Часть 5 4 page

— Почему вы позволяете Уоллесу указывать вам, что делать и как себя вести? Он всего лишь сын одного из ваших вассалов. Он даже не рыцарь! Хуже того, он необузданный дикарь. Вы видели, что за ожерелье он носит на шее?

Джеймс отпил глоток из своего кубка, ожидая, пока Роберт выдохнется.

— Это очень деликатный вопрос. Да, по положению я стою намного выше Уильяма, так же, как и вы. Но для многих своих последователей он стал кем-то вроде спасителя. Они слушают только его, а ведь именно они составляют большую часть этой армии. — Джеймс жестом обвел лагерь, видимый в откинутый полог шатра как красноватый треугольник, полный дыма и неясных теней. — Вот так обстоят дела.

— До меня доходили слухи о кое-каких его делишках, — заявил Роберт, упрямо стоя на своем. — Пытки. Убийства. Разве человек чести может вести себя подобным образом?

— Нет. Это поступки отчаявшегося человека в отчаянные времена. Я не оправдываю его методов. Но, — Джеймс сделал паузу, — я могу понять их. — Сенешаль опустился на низенький табурет, расправив полы своей желтой мантии. — Для Уильяма война началась шесть лет назад, во время слушаний о том, кто должен занять трон. Когда дворянам пришлось присягнуть на верность королю Эдуарду как своему сюзерену, отец Уильяма — один из моих вассалов — отказался. Уоллес был славным мужчиной, но гордым и упрямым. Король отреагировал очень быстро. В качестве назидательного примера для остальных Уоллеса объявили государственным преступником и вынудили оставить свою семью. Вскоре после этого произошла стычка между рыцарями и людьми короля, присланными якобы для того, чтобы поддержать мир. Уоллес покинул свое убежище, чтобы присоединиться к этим людям, на которых лежала ответственность за гибель пятерых английских солдат. Английские рыцари преследовали эту банду до самого холма Лоудаун-Хилл.

Роберт вспомнил, как дед рассказывал ему о вооруженном столкновении, случившемся как раз во время слушаний.

— Отец Уоллеса был ранен, ему отрубили ноги и бросили умирать на склоне холма. Это была страшная смерть. Вскоре супруга его скончалась в нищете, а сыновей его разлучили. К тому времени, как Баллиол взошел на трон, Уильям уже жил у своего дяди, шерифа Эйра. Он от всего сердца возненавидел английскую солдатню, которую считал виновной в смерти своих родителей. Разразившаяся в минувшем году война стала тем шансом, которого он ждал, но его надежды на отмщение развеяло в пыль поражение под Данбаром. В наши города хлынули английские чиновники, вытесняя местный люд. Одним из них стал новый шериф Ланарка, человек по имени Хейсильриг. — Джеймс прервал свой рассказ, чтобы отпить глоток вина. — Помню, в самые первые дни оккупации мне рассказывали об английском солдате, кулачном бойце, который предлагал всем желающим сразиться с ним на рыночной площади Ланарка. Он брал четыре серебряных монеты с того, кто захочет сломать шест об его спину. Уильям принял предложение и заплатил четыре пенса, но вместо того, чтобы сломать шест, он сломал несчастному идиоту спину. Товарищи борца набросились на него с кулаками, но он поколотил их — всех троих. Уильяма объявили преступником, его дядю ограбили, а друзей избили в отместку. Его лошади даже обрезали хвост. Но потом дело приняло серьезный оборот, и погиб сын английского рыцаря. Уильям заколол мальчишку его же собственным ножом. Уильяма схватили и бросили в темницу, откуда после нескольких недель пыток он сбежал.

С этого времени он стал скрываться, вместе с друзьями, которые защищали его. Но даже после того, как за его голову была обещана награда, он тайком проникал в Ланарк, играя в прятки со смертью, поскольку такой рост скрыть невозможно. Видите ли, в городе у него была молодая жена, дочь весьма состоятельного человека, которую он полюбил и на которой женился годом ранее. Сейчас Уильям ни словом не вспоминает о Марион, и все его товарищи тоже хранят молчание, но я знаю, что весной она родила ему девочку. Однажды ночью люди Хейсильрига схватили его, когда он пробирался на свидание с женой и новорожденной дочерью. Уильям, оставшись один против множества врагов, вынужден был забаррикадироваться в доме Марион. Когда туда собственной персоной прибыл Хейсильриг и потребовал впустить его, Уильям бежал, оставив Марион вести переговоры с шерифом, чтобы отсрочить погоню.

Насколько мне известно, когда обман раскрылся, шериф пришел в ярость и приказал запереть Марион с ребенком в доме и поджечь его. Подробностей я не знаю, но Марион с девочкой погибли в тот же день, а Уильям едва не сошел с ума от горя. В ту же ночь он вернулся в город и уложил половину гарнизона, чтобы прорваться в спальню шерифа, которого изрубил на куски в собственной постели. — Джеймс допил вино. — Мне говорили, что к тому времени, как Уильям покончил с ним, Хейсильрига невозможно было узнать. После этого пути назад уже не было. Уильям с товарищами продолжили вооруженную борьбу.

Они начали с того, что нападали на английские отряды на лесных дорогах и поджигали гарнизоны. Когда к ним стали присоединяться другие, лишившись своего имущества после непомерных налогов, введенных Крессингэмом, нападениям начали подвергаться все новые и новые чиновники. Не понадобилось много времени, чтобы личный крестовый поход Уильяма превратился в полномасштабное восстание. — Помолчав, Джеймс встал и взглянул Роберту в лицо. — Конечно, он может быть преступником и убийцей, но у него дар предводителя, и здесь он обладает таким авторитетом, которому нам попросту нечего противопоставить. Люди, которые идут за ним, не пойдут за нами. Уильям Уоллес добился того, что под силу немногим из нас. Он объединил людей из разных частей королевства и разных сословий, от нищих до лордов. У них нет перед ним никаких обязательств, и он не платил им и не принуждал их силой. Они остаются рядом с ним из чувства преданности ему, потому что он страдал и умирал так же, как и они.

Роберт ничего не знал об этом: о тех лишениях и борьбе, которую вели во время оккупации люди низшего сословия. Он вдруг подумал о людях Каррика. Неужели и на их долю выпали те несчастья, с которыми довелось столкнуться Уоллесу? Он ощутил укол вины, чувства, с которым сроднился за последние дни. Джеймс знал о своих вассалах очень много. А Роберт даже не подозревал о тех страданиях, которые пришлось вынести мужчинам и женщинам его графства, пока Эффрейг не бросила обвинение в этом ему в лицо. В попытке остаться верным одним принесенным клятвам он нарушил множество других.

— Я хочу исправить то, что можно, — сказал он вдруг. — Я знаю, что не имею никаких причин рассчитывать на ваше доверие, но в память о вашей дружбе с моим дедом я прошу вас дать мне возможность заслужить его. Я могу помочь вам здесь. Я стану первым графом, который открыто объявит о своей поддержке восстания. Более того, я знаю англичан и я знаю их короля. Они могут прислушаться ко мне в любых переговорах, если мы предложим им таковые.

Джеймс долго смотрел на Роберта.

— Да, полагаю, вы действительно можете оказаться нам полезным. — Похоже, его недоверие ослабело, и он кивнул на хлопающие под ветром полы шатра. — А сейчас ступайте, устраивайтесь со своими людьми. Я поговорю с Уильямом. Может, он и командует этой армией, но к моему совету он прислушается. — Сенешаль приостановился у входа. — Напоследок хочу сказать, Роберт, что понимаю, как нелегко тебе было все последние годы служить под началом у собственного отца. Я знаю, что лорд Аннандейл надеялся заполучить трон после ареста и заключения короля Джона. Известно мне также и то, что он лишился этого права.

Когда Роберт вышел из шатра, лорд сенешаль долго смотрел ему вслед. Он подметил облегчение, отразившееся на лицах спутников молодого графа, расположившихся неподалеку. Никто из них не прикоснулся к еде, которую им подали, явно ожидая, пока к ним не присоединится Роберт.

Из темноты к сенешалю шагнула огромная тень, и на пороге возник епископ Вишарт. Джеймс отступил в сторону, давая ему пройти.

— Ну, что скажете? — пожелал узнать епископ.

— Думаю, мы должны позволить ему остаться, Ваше преосвященство, — ответил Джеймс, возвращаясь обратно в теплое нутро шатра.

— Мастер Уильям может быть прав, — проворчал Вишарт, следуя за ним. — Не исключено, что его прислали сюда шпионить за нами.

— Вполне возможно. Но в данном случае я в это не верю.

— Я знаю, как вы уважали его деда, Джеймс, как, впрочем, и я, но голоса крови недостаточно, чтобы сделать из него достойного человека. Вспомните его отца.

Джеймс отвернулся, задумавшись, и прикрыл глаза.

— Но ведь он был прав, разве нет? — пробормотал он словно бы про себя. — Мы поддержали претензии его деда на трон, отдав ему предпочтение перед Баллиолом. — Сенешаль взглянул в лицо епископу, когда Вишарт не ответил. — А теперь мы сражаемся от имени короля, которого никогда не хотели.

— Какими бы ни были наши личные опасения, мы с вами принесли присягу Джону Баллиолу перед Богом и людьми.

Джеймс собрался было возразить, но потом передумал. Время для подобного разговора еще не пришло. Вместо этого он предложил епископу вина.

— Вы поддержите мое решение разрешить ему остаться?

Вишарт принял кубок из рук слуги сенешаля.

— При одном условии, — заявил он, отпивая глоток. — Мы не станем посвящать его в наши планы.

— Он может принести больше пользы, если будет знать о них.

Но Вишарт остался непреклонен.

— Нет. До тех пор, пока мы не будем совершенно уверены в том, что ему можно доверять. — Запрокинув голову, епископ единым духом осушил кубок. — А убедимся мы в этом очень и очень скоро. Лазутчики сообщают, что по долине Нитсдейл на нас идут англичане. Со дня на день следует ожидать появления Перси и Клиффорда.

В этот жаркий день прохладу принес с собой легкий ветерок, колыша серебряные волны травы на лугах. По обоим берегам реки Ирвин шумели деревья. Широкая дорога, тянувшаяся от реки к порту, была сплошь забита людьми и лошадьми, и разноцветье флагов ярко выделялось на фоне угрюмого лилового неба.

Роберт стоял в молчании, переводя взгляд с кавалерии на медленно движущиеся ряды пехоты позади, которые были видны благодаря подъему дороги. Прикинув, что всадников должно быть не меньше нескольких сотен, а пеших воинов — втрое больше, он вновь взглянул на передний ряд, над которым реяли два штандарта. Роберт задержал взгляд на голубом льве на золотом поле, гербе дома Перси, который приближался к нему с каждой минутой.

Когда ему сообщили, что к порту направляются именно Генри Перси и Роберт Клиффорд, Роберт не удивился. Перси был назначен губернатором Галлоуэя и Эйра, а после бегства епископа Бека и гибели шерифа Ланарка стал главным военачальником английских войск на западе Шотландии. С учетом того, что он мог быстро призвать под свои знамена пополнения из своих поместий в Йоркшире, располагавшихся по другую сторону границы, Перси становился наиболее вероятным претендентом на роль лидера, которого Крессингэм отправит разделаться с повстанцами. Несмотря на определенные опасения, которые внушала ему встреча с бывшими однополчанами, Роберт втайне был уверен, что они прислушаются к нему. Он сражался с ними бок о бок, они вместе смотрели смерти в глаза и приняли его в свои ряды как равного. Они считали его своим братом.

Но теперь, глядя на приближение огромной армии, он чувствовал, как оптимизм его постепенно улетучивается.

Рядом с Робертом стоял епископ Глазго, расставив ноги и сцепив руки за спиной. Он походил на коренастое дерево, надежно вросшее в землю всеми корнями. По левую руку расположился сенешаль, и лицо его по обыкновению оставалось совершенно непроницаемым. Компанию им составили свирепый лорд Дуглас и Уильям Уоллес, возвышавшийся надо всеми, как башня. Уоллес стоял в расслабленной позе, и лишь в глазах у него полыхал яростный огонь нетерпения. На ремнях за спиной у него висел огромный меч. Зазубренный обнаженный клинок достигал в длину пять футов, а обтянутая кожей рукоять выступала над крестовиной на целый фут. С ним были двое его командиров. Одним из них был тот самый лысый здоровяк, о котором Роберт уже знал, что он приходится Уоллесу кузеном. Его звали Адам, и он по-прежнему носил нелепую накидку с меховым подбоем, явно захваченную в качестве трофея в конторе юстициара в Скоуне.

Авангард англичан свернул с дороги и двинулся прямо по полю, так что кони оставляли после себя след примятой травы. На ходу они рассредотачивались, предоставляя ждущим их появления скоттам возможность полюбоваться устрашающим зрелищем тяжелой рыцарской конницы, идущей следом. Всадники сидели на укрытых попонами и кольчугами боевых скакунах, держа длинные копья поднятыми вверх. Пешие воины, набранные в северных графствах Англии, двигающиеся вслед за рыцарями, пожалуй, не имели численного превосходства над армией Уоллеса, зато перевес англичан в кавалерии был подавляющим. У Роберта упало сердце. Если сражение развернется прямо здесь, на поле, то они непременно будут разбиты.

Проревел рог, и английская армия остановилась. Горячие кони нервно прядали ушами и перебирали копытами. От основных сил отделился небольшой конный отряд и поскакал к ожидающим скоттам. Даже если бы над ними не развевался знакомый стяг, Роберт все равно узнал бы Перси по посадке. Лорд Алнвик, копье которого вез его оруженосец, одной рукой держал поводья, а другую упер в бедро, и его массивная фигура внушительно покачивалась в такт движению лошади. На голове у него красовался огромный шлем, украшенный тремя белоснежными лебедиными перьями, но забрало он поднял, выставляя напоказ раскрасневшееся и изрядно пополневшее лицо, на котором кривились в презрительной улыбке губы.

Когда отряд остановился, всадники не спешились, а остались в седлах, глядя сверху вниз на шотландцев. Жеребец Перси злобно фыркал и переступал с ноги на ногу. Лорд обвел их взглядом, задержавшись на Уоллесе, а потом остановил свой взор на Роберте.

Роберт ощутил, как в груди у него разрастается ледяной ком, но, тем не менее, выпрямился и спокойно встретил угрожающий взгляд Перси.

Первым заговорил Вишарт:

— Добрый день. Я — Роберт Вишарт, милостью Божией епископ Глазго и бывший местоблюститель Шотландии. Я буду вести с вами переговоры, вместе с моими благородными товарищами. — Он по очереди представил остальных.

Перси не сводил глаз с Роберта.

— Я слышал, что о тебе говорили, будто ты предал своего короля. Клятвопреступник. — Прежде чем Роберт успел ответить, Перси развернулся к епископу. — Благородные товарищи? Я вижу перед собой клирика, троих предателей и беглого преступника.

Лорд Дуглас грязно выругался, но Вишарт поспешил погасить скандал в зародыше.

— Мы здесь для того, чтобы разговаривать, как подобает мужчинам, а не обмениваться обидными прозвищами, как школяры.

Заговорил Клиффорд, тоже смотревший в упор на Роберта:

— Мы получили приказ арестовать любого, кто нарушил покой короля и поднял против него оружие. — Клиффорд ткнул рукой в кольчужной перчатке в сторону Уоллеса, который, не дрогнув, встретил его взгляд. — За голову этого человека обещана награда. Вы все лишились своих прав и земель, нарушив присягу, принесенную королю. Переговоров не будет. Вы или сдадитесь безоговорочно, или мы применим силу.

Роберт внутренне подобрался, готовясь услышать резкий вызывающий отказ от Вишарта.

Но, вместо этого, епископ безмятежно взглянул на Клиффорда.

— В этом нет необходимости, лорд Клиффорд. Мы сдаемся.

Откинув полог шатра, Роберт вошел внутрь вслед за сенешалем. Полы шатра выгибались под ветром.

— Вы знали, что епископ намерен поступить именно так? Почему, во имя Господа, вы согласились на это?

Его грубый тон заставил Джеймса предостерегающе прищуриться.

— Я думал, мы намерены дать бой и именно для этого вы прибыли в Ирвин. Отказавшись выполнить приказ отца, объявив о своей поддержке восстания, я рискнул всем! Своими землями, своей семьей. И ради чего? — Роберт резко развернулся на каблуках. — Я приехал сюда не для того, чтобы согласиться на все их требования, даже не начав переговоров.

— Мы, конечно, люди смелые и отважные, но слишком плохо вооружены для того, чтобы сойтись с англичанами в открытом бою. Вам это известно не хуже меня. Даже лучше, смею предположить. Вы сражались вместе с ними в Уэльсе. Вы должны знать их силу. Вот скажите мне, может ли плохо обученная и имеющая лишь слабое подобие дисциплины пехота победить в бою тяжеловооруженную английскую конницу?

Роберт не ответил. Не было смысла. Сенешаль всего лишь высказал вслух те мысли, которые пришли в голову ему самому, пока он смотрел, как англичане выстраиваются на поле.

— Нам необязательно сходиться с ними в открытом бою. Мы могли бы начать переговоры. Я мог бы поговорить с Перси, предложить ему какие-нибудь условия, чтобы он передал их королю. По меньшей мере, мы выиграли бы время. Я успел бы укрепить Каррик. А теперь… — Роберт в голос выругался и ударил кулаком по стойке шатра. — У меня даже не осталось времени поднять вассалов на его защиту!

— А вы действительно могли бы начать переговоры? — поинтересовался Джеймс, наблюдая за молодым человеком, который метался по шатру, как лев в клетке. — Враждебность Перси по отношению к вам очевидна.

Роберт тяжело опустился на табуретку, раздумывая о том, а не свалял ли он дурака, приехав сюда. Он должен был понимать, что к его предательству короля отнесутся намного строже, чем любого другого человека. Вместо того, чтобы стать связующим мостиком между враждующими сторонами, он может окончательно рассорить их. Быть может, ему стоило самому отправиться к Эдуарду, добиться у него аудиенции, заставить короля выслушать себя… Но тут же он понял, сколь смехотворной и нелепой была эта идея. Даже ближайшие советники короля не могли убедить его сделать то, чего он делать не желал.

— До сих пор не могу поверить, что Уоллес согласился на эти условия, — сказал он, вспоминая выражение спокойного смирения на лице вожака повстанцев, когда Вишарт нанес свой удар.

Со своей стороны, Перси и Клиффорд выглядели удивленными ничуть не меньше него, когда епископ заговорил о сдаче, но, прежде чем они успели ответить, Вишарт предложил им встретиться завтра для обсуждения условий. Он даже показал им место, где они могут встать лагерем, в миле от шотландской армии. Явно ошеломленные немедленной и безоговорочной капитуляцией повстанцев, английские лорды неохотно согласились.

А Роберт в упор разглядывал Джеймса. Мысль о спокойной реакции Уоллеса на неслыханное предложение Вишарта не давала ему покоя.

— После всего, что вы мне рассказали, я бы подумал, что Уоллес скорее согласится погибнуть с мечом в руке, чем сдаться англичанам без борьбы. — Когда сенешаль отвел глаза, Роберт поднялся на ноги. Что-то в выражении его лица пробудило в Роберте смутные подозрения. — Сэр Джеймс?

Сенешаль повернулся к нему. Еще несколько мгновений его лицо ничего не выражало, но вот он наконец решился:

— Меня просили держать это в тайне от вас.

— Что именно? — пожелал узнать Роберт, подходя к нему.

— Наш план. Вишарт и Уоллес составили его несколько недель тому. Они надеялись отвлечь сюда войска, которые, как они были уверены, король Эдуард отправит на подавление восстания. Ирвин находится достаточно близко от Галлоуэя и Эйра, чтобы Перси узнал о нашем намерении дать генеральное сражение, но достаточно далеко от восточного побережья и наших главных крепостей.

— Достаточно далеко для чего?

— Роберт Вишарт намерен связать англичанам руки переговорами о нашей сдаче, в то время как Уильям сможет без помехи продолжить свою кампанию на востоке. Он со своими людьми и стал той наживкой, которая привлекла сюда англичан. А теперь мы задержим их здесь, чтобы дать возможность Уоллесу ускользнуть и закончить то, что он начал. Он рассчитывает собрать остальных своих людей в Селкиркском лесу и уже оттуда двинуться на север, на соединение с Мореем. Цель заключается в том, чтобы захватить как можно больше крепостей и получить возможность отразить любое нападение, которое Крессингэм сможет начать из Бервика.

— А как Уоллес намерен ускользнуть? Разве англичане не заметят его ухода?

— Наш лагерь достаточно велик для того, чтобы мы продолжали делать вид, будто все остается по-прежнему. Вишарт устроил так, что мы будем вести переговоры с англичанами в их лагере, и они не рассчитывают, что Уоллес примет в них участие.

Роберт был ошеломлен. Он попытался понять, какая роль уготована для него во всем этом, но сенешаль продолжал говорить, не давая ему сосредоточиться.

— Я сообщу Вишарту, что рассказал вам обо всем. Мы все равно не смогли бы держать этот план в тайне от вас до бесконечности. Кроме того, реакция Перси, на мой взгляд, доказывает вашу невиновность. Мужчине трудно притворяться, изображая такую ненависть, которую я заметил в нем. — Джеймс помолчал. — Вы должны быть осторожны, Роберт.

После полудня ветер стих окончательно, и над землей повисло гнетущее затишье. За прошедший час на западном горизонте собрались тяжелые грозовые тучи. Роберт вместе со своими людьми сидел в тусклом свете, поедая невкусную овсяную кашу, приправленную горькими ягодами. Слуги и двое оруженосцев из Каррика устанавливали последние растяжки их палаток, возводя маленький лагерь в расположении армии Уоллеса. Над лагерем уже реял штандарт Каррика. Роберт поначалу усомнился в разумности решения выставить его напоказ, но потом решил, что будет лучше подтвердить свое присутствие вместо того, чтобы пытаться скрыть его. Вокруг соседнего костра расположились несколько крестьян, их пики лежали на земле рядом с грубыми шерстяными накидками, служившими им постелью. Они во все глаза смотрели на меховые шкуры, подушки и одеяла, которые разгружали с повозки и заносили внутрь полосатых палаток.

Роберт покрутил ложкой неаппетитную серую массу в миске, протянутую ему камердинером. Голода как не бывало. Брюс взглянул на Кристофера, который, порывшись в своем мешке, извлек оттуда флейту. Это было самое большое сокровище йоркширкского оруженосца, купленное ему отцом в Карлайле. Он показал себя умелым музыкантом, развлекая их компанию долгими тоскливыми вечерами в дороге. Когда он поднес инструмент к губам и сыграл несколько тактов, негромкий звук жалобно зазвенел в вечернем воздухе. Уатача, лежавшая, свернувшись клубочком, у костра, подняла морду и заскулила. Чуть раньше Роберт рассказал оруженосцу и Александру о том, что сенешаль признался ему в существовании хитроумного плана, составленного Вишартом и Уоллесом. Александр не преминул усомниться в действенности уловки, и оба — он и Кристофер — были возмущены и обеспокоены тем, что ее попытались утаить от Роберта, несмотря на то что его пригласили стать членом делегации, отправившейся на встречу с Перси и Клиффордом.

— Это похоже на проверку вашей лояльности, — без обиняков заявил Александр. — Они взяли вас с собой для того, чтобы посмотреть на реакцию англичан.

Роберт вполне разделял их тревогу. Обоим кузенам, и Александру в особенности, было что терять в результате столь опасного предприятия. В глубине души он пытался убедить себя, что не несет за это ответственности: в конце концов, они преспокойно могли вернуться в Аннандейл вместе с Джильпатриком и остальными. Но правда заключалась в том, что, предложив им место в своем отряде и сделав их своими людьми, он принял на себя ответственность за них.

Роберт сидел, уткнувшись в свою миску, и звуки флейты обволакивали его, но душа пребывала в смятении. Ему казалось, что все пути перед ним закрыты или ведут в никуда. Скотты не хотели видеть его у себя, они не доверяли ему. И Роберту не нужен был Александр, чтобы догадаться об этом. Даже если Уоллес со своими людьми одержит победу и король Джон будет восстановлен на троне, то он, Брюс, не найдет помощи и понимания в королевстве Баллиола. Английские рыцари явно ненавидели его за предательство, а отец презирал.

Уголком глаза Ролерт заметил, как к нему, переваливаясь с боку на бок, семенит дочка, расставив в стороны ручонки, чтобы не упасть. Улыбка Марджори стала для него лучиком солнца, разогнавшим беспросветные тучи. Он вдруг обнаружил, что тоже улыбается ей во весь рот, и протянул дочке руку. Но она не успела добраться до него и звонко шлепнулась на попку. Улыбка ее исчезла, и девочка заплакала. Кристофер оборвал игру. Джудит немедленно отставила миску в сторону и подхватила малышку на руки. Марджори принялась брыкаться и заплакала еще громче, сжав ручки в кулачки и протягивая их к Роберту, у которого улыбка тоже угасла на лице, когда он вновь погрузился в невеселые думы. Не обращая внимания на протесты девочки, Джудит скрылась вместе с нею в палатке, которую делила с Катариной, свободной рукой уже расстегивая платье на груди, чтобы покормить ребенка. Плач Марджори стих, когда остальные уже заканчивали свой ужин. Облизав ложку, Нес поднялся на ноги и направился к лошадям, привязанным неподалеку. Присев на корточки, он достал из мешка щетку для чистки лошадей и начал скрести ею Хантера. При этом он мурлыкал себе под нос мелодию, которую наигрывал Кристофер. К нему подошла Катарина, наморщив нос от запаха, исходившего от лошадей.

— Нес, когда закончишь, почини, пожалуйста, седло Марджори. У него треснула спинка. Я вчера уже говорила тебе об этом.

Роберт заметил, как Александр украдкой посмотрел на женщину. Ему почудился гнев во взгляде рыцаря, но тут его внимание привлекла группа людей, чьи голоса заглушили неумолчный гул лагеря. Одним из них был Адам. Проходя мимо, кузен Уоллеса метнул на него враждебный взгляд.

После того, как они ушли, Роберт отставил в сторону миску и скрылся в своей палатке. Внутри слуги уже расстелили на голой земле толстый ковер. В одном углу были аккуратно составлены сундуки с его вещами и амуницией, а сложенные друг на друга шкуры и одеяла должны были послужить удобной кроватью. На одном из сундуков стоял серебряный поднос с глазурованным кувшином вина и кубком. С потолка свисал светильник, заливая все вокруг ярким светом. Опустившись на шкуры, Роберт принялся стаскивать с себя сапоги. Голова у него раскалывалась от бесконечных вопросов, на которые он не находил ответа. Завтра утром, до начала переговоров с Перси и Клиффордом, он спустится к реке с Александром и разомнет мускулы в тренировочном поединке на мечах, чтобы хоть немного отвлечься и прочистить мозги.

Вслед за ним в палатку вползла струйка дыма, и, подняв голову, он увидел, что внутрь тихонько скользнула Катарина. Она не сказала ему ни слова и опустилась на колени позади него, он тоже молчал, продолжая стаскивать с ноги сапог. Его движения замедлились, когда она положила ему руки на спину. Сквозь ткань сорочки, промокшей от пота и липнущей к коже, Роберт ощутил, как она бережно разминает его затекшие мышцы. Он прикрыл глаза, чувствуя, как понемногу уходит невероятное напряжение. Катарина чуть подалась вперед, так, что ее груди коснулись его лопаток. Откинув в сторону его вспотевшие кудри, Катарина поцеловала его в шею. Губы ее были сухими от солнца, и он вздрогнул, чувствуя, как по коже побежали мурашки. Мрачные тучи у него в душе рассеялись, уступив место жгучему желанию немедленно обладать ею. Воздух в палатке тоже, казалось, пропах ею, будоражащей смесью древесного дыма, пота и ягод.

Катарина медленно обошла его крутом, пока не оказалась лицом к нему, по-прежнему стоя на коленях. Он снял у нее с головы платок, и волосы водопадом рассыпались у женщины по плечам. Закрыв глаза, он провел руками по ее спине, а потом, притянув к себе, с силой впился ей в губы поцелуем. Она погладила его заросший щетиной подбородок, а ее язычок, сначала невесомо касавшийся его губ, скользнул глубже.

Роберт потянул вниз платье, обнажая плечо, но корсет оказался слишком тесен и отказывался соскальзывать вниз, так что ему пришлось сражаться с завязками на спине. Когда он открыл глаза, чтобы лучше видеть, что делает, то понял, что Катарина, не мигая, смотрит на него в упор. Справившись, наконец, с узлом, он распустил шнуровку, пока платье не расстегнулось настолько, чтобы его можно было снять свободно. Она высвободила руки, помогая ему опустить платье до талии, обнажив грудь. Роберт жадно смотрел, как она, тряхнув головой, перебросила пышную массу волос через одно плечо, игриво глядя на него. А потом, чувствуя, как желание захлестывает его с головой, он повалил ее на шкуры. Больше он не желал думать ни о чем.

Снаружи раздались встревоженные крики, заглушаемые паническим ржанием лошадей. Роберт оторвался от Катарины, когда полы палатки распахнулись и Александр просунул голову внутрь. Служанка села на постели, закрывая обнаженную грудь обеими руками и с яростью глядя на рыцаря. Но тот не смотрел на нее, не сводя глаз с Роберта, который выругался и поднялся на ноги.

— Какого черта…

— Вам лучше взглянуть самому.

Оставив Катарину сражаться с так и не снятым до конца платьем, Роберт последовал за Александром наружу. Желание оставило его, и на смену пришел жаркий гнев. Кристофер и Уолтер уже стояли на ногах с обнаженными мечами, глядя в темноту за кругом света от костра, вместе с рыцарями и оруженосцами Александра. Нес с камердинером успокаивали лошадей, а Джудит, широко распахнув глаза, в которых плескался страх, прижимала к груди Марджори. Роберт заметил, как рядом с его стягом из земли что-то торчит. Это был стрела. К ним спешили несколько человек из соседних палаток. Их голоса эхом отдавались в вечернем воздухе.

— Что это было?

— На нас напали? Кто-нибудь, позовите Уоллеса!

Роберт присел на корточки рядом со стрелой. К середине древка было что-то привязано — вокруг деревяшки был обмотан клочок пергамента.

— Вы видели, откуда она прилетела? — требовательно обратился он к Александру, который в ответ отрицательно покачал головой.