. Но когда он решительно двинулся с места, крепко ухватив ее за локоть, ей не осталось ничего другого, кроме как подчиниться.

Он быстро шел в сторону леса, не обращая внимания на рану. Кандалы сильно затрудняли движение, цепь цеплялась за каждый камень и каждую ветку на пути, но он шагал широко, и Сэм с трудом поспевала за ним.

Она еще не пришла в себя после головокружительного спуска на дно оврага; избитое тело болело, голова кружилась. Они почти бежали, стволы деревьев и лучи пробивающегося сквозь кроны деревьев солнца слились в одну неясную, цветную картину. Сэм не могла не только говорить, но даже думать: в голове не было ни одной связной мысли, а только пронеслись, сменяя друг друга, страшные воспоминания. Кулаки, безжалостно молотящие Суинтона. Кровь. Пистолетные выстрелы. Сверкнувшее лезвие ножа. Безжизненные глаза Лича, уставившиеся в небо.

Какое‑то время Сэм просто покорно бежала рядом, пока, наконец, в затуманенном мозгу не возникла первая мысль. Словно луч солнца, пробившийся сквозь листву, мысль эта сформулировала совершенно отчетливо: ей не грозит Лондон, где ее ждет ненавистный дядюшка, но она, похоже, попала из огня да в полымя и сейчас вынуждена безропотно подчиняться совершенно незнакомому и, как ей казалось, опасному человеку.

— Н‑нет! — задыхаясь, крикнула она, вырывая свою руку.

Он продолжал тянуть ее за собой, не обращая ровным счетом никакого внимания на ее протесты.

— Остановись! — Сэм отчаянно старалась стряхнуть с локтя его руку, на бегу лихорадочно соображая, как бы сбежать от него. Но колодки!… — И надо найти кузню.

— В каждом городишке на многие мили в округе еще до заката солнца все полицейские будут поставлены на ноги. — Нагнувшись, он проскользнул под низко нависшими ветвями, но скорости не сбавил и не ослабил хватку на ее плече.

— Н‑но я не думаю…

— Мне, черт возьми, совершенно безразлично, что ты думаешь, — пробормотал он, продолжая тащить ее за собой.

— Я не пойду с тобой в Каннок‑Чейз! — Сэм резко остановилась, упершись в землю каблуками.

От неожиданности он потерял равновесие и упал лицом на землю, а цепь, резко натянувшись, свалила с ног и Сэм. Взмахнув руками, она с испуганным криком хлопнулась плашмя на спину, подняв в воздух фонтан сухих листьев и сосновых иголок.

Сэм лежала на земле, хватая ртом воздух. Все тело у нее болело — избитое, исцарапанное. Пульсировала от боли щиколотка левой ноги, натертая тугим железным кольцом.

Он первым поднялся на колени, изрыгая ругательства. Подчиняясь инстинкту самосохранения, она хотела было отползти от него подальше, но не успела. Он схватил ее и повалил на листья.

Сэм завизжала, пытаясь сбросить его с себя, но он придавил ее к земле, навалившись всем своим весом. У нее перехватило дыхание, даже кричать она больше не могла, а в мозгу проносились ужасные картины насилия. Давние картины.

Ее дом… врываются озверевшие бандиты… служанки умоляют пощадить их, а бандиты хватают, наваливаются. Мама, отец, где вы… бандиты грубо гогочут, срывая с девушек одежду. Набрасываются на них, словно похотливые животные… девушки кричат, кричат от боли…

К ней вернулся голос, и она выдавила из себя:

— Нет!

Молотя его кулачками, Сэм боролась изо всех сил. Нет, она никогда не позволит мужчине проделать с собой такое. Никогда. Никогда.

— Слезай с меня! Убирайся…

— Заткнись! — Он схватил ее за запястья и прижал руки к земле. — Заткнись и помолчи хоть нару секунд, черт тебя возьми…

— Отпусти меня! — Господи, она до этой минуты и не догадывалась, что ее может ждать. Он так пригвоздил ее к земле, что убежать не удастся, она совершенно беспомощна. — Не трогай меня! Убери руки! Только тронь, и я тебя убью, клянусь!

Бродяга глядел на нее со смешанным чувством удивления и гнева на хмуром лице. Потом догадка сверкнула в его глазах, и он немного приподнял свое тело.

— Не беспокойся, ангелочек. — На губах его появилась издевательская ухмылка. — Я не это имел в виду. Я ведь не забыл, что вчера случилось с мужчиной, который попытался… завязать с тобой дружеские отношения.

Сэм смутилась и недоверчиво взглянула на него. Может быть, он всего лишь смеется над ней?

Она снова попыталась вырваться из его рук.

— Я тебя отпущу, — продолжал он, снова помрачнев, — как только ты успокоишься.

Несмотря на раненое плечо, он без труда справился с ней. До сих пор она и не подозревала, какая сила таится в его поджаром, мускулистом теле. Если он захочет овладеть ею… Сердце у нее гулко забилось, и Сэм замерла от ужаса, поняв, что сопротивляться бесполезно.

Как ни странно, но, как только она перестала сопротивляться, он ослабил хватку и никаких попыток изнасиловать ее, не предпринимал.

Сэм усилием воли снова загнала ужасные воспоминания в самый дальний уголок сознания, где они все это время и жили. Ей не раз приходилось видеть похоть в глазах мужчин, так что она научилась ее распознавать, в его глазах она не увидела ничего подобного.

— Так‑то лучше, — проворчал он низким голосом, когда она расслабила мышцы.

Сэм казалось, что этот низкий голос отдается, где‑то внутри нее.

— А теперь, ваша светлость, я хочу, чтобы вы выслушали меня с полным вниманием, потому что я не намерен повторять.

— Мне безразлично, о чем ты собираешься говорить.

— Это, черт побери, прискорбно слышать, потому что ты и я связаны одной цепью. — Он поморщился. — Тебе это не нравится, мне тоже не нравится, но мы связаны. Поэтому пока я не найду какой‑нибудь способ разбить эту проклятую цепь, ты пойдешь туда, куда я скажу, и будешь делать то, что я велю.

— Я не подчиняюсь ничьим приказаниям, кроме своих собственных. — Сэм сама удивилась своим словам.

— Теперь будешь подчиняться. В противном случае, предупреждаю, еще одна подобная штучка, которую ты выкинула сейчас, может закончиться для одного из нас сломанной йогой или сломанной шеей…

— Я пойду, куда захочу, и буду делать, что захочу, и не позволю собой командовать.

Сэм понимала, что говорит глупости. Они связаны цепью. О какой независимости можно говорить, если она даже отойти от него на приличное расстояние не может? Внезапно Сэм разозлилась. — Я не просила тащить меня с собой. У меня был отличный собственный план.

— Соблазнить этого веснушчатого трусливого мальчишку? И ты называешь это планом?

Она задохнулась от возмущения.

— Я не собиралась… Так, значит, ты подумал…

— Только слепой не заметил бы, что ты предлагала свою благосклонность в обмен на его помощь.

Сэм была потрясена.

— Неправда! Я просто хотела… чтобы он сжалился надо мной… и помог мне.

— О да, вот это настоящий план! — Он расхохотался. — Ты решила, что бедный малый так расчувствуется, что освободит тебя? А что при этом будут делать остальные охранники? Молча наблюдать за всем этим? А потом позволят тебе уйти? Блестящий план, ничего не скажешь. — Смех стал издевательским. — Если бы не я, ваша светлость, то к концу этой недели вы болтались бы в Лондоне на виселице.

У нее вспыхнули щеки. Опять он выставил ее круглой дурочкой. Смеется над ней, будто она какая‑нибудь безмозглая курица.

— Мне не нужна ничья помощь, ты меня слышишь? Ни от тебя, ни от кого другого!

— Прекрасно. А я и не собирался предлагать тебе помощь. — Тяжело дыша, он на мгновение закрыл глаза, явно страдая от боли. — Мы не сможем уйти от погони, если будем тянуть в разные стороны. Так что, ангелочек, лучше тебе слушаться меня, и тогда мы с тобой прекрасно уживемся.

— Я не собираюсь уживаться с тобой. — Во взгляде изумрудно зеленых глаз мелькнула угрожающая искорка.

— Этот вопрос не подлежит обсуждению, ангелочек. Командовать здесь будет один человек — я. — И, не дав ей времени возразить, он встал сам и поставил на ноги Сэм с такой же легкостью, как до того прижал к земле.

В камере из‑за слишком низкого потолка он был вынужден пригибаться, но сейчас, когда он стоял в полный рост, Сэм поразилась тому, как высок этот человек. Она достигала ему до подбородка, а глаза ее были на уровне второй пуговицы его рубахи.

Сердце Сэм по‑прежнему билось гулко, неровно.

— Я советую вам, ваша светлость, — продолжал он повелительным тоном, — попроворнее передвигать ваши изящные ножки. — Бросив суровый предостерегающий взгляд, он повернулся и быстро зашагал к лесу.

Час спустя беглецы уже шли по Каннок‑Чейз. Сначала Сэм то и дело спотыкалась, но, в конце концов, приноровилась к его широкому шагу. Он ни разу не остановился. Не передохнул. Они то шли, то почти бежали. У Сэм силы были на исходе, ноги горели. Ветви деревьев цеплялись за ее волосы. Колючки и кустарники раздирали юбки. Ветви так переплелись вверху, что не пропускали солнечные лучи, но тень здесь уже не казалась приятным охлаждающим бальзамом, а напоминала скорее холодный, липкий воздух склепа.

Каннок‑Чейз, несомненно, заслуживал свою зловещую репутацию. Тени здесь казались темнее, а резкие ароматы вечнозеленой растительности и влажной земли внушали неясный суеверный страх. Казалось, что здесь даже воздух другой, древний и дикий.

Сэм никак не могла избавиться от этого неприятного ощущения. Она уговаривала себя, что все это ей просто кажется от усталости. От усталости, в которой виноват ее безжалостный попутчик. Ей вспомнились его слова: «Или они меня, или я их. Я обычно выбираю второе».

Это она давно поняла. Ему ни до кого, кроме себя самого, нет дела. Каждый раз, когда она падала и просила остановиться и передохнуть, он неумолимо тащил ее дальше. Бессердечный человек. К страху и обиде, которые она к нему испытывала, добавилось еще одно чувство — глубокая неприязнь.

Сэм поскользнулась на мокрых листьях, ее спутник хотел, было поддержать ее, но потерял равновесие, и они оба упали.

Сэм лежала на липких, сырых листьях и тяжело дышала, дрожа от усталости.

— Я не м‑могу, — пробормотала она. На глаза навернулись слезы. — Н не могу… идти дальше.

На этот раз он не стал спорить с ней, видимо, решив дать ей отдохнуть, и Сэм с облегчением закрыла глаза. Тишину вокруг нарушало только их затрудненное дыхание.

Наконец Сэм села, закусив губу, чтобы не застонать, и прислонилась спиной к стволу дерева, подолом нижней юбки вытерла с лица пот, ручьями стекавший по шее, и попробовала причесать пальцами безнадежно спутавшиеся волосы. Украдкой взглянула на своего вынужденного попутчика. Тот лежал с закрытыми глазами, бледный и измученный. Раненое плечо сильно кровоточило, и спина рубахи была красна от крови.

О Господи, помоги мне!

Во рту у Сэм пересохло. Сердце по‑прежнему учащенно билось. Словно почувствовав взгляд, он открыл глаза. Их взгляды встретились, и сердце ее забилось чаще.

Бродяга лежал, растянувшись на листьях, — волосы всклокочены, зеленые глаза блестят, плечо окровавлено. Казалось, что он свой в этом диком месте. Раненый хищник. Таинственный, непредсказуемый и способный на любое… зверство.

Все еще тяжело дыша, он перевел взгляд вниз, на ее ноги.

— Подойди сюда.

Сэм замерла. Голос у него звучал слабее, чем раньше, но она не хотела рисковать. Оглядевшись, она поискала что‑нибудь… чем можно было бы защититься. Камень. Палку. Что угодно.

— Я сказал: подойди сюда, — теряя терпение, повторил он.

Сэм не подчинилась. Тогда он протянул руку и схватил ее за ногу.

— Что ты делаешь? — Сэм попыталась вырваться. — Убери от меня руки!

— С удовольствием, — устало согласился он. Дотянувшись рукой до ее туфли, снял ее.

— Больше всего на свете я хочу убрать от тебя руки, отцепить тебя и отделаться от тебя навсегда.

Он набросился не на нее, как она ожидала, а на кольцо, сжимавшее ее лодыжку.

Сэм перестала сопротивляться, прикинув, что в случае чего сможет ударить ногой в раненое плечо. А сейчас без особой необходимости злить его не стоит, решила она, К тому же она, наконец, поняла, что он намерен всего лишь стащить кольцо с ее йоги.

А вдруг что‑нибудь получится?

— Если бы у нас было… — Она оглянулась вокруг и, набрав в руку горсть глинистой грязи из под листьев, размазала ее по коже.

— Давай! — бормотал он, борясь с кольцом. — Давай же!

Держа одной рукой ее голую ногу, а другой кольцо, он поворачивал их то так, то этак, пытаясь заставить кольцо соскользнуть с косточки на лодыжке.

— Оно сидит слишком туго и забито болтом, — вздохнула Сэм. — Оно не слезет.

Выругавшись, он ее отпустил, снова улегся на листья и швырнул грязную туфельку ей в колени.

— Превосходно, — проворчал он. — Из всех воровок Англии я оказался прикованным к самой большеногой.

Сэм отползла от него, насколько позволяла цепь.

— Я была бы очень признательна, если бы ты оставил при себе свое мнение. — Она говорила холодно и равнодушно, но щеки ее пылали.

Сэм вытерла ногу и натянула туфельку. Нога болела, лодыжку саднило. Но откуда это странное ощущение тепла? Сэм словно чувствовала прикосновения пальцев своего спутника.

— Я не виновата, что кольцо такое тугое. — Она сердито взглянула на растянувшегося на земле мужчину. Потом пробормотала еле слышно: — А ноги у меня совсем небольшие.

— Теперь, черт возьми, это не имеет никакого значения, — проворчал он. — Тут может помочь либо направленный удар молнии, либо кузнец, а без этого мне, судя по всему, от тебя не избавиться. — Он взглянул на удлинившиеся тени. — До наступления темноты осталось два часа. Вы готовы поднажать, леди Большеножка?

Она пропустила мимо ушей обидное прозвище, но при слове «поднажать» у нее заныл каждый мускул.

— Нет, — простонала она. — Нет, не готова. Разве нельзя отдохнуть подольше?

— Нет, нельзя, если не хочешь снова оказаться в тюрьме. — Он сел. — Как только разнесется весть о побеге опасных преступников, убивших двух полицейских, и об обещанных вознаграждениях за их поимку, каждый полицейский, да и просто каждый законопослушный гражданин, жаждущий денег, бросится в погоню. К утру, если не раньше. А уж если они прихватят с собой собак…

Не договорив фразу, он устало провел по лицу рукой.

Сэм испугалась. Собаки. Десятки людей, умелых, опытных людей, с собаками будут охотиться за ней. Бродяга прав. Им придется идти, чтобы успеть как можно дальше отойти от того места, где лежат те двое. Как можно дальше.

Внезапно она разозлилась.

— Ты что же, даже не подумал обо всем этом перед прыжком из повозки? Или ты так далеко не загадываешь? Может быть, ты вообще ни о чем не думал?

— Думал, — ответил он, — но я не рассчитывал на твою приятную компанию, ангелочек. Я предполагал к этому времени быть далеко отсюда. Ты очень замедляешь мой шаг. — Он протянул руку, чтобы развязать повязку на плече. — Прежде чем мы двинемся дальше, осмотри‑ка эту проклятую рану.

Она чуть не плюнула ему в лицо. То он ее оскорбляет, то ждет, чтобы она ему помогала.

— Я и пальцем не пошевелю, чтобы помочь тебе, — сказала она, четко выговаривая слова и сложив на груди руки.

Бродяга стиснул зубы и поморщился, снимая пропитавшуюся кровью повязку.

— Послушай, — напряженно сказал он. Капли стекали со лба по лицу и исчезали в бороде. — Ты понимаешь, что случится с тобой, если я потеряю сознание от потери крови? Или умру? — Он разом отрезвил ее. — Ты не сможешь сдвинуться с места, прикованная к ста восьмидесяти фунтам мертвого веса, ангелочек, и беспомощная, как тушка рождественского голубя, приготовленная для жарки на вертеле, будешь ждать, когда тебя разыщут. Если только их не опередят собаки. И учти: с беглыми преступниками, убившими двух полицейских, стражи порядка обычно слов не тратят и позволяют пулям говорить вместо себя.

Сэм испугалась до смерти, представив себе эту страшную картину.

— Но я не убивала полицейских.

— Сомневаюсь, что у тебя будет время на объяснения.

Они долго молча смотрели друг на друга. Реальность вдруг высветилась с такой отчетливостью, будто на нее упал горячий луч заходящего солнца.

Бродяга первым нарушил молчание.

— Если я умру, то умрешь и ты, — просто и ясно сказал он. — Если я выживу… — он сделал паузу, — …то выживешь и ты.

Сэм усилием воли взяла себя в руки. Он не выносим. Наглец. Бессердечный, невоспитанный, законченный эгоист. Но он говорил правду, это она понимала. И если она хочет жить, она должна слушаться его. Что же, придется на время отказаться от своего принципа ни от кого не зависеть. — Если я тебе помогу, я стану твоей соучастницей.

Не сказав в ответ ни слова, бродяга вытащил из‑за голенища нож Суинтона. У нее замерло сердце. Он опасен. Она забыла добавить к его характеристике слово «опасный», а это самое верное определение его натуры. Нет, он не может убить ее. Ом не убьет ее, чтобы снасти собственную шею от виселицы.

Странный спутник ее подкинул нож почти неуловимым движением и поймал за лезвие. Потом передал нож ей, словно оливковую ветвь мира.

— Ты ведь достаточно умна, чтобы понять, что я говорю правду, не так ли, ангелочек? — Голос у него был низкий, тихий, и в кои‑то веки в нем не чувствовалось насмешки.

Сэм помедлила, нерешительно переводя взгляд с его изумрудно зеленых глаз на блестящее лезвие. Потом пальцы ее сомкнулись на рукоятке, и сразу же в голове пронеслась новая мысль. Она искала оружие… а теперь вот оно, у нее в руках.

Будто прочитав ее мысли, он спокойно заметил:

— Я не стал бы этого делать.

Мягкость тона не позволяла истолковать его слова превратно. Это было спокойное напоминание о том, что она не посмеет напасть на него, она бессильна перед ним. Даже с ножом в руке.

Сэм успокоилась. Пока их связывает цепь, им придется помогать друг другу, чтобы выжить. А когда они освободятся от оков, каждый пойдет своей дорогой. Пока же придется терпеть его присутствие — от этого зависит и ее жизнь.

Сэм вздернула подбородок.

— Что я должна с этим делать?

— Извлечь пулю, — коротко ответил он, будто это само собой разумелось.

От удивления Сэм открыла рот.

— Ты… шутишь?

— И не думаю. — Повернувшись к ней спиной, он начал расстегивать рубаху.

— Но я не смогу… я не умею. Я никогда…

— Придется. Я что‑то не вижу здесь врача. У меня нет выбора и времени тоже нет. Я должен идти дальше.

Сэм с раздражением заметила, что он все время говорит «я», как будто она не существует швее, будто она всего лишь обременительный груз на другом конце цепи.

При одной мысли о хирургической операции ее начало подташнивать. Самое большее, что она, когда‑либо делала в этой области, — это починила сломанную руку у фарфоровой куклы Джесс в двенадцать лет. Но спорить с ним бесполезно, это она уже поняла.

Сэм нерешительно придвинулась к нему. Руки у нее дрожали, губы шептали молитву.

— Бесполезно просить помощи у Бога, — Он расстегнул, наконец, красную от крови рубаху. — Лучше смириться с тем, что ему до нас нет никакого дела. — Он снял рубаху, резко отодрав от рапы.

Сэм отвела глаза. Столько крови! На мгновение закружилась голова, и лес качнулся в глазах. Крепко зажмурив глаза, она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы не потерять сознание.

— Эй, ты не собираешься упасть в обморок, а? — Он оглянулся.

— Нет, — решительно ответила Сэм.

— В таком случае не тяни время и приступай. — Он лег на живот, положив рубаху вместо подушки на скрещенные руки. Потом, подумав, поднял с земли палку и сжал ее зубами.

У Сэм пересохло в горле при взгляде на своего пациента, готового стоически перенести боль. Она сделала шаг — цепь натянулась.

— Мне не дотянуться отсюда. Цепь коротка.

Он подобрал под себя правую ногу, высвобождая цепь.

Набрав побольше воздуха, чтобы успокоиться, Сэм села рядом. Твердо, решив доказать, что она не такая уж слабая женщина, как он, видимо, думает, она собрала все свое мужество и подняла нож. Наклонившись над раной, Сэм замерла: возле лопатки зияла настоящая дыра с маленьким, совершенно круглым отверстием.

— Глубокая. А у нас нет ничего обезболивающего…

Он выплюнул изо рта палку.

— Да, было бы здорово иметь сейчас под рукой бутылку рома. Не видишь ли где‑нибудь поблизости трактира? — Голос его звучал глухо, видно, у него было мало сил. — Давайте‑ка, ваша светлость, делайте свое дело без лишних слов.

— Но я даже не знаю, что мне надо найти.

— Кусочек свинца. — Он снова взял в зубы палку и продолжал говорить сквозь сжатые зубы: — Кость белого цвета, так что спутать невозможно.

У Сэм снова закружилась голова. Он больше ничего не сказал, отвернулся и закрыл глаза; все его мускулы напряглись.

Взяв себя в руки, Сэм снова подняла нож, шепча молитву, и осторожно приступила к работе.