Замечания к развертыванию сил польской армии

Пожалуй, трудно установить, в чем состоял оперативный замысел, положенный в основу плана развертывания польской армии, если только это не было желанием «прикрыть все», или, может быть, правильнее будет сказать, ничего не отдавать врагу без боя[42]. Это желание в случае его осуществления приводит слабейшую сторону, как правило, к поражению. Этот вывод – несколькими годами позднее – должен был бы сделать и Гитлер, хотя он никогда не отдавал себе в этом отчета.

Сложность оперативной обстановки для Польши, вызванная возможностью немецкого наступления по двум, а позже даже по трем направлениям при относительной слабости польских вооруженных сил, была сама по себе достаточно ясной. Если командование Войска Польского, тем не менее, решилось на попытку «прикрыть все», то это свидетельствует только о том, как трудно, по‑видимому, учитывать военные факторы, когда на первый план выступают морально‑психологические и политические соображения.

В Польше – за исключением маршала Пилсудского и еще нескольких трезво мыслящих политических деятелей – очевидно, никто никогда ясно не представлял себе всю опасность положения, в котором оказалась страна в результате удовлетворения несправедливых территориальных претензий по отношению к своим соседям – России и Германии. Польша насчитывала 35 миллионов граждан, из которых поляков опять‑таки было всего 22 миллиона, а остальные 13 миллионов принадлежали к немецкому, украинскому, белорусскому и еврейскому меньшинствам, подвергавшимся дискриминации без каких либо национальных различий[43].

Наряду с этим Польша, полагавшаяся на союз с Францией в годы, когда армия Германии (и Советского Союза) была ослабленной, видимо, слишком долго предавалась мечтам о возможности нападения на Германию. Одни собирались внезапно напасть на изолированную Восточную Пруссию или – за что активно выступил Польский повстанческий союз – на немецкую Верхнюю Силезию, другие же настаивали на том, чтобы даже предпринять марш на Берлин, будь то по кратчайшему пути через Познань и Франкфурт‑на‑Одере или, после захвата Верхней Силезии, путем нанесения удара западнее Одера на столицу рейха.

Правда, подобные мечтания стали беспочвенными уже после строительства немецких укреплений на дуге Одер – Варта, а позже и благодаря перевооружению Германии. Однако агрессивные планы такого рода еще не совсем выветрились из голов польских политических и военных деятелей, которые продолжали надеяться на одновременное наступление французской армии на Западе. Во всяком случае, описанный выше план развертывания польской армии, хотя он вначале и был рассчитан в общих чертах на оборону, допускал предположение о том, что он оставляет одновременно открытой возможность на более поздней стадии – как только придет на помощь Франция – начать наступление.

Польский Генеральный штаб еще не имел своей подкрепленной многолетним опытом военной доктрины. Вообще говоря, польскому темпераменту больше соответствовала идея наступления, чем обороны. Романтические представления минувших времен, по крайней мере, подсознательно, еще сохраняли свою силу в головах польских солдат. Я вспоминаю картину, на которой был изображен маршал Рыдз‑Смиглы на фоне атакующих польских кавалерийских эскадронов. С другой стороны, вновь созданную польскую армию обучали французские инструкторы. От них она вряд ли могла получить импульс для быстрого, гибкого управления операциями; скорее она могла позаимствовать опыт ведения позиционной войны, который приобрел господствующее положение в умах французских военачальников со времен Первой мировой войны.

Таким образом, можно предполагать, что в основе плана развертывания польской армии, кроме желания «ничего не отдавать», вообще не было никакой ясной оперативной идеи. Существовал лишь компромисс между необходимостью обороняться от превосходящих сил противника и прежними заносчивыми планами наступления. При этом польские генералы одновременно находились в заблуждении, считая, что немцы будут вести наступление по французскому образцу и что военные действия быстро примут застывшие формы позиционной войны. Интересным в этой связи является секретное сообщение, которое мы получили незадолго до начала войны, о том, что поляки якобы собираются предпринять наступление. Оно поступило из источника, который считался до тех пор весьма надежным, от лица, находившегося в непосредственном окружении президента Польши [Игнация Мосцицкого] и главнокомандующего польской армией маршала [Эдвард] Рыдз‑Смиглы. В сообщении говорилось, что поляки собираются начать наступление, развернув крупные силы в Познанском воеводстве. Самым примечательным, однако, было то, что эти планы, как сообщалось, якобы были разработаны по предложению или требованию Великобритании! В сложившейся тогда обстановке это известие показалось нам весьма неправдоподобным. Правда, позднее мы получили подтверждение, что поляки действительно сосредоточили сравнительно крупные силы в Познанском воеводстве, хотя удар немецкой армии на Познань был бы для них наименее опасным. Армии «Познань» суждено было закончить свое существование в сражении на берегах реки Бзуры.

С другой стороны, у Польши не было недостатка в трезво мыслящих советниках. Как пишет полковник Герман Шнейдер в журнале Militdrwissenschaftliche Rundschau от 1942 г., французский генерал Вейган предложил перенести оборону за линию Неман – Бобр – Нарев – Висла – Сан. Это предложение с оперативной точки зрения было единственно правильным, т. к. исключало возможность охвата со стороны Германии и одновременно обеспечивало значительно лучшие возможности для обороны на речных рубежах от немецких танковых соединений. К тому же эта линия простиралась только на 600 км в противоположность большой дуге в 1800 км, которую образовывала польская граница от Сувалок до Карпатских перевалов. Но принятие этого предложения означало бы отказ от всей Западной Польши, где располагались наиболее богатые промышленные и сельскохозяйственные районы страны. Вряд ли можно предположить, чтобы какое‑либо польское правительство устояло бы после принятия подобного решения. Кроме того, отход на столь значительное расстояние, очевидно, не мог бы способствовать принятию французами решения о наступлении на Западе, и неясно, не вызвала ли бы отдача всей Западной Польши немцам желания у Советского Союза немедленно закрепить за собой территории в Восточной Польше.

Вследствие этого, как сообщает полковник Шнейдер, директор польской Военной академии генерал Кутжеба в меморандуме, который он направил в начале 1938 г. маршалу Рыдз‑Смиглы, нашел другое решение[44]. Он настаивал на том, что нельзя отдавать «основное стратегическое ядро Польши», к которому он относил как промышленные районы – Лодзь и Верхнюю Силезию, так и важные сельскохозяйственные районы – Познань, Кутно и Кельце. Поэтому он предложил план развертывания, который в основных чертах совпадал с планом, осуществленным в 1939 г., хотя и предусматривал отказ от защиты Польского коридора и земель Познанского воеводства западнее Варты. Для укрепления обороны Польши предусматривалось построить большое количество укреплений, причем как южнее границы с Восточной Пруссией, так и на большой дуге от Грауденца[45]до Познани, а также на силезской границе от Острово[46]через Ченстохову до района Тешина[47]. Но в тоже время одновременно предполагалось оставить «ворота для наступления», через которые в дальнейшем намечалось нанести удар по Восточной и Западной Пруссии, а также Силезии. То, что строительство достаточно мощных укреплений в таком большом масштабе выходило за рамки возможностей, которыми располагала Польша, было совершенно очевидно. Впрочем, генерал Кутжеба признавал, что в военной области Польша уступает Германии. Что же касается помощи со стороны Франции, то он трезво подходил к этому вопросу, считая, что Польша в течение первых 6–8 недель, даже в случае получения от Франции военной помощи в полном объеме, будет предоставлена сама себе. Поэтому он предусмотрел «стратегическую оборону» по переднему краю упомянутого выше «ядра», внутри которого должны быть сосредоточены резервы для последующих решающих операций.

Как уже было сказано, развертывание войск, осуществленное Польшей в 1939 г., во многом совпадало с предложением генерала. Правда, последний предлагал сосредоточить главные усилия в районе Торн – Бромберг – Гнезен[48], в то время как в 1939 г. скорее можно было говорить о двух основных районах развертывания: одном – вдоль границы с Восточной Пруссией, другом – против Силезии.

Развертывание польской армии в 1939 г., имевшее целью «прикрыть все», включая район Польского коридора и выступающие за Запад земли Познанского воеводства, при учете всех выше перечисленных возможностей охвата со стороны Германии и ее превосходства в военной силе, могло привести лишь к поражению. Как же вообще должна была действовать Польша, чтобы избежать его?

В первую очередь необходимо было принять решение, отдать ли только упомянутое генералом Кутжебой «стратегическое ядро» или, вследствие охвата из Восточной Пруссии, Силезии и Словакии, вместе с ним и всю польскую армию? Эта был тот же самый вопрос, который я в 1943–1944 гг. неоднократно ставил перед Гитлером, когда он требовал от меня удержать район Донца, Днепровскую дугу и т. д.

Ответ, который должен был бы дан, по моему мнению, был очевидным. Командование Войска Польской должно было в первую очередь стремиться к тому, чтобы при любых обстоятельствах сохранить боеспособную армия до тех пор, пока наступление Западных держав не вынудит Германию начать переброску своих главных сил с Польского театра военных действий. Даже если с первого взгляда могло показаться, что с потерей промышленных районов исключается сама возможность дальнейшего ведения войны, следовало бы учесть, что сохранение польской полевой армии создавало в будущем возможность их возвращения. Но ни при каких обстоятельствах нельзя было допустить, чтобы польская армия была окружена западнее Вислы или по обе стороны от нее.

Единственный выход для Польши заключался в том, чтобы выиграть время. Жесткая оборона могла быть организована, безусловно, только за линией Бобр – Нарев – Висла – Сан, причем на южном фланге возможно было выдвинуть оборонительные позиции до Дунайца, чтобы сохранить центральный промышленный район Польши между Вислой и Саном.

Прежде всего, было необходимо предотвратить охват войсками, наступавшими из Восточной Пруссии и Западной Словакии. Для этого следовало занять на севере линию Бобр – Нарев – Висла до крепости Модлин или Вышеграда. Она представляла собой сильную естественную преграду. Кроме того, бывшие русские укрепления, хотя они и устарели, представляли собой хорошие опорные пункты[49]. К тому же из Восточной Пруссии, если оттуда вообще можно было ожидать серьезного удара, могли наступать только сравнительно небольшие по численности немецкие танковые соединения.

На юге важно было предотвратить глубокий охват путем организации обороны Карпатских перевалов. Обе эти задачи, тем не менее, можно было решить относительно небольшими силами. Развертывание польской армии перед линией Бобр – Нарев было такой же ошибкой, как и то, что крупные силы были выдвинуты в Польский коридор и выступающее на запад Познанское воеводство.

Если бы согласно описанному выше плану северный и южный фланги польского фронта были бы полностью защищены от глубокого охвата со стороны немцев, то в Западной Польше можно было бы вести преимущественно маневренную войну. При этом надо было также отдавать себе отчет в том, что главный удар германской армии следовало ожидать со стороны Силезии. К этой мысли можно было прийти, во‑первых, потому, что железнодорожная и шоссейная сеть позволяла быстрее сосредоточить крупные силы именно здесь, а не в Померании или, тем более, в Восточной Пруссии. Во‑вторых, потому что направление удара на Варшаву было с оперативной точки зрения наименее выгодным, т. к. здесь необходимо было наносить фронтальный удар, и в связи с этим представлялось наименее реальным.

Главные силы польской армии не должны были, как это произошло в 1939 г., сосредотачиваться вблизи границы. Их сосредоточение должно было происходить на таком удалении от нее, чтобы можно было своевременно отреагировать после того как выясниться направление главного удара германской армии. При этом было важно ограничиться в Польском коридоре и Познанском воеводстве по возможности меньшими силами, чтобы сосредоточить главные силы на Силезском направлении, откуда ожидался главный удар, а также – и прежде всего – для того чтобы создать сильный оперативный резерв. Если бы в польском руководстве слишком долго не лелеяли бы планов нападения на Германию, то модернизированные бывшие немецкие укрепления вдоль Вислы, на рубеже Грауденц – Торн, по крайней мере, задержали бы соединение немецких сил, наступающих из Померании и Восточной Пруссии; в результате укрепления Познанского района также была бы ограничена свобода маневра немецких войск в этом регионе.

Необходимо также отметить, что план нанесения контрударов на севере или юге Западной Польши в зависимости от создавшейся обстановки, с использованием внутренних коммуникаций, был практически неосуществим. Для таких операций имевшаяся в распоряжении армии территория была слишком небольшой, а железнодорожная сеть Польши не обладала достаточной пропускной способностью. К тому же необходимо было считаться с тем, что передвижение больших масс войск очень скоро могло бы быть сорвано налетами люфтваффе и ударами немецких танковых соединений. Таким образом, не оставалось ничего иного, как с самого начала перенести оборонительные позиции за линию Бобр – Нарев – Висла – Сан, а возможно и за Дунаец, и вести перед ней бои лишь с целью выигрыша времени, причем главные силы должны были сосредоточиваться с самого начала против Силезии, а северный и южный фланги одновременно должны были быть обеспечены от охвата, о котором шла речь выше.

Конечно, никто не может утверждать, что таким в случае принятия этого плана Польша в конце концов могла бы избежать поражения, если – как это имело место – западные державы оставили бы ее в полном одиночестве. Но во всяком случае описанный выше план не дал бы нанести поражение польской армии в пограничной зоне. Это привело к тому, что польское командование не смогло обеспечить ни организованного сопротивления на Висленской дуге, ни отхода армии за рубеж упомянутых выше рек для организации стабильной обороны.

Польша могла, как мы уже говорили, с самого начала вести бои только за выигрыш времени. Противостоять немецкому наступлению – лучше всего за указанным рубежом рек – до тех пор, пока наступление на Западе не вынудит немцев вывести свои войска из Польши, – вот единственная цель, которой необходимо было добиваться. Отсюда, однако, также вытекает, что командование польской армией должно было совершенно ясно заявить руководителям государства, что без твердого обещания западных держав немедленно после начала войны начать всеми имеющимися силами наступление на Западе, нельзя было вступать в войну с Германией. При том решающем влиянии, которое оказывал тогда главнокомандующий Войском Польским маршал Рыдз‑Смиглы на политику правительства, оно ни в коем случае не могло пройти мимо подобного предостережения. Оно должно было своевременно вмешаться в ход решения вопроса о Данциге и Польском коридоре хотя бы для того, чтобы оттянуть начало войны с Германией.

Наши войска в 1940 г. захватили во Франции письмо, с которым генерал Гамелен, главнокомандующий войсками союзников на Западе, 10 сентября 1939 г. обратился к польскому военному атташе в Париже. Письмо представляет собой, очевидно, ответ на польский запрос, когда же будет оказана эффективная помощь Польше. Генерал Гамелен писал по этому поводу для передачи маршалу Рыдз‑Смиглы: «Более половины наших кадровых дивизий на северо‑востоке принимают участие в боях. С момента перехода границы немцы оказывают нам упорное сопротивление. Тем не менее, мы продвинулись вперед. Однако мы ведем позиционную войну с противником, подготовившимся к обороне, а я не имею еще всей необходимой артиллерии… С начала кампании начались действия авиации во взаимодействии с операциями наземных сил. У нас сложилось впечатление, что против нас действует значительная часть немецкой авиации. Поэтому я считаю, что досрочно выполнил свое обещание начать главными силами наступление на 15‑й день объявления мобилизации во Франции. Больше я сделать не мог».

Из этого можно сделать вывод, что Польша действительно имела на руках гарантии со стороны Франции. Вопрос состоял только в том, могло ли командование польской армии удовлетвориться обещанием «начать наступление» главными силами только на 15‑й день мобилизации. События, во всяком случае, показали, что подобное обещание отнюдь не обеспечивало Польше гарантию быстрой и эффективной помощи.

Поражение Польши было неизбежным следствием иллюзий, которые питали в Варшаве относительно действий союзников, а также переоценки собственных сил с точки зрения возможности оказания длительного сопротивления.

Date: 2015-09-22; view: 316; Нарушение авторских прав