Г. Тульская область. Комбинат 'Эталон'. — Ты что сдурела что ли? — в перерыве между душившим его кашлем сказал Егор, глядя на потирающую ушибленный затылок девушку

— Ты что сдурела что ли? — в перерыве между душившим его кашлем сказал Егор, глядя на потирающую ушибленный затылок девушку, — я бы тебя того… вообще убить бы мог.

— И я тебя, — она достала зеркальце и принялась рассматривать распухающую левую скулу.

— Какого черта?

— А какого черта ты вырядился скитником?

— Холодно было…

— Ну вот и согрелся, — она улыбнулась и аккуратно, как сигарету взяла уцелевшую хлебную палочку, — весь пакет схомячил, обжора.

— Издевается, — ему бы разозлиться, но отчего-то Егор не мог злиться на эту симпатичную амазонку, несколько минут назад едва не задушившую его.

Пытаясь освободиться от удавки, он скинул с себя напавшего сзади, вложив в бросок всю свою силу, и перестарался.

Хрупкая девушка, пролетев метра три, ударилась о бетонную стену, но как ни странно тут же вскочила и вновь бросилась на Егора. Она замахнулась и он чисто инстинктивно, обороняясь, ударил ее справа. Рыжая бестия (ее великолепная, огненная шевелюра, растрепавшись, мешала ей смотреть) грохнулась навзничь, приложившись затылком о спрятавшийся в сухой траве, камень и потеряла сознание. Егор подошел ближе к растянувшейся на земле девушке.

— Отдохни дорогая, — она действительно будто прилегла отдохнуть. Он наклонился, пощупал пульс. Жива и ровно дышит. Чего не скажешь о нем.

— Кхы-кхы, — где-то у него была вода. Два глотка и стало чуть-чуть полегче. По крайней мере — хрипеть перестал. Он снова посмотрел на симпатичного противника. Да. Спящая красавица. Непослушные пряди волос почти совсем срывают лицо, но эти полураскрытые пухлые губки… так бы и поцеловал, но какое там. Кашель не утихал не на секунду. Сделав еще два глотка, Егор набрал воды в ладонь и плеснул ей в лицо девушки. Глубокий вздох. Ее грудь попыталась совершить побег из рубашки, едва не воспользовавшись отсутствием верхней пуговицы. Глаза открылись. Эти зеленые глаза… И все. Он уже барахтается, безуспешно пытаясь не утонуть в изумрудной бездне.

И вот теперь она сидит, обхватив руками коленки, и насмехается над ним.

— На. Это поможет, — рыжая кинула ему армейскую флягу. Егор отвинтил колпачок и хлебнул. Горло обожгло и вытерев навернувшиеся слезы, он сделал еще перу глотков. Кашель отступил.

— Спасибо.

— Будьте здоровы.

— Слушай. Откуда ты взялась такая — язва.

Тульская школа-интернат № 2, - ее лицо вдруг стало серьезным, — а ты?

— Я из Москвы, — Егор помрачнел.

— Вкусно, — он уплетал уже третью котлету — это произведение искусства из тушенки и размоченных сухарей поджаренное на тушеночном же жире.

— Еще будешь?

— Нет, — Егор посмотрел на оставшиеся котлеты и сглотнул.

— Ешь, ешь. Я еще сделаю. Тут же этого добра — километры.

— Как это у тебя получается? Я бы до такого никогда не додумался.

— А это потому, что у вас, у мужиков с фантазией напряг.

— Ха как это напряг? Все знаменитые художники, писатели, режиссеры — мужики. Да и готовили мужики всегда лучше. Я читал.

— Да? — она отодвинула сковородку от его руки, потянувшейся за очередной котлетой, — ну так иди еще почитай. Вон газет сколько.

— Непростая штучка, — Егор растянулся на диване, поглаживая округлившийся живот. Он покосился на девушку, которая ставила чайник на плитку.

— Оля. Оля. Оленька, — повторял он ее имя про себя, как бы пробуя его на вкус, привыкая к нему. Такое круглое, юркое имя. Кажется, выронишь, и заскачет оно, покатится с горки. Не догонишь.

— Что будешь дальше делать? — она осторожно отхлебнула кипятошного чаю.

— Дождусь этого Лешу и дальше в Москву пойду.

— К родителям, да?

— Да.

— А если от Москвы ничего не осталось?

Он отвернулся к окну. Тишину нарушало лишь потрескивание остывающего чайника и тиканье будильника, обнаруженного Егором в одной из тумбочек.

— Прости, — она поставила дымящуюся чашку на стол и села рядом с ним, — я не хотела.

— Нет, ничего, — он взял ее руку, — я все равно пойду. Я должен все увидеть сам.

— А я своих отца и мать и не видела никогда, — она положила свою ладонь поверх его и несильно сжала ее.

Он вздохнул.

— Может это и к лучшему, — Оля положила голову ему на плечо.

Чтобы им было удобнее, Егор высвободил свою руку и обнял ее за плечо. Уткнулся в пахнущие сеном волосы.

— В стогу ночевала?

— Ага, — она запустила руку в его волосы.

Он тоже, перебирая ее рыжие локоны, добрался до спрятавшегося в них маленького ушка, едва касаясь, провел по нему пальцем. Отведя непослушную челку, Егор решился и поцеловал девушку в лоб. Она закрыла глаза. Потом его губы нежно коснулись ее века, курносого носика и в нерешительности замерли на щеке, рядом с уголком слегка приоткрытых губ, которые, устав ждать, перешли в наступление сами.

Она положила руку ему на бедро. Несколько минут этого губного армрестлинга закончились полной победой представительницы слабого пола. Оля провела никем не запрещенный прием — слегка укусила его за нижнюю губу, и вот уже ее язык вторгся во 'вражеские' владения.

На пол полетел его бушлат, ее куртка, его рубашка, ее кофточка. Комнатная тишина была распорота на двое треском открываемой молнии джинсов. Стукнулись об пол берцы, закувыркались отброшенные в угол маленькие кроссовки, жалобно застонал, предчувствуя недоброе, диван.

Чай на столе уже давно остыл. Между двух стекол билась в истерике, ошалевшая от вечной осени, муха. Они лежали на тесном диване прижавшись друг к другу.

— Спишь? — она закинула на него ногу.

— Думаю, — он провел рукой по ее бедру, будто скульптор, еще раз проверяющий правильность форм созданного им шедевра.

— Нравится?

— Замерзнешь, — он накинул на нее одеяло.

— Тебе нравятся мои ноги? — не унималась она.

— Вроде не кривые…

— Ах ты засранец. Издеваешься? У меня научился? — развернув за спиной одеяло, Оля вскочила верхом на него. Егор засмеялся и рывком привлек ее к себе. Диван обреченно заскрипел. Видать не будет ему покоя до самого утра.

— Ого, я смотрю теперь тебя и без меня есть, кому завтраком кормить, — на улице послышался ехидный смешок, приглушенный двойной оконной рамой.

Егор выскользнул из-под одеяла и запрыгал на одной ноге, одевая штаны.

— Открывай, Казанова, — Алексей направился к двери.

— Ну как, — Егор закрыл за охотником дверь

— Да нормально. Здрасте, — Леша покосился на диван, на котором все еще лежала Оля, — только спать охота.

— Здравствуйте. А вы тот самый Алексей-охотник? А меня Ольгой зовут, — завернувшись в одеяло, она встала и вставив ногу в один кроссовок, поскакала на одной ноге к шкафу за вторым.

— Что значит тот самый?

— Я ей про тебя вчера рассказывал, — Егор старался встать между Лешей и Олей.

— Надеюсь только хорошее? Да не смотрю я, не смотрю, Отелло. Да и за машиной я сейчас пойду.

— За какой машиной?

— За трофейной. Ты тоже хорош. Я понимаешь ли рассчитывал, что ты мне с погрузкой поможешь, а ты весь, как лимон выжатый, — Леша повернулся к двери.

— Интересно, и что тут с тобой ночью делали? — обернулся он уже на пороге.

Егор смущенно заулыбался, но вдруг лицо его стало серьезным.

— Что это? — он ткнул пальцем в пучок черных поясов, болтающийся на ремне у Леши. Этих поясов было не меньше десяти-двенадцати.

— А это что-то вроде скальпов врага, — как-то неохотно ответил он.

— И ты что, всех их убил?

— А что, надо было их в гости, на чай пригласить? — изменившимся тоном сказал Алексей, — пошли. Там машина одна стоит.

Егор сделал два шага назад и шаг к окну, где стоял прислоненный автомат.

— Я никуда с тобой не пойду! Кто ты такой? Рэмбо?

— Хоть я и не обязан — скажу. Капитан СВР Алексей Геннадьевич Истомин. В данный момент нахожусь в бессрочном отпуске. Что, легче стало?

— Немного, — раздалось из угла, где стояла Ольга. Одной рукой она придерживала одеяло, а в второй держала 'Стечкин', ствол которого теперь упирался в стол.

— Весело с вами ребята, — Алексей снова шагнул к выходу, — ну что, теперь идем?

— Идем, — буркнул Егор, бросив взгляд на Олю.

Они шагали к ближайшей рощице, где, по словам Алексея их дожидался УАЗ-24М.

— Везет же тебе. И за что только бабы таких оболдуев как ты любят? — спросил шедший впереди бывший разведчик (хотя Егор еще раз убедился, что бывших разведчиков не бывает).

— А почему ты прямо на машине не подъехал? — вопросом на вопрос ответил он.

— Ага, чтобы ты меня очередью по лобовому встретил?

— А.

Сделав три ходки, они устроились на перекур на той самой лавке, ставшей последним приютом для расстрелянных скитниками консервов.

— Ты дальше куда, — Егор, прикурив, поднес зажженную спичку к Лешиной сигарете.

— А что?

— Да я вот подумал на хвост тебе сесть, если поедешь в сторону Москвы. Подбросил бы нас.

— Не, в ту сторону не поеду. Дела у меня в других местах, да и людно там сейчас стало.

— В каком смысле?

— В прямом. Сюда колонна беженцев из Москвы идет. Скоро от вас, Москвичей здесь будет не продохнуть.

— Что же ты зараза сразу не сказал? — Егора точно катапультой швырнуло с лавки.

— А кто тебя знает? Сказал бы, так ты и рванул бы колонне на встречу. Шальной. Тут бы тебя и встретили. А мне между прочим еще ходок шесть сделать надо.

— Ну ешкин кот. Что я тебе грузчиком нанялся, — Егор продолжал топтать лопухи возле лавки.

— Да не мельтеши ты, — Леша встал и подойдя к машине, открыл заднюю дверцу. Покопавшись, он извлек из УАЗа несколько сумок с противогазами. Следом за ними, под ноги к Егору полетели несколько костюмов химзащиты. Последней, СВРовец достал целую коробку с дозиметрами.

— Ни фига себе.

— Вот тебе и ни фига себе. Как чувствовал, что одним комплектом не обойдется…

— Да ладно. Небось загнать собирался остальное. Знаю я тебя…

— Слушай, ты сказал 'нас'. Что уже все порешали?

— Это что, перекрестный допрос? — насупился Егор.

— Ха-ха. Насмешил. Перекрестный допрос в одиночку. Ну ладно, неважно. Не хочешь говорить и не надо.

— Я еще не спрашивал, — помявшись, сообщил новоиспеченный Дон Жуан.

— У-у. Ясно. Ну, пошли вниз, время не ждет, — Алексей захлопнул дверцу и направился к шахте..

* * *