III. Разгром Меркитов. Наречение Темучжина чингис‑ханом

§ 104. Вскоре после этого Темучжин, вместе с Хасаром и Бельгутаем, отправился в Темный Бор на реке Тууле, к Кереитскому Тоорил Ван‑хану и сказал ему: «Внезапно напали на нас три Меркита и полонили жён и детей. Я пришел просить тебя, хан и отец, спасти моих жён и детей». – «Разве же я, – говорит Тоорил Ван‑хан, – разве я в прошлом году не говорил тебе? Вот что сказал я тебе, помнишь, тогда, когда ты, в знак сыновней любви, облачал меня в соболью доху и говорил, что отцовской поры побратим‑анды – всё равно что отец тебе. Вот что сказал я тогда:

«За соболью доху отплачу:

Твой разбитый народ сколочу,

Соберу, ворочу.

За соболью доху отплачу:

Разбежавшийся люд ворочу,

Полным счётом вручу.

Пусть все станет по местам:

Здесь – почетный; челядь – там.

Не так ли я сказал? А теперь и сдержу свое слово.

За соболью доху отплачу,

Всех Меркитов мечу я предам,

А Учжину твою ворочу.

За соболью доху отплачу:

Супостатов предам я огню и мечу,

А царицу твою ворочу.

[«За твою соболью доху я соберу для тебя твой рассеянный улус. За черную твою соболью доху я соединю для тебя разлученных людей твоих. Так я говорил и прибавил: пусть же почечная часть идёт к заду, а лопаточная (почётная) – к переду. Теперь же, по этим словам своим, в благодарность за соболью доху, я истреблю для тебя всех Меркитов дотла и спасу для тебя твою Борте‑учжин. За черную соболью доху, предав огню всех без исключения Меркитов, доставим мы тебе твою Борте, возвратим ее тебе…»]

Пошли ты известие Чжамухе. Младший брат Чжамуха находится сейчас в Хорхонах‑чжубуре. Я с двумя тьмами выступлю отсюда и буду правым крылом, а Чжамуха со своими двумя тьмами пусть будет левым крылом. Место и время встречи назначает Чжамуха!» – Так он сказал.

§ 105. От Тоорил‑хана Темучжин, Хасар и Бельгутай вернулись домой, и уже из дому Темучжин послал к Чжамухе Хасара и Бельгутая, наказав им: «Вот как скажите анде моему Чжамухе:

«Ложе моё – воздух пустой,

Мы ль не единого рода с тобой?

Как же мы кровную месть совершим?

В сердце зияет глубокая рана.

Нам ли с тобою родство не охрана?

Как же свою мы обиду отметим?»

[«Ложе моё обращено в пустой воздух. Принадлежа к одной большой семье (родства), разве мы чужие с тобой? Как выместим свою месть? Лоно (грудь) мое ущерблено. Будучи кровной роднёй, чужие ли мы (друг другу)? Как же воздадим воздаяние своё?»]

Не только это наказывал он передать своему анде Чжамухе, но также а собственные слова Кереитского Тоорил‑хана: «Памятуя, что я в своё время был облагодетельствован отцом Есугай‑ханом, я буду блюсти дружбу. Со своими двумя тьмами я выступаю правым крылом. Пошли переговорить с младшим братом Чжамухой, не поднимется ли он со своими двумя тьмами. Место же и время встречи пусть назначит сам брат Чжамуха». Выслушав все это, Чжамуха сказал так: «Только услышал я про Темучжина,

Только услышал про друга‑анду,

Что воздух пустой – его ложе,

Сердце мое заскорбело.

Только услышал про рану в груди,

Печень моя заболела.

Кровную месть мы свою совершим,

Меркит‑Удуит и Увас истребим,

Милую сердцу Борте возвратим.

Правою местью своей отомстим:

Хаат‑Меркитов огню предадим,

Ханшу спасём и домой возвратим.

Плещут чуть слышно попоны коней.

Гром барабанный на бой нас зовет

На Тохтоа, на зачинщика, в Бура‑кеере.

Длиннотетивные луки волнуются рея.

На супостата, на Даир‑усуна, – скорее.

Орхон с Селенгой где слилися, на остров Талхун.

Катится по ветру желтый бурьян.

Чуть что в тайгу, Хаатай‑Дармала.

Ныне в степи Харачжи должен быть.

Двинемся ж дружно кратчайшим путём,

Бурный Хилок напрямки перейдем!

Пусть себе знатные бороды гладят…

Наши тем часом плоты свои ладят…

На Тохтоа, на зачинщика‑труса,

Бурей внезапною грянем.

В прах обратим и высоких и знатных,

Жён и детей полоним.

Мы их святыни растопчем ногами,

Целым народом в полон уведём».

[«Когда я услыхал, что ложе его обратилось в пустой воздух, сердце (внутри) у меня заболело. Когда узнал я, что лоно его ущербили, печень у меня заболела. Отмщая месть свою и истребив Удуитских и Увасских Меркитов, освободим свою Учжин‑Борте. Воздавая своё возмездие, предадим огню всех Хаат‑Меркитов и ханшу Борте свою возвратим – спасём. Теперь, когда у нас похлопывают чепраки (попоны), когда, гремят у нас барабаны, задира и трус Тохтоа находится, должно быть, в степи Буура. Теперь, когда у нас волнуются длиннотетивные луки, вояка Даир‑Усун находится, должно быть, на острове Талхун‑арал, у слиянья Орхона и Селенги. Теперь, когда по ветру развевается желтый полынь (перекати‑поле), поскорее поспешающий в лес Хаатай‑Дармала находится, должно быть, в степи Харачжи. Теперь, когда напрямик мы пойдем поперек реки Хилхо – пусть в это время будут богаты и благополучны их бороды! – Мы, связав плоты, перейдем. У того беспечного Тохтоя, обрушившись, на него прямо через дымовое отверстие, на самое почетное у него налетим и впрах сокрушим. Женщин и детей в полон всех заберём; самое святое у него ногами потопчем, весь, народ до конца, истребим».]

§ 106. Чжамуха продолжал: «Вот что еще прошу вас передать анде Темучжину и старшему брату Тоорил‑хану: «А обо мне скажите, что я

Издали видное знамя свое окропил,

В громко рокочущий свой барабан я ударил,

Кожей, обтянут он крепкой,

Кожей быка вороного.

И вороного коня‑скакуна оседлал я,

Жесткий походный тулуп свой одел,

Поднял стальное копьё высоко,

Дикого персика стрелы наладил.

В битву – скажите – готов, я теперь.

В битву с Меркитом‑Хаатай.

Издали видное знамя своё окропил,

В густо ревущий ударил я свой барабан,

Кожей коровьей обтянут он.

С черною гривой скакун мой осёдлан,

Панцирь ремнями прошитый на мне,

Меч с рукоятью высоко я поднял,

Стрелы свои зарубные наладил.

К смертному бою готов я – скажите

К бою с Меркит‑Удуитом.

[«Я уже окропил издали видное знамя свое, я ударил уже в свой барабан, обтянутый кожей черного вола и издающий рассыпчатый звук. Я оседлал своего вороного скакуна, одел свой жесткий тулуп, поднял своё стальное копьё. Приладил я свои дикого персика стрелы, и готов я выступить в поход на Хаатай‑Меркитов – сразиться. Так скажите. Издали видное длиннодревковое знамя свое окропил я, ударил я в свой густоголосый барабан, обтянутый воловьей кожей. Черноспинного скакуна своего оседлал я, прошитый ремнями свой панцирь одел. С рукоятью меч свой я поднял, приладил я свои стрелы с зарубинами и готов смертным боем биться с Удуит‑Меркитами. Так передайте…»]

Пусть Тоорил‑хан, мой старший брат, следуя южным склоном Бурхан‑халдуна, заедет к анде Темучжину. Местом нашего соединения пусть будет Ботоган‑боорчжи, в истоках реки Онона. На пути отсюда, вверх по Онону, есть люди, принадлежащие к улусу анды. Из улуса анды составится одна тьма. Да одна тьма отсюда, всего будет две тьмы. Пойдем вверх по Онону и соединимся в условленном месте, на Ботоган‑боорчжи».

§ 107. Когда, возвратясь домой, Хасар с Бельгутаем пересказали эти слова Чжамухи Темучжину, он послал уведомление Тоорил‑хану. Тоорил‑хан двинулся в поход. Темучжин в это время находился в урочище Бурги‑эрги, рассчитав, что он окажется как раз на пути его следования, так как, двигаясь южным склоном Бурхан‑халдуна, неминуемо попадет к Бурги‑эрги, Темучжин отошёл в сторону с дороги [13]и, пройдя вверх по течению речки Тунгелик, расположился по речке Тана, на южном склоне Бурхан‑халдуна. Отсюда Темучжин начал поход, и в то время когда одна тьма Тоорил‑хана да одна тьма его младшего брата Чжаха‑Гамбу, всего две тьмы, стояли лагерем в Аил‑хара‑голе, на речке Кимурха, он присоединился к ним.

§ 108. Отсюда Темучжин, Тоорил‑хан и Чжаха‑Гамбу двинулись соединенными силами к истокам реки Онона, и Ботоган‑боорчжи. Когда они прибыли туда, оказалось, что Чжамуха прибыл в условленное место тремя днями раньше. При виде этих войск Темучжина, Тоорила и Чжаха‑Гамбу, он выстроил в боевой порядок свои две тьмы. Тогда Темучжин, Тоорил‑хан и Чжаха‑Гамбу так же выстроили и свои войска. Когда сблизились и распознали друг друга, Чжамуха стал говорить: «Разве не было у нас такого уговора, чтоб

И в бурю на свидание

И в дождь на собрание

Приходить без опоздания.

Разве отличается чем от клятвы монгольское да? И разве мы не уговаривались также, что за опоздание

Из строя вон,

Кто бы ни был он».

На эти слова Чжамухи ответил Тоорил‑хан: «Волен нас судить и взыскивать с нас младший брат, Чжамуха, за то, что опоздали явкой на три дня!» Тем и покончили пререкания по поводу срока прибытия.

§ 109. Они выступили из Ботоган‑боорчжи и достигли реки Килхо. На связанных плотах переправились через реку, и в степи Буура‑кеере ударили на Тохтоа‑беки.

Бурей внезапной нагрянули.

Разом заставу почетную сбили,

Жен и детей у него полонили.

Разом святую заставу смели, –

Для Тохтоа будет много ли, мало ли –

Целый народ мы в полон увели.

[Вторгнувшись через дымник (как снег на голову) и сокрушив главные ворота (запоры, заставы), жен и детей до последнего полонили. Священные врата (запоры, заставы) у него прочь мы снесли, весь улус его дочиста (досуха) полонили.]

Оказалось, что Тохтоа‑беки мог быть захвачен во время сна, но его успели предупредить о приближении неприятеля. Предупредили же его, проскакав всю ночь напролет, находившиеся на работе его люди, которые занимались, кто рыбной ловлей в реке Килхо, кто ловлей соболей или звериной охотой. Будучи, таким образом, предупрежден, Тохтоа, вместе с Увас‑Меркитским Даир‑Усуном и небольшим числом людей, поспешно бежал вниз по реке Селенге в страну Баргучжинскую.

§ 110. Тою же ночью и весь Меркитский улус в панике бросился бежать вниз по течению реки Селенги, а наши войска ночью же гнали, губили и забирали в плен беглецов. Темучжин же, забегая навстречу бежавшим, все время громко окликал: «Борте, Борте!» А Борте как раз и оказалась среди этих беглецов. Прислушавшись, она узнала голос Темучжина, соскочила с возка и подбегает. Обе женщины, Борте и няня Хоахчин. сразу ухватились за знакомые оброть и поводья Темучжинова коня. Было месячно. Взглянул он на Борте‑учжину – и узнал. Обняли они друг друга [14]. В ту же ночь Темучжин послал сказать Тоорил‑хану и анде Чжамухе: «Я нашёл, что искал. Прекратим же ночное преследование и остановимся здесь». А относительно Меркитских беглецов надобно добавить, это и заночевали они на тех же местах, где ночь застигла их беспорядочное бегство. Вот как произошла встреча Темучжина с Борте‑учжин и освобождение её из Меркитского плена.

§ 111. Как перед тем было рассказано, Меркитский Тохтоа, Увас‑Меркитский Даир‑Усун и Хаатайский Дармала, эти трое Меркитских вождей, с тремястами людей совершили поход с целью отомстить за то, что некогда Есугай‑Баатур отбил Оэлун‑эке у Еке‑Чиледу, который доводился младшим братом Тохтоа‑беки. Тогда они трижды облагали гору Бурхан‑халдун для поимки Темучжина и тогда же захватили в плен Борте‑учжин. Ее они передали на волю младшего брата Чиледуя, по имени Чильгир‑Боко. В его‑то воле она все время и находилась. А теперь, спасаясь бегством, он говорил так:

«Черной бы вороне падаль и клевать,

Вздумалось же черной гуся пощипать.

Дурень я, Чильгир, дурнем уродился,

К благородной, к ханше зря я прицепился:

Весь Меркитский род ликом помрачился.

Дурень я, холоп, холопом родился,

Холопской башкою своей поплатился.

Лишь бы только жизнь мне как‑нибудь спасти,

Убегу в ущелья – тесные пути.

Где же мне защиту иначе найти?

* * *

Птице‑мышелову мышей бы трепать.

Вздумала ж поганая лебедя щипать.

Дурень мешковатый – таким я родился –

К пресветлейшей ханше зря я прилепился:

Весь Меркитский род лицом помрачился.

Дурень я, Чильгир, никчемным родился,

Пустою башкою своей поплатился.

Жизнь моя не краше, чем овечий кал,

Но и ту бы надо как‑нибудь спасти:

В темные ущелья! Иначе пропал!

Другое убежище где же мне найти?»

[«Черной вороне положено кормиться дерном да корой, а она вздумала покушать гусей да журавлей. Грубый я мужик, Чильгир! Подцепил себе ханшу Учжин – навлек беду на всё Меркитское племя. Простоволосый я мужик, Чильгир! Не поплатиться бы мне своею простоволосой годовой. Только бы мне спасти свою жизнь: проберусь‑ка в темные ущелья. Где же еще мне найти убежище?

«Поганой птице мышелову‑хулду положено кормиться мышами да полевыми грызунами, а она вздумала покушать гусей да журавлей. Смердящий я, Чильгир! Прибрав к рукам священную Учжин, на всех Меркитов навлек я беду. Захудалый я (дрянь мужиченко), Чильгир. Придется, видно, мне поплатиться засохшей своей головой (засохнет). Спасая свою жизнь, такую (по цене, как) овечий помет, заберусь‑ка я в зубчатые, мрачные ущелья. Где же еще мне найти убежище?»]

Так приговаривал он, озираясь и убегая во всю прыть.

§ 112. Хаатай‑Дармалу поймали, надели ему шейную колодку и повезли к Бурхан‑халдуну.

Из досок на шее колоду замкнули,

На гору Халдун молодца потянули.

[Колодки из досок на него надели, в Халдун‑бурхан отправили.]

Бельгутаю указали аул, в котором находилась его мать, и он отправился за нею. Но она, в рваном овчинном тулупе ушла через левую половинку двери, в то время как сын входил через правую. Вышла на двор и, обращаясь к посторонним людям, говорит: «Мои сыновья поделались, говорят, ханами, а я тут маюсь около мужика. Как же мне теперь смотреть в глаза своим сыновьям?» И с этими словами она убежала и скрылась в тайге. Сколько ни искали ее, так и не нашли. Тогда Бельгутай возложил возвращение своей матери на ответственность именитых Меркитов, пригрозив костяною стрелою, а тех триста Меркитов, которые совершили внезапный налет на Бурхан, он предал полному истреблению со всей их родней. Оставшихся же после них жен и детей: миловидных и подходящих – забрали в наложницы, а годных стоять при дверях – поставили прислугой, дверниками.

Детей их и жен, после них что остались,

К утехе пригодных в подруги забрали;

Другим же – за дверью сидеть наказали

Затем, что к тому лишь пригодны казались.

[Оставшихся после них жён и детей: миловидных (подходящих для лона) забрали в наложницы (поместили на лоно), а годных только в привратницы поделали привратницами.]

§ 113.И сказал Темучжин Благодарственное слово Тоорил‑хану и Чжамухе:

«Хан Тоорил и анда Чжамуха дружбу свою доказали.

Небо с землёю нам мощь умножали,

Тенгрий могучий призвал [15], а Земля –

Мать‑Этуген – на груди пронесла.

Мужам Меркитским как должно воздав,

В руки свои их наследье прияв,

Лона их в воздух пустой обратя,

Печень и им глубоко ущербили;

Ложа и им в пустоту обратя,

Род мы их весь до конца разорили».

[При дружественной помощи моего хана‑отца и Джамухи‑анды, умножаемые в силе Небом и Землёй, нареченные могучим Тенгрием и споспешествуемые (доставляемые) Матерью Землей (Эке‑Этуген), мы, мужам Меркитским в возмездие, в воздух обратили лоно их, ущербили печень у них; в воздух обратили и ложе их, искоренили и родню их мы. А именье их мы сберегли себе».]

Затем, полагая, что довольно покарали Меркитский народ, они порешили возвращаться домой.

§ 114. Когда бежали Удуит‑Меркиты, то наши ратники подобрали брошенного в их кочевье пятилетнего мальчика, по имени Кучу. Он был в собольей шапочке, в сапогах из маральих лапок и в шубке, подобранной из белёных обрезков соболиных шкурок. Взгляд у него был, как огонь. Ратники увезли его и поднесли в подарок Оэлун‑экэ.

§ 115. Соединенными силами Темучжин, Тоорил‑хан и Чжамуха у Меркитов

Крутоверхие юрты разбили.

Знатных красавиц пленили

[Клином сшибли замки у юрт, красавиц для себя забрали знаменитых… (Иначе: снесли их крутоверхие юрты).]

и тронулись с острова Талхун‑арала, что у слияния рек Орхона и Селенги. Тоорил‑хан взял направление к Тульскому Черному Бору, по северным лесистым склонам Бурхан‑халдуна, через урочище Хачаурату‑субчит и Уляту‑субчит, попутно совершая звериные облавы.

§ 116. Темучжин с Чжамухою сообща расположились на Хорхонах‑чжубуре. Стали они вспоминать про свою старую дружбу‑побратимство и уговорились еще сильнее углубить свою взаимную любовь. В первый раз ведь они поклялись друг другу быть андами еще когда Темучжину было 11 лет. Чжамуха подарил тогда Темучжину альчик от козули, а Темучжин ему в знак дружбы – свинчатку, и они вместе играли в альчики на льду реки Онона. После этого, когда они весною стреляли из детских луков‑алангир, Чжамуха подарил Темучжину свою свистун‑стрелу‑йори, сделанную из двух склеенных рогов бычка двухлетки, с просверленными дырочками, а Темучжин отдарил его детской стрелой‑годоли с кипарисовым лобком, и они поклялись друг другу в верности, как анды. Так‑то они побратались вторично.

§ 117. Они слышали от старших, что закон побратимства состоит в том, что анды, названные братья, – как одна душа: никогда не оставляя, спасают друг друга в смертельной опасности. Уговорившись теперь ещё раз подтвердить своё побратимство, они обменялись подарками. Темучжин опоясал Чжамуху золотым поясом, захваченным у Меркитского Тохтоа, и посадил его на Тохтоаеву кобылу, по прозвищу Эсхель‑халиун (Выдра). А Чжамуха опоясал анду Темуджина золотым поясом, добытым у Меркитского Даир‑Усуна, и посадил Темучжина на Даир‑Усунова же коня Эбертуунгун (Рогатый жеребчик). Затем, на южном склоне Хулдахаркуна, что на урочище Хорхонах‑чжабур, под развесистым деревом, они устроили пир по случаю побратимства. Плясали и веселились, а ночью по обычаю спали под одним одеялом.

§ 118. В полном мире и согласии прожил Темучжин с Чжамухой один год и половину другого. И уговорились они откочевать из того нутука, в котором жили, в один и тот же день. Тронулись они 16‑го числа, в день полнолуния первого летнего месяца. Темучжин с Чжамухою вместе ехали впереди телег. И говорит Чжамуха: «Друг, друг Темучжин!

Или в горы покочуем? Там

Будет нашим конюхам

Даровой приют!

Или станем у реки?

Тут овечьи пастухи

Вдоволь корм найдут!»

[«Покочуем‑ка возле гор – для табунщиков наших шалаш готов. Покочуем‑ка возле реки – для овчаров наших в глотку (еда) готова!»]

Не понимая этих слов Чжамухи, Темучжин незаметно поотстал от него и стал поджидать телег, шедших в центре кочевого круга. Как только те подошли, он и говорит матери Оэлун: «Вот что мне сказал анда Чжамуха:

Или в горы покочуем? Там

Будет нашим конюхам

Даровой приют!

Или станем у реки?

Тут овечьи пастухи

Вдоволь корм найдут!»

Не понимая, что он хочет этим сказать, я ему ничего не ответил и думаю себе, спрошу‑ка у матушки?» Не успела ещё Оэлун‑эке слова молвить, как говорит Борте‑учжин: «Не даром про анду Чжамуху говорят, что он человек, которому всё скоро приедается! Ясно, что давешние слова Чжамухи намекают на нас. Теперь ему стало скучно с нами! Раз так, то нечего останавливаться. Давайте ехать поскорее, отделимся от него и будем ехать всю ночь напролёт! Так‑то будет лучше».

§ 119. Одобрив совет Борте‑учжины, ехали всю ночь без сна. По пути проезжали через Тайчиудские кочевья. Те перепугались и, в ту же ночь поднявшись, откочевали в сторону Чжамухи. В покинутых кочевьях Тайчиудцев и Бесудцев наши подобрали маленького мальчика, по имени Кокочу, и представили его матушке Оэлун, а та приняла его на воспитание.

§ 120. Проехали без сна всю ночь. Рассвело. Осмотрелись – и видим, что к нам подошли следующие племена: из Чжалаиров – три брата Тохурауны: Хачиун‑Тохураун, Харахай‑Тохураун, и Харалдай‑Тохураун. Тархудский Хадаан‑Далдурхан с братьями, всего пять Тархудов. Сын Менгету‑Кияна – Унгур со своими Чаншиутами и Баяудцами. Из племени Барулас – Хубилай‑Худус с братьями. Из племени Манхуд – братья Чжетай и Долху‑черби. Из племени Арулад выделился и пришёл к своему брату, Боорчу, младший его брат, Огелен‑черби. Из племени Бесуд пришли братья Дегай и Кучугур. Пришли также и принадлежащие Тайчиудцам люди из племени Сульдус, а именно Чильгутай‑Таки со своими братьями. Ещё из Чжалаиров: Сеце‑Домох и Архай‑Хасар‑Бала со своими сыновьями. Из племени Хонхотан – Сюйкету‑черби. Из племени Сукеген – Сукегай‑Чжаун, сын Чжегай‑Хонгодора. Неудаец Цахаан‑Ува. Из племени Олхонут – Кингиядай. Из племени Горлос – Сечиур. Из племени Дорбен – Мочи‑Бедуун. Из племени Икирес – Буту, который состоял здесь в зятьях. Из племени Ноякин – Чжунсо. Из племени Оронар – Харачар со своими сыновьями. Кроме того, прибыли одним куренем и Бааринцы: старец Хорчи‑Усун и Коко‑Цос со своими Менен‑Бааринцами.

§ 121. Хорчи сказал: «Мы с Чжамухой происходим от жены, которую имел священный предок Бодончар. Стало быть, у нас, как говориться,

Чрево одно

И сорочка одна.

Мне никак не следовало бы отделятся от Чжамухи. Но было мне ясное откровение. Вот вижу светло‑рыжая корова. Всё ходит кругом Чжамухи. Рогами раскидала у него юрты на колёсах. Хочет забодать и самого Чжамуху, да один рог у неё сломался. Роет и мечет она землю на него и мычит на него – мычит, говорит‑приговаривает: «Отдай мой рог!» А вот вижу комолый рябой вол. Везёт он главную юрту на колёсах, идёт позади Темучжин, идёт по большому шляху [16], а бык ревёт‑ревёт, приговаривает: «Небо с землёй сговорились, нарекли Темучжина царём царства. Пусть, говорит, возьмёт в управление царство!» Вот какое откровение, когда станешь государём народа?» – «Если в самом деле мне будет вверен этот народ, – ответил Темучжин, – то поставлю тебя нойоном‑темником!» – «Что за счастье стать нойоном‑темником для меня, который теперь предрёк тебе столь высокий сан! Мало поставить нойоном‑темником, ты разреши мне по своей воле набирать первых красавиц в царстве да сделай меня мужём тридцати жён. А кроме того, преклоняй ухо к моим речам». Так он сказал.

§ 122. Пришли к Темучжину ещё и следующие. Один курень Генигесцев – Хунан и прочие, одним же куренем – Даритай‑отчигин, один курень Унчжин‑Сахаитов. В ту пору, когда, отделившись и уйдя от Чжамухи, стояли в Аил‑харагана, на речке Кимурха, отделились также от Чжамухи и пришли на соединение с нами ещё и следующие: одним куренем – Сача‑беки и Тайчу, сыновья Чжуркинского Соорхату‑Чжурки; одним куренем – Хучар‑беки, сын Некун‑тайчжия; одним куренем – Алтан‑отчигин, сын Хутала‑хана. Оттуда передвинулись кочевьем в глубь Гурельгу и расположились близ Коко‑наура, по речке Сангур и Хара‑чжуркену.

§ 123. Посоветовались между собою Алтай, Хучар, Сача‑беки и все прочие и сказали Темучжину: «Мы решили поставить тебя ханом. Когда же станет у нас ханом Темучжин, вот как будем мы поступить:

На врагов передовым отрядом мчаться,

Для тебя всегда стараться

Жен и дев прекрасных добывать,

Юрт, вещей вельмож высоких,

Дев и жен прекраснощёких,

Меринов статьями знаменитых брать

И тебе их тотчас доставлять.

* * *

От охоты на зверей в горах

Половину для тебя мы станем выделять.

Тех зверей, что водятся в степях,

Брюхо к брюху будем мы сдавать.

А в норах которые живут,

Те стегно к стегну тебе пойдут.

* * *

Кто твоей руки хоть мановенья

На войне ослушаться дерзнет,

Не давай и тени снисхожденья –

От детей и жен им отлученье!

Пусть, как смерд, как твой холоп,

От тебя опалы дальней ждет.

* * *

Кто из нас твой мир нарушит,

Хоть бы мир кругом царил, –

Значит, тем очаг не мил:

От дружины их, от смердов,

От семьи нещадно отрывай,

В земли чуждые далеко отсылай!»

[то мы, передовым отрядом преследуя врагов, будем доставлять ему, пригонять ему прекрасных дев и жен, дворцы‑палаты, холопов, прекрасноланитных жен и девиц, прекрасных статей меринов.

«При облавах на горного зверя будем выделять тебе половину, брюхо к брюху. Одиночного зверя тоже будем сдавать тебе брюхо к брюху (сполна), сдавать стянувши стегна.

«В дни сеч, если мы в чём нарушим твой устав, отлучай нас от наших стойбищ, жён и женщин, черные (холопские) головы наши разбросай по земле, по полу.

«В мирные дни, если нарушим твой мир‑покой, отлучай нас от наших мужей‑холопов, от жен и детей, бросай нас в безхозяйной (безбожной) земле!»]

Так они высказались, такую присягу приняли. Темучжина же нарекли Чингис‑хаганом и поставили ханом над собою.

§ 124. По воцарении Чингис‑хана приняли обязанность носить колчан: Оголай‑черби, младший брат Боорчу, и братья Чжетай и Дохолху‑черби. Онгур же, Сюйкету‑черби и Хадаан‑Далдурхан, были поставлены кравчими‑бавурчинами, так как они говорили:

«Что утром пить – не заставим ждать,

Что в обед испить – не будем зевать!»

[«Утреннего питья на заставим ждать, об обеденном питье не позабудем!»]

Дегай же сказал:

«Жирного барашка

Супу наварить

Утром не замедлю,

В ужин не забуду,

He вместить в загоне –

Пестрого барана столько разведу.

Не вместить в хотоне –

Желтого барана столько распложу.

На еду не горд я!

Требухою сыт!»

[«Поутру не упущу я сварить супу из отборного барана, к ужину (с едой) не опоздаю. Так буду пасти пестрых овец, что все промежутки заполню, так буду пасти бело‑желтых овец, что весь загон переполню. Я ведь плохой обжора (лакомка): на попасе овец буду кормиться и требухой!»]

Поэтому Дегаю он поручил заведывать овечьим хозяйством. Младший его брат Гучугур сказал:

«У коляски с замком

И чеке потеряться не дам я.

Я коляску искусной работы

На шляху проведу без изъяна».

[«У замочной телеги – чеки ее не запропащу; телегу с осью на большой дороге (на шляху) не растрясу».]

Ему и было поручено заведывать кочевыми колясками. Додай‑черби получил в своё ведение всех домочадцев и слуг. Мечниками, под командой Хасара, назначены Хубилай, Чилгутай и Харгай‑Тохураун. И сказал им хан:

«Тем, кто на шею другому садится,

Шею наотмашь рубите!

Тем, кто не в меру кичлив,

Напрочь ключицу смахните!»

[«Облегчайте шею тем, кто будет насильничать; рубите ключицы тем, кто будет зазнаваться!»]

Бельгутею и Харалдай‑Тохурауну было поведено:

«Вы меринов принимайте,

Актачинами ханскими будьте!»

[«Пусть эти двое примут меринов, пусть будут конюшими‑актачинами!»]

Тайчиудцев Хуту, Моричи и Мулхалху он назначил заведовать табуном. Архай‑Хасару, Тахаю, Сукегаю и Чаурхану повелел: «Вы же будьте моими разведчиками, будьте моими

Дальними стрелами‑хоорцах,

Ближними стрелами‑одора!»

[«Вы будьте дальними стрелами‑хоорцах да ближними – одора!»]

А Субеетай‑Баатур сказал так:

«Для тебя обернуся я мышкой –

Буду в дом собирать‑запасать.

Обернувшися черной вороной –

Все, что под руку, в дом загребать.

Обернуся я теплой попоной –

Буду тело твоё согревать.

Обернусь я покровной кошмою –

Буду юрту твою покрывать».

[«Обернувшись мышью, буду собирать‑запасать вместе с тобою. Обернувшись черным вороном, буду вместе с тобою подчищать все, что снаружи. Обернувшись войлокок‑нембе, попробую вместе с тобой укрываться им; обернувшись юртовым войэгоком‑герисге, попробую вместе с тобой им укрыться».]

§ 125. Взойдя на ханский престол, так сказал Чингис‑хан, обращаясь со словом к этим двоим, к Боорчу и к Чжельме:

«Было ведь время, что кроме теней

Не имели иных мы друзей.

Тут‑то вы тенью моею и стали!

Думам моим вы покой принесли,

Быть же вам в думах моих навсегда!

Было ведь время, что, кроме хвоста,

Не имел я другого хлыста.

Тут‑то хвостом у меня вы и стали!

Сердцу вы дали тихий покой,

В сердце и быть вам всегда у меня!

[«Да пребудете вы в сердце моём, ибо когда у меня не было иных друзей, кроме (собственной) тени, вы оба, стали тенью моей и успокоили мою душу. Да пребудете вы на лоне моём, ибо когда у меня не было иной плети, кроме (конского) хвоста, хвостом моим стали вы и успокоили моё сердце».]

Вы пришли ко мне и пребывали со мной прежде всех. Не вам ли и подобает быть старшими над всеми здесь находящимися». И затем, обратясь ко всем, Чингис‑хан продолжал: «Благоволением Неба и Земли, умножающих мою силу, вы отошли он анды Чжамухи, душою стремясь ко мне и вступая в мои дружины. И разве не положено судьбою быть вам старой счастливой дружиной моей? Потому я назначил каждого из вас на своё место!»

§ 126. К Кереитскому Тоорил‑хану были отправлены послами Тахай и Сукегай, чтобы уведомить его об избрании Чингис‑хана на ханский престол. И пришел от Тоорил‑хана такой ответ: «Зело справедливо, что посадили на ханство сына моего, Темучжина! Как можно монголам быть – без хана?

Мир учредивши взаимный,

Никому не давайте нарушить!

Мира свой узел надёжный

Никому не давайте распутать!

Так воротник своей шубы

Никому не дают оборвать».

[«Не разрушайте же этого своего согласия, не развязывайте того узла единодушия, который вы завязали; не обрезайте своего собственного ворота».]