Возникновение собственно христианского чина

Такой запрет был, очевидно, половинчатым решением, поэтому совершенно логичным и последовательным было создание собственно христианского чинопоследования, которое показывало бы христианам, что ожидает Церковь от их брака и как высоко она его рассматривает. Этот прямой конфликт с «мiрской» свадьбой является одним из основополагающих принципов для развития христианского богослужения заключения брака как на Востоке, так и на Западе. Если в дохристианском мiре (как в иудаизме, так и в греко-римской среде) раввины и языческие священники не были «предстоятелями» при заключении брака и лишь приглашались родителями молодоженов для участия в домашнем празднике, христианская Церковь пошла принципиально иным путем отделения своего благословения от «народной» свадьбы.

Не вдаваясь в детали, мы можем выделить в этом процессе в IV—VI вв. три основных признака — временн о е и пространственное разделение церковного и светского праздников, а также новая роль священника как совершителя церковного Таинства брака.

Пространственное отделение выразилось в совершении церковной церемонии именно в храме — месте, где Церковь могла сама определять богослужебные формы и требуемый порядок. Однако простой перенос свабедных торжеств в храм не всегда мог привести к желаемым результатам в то время. Так, мы встречаем в деяниях западного Клермонтского Собора (535 г.) правило, запрещающее использовать церковные сосуды для свадебных торжеств, «да не осквернятся нечистым прикосновением и неподобаюшей мiрской торжественностью».[14] Это правило может показаться нам странным, но новообращенные язычники, очевидно, просто переносили свадебный разгул в храм, и поэтому возникала острая необходимость создания собственно христианской службы, где все будет «по чину и благонравно».

Что касается временного разделения мiрской свадьбы и церковного благословения, то наиболее ярко оно проявилось на Западе, где Цезарий Арльский (502—542) установил, что молодые должны прийти в храм за 3 дня до своей свадьбы, чтобы получить церковное благословение.[15] Тем самым подчеркивалась четкая дистанция и приоритет церковного чина по отношению к «светскому».

Эта отделенность была оправдана и существовала только в IV—VI в., когда Церковь активно проводила свою миссию как среди народов империи, так и за ее пределами. Однако впоследствии, когда общество стало более христианским, необходимость такого пространственно-временного разделения отпала.

В античности на Востоке «венчание» (στεφανομα) происходило после передачи руки невесты жениху и оба эти символические действия совершал отец невесты. Но из послания Григория Богослова Проклу, чья дочь недавно вышла замуж, и на чьей свадьбе он не смог присутствовать, следует, что в его время их уже совершает епископ. Он пишет: «Я желал бы быть при этом и праздновать вместе с вами, и соединить руки молодых, и передать руки обоих — в руку Божию.»[16] Интересно мнение святителя, что лучше было бы, если бы возложение венков совершал отец невесты, а он только сопровождал его молитвами: «их (отцов невесты) — венцы, наши (епископов) — молитвы»[17]. Однако такие мысли о сохранении активного участия родителей при заключении брака их детей являются скорее исключением и все дальнейшее развитие показывает, что чинопоследование заключения брака характеризуется предстоянием епископа или священника.