Русские Боги – это наши предки

Поэтому, характер взаимоотношения древних русских и их Богов был принципиально другим, нежели в христианстве.

В отличие от христианства, русские не унижались перед своими Богами. Никогда не стояли перед ними на коленях, никогда по рабски не гнули спину, никогда не целовали руки жрецам.

Они, понимая всё превосходство своих Богов, в то же время, чувствовали естественное с ними родство.

Основное чувство, по отношение к Богам, у христиан – это страх, у древних римлян – уважение, у славян – любовь.

Славяне не скулили и не вымаливали у Богов прощение за несуществующие грехи, подаяние или спасение.

Если славяне чувствовали свою вину, то они искупали её не молитвами, а конкретными делами. Славяне жили своей волей, но и стремились согласовывать свою волю с волей своих Богов.

Во время молитвы, славяне сохраняли гордость и мужественность. Молитвы славян – это, в основном, хвала и славословие Богам, обычно, носящее характер гимна.

Славяне славили своих Богов, отсюда и идет понятие «славяне». Перед молитвой полагалось омовение чистой водой, желательно всего тела или, как минимум, лица и рук.

Русское (как и греческое, и римское, и любое другое) язычество, в отличие от христианства, воспитывало гордых, смелых, жизнерадостных, сильных духом, независимых личностей, людей чести и достоинства, не терпящих издевательств над собой и умеющих за себя постоять.

Каждый русский мужчина, вне зависимости от призвания, в первую очередь, должен был, по духу, быть воином, способным, в случае необходимости, защитить самого себя, свою жену и детей, своих близких, свою Родину.

Иудаизм воспитывает в людях психотип рабовладельца, христианство воспитывает психотип раба, а язычество воспитывает психотип свободного человека, господина самого себя.

Христианская догма одноразовой жизни порождает страх смерти. Язычники ценили и любили жизнь, но никогда не боялись смерти. Они понимали, что никакой абсолютной смерти не существует.

В язычестве смерть – это конец одной формы жизни и одновременно начало рождения новой формы жизни.

Приведу аналогию. Как рождается человек? Вначале человек зарождается и живёт в чреве матери.

Там свой, другой мир – там нет света, других существ, звуков, воздуха, ограничено пространство, ограничена свобода и т. д.

И в этом другом мире человеческий зародыш живёт около 9 месяцев. Он привыкает к этому миру, ему в нём удобно и безопасно.

Наконец, наступают роды. Этот момент, чаще всего, болезненный и мучительный. Ребёнок переходит из одного мира в совершенно другой.

Старый мир его отторгает, и жизнь перетекает в другой мир. В процессе рождения, ребёнок испытывает страх, его выбрасывают из привычного и удобного мира.

Ему кажется, что жизнь кончилась, что он умирает. При рождении, ребёнок мучительно проходит через матку и влагалище, как через туннель входа в новый мир.

Все свидетельства тех людей, кто пережил клиническую смерть аналогичны. Все описывают движение через какой‑то туннель, трубу, коридор, колодец и т. п.

В хорошей семье рождающегося ребёнка уже ждут и встречают на этом свете его близкие, попавшие на этот свет раньше его.

Когда человек умирает в этом мире и переходит на тот свет, там его тоже уже ждут и встречают его близкие, ушедшие туда раньше его.

Физическая смерть – всего лишь дверь для перехода к другим формам жизни.

Душа человека переходит вместе с наработанной человеком кармой в другой мир. Героическая жизнь и героическая смерть – это переход на другой более высокий уровень жизни.

Тело язычника – это ножны для клинка духа.

У меня нет учителя,

Жизнь мой учитель.

У меня нет властителя,

Карма мой властитель.

У меня нет оружия,

Непоколебимая воля – мое оружие.

У меня нет крепости,

Непоколебимый дух – моя крепость.

И я умираю вновь

Чтобы родиться таким, каким я хочу.

(Гимн из Ригведы – священной ведической книги).

Женщины, общаясь с язычником, чувствовали в нём не только мужчину, как самца, но и мужчину, как потомка Богов – источник мощной духовной силы, смелости, уверенности и любви.

Поэтому, любовь женщины к язычнику носила неизмеримо более сильные формы страсти, которые не могут быть сравнимы с любовью женщины к духовно немощному христианину.