Глава 11. Повелитель наблюдал за тем, как Уильям подошёл к Сиенне

Повелитель наблюдал за тем, как Уильям подошёл к Сиенне. Она не отводила от Париса взгляд, и он задался вопросом, что за мысли занимают её голову, реагирует ли тело Сиенны на него также, как его реагирует на её?

Её окружали забрызганные кровью стены, и Парис выругался. Он всё отдал бы, чтобы увидеть Сиенну в окружении шёлка и бархата.

Парис осуществит эту задумку, прежде чем отпустит её. Он поклялся себе в этом, даже если мысль о том, что придётся отпустить Сиенну заставляла его выть.

– Рад снова тебя видеть, Сиенна, – произнёс Уильям как можно любезнее. Холод в глазах противоречил его внешнему радушию.

Парис напрягся. Если воин причинит ей боль...

– Мы встречались? – Спросила она.

Мгновение Уильям излучал абсолютное недоумение.

Затем выражение его лица прояснилось, и губы расплылись в сахарной улыбке.

– Обидно, что ты меня не помнишь, но не имею ничего против того, чтобы напомнить о себе. Позволь мне в красках описать эту сцену. Мы были в Техасе. Ты как собачонка сидела на бетонном полу, вцепившись в Париса. – Грубый, насмешливый тон Уильяма должен был напугать Сиенну, поставить её на место, вернуть к тем событиям, ко всему, что она сделала Парису.

– Смени тон! – Рявкнул Парис. Сиенна, может, и поступила плохо по отношению к нему, но воин никому не позволит неуважительно относится к ней.

Сиенна пожала плечами. Видимо то, что сказал Уильям, её совсем не зацепило.

– Ты должен простить меня за то, что тогда я тебя не заметила. На фоне Париса ты такой невзрачный.

Уильям подавился собственным языком.

Впервые за вечность губы Париса расплылись в улыбке истинного веселья. Единственный раз он был свидетелем такой храбрости с её стороны, когда она вколола ему снотворное.

Тогда это не вызвало у него восторга, но не теперь, особенно, когда всё это направленно на кого-то другого.

Уильям отдышался и добавил:

– К твоему сведению, если как-нибудь причинишь ему вред, я прикончу тебя. И мне всё равно, насколько его это расстроит. – Он так спокойно это заявил, что сомнения в намерениях отпали. – Парис поглупел, заботясь о твоей судьбе, а это не значит, что его друзья подхватили эту психическую слабинку.

На этом веселье Париса закончилось. Из его груди вырвалось животное рычание. Воин обнажил зубы. Его снова начала поглощать тьма... вернулась ярость. Парис дёрнулся и освободил руки, обхватил Уильяма за шею и сжал. Никто не смел, угрожать Сиенне. Никто. Никогда.

"На самом деле ты не хочешь ему навредить. Остановись", – просьба появилась из глубины души, оттуда, где всё ещё должен был находиться прежний Парис.

Верность Уильяма оказалась приятной неожиданностью, чем-то, что на примитивном уровне Парис высоко ценил.

Однако, когда дело касалось Сиенны, здравомыслие улетучивалось, сменяясь ожесточённой борьбой.

"Должен защитить её..."

Горгульи перестали тащить Париса, прекратили толкать и возобновили борьбу, толкая его на пол, на груду костей. Они рвали его когтями и зубами.

– Видишь? – Уильям указал на Париса, доказывая свою точку зрения. – Глупец.

Прикусив щёку, Парис заставил себя успокоиться во второй – третий? – раз. Он фыркнул и надулся, как большой, плохой волк, понимая, что позже, когда доберётся до своих ножей, ему представится возможность отстоять перед Сиенной свою точку зрения.

Его друзья могли делать и говорить всё, что им вздумается ему, но не ей.

И снова твари потеряли интерес к борьбе и возобновили шествие к тюрьме.

Сиенна и Уильям последовали за ними. Вскоре лодыжки и запястья Париса приковали к разрушающейся каменной стене в камере четыре на четыре фута без всяких удобств.

Чудовища покидали камеру, царапая когтями пол и радостно ликуя хорошо проделанной работе.

Сиенна отвела от Париса взгляд, бросилась к нему и дрожащими пальцами начала копаться с одной из металлических оков.

Парис мог и сам освободиться. Или, чёрт возьми, его мог освободить Уильям, но воину нравилось прикосновение её нежных, изящных рук.

Они были его любимой частью её тела. Каждое движение – экзотический танец.

Хрипло дыша, Сиенна произнесла:

– Горгульи приковывают всех, кто выживает в пути от подъёмного моста до замка, а как только задача выполнена, теряют всякий интерес к заключённому. Здесь ты можешь беспрепятственно передвигаться.

Парис на мгновение закрыл глаза, позволяя её голосу дрейфовать по его сознанию. Хриплый, низкий, ласковый... воин больше пропустил, чем понял. Он мог слушать её вечно.

Неужели часть Париса всё ещё ненавидела Сиенну? Ага. Определённо. Ненавидела то, что Сиенна ему сделала, то, что он ради неё сделал; ненавидела то, насколько сильно Сиенна действовала на него.

И под всей этой ненавистью, Париса возмущало, что она ничего не замечала из-за собственной ненависти, когда несколько месяцев назад выбрала его тем способом, которым он выбрал её.

Парис привёл бы Сиенну домой, баловал бы её. По крайней мере, именно это он себе говорил. Он не стал размышлять над тем, что сделал бы с ней, прежде чем приступил к балованью. Парис не хотел думать о допросе, который он планировал, или о цепях, которые собирался купить для неё.

– У меня проблема... я не могу... Падение, должно быть, оказалось гораздо хуже, чем я предполагала. – Её голос понизился до едва различимого шёпота. – Так... жаль... – Сиенна убрала от него руки и резко двинувшись вперёд, прижавшись к его груди.

– Сиенна? – Требовательно вопросил Парис, но ответа не последовало. Он знал, что любой, кто мог видеть её и прикасаться, мог нанести вред её форме духа. Но не испытывая нужды в сердцебиении или дыхании, она быстро восстанавливалась. Так ведь? Вот только кровяные подтёки вокруг её рта... как у Сиенны могла идти кровь? Сейчас Париса волновал этот вопрос.

– Наверное, она лишилась чувств от вида моей красоты, – со вздохом заметил Уильям. – А как же битва, которую я запланировал.

Проигнорировав его, Парис дёрнул рукой и вырвал из стены цепь. Он обнял Сиенну за талию и крепко прижал к себе.

Она идеально подходила ему.

Вырвав цепь и освободив вторую руку, Парис положил Сиенну на пол и посмотрел на неё сверху вниз. Сердце вызывало буйство чувств в его груди.

Сиенна повернула голову в сторону. Девушка была бледнее, чем раньше. Рывок, затем ещё один и Парис освободил ноги.

Парис рванул оковы, и они упали на пол. А затем он сделал то, чего желал с тех пор, как впервые увидел Сиенну.

Он прикоснулся к ней, откинул волосы со лба. Её кожа оказалась такой же нежной на ощупь, как и на вид, и тёплой, такой чудесно тёплой. Парис так отчаянно жаждал этого момента, снова и снова мечтал о нём, и едва не убил себя сотню раз, чтобы заполучить его.

К его восхищению, реальность оказалась гораздо лучше мечты. Парис не только ощущал тепло Сиенны, он ощущал её аромат, который окутывал его. Полевые цветы, кокосовая сладость амброзии – две составляющие создавали пьянящий мускус возбуждения.

Почему амброзия? Парис не мог отмахнуться от этого факта. Она зависима от неё? Если это так, то Парис готов поспорить, что кто-то, скажем, Кронос, заставил Сиенну употреблять амброзию. Она не была тем типом женщин, которая добровольно станет употреблять наркотики. Из того немногого, что Парис знал о Сиенне выделялось то, что во всём она любила контроль и порядок.

"Я защищу её от плохого обращения", – подумал Парис. Сиенна была его. Хоть и на короткое время, но она принадлежала ему.

Демон Разврата прыгал вверх и вниз.

Date: 2015-09-24; view: 301; Нарушение авторских прав