Гвельфы и гибеллины

А еще в Пыльневском районе жили драконы, но исконне наши – местные кликали их Горынушками. По слухам, они питались девственными русалками, запивая это дело мутной водой… Водяных выжигали напрочь – те похабили корм. Впрочем, это легенды. Если им верить, главной политической силой в Пыльнево была нечисть, уцелевшая с правления кагана Мефрилы Гороха (запомните это имя – Мефрила Горох был не только ярым геополитиком и союзником хана Чингиза; он первым в Сибири научился вызывать Дьявола с помощью наркоты, что определило судьбы миллионов людей, и судьбу этого рассказа – тоже).

В Пыльнево клубилась вековая пыль. Ничто не менялась. Синие обезьяны все больше походили на синих человечков – внедрение шло по плану. Одна беда – лучшие агенты сгрызались до потери копыт и цирроза передней печени. Простые пыльневцы, подражая прадедам, кормились огородами и коктейлем «божья роса», более зажиточные держали дома свинью. За это местная голытьба презрительно называла их свиноводами… Нежить лютовала, но странное дело – видеть ее, как и пришельцев из созвездия Близнецов, выпадало только местным сельчанам.

О феномене «пыльневского квадрата» писал некий журнал российской молодежи, газета «Известия» и «Вестник экстрасенсорики» (в толстом номере за сентябрь 1994 года). Областная пресса в конце 80‑х писала о пыльневском феномене чаще, чем о наркоманах и проституции. Телекомпании до сих пор регулярно засылали ребят на таежные репортажи. Однажды была научная экспедиция. Были сотни туристов. Были даже парни из ЦРУ, замаскированные под гуманитарную помощь.

И ничего.

Ни драконов, ни русалок, ни НЛО. Не было даже снимков, не говоря уже о живых экземплярах. Только показания очевидцев. Как говорится, слова, слова, слова…

Лапун – областная шишка, крупный капиталист – выступил по ТВ, обещая доллары за драконий хвост. Но даже местное мужичье, не раз побеждавшее Горынушек в схватках, было бессильно. Однажды Петр с Кирюшей все‑таки отрубили хвост, погрузили его в тележку и покатили. Через три дня вернулись в родное Пыльнево с разбитыми рожами и почему‑то в одних трусах. Где хвост и что с ними приключилось, рассказать не могли, только мычали, да кивали на небо. Вдруг Кирюша захрипел на плохом английском… «Май нэйм Джошуа, – хрипел он. – Пиплы, андэстэд?» Как матерится‑то, шептали соседи, это надо же… «Же не компран па», – вздохнул Петр… «Ну ты сволота», – с уважением произнес Матвей.

Батя Иван молчал, оглаживая космы и усмехаясь.

«Ментальная конвергенция, – шептал он. – Изменение структуры сознания… Экстраполяция… Восьмой контур…». От его кирзовых сапог воняло спиртом, жижей и самкой Змея Горыныча. Как обычно, он стоял в стороне. Как обычно, его боялись – уже полвека батя Иван слыл первым ведуном на деревне.

А к утру все забылось: Кирюша с Петром словно проглотили свои иностранные языки. О пропавшем хвосте в их присутствии больше не говорили – вдруг снова начнут…

Только изредка носились над тайгой пьяные вопли. «Факен шит!» – орал Петр. «Же ву зэм!» – орал на него Кирилл. Местные затыкали уши. Непонятные слова били страшнее полена. Никто не знал смысла басурманских проклятий, поэтому выигравшим перебранку признавали того, кто громче орал.

Так и жили. И добрые ведуны веками бились со злыми, словно какие‑нибудь гвельфы и гибеллины – столь же долго, и столь же далеко от дел современного горожанина, в меру умного, в меру начитанного, в меру живущего своей жизнью…