Рассказ В. Г. Распутина «Встреча»

После показа Товстоногов попросил актеров остаться в аудитории:

— Присядьте поближе, побеседуем. Ну, что ж, на меня ваша работа произвела хорошее впечатление и, прежде всего, общей правдивой тональностью. Приятно, что артисты нигде не врут, но, тем не менее, у меня есть кое-какие пожелания...

Актриса сделала попытку оправдать свое неловкое положение в начале показа.

— Мы так и не договорились: чем я живу? Я понимаю, зачем меня Николай привел в гостиницу или нет?

Режиссер обиделся:

— Почему не договорились? Договорились! Ей неудобно, как и вам, но это неудобство — сейчас чисто актерское — надо включить в сценическую жизнь.

Актриса решила вынести конфликт с режиссером на суд мастера.

— Вы мужчина, у вас своя логика, но ведь может быть и так: сколько лет прошло. Он меня привел сюда, у него свои цели, а я думаю совсем про другое: «Поседел, полысел», — и это меня отвлекает.

Георгий Александрович извинился за претензию на проникновение в тайну женской логики, несмотря на то, что он, как и режиссер, да, кстати, как и автор рассказа, тоже мужчина.

— А, может, она понимает, зачем он ее сюда привел?! И что? Ну, зайду, посижу, а если не захочу, то ничего ЭТОГО не будет! Разве так по женской логике не может быть? Больше того, мне кажется, что поначалу она смутно, но даже хочет этого, запретного. А как выпила, так пропадай моя телега, все четыре колеса! Была — не была! Это даже необходимо, только в таком случае сыграет потом «не мылься, не будешь мыться»! Не надо играть неловкость и попытки ее скрыть. Всегда в скрытии неловкости есть что-то искусственное, наносное, псевдоинтеллигентское. А в открытости — пусть грубой и резкой — чистота и простота. Скрывая неловкость, вы невольно начнете наигрывать, врать, набивать себе цену, производить впечатление чистюли...

И режиссер, и актриса, минуту назад готовые чуть ли не порвать отношения, как-то вдруг примирились.

—Хорошо, что мы сейчас об этом поговорили. Я считал, что не может вот такая женщина прийти в номер к мужчине, не ожидая последствий. А что играть, кроме как скрыть неловкость, решить не мог.

—А я сопротивлялась этому действию и только. А почему, действительно, я не могу прийти к нему, зная, на что иду? Могу. А потом, когда узнала про измену мужа, все повернулось, сама не понимаю почему, но повернулось: Ивану не изменю даже посмертно.

— Да, — поддержал Товстоногов, — вот здесь сработала не осознанная, не зависящая от женщины, не всегда даже понятная алогичность: минуту назад одно, а сейчас — нет, не могу, уйду, все...

Кстати, после того, как вы узнали про измену Ивана, где Николай понимает, что вы любите еще первого мужа, вот этот последний кусочек текста надо, знаете, как говорить?.. Вы сейчас играете длинный процесс осмысления предательства мужа. А надо осмыслить и... как это ни парадоксально, сказать Николаю прямо в глаза. По действию как бы поделиться... Причем не хочу ему делать больно, а делаю еще больнее, понимаете? И не хватает пластической выразительности. Какое кресло? Нужно его максимально использовать, а вы в нем так аморфно сидите.

—Мне не хочется влезать в партнера, Георгий Александрович!

—А почему «влезать»? Разве я сказал об этом? Наоборот, надо сыграть от партнера. Общение «лоб в лоб» оставим для плохой драматургии, а это прекрасный рассказ, и, повторяю, симпатично, что он сделан на правдивой основе. Если наш зачет совпадет с премьерой «Последнего срока», то приглашу Валентина Григорьевича на показ...

Несколько общих замечаний.

Первое, что, на мой взгляд, надо сделать — это дать героине авторский текст в самом начале. Почему говорит один Николай? Не оправдано. И самую последнюю реплику тоже отдать ей. Пусть в конце он расскажет, как они ехали в трамвае, а она про пассажиров, которые посмеивались. Есть возможность сыграть, что, в конце концов, она ему все простила.

—Я должна сказать эту реплику как Распутин?

—Почему как Распутин? Как актриса.

—Как актриса, понявшая Распутина?..

—И простившая все Николаю... Второй момент: опьянение. Тут я ничего не понял. Пили-пили, оставались трезвыми, но прозвучало: «Я пьяная», — и вдруг вы оба тут же опьянели. Почему не постепенно?

—Мы боялись наиграть. Мне казалось, что опьянение может пошло выглядеть. Ведь, в конце концов, дело не в нем!

—Но и в нем тоже! Режиссер проконтролирует, чтобы это не было пошло, но исключать опьянение, обстоятельство, развязавшее и языки, и руки, нельзя. У такого автора, как Распутин, нет случайных деталей. Ваша фраза «я пьяная» должна прозвучать как посткриптум, но сначала процесс. Текст должен прозвучать после того, как мы некоторое время наблюдали за сменой вашего состояния, иначе пропускается целое звено жизни.

Следующее замечание. В начале и в конце рассказа звучит фонограмма. Значит, и самый главный момент в середине отрывка должен быть озвучен. Я бы не настаивал, если бы у вас была настоящая дверь. Что мы сейчас видим? Николай вытащил ключи, куда-то отошел, отвернулся от нас. Я не понимаю, что он там делает? Вдруг слышу следующую реплику героини, меняющую линию поведения Николая. На самом же деле должно быть все наоборот: от того, что он запер номер, поменялось действие у нее!

Еще один момент. Напомните, пожалуйста, авторский текст про то, как Николай сбегал за вином. Во-первых, надо вымарать «шумно дыша», иначе актеру действительно нужно будет изображать шумное дыхание, а во-вторых, так ли уж важен этот текст?

— Он в одиночном номере в чужом городе. У него все приготовлено, — пояснила режиссеру актриса, — не привел бы эту бабу, притащил бы другую... Вот наездитесь, посидите по номерам, узнаете!

Товстоногов засмеялся.

— Не знаю, насколько мы убедительны в знании женской логики, но вот женщина предъявляет права нам с вами на знание логики мужской.

Режиссер не согласился.

—У Распутина нет и намека, что Николай мог кого-то привести, что ему все равно, какая баба. Я категорически с этим не могу согласиться!

—Но кореша-то он мог встретить, — спросил Георгий Александрович. — Конференция, город, встречу кореша, выпьем, поэтому куплю все заранее. У мужчин, и в этом я согласен с актрисой, вино и закуска могут быть куплены заранее, а с вами согласен, что это может быть и не связано с женским вопросом. Просто так. «Вот, припасено!» — Сказал и достал бутылку... И последнее. Мне показалось, что в первой половине рассказа существует некоторая нивелировка

предлагаемых обстоятельств. Их обязательно надо обострить. Не надо бояться даже внешнего проявления резкости. Можно вдруг неожиданно резко, грубо обрубить Николая: «Хватит!» Чтоб у него руки отсохли... А то, к сожалению, иногда, пастораль получается. Не хватает света и тени. До сих пор молчавший актер произнес:

—Боялись наврать. Думали, лучше пойдем по правде, чем наиграем.

—Да, — согласился Товстоногов, — лучше недобрать, чем перебрать.

—А нам Зон говорил, — сказал актер, — лучше перебрать, чем недобрать. Товстоногов удивился: «Борис Вульфович так говорил?»

—Он имел в виду репетиции.

—А-а, в репетициях действительно иногда перебрать необходимо. На пустой основе ничего не рождается...

—К сожалению, еще нет чувства накатанности материала. Вот вчера собрались, — сыграли лучше, сегодня хуже. Расползлись.

—Но еще есть дистанция для прогонов, думаю, что рассказ накатаете. Отрывок, по сути, готов. Можно сыграть сегодня хуже, завтра лучше, повторяю, основа построения правдивая...

Date: 2015-09-24; view: 1539; Нарушение авторских прав