Глава 47. — Я на вас сердита, сэр! — воскликнула Маргарет, догнав Дугласа на восточной дороге, ведущей к скалам

— Я на вас сердита, сэр! — воскликнула Маргарет, догнав Дугласа на восточной дороге, ведущей к скалам.

Он возобновил свои утренние прогулки. Она приехала в Эджвуд спозаранку, но уже не застала его. Еще одна маленькая неприятность к длинному списку уже случившихся, которые преследовали ее с самой ночи праздника у Альберты.

Она по‑прежнему не могла поверить, что Себастьян, по крайней мере тот рассудительный Себастьян, ни разу не появился во время долгого путешествия в Шотландию и ей пришлось терпеть Ворона, холодного, надменного, молчаливого наемника. Этот неприятный человек уж точно сделал бы то, что пообещал, попытайся она спорить с ним. И она, редкостная идиотка, вовсе не желала возражать ему и поэтому покорно принимала все, что он ей уготовил.

Господи, она глупо надеялась, что, если они поженятся, он останется с ней, в Англии, и действительно захочет стать ее мужем. Эти надежды еще теплились, когда он поцеловал ее в церкви после подписания всех бумаг. Властный, горячий поцелуй помог ей отбросить сомнения. Маргарет даже показалось, будто он пробормотал, что любит, когда обнял ее, перед тем как выйти из церкви и оставить одну.

Когда она выбежала наружу, его уже не было. Джон и Тимоти тоже исчезли вместе с лошадьми, и Маргарет залилась слезами. Она знала, знала в душе, что так случится! Хотя Себастьян всю дорогу сидел в карете вместе с ней, все же привел своего коня. И, совершив «благородное деяние», посчитал свою миссию законченной и, вне всякого сомнения, направился к ближайшей пристани, чтобы сесть на идущий в Европу корабль.

— Я ожидал тебя раньше, — нерешительно заметил Дуглас.

— Неужели? Итак, откуда начать? Сначала была безумная скачка в Шотландию, когда мы ни разу не остановились на ночлег. Если остановки и были, то лишь затем, чтобы захватить корзинки с едой и удовлетворить естественные потребности. Уверяю, заснуть в мчащемся во весь опор экипаже почти невозможно.

— Так он женился на тебе?

Маргарет нервно дернулась.

— А вы думали, что он ослушается после разговора с вами?

— Я не был уверен, — признался он. — Потому что, черт возьми, ни в чем не был уверен с его возвращения. Он… изменился. И я больше не знаю, что он чувствует и о чем думает.

— Все равно, что иметь дело с чужим человеком? Да, понимаю. Но теперь он таков. В нем ничего не осталось от прежнего Себастьяна. Тот умер вместе с Джайлзом.

Жестокая откровенность. Даже для нее. Но в этот момент она была слишком раздражена, чтобы ходить вокруг да около. Дуглас казался потрясенным, хотя она могла и ошибаться. В последнее время она, похоже, совершенно разучилась судить здраво.

— Как я и говорила, — продолжала Маргарет, — можно было вернуться скорее, но пришлось провести весь день в постели, чтобы хоть немного оправиться от тягот пути. Потом колесо кареты сломалось. Не до того, как я слегла в постель, нет, этому нужно было случиться именно потом, чтобы задержать меня еще больше!

Дуглас явно смутился и, помедлив, пробормотал:

— Не стоит извиняться за то, что медовый месяц оказался таким коротким.

Маргарет хлопнула глазами. И наверное, залилась бы истерическим смехом, не будь она так зла на Таунсендов, как отца, так и сына.

— Кажется, я забыла упомянуть, что он бросил меня у алтаря? Лично я предпочла бы, чтобы это произошло до того, как он женился на мне, но нет, сначала он подписал бумаги, а потом покинул, даже не попрощавшись. Надеюсь, вы понимаете, что теперь процедура развода, вместо того чтобы произойти на словах, будет для меня весьма затруднительной? Придется отправиться в Лондон, нанять поверенного, появляться в суде…

— В таком случае не разводись.

— Прошу прощения, вы о чем? И с чего это я должна оставаться женой человека, которого больше никогда не увижу?

— Потому что я ни на секунду не верю, что ты больше никогда его не увидишь. Он был достаточно увлечен, чтобы погубить твою репутацию, не так ли?

— Моя репутация в полном порядке, благодарю вас, — фыркнула она.

— Но если ты потребуешь развода, тебя не станут принимать в обществе.

— Вздор. Причины развода достаточно веские, и я заслужу горячее сочувствие, и даже сострадание, всех местных дам. Этот человек бросил меня. Сбежал. Вы ошибаетесь, если думаете, что он действительно питает ко мне нежные чувства. Он не испытывал ко мне ничего, кроме похоти.

Она вовсе не собиралась быть столь откровенной. Что это на нее нашло?

— Мэгги, ты не сможешь убедить меня, что поддалась похоти. Ты ведь любишь его, так?

— Не то чтобы это имело какое‑то значение, — вздохнула девушка, — но да. Люблю.

— Ты сказала ему?

— Разумеется, нет! Признаю, я полная дура, но не настолько же! И он ничем не дал понять, что отвечает на мои чувства. Прежде чем открыть сердце, женщина нуждается в поощрении. Теперь ваша очередь сказать правду, Дуглас. Вы надеялись, что женитьба заставит Себастьяна остаться в Англии?

— Я подумывал об этом, но только после того, как вы в ту ночь покинули дом герцогини. Но совсем не поэтому настаивал, чтобы он на тебе женился.

— В таком случае почему?

— И ты еще спрашиваешь? Он Таунсенд. Мой сын не смеет обесчестить даму из хорошей семьи и не исправить содеянное!

Маргарет недоверчиво уставилась на него:

— Вы слышали, что сказали только сейчас? Ваш сын? Вы еще не поняли, что он больше не считает себя таковым? Мало того, что его изгнали из дома, вернувшись, он обнаружил…

— Мэгги, послушай меня, — перебил он так поспешно, словно боялся передумать. — Теперь ты его жена, по крайней мере пока, и я намеренно отстранился от тех, с кем бы мог откровенничать.

— То есть как это?

— Намеренно, заметь. Я чувствую, что не достоин плеча, на котором могу поплакать.

Маргарет нахмурилась, не совсем понимая, куда он клонит, но тут же догадалась и печально покачала головой.

— Вы сожалеете, что выгнали его тогда?

— Разумеется.

— Но почему же вы ему об этом не сказали? Почему хотя бы не признались во всем матери, вместо того чтобы все эти годы жить в молчании?

— Потому что я заслужил ее презрение, но даже это — недостаточное для меня наказание. Я не позволю себе принять от нее утешение. Себастьян уехал. Никто не может снять с меня вину за это.

— Вы так долго мучились?

— О да. И поверь, я даже не сердился на него. Скорее из‑за него, зная то, что сделал он, уничтожит прежде всего его самого. Но я позволил гневу взять верх над собой. И жесточайшее похмелье наутро, после проклятой дуэли, тоже не помогло делу, потому что накануне вечером я бессовестно надрался из‑за всей этой истории с Джайлзом. Но как только пары спиртного и злость покинули меня, а голова перестала раскалываться, я вспомнил, что сказал сыну. И даже тогда не думал, что он понял мои слова буквально. И когда решил найти его, объяснить, что я ничего подобного не имел в виду, его уже не было.

— И вы никого за ним не послали?

— Нет. Я отправился сам. Угадал, куда он направляется, но к тому времени, как добрался до Дувра, его судно уже подняло якорь. Я сел на следующее, но… так и не нашел сына. Все эти годы я посылал людей на поиски, но он словно исчез с лица земли.

— Или изменил имя, что он и сделал. Но ради всего святого, Дуглас, почему вы не сказали всего этого Себастьяну, пока он был здесь?

— И ты еще спрашиваешь? После того, как сама все сказала? Я тоже не собирался открывать свое сердце. Мне ни разу не показалось, что он готов выслушать меня. Мало того, со мной он был холоднее надгробной плиты. Он ни за что не простит меня. И мне ли его винить, когда я сам себя не прощаю?