Формальная школа, структурная поэтика, генеративная 5 page

несомненно обладает автор "Х. с.") и постмодернизм -

несовместимы. В этом смысле Павич писатель глубоко старомодный,

такой, например, как Томас Манн, Фолкнер или Франц Кафка.

Лит.:

Руднев В. Серийное мышление // Даугава, 1992. - No 3.

Руднев В. Гений в культуре // Ковчег, 1994. - No 3.

Руднев В. Морфология реальности: Исследование по

"философии текста". - М., 1996.

---------------------------------------------------------------

* Текст "Хазарского словаря"

см. на www

ХАРАКТЕРОЛОГИЯ

- учение о характерах людей, основанное на исследовании

соматических данных (строения тела). Основоположник клинически

ориентированной Х. - Эрнст Кречмер (основатели

психоаналитической Х. - Карл Абрахам и Вильгельм Райх).

Кречмер различал три типа характера в зависимости от

строения тела: пикнический тип (приземистый, с толстой шеей) -

по характеру циклоид, или сангвиник; астенический тип (худой,

маленький, лептосомный (узкий) - по характеру шизотим, или

шизоид; атлетический тип - Кречмер считал его смешанным

(позднее П.Б. Ганнушкин определил его как эпилептоида).

Проведенные Кречмером эксперименты давали явную картину

зависимости типа характера от строения тела. В дальнейшем его

типология была дополнена и скорректирована П.Б. Ганнушкиным и

М.Е. Бурно. В настоящее время типология основных характеров

выглядит примерно так:

1. Циклоид-сангвиник - добродушный, реалистический

экстраверт, синтонный (то есть находящийся в гармонии с

окружающей его реальностью). Синтоник веселится, когда

весело, и грустит, когда грустно. Когда-то этот образ играл

большую роль в культуре - по-видимому, начиная с эпохи

Возрождения. В художественной литературе сангвиники нарисованы

особенно выпукло: это Гаргантюа, Ламме Гудзак, Санчо Панса,

Фальстаф, мистер Пиквик - все добродушные толстяки. В ХХ в. от

засилья добродушных героев остались только Кола Брюньон и

Швейк. В целом такая в принципе здоровая жизнерадостная

личность не характерна для ХХ в.

2. Психастеник - реалистический, тревожно-сомневающийся

интроверт. Этот тип характерен для культуры конца ХIХ века, его

олицетворяет Чехов в своих основных характерологических

установках - психастевику свойственна повышенная порядочность,

боль за других и тревожно-ипохондрическое переживание прошлого

в своей душе. Чехов запечатлел психастеника в драматическом

виде в образе профессора Николая Степановича ("Скучная

история"), а в комическом виде - в образе Червякова ("Смерть

чиновника"). Психастеник тревожно-мучительно, по многу раз

прокручивает уже сделанные поступки, "пилит опилки", по

выражению Дейла Карнеги. Тревожная психастеническая рефлексия

показательна для начала ХХ в., она воплощена в таком

художественном направлении, как постимпрессионизм

(импрессионизм. считается в целом сангвиническим, синтонным

направлением), в частности в творчестве Клода Моне. Самым

знаменитым героем-психастеником в европейской культуре был,

конечно, Гамлет.

3. Истерик. Для этого характера важен такой признак, как

демонстративность. По выражению Карла Ясперса, истерик живет не

для того, чтобы быть, а чтобы казаться быть. Самый знаменитый

истерик в мировой литературе - это Хлестаков. Истерик -

парадоксальный характер в том смысле, что это аутистический

экстраверт, то есть, с одной стороны, это нереалистический

характер, у него совершенно фантастическое представление о

реальности, но, с другой стороны, он погружен не в свой

внутренний мир, который у него достаточно беден, но в

выдуманную им самим реальность.

4. Эпилептоид. Характер напряженно-авторитарный с

атлетическим типом сложения. Реалист и прагматик до мозга

костей, экстраверт. Из эпилептоидов рекрутируются воины и

политики. Два знаменитых современных российских эпилептоида -

Борис Ельцин и Александр Лебедь. Впрочем, эпилептоиды могут

быть двух типов - примитивно-эксплозивные (Дикой в "Грозе"

Островского) и утонченно-дефензивные (Кабаниха, Иудушка

Головлев, Фома Фомич Опискин). Для эпилептоида характерна так

называемая иудина маска - выражение льстивой угодливости, за

которой прячетея злоба и стремление к власти. Эпилептоид -

прекрасный организатор, но почти никогда не бывает литератором

или философом. Есть великие художники-эпилептоиды, например

Роден и Эрнст Неизвестный.

5. Шизотим, или шизоид, или аутист (см. также

аутистическое мышление). Шизоид - замкнуто-углубленный

аутистический интроверт. Он во всем замкнут на самого себя.

Внешний мир, как его понимают и чувствуют сангвиник и

психастеник, не существует для шизоида - его мир находится

внутри его самого, а проявления внешнего мира суть лишь

символы, еще глубже раскрывающие структуру мира внутреннего.

Весь ХХ век может быть назван шизотимической эпохой.

Практически все сколько бы ни было фундаментальные открытия в

науке и философии, все важнейшие художественные направления

носят шизотимный характер: это и аналитическая

философия, и квантовая механика, и теория относительности,

и психоанализ, и кино, и структурная

лингвистика вместе с семиотикой и математической

логикой, и многое другое; шизоидный характер присущ

экспрессионизму, символизму, новому роману,

постструктурализму, постмодернизму. Почти все великие

художественные произведения ХХ в. аутистичны: "Доктор Фаустус"

Томаса Манна, "Улисс" Джойса, "В поисках утраченного времени"

Пруста, "Шум и ярость" Фолкнера, "Человек без свойств"

Музиля, "Игра в бисер" Гессе, "Бледный огонь" Набокова.

То же самое относится к музыке ХХ века (см. додекафония):

Стравинский, Прокофьев, Шостакович, Булез, Штокгаузен - все это

шизотимы. Вся реальность ХХ в. как бы попадает в воронку

аутистического мышления, реальность насквозь символизирована,

семиотизирована, концептуализирована. Важна логичность,

непротиворечивость построения, а его отношение к реальности

(которой, вероятней всего, как таковой вообще нет) имеет

второстепенное значение. Известно, что когда Гегелю сказали,

что некоторые его построения не соответствуют действительности,

он холодно заметил: "Тем хуже для действительности". Вот

классическая аутистическая установка.

6. Полифонический, или мозаичный, характер. Он тоже

характерен для ХХ века. Мозаика возникает в том случае, когда

человек переносит тяжелую психическую болезнь, например

параноидальный психоз или эпилепсию. В этом случае характер

человека как будто раскалывается на куски, становится

многорадикальным, сочетает в себе несочетаемые черты.

Эпилептическими мозаиками были во многом определившие ХХ в. Лев

Толстой и Достоевский. Франц Кафка, перенесший серьезную

эндогенную депрессию (возможно, психоз), сочетает в своей

личности и в своем творчестве черты дефензивно-психастенические

и шизотимные. Его романы, особенно "Замок", не укладываются в

чисто шизотимную схему экспрессионистического творчества, он

подрывает экспрессионизм своей характерологической полифонией.

Отсюда двойственность, идущая от сочетания обыденного стиля с

фантастичностью происходящего.

Мозаичен в целом сюрреализм, для которого выражение

"сочетание несочетаемого" входит в определение. Картины Рене

Магритта и Сальвадора Дали, фильмы Луиса Бунюэля - это явная

мозаика.

Разобранная здесь Х. является нефрейдистски и даже

антипсихоаналитически ориентированной. Это не означает, что

психоанализ не предложил своей Х. Она была разработана в

трактате В. Райха "Анализ характера". Психоаналитики в

соответствии со своей установкой все объяснять через травмы

раннего детства делят человеческие характеры на оральный

(примитивно говоря, те люди, которых мать слишком рано отняла

от груди), анальный (те, которых слишком унижали в том, что

касается личной гигиены) и генитальный (те, которые пережили

достаточно серьезные эдиповские проблемы - см. Эдипов

комплекс). Психоаналитическая Х. носит также "телесный"

характер, концепция психотерапии у Райха и его последователя

Александра Лоуэна представляет собой работу с телом и

называется биоэнергетической. Основное отличие

психоаналитической концепции от Кречмеровской заключается в

том, что первая имеет не чисто медицинский, а

абстрактно-экзистенциальный характер. Второе отличие - в том,

что если у психоаналитиков терапия направлена на преодоление

характера, то кречмерианская Х. считает характер чем-то

врожденным и неустранимым, и терапия ориентирована на адаптацию

имеющегося характера, на выявление его творческих потенций (см.

терапия творческим самовыражением).

Лит.:

Кречмер Э. Строение тела и характер. - М., 1994.

Леонгард К. Акцентуированная личность. - Киев, 1979.

Ганнушкин П.Б. Избр. труды. - М., 1965.

Бурно М.Е. Трудный характер и пьянство. - Киев, 1991.

Бурно М.Е. О характерах людей. - М., 1996.

Лоуэн А. Физическая динамика структуры характера. - М.,

1996.

"ХОРОШО ЛОВИТСЯ РЫБКА БАНАНАНКА"

- рассказ американского писателя Джерома Сэлинджера

(1948).

Эта новелла представляет собой загадку как в плане ее

построения, так и в плане содержания, смысла. Новелла

Сэлинджера плохо вмещается в рамки модернизма - в ней

нет неомифологической (см. неомифологизм) подсветки,

стиль ее прост, а сюжет, с одной стороны, тривиален, а с другой

- абсурден. Последнее слово - абсурд - отчасти сразу приводит к

разгадке: новелла, как и все творчество Сэлинджера, проникнута

духом дзэнского мышления (см.).

Напомним вкратце сюжет новеллы. В первой части молодая

женщина Мюриэль по междугородному телефону обсуждает с

матерью странности своего мужа. Суть разговора в том, что мать

страшно волнуется за судьбу дочери, уехавшей провести медовый

месяц во Флориду. По ее мнению, с мужем Мюриэль, Симором, не

все в порядке. У него явно не все дома, его выходки в доме тещи

были более чем странны. Например, когда бабушка заговорила о

своей смерти, он подробно рассказал ей, как, по его мнению,

надо устроить ее похороны. Он подарил жене книгу на немецком

языке (!) - это через два года после того, как американцы

разгромили фашистскую Германию. Он что-то сделал (не говорится,

что именно) с цветной подушечкой.

Но дочь успокаивает мамашу: все хорошо, Симор загорает на

пляже, а первые два вечера в фойе гостиницы играл на рояле.

Правда, на пляже он загорает, надев теплый халат, но это чтобы

не видели его татуировки (которой, впрочем, у него нет).

Следующий эпизод переносит читателя на пляж, где Симор

общается с трехлетней девочкой Сибиллой и рассказывает ей

довольно бессмысленную, на первый взгляд, историю про рыбку

бананку, которая забралась в банановую пещеру под водой,

объелась бананов и умерла.

Потом Симор поднимается к себе в номер, в присутствии

задремавшей на солнце молодой жены достает из чемодана, из-под

груды рубашек, револьвер и пускает себе пулю в лоб.

Поверхностное прочтение этой истории, вероятно, такое,

которое предложила бы теща героя. Симор - вернувшийся с фронта

с расшатанными нервами, вообще очень странный, не в меру

начитанный - разочаровался в обычной (прямо скажем, довольно

пошлой) жене и под воздействием минуты и по контрасту с

общением с невинным ребенком совершил непоправимое. Но это

самое поверхностное прочтение, которое ничего не объясняет.

Средневековый трактат индийского теоретика литературы

Анандавардханы "Свет дхвани" говорит о том, что у каждого

произведения искусства есть явный и скрытый, по словам автора

проявленный и непроявленный, смыслы. В новелле Сэлинджера как

минимум два непроявленных смысла. Первый - психоаналитический

(см. психоанализ: ср. междисциплинарные

исследовании). Для того чтобы попытаться проникнуть в этот

смысл, следует подключить технику мотивного анализа

(см.). Перед тем как попасть в номер, Симор едет в лифте, где с

ним приключается с позиций здравого смысла абсурдный эпизод,

который портит ему настроение. В лифте с ним едет какая-то

незнакомая женщина, и между ними происходит следующий диалог:

"- Я вижу, вы смотрите на мои ноги, - сказал он,

когда лифт поднимался.

- Простите, не расслышала, - сказала женщина.

- Я сказал: вижу, вы смотрите на мои ноги.

- Простите, но я смотрела на пол! - сказала женщина и

отвернулась к дверцам лифта.

- Хотите смотреть мне на ноги, так и говорите, -

сказал молодой человек. - Зачем это вечное притворство, черт

возьми?

- Выпустите меня, пожалуйста! - торопливо сказала женщина

лифтерше.

Двери лифта открылись, и женщина вышла, не оглядываясь.

- Ноги у меня совершенно нормальные, не вижу

никакой причины, чтобы так на них глазеть, - сказал молодой

человек" (здесь и далее в цитатах курсив мой. - В. Р.).

Надо сказать, что, прочитав рассказ заново после этого

эпизода, обращаешь внимание на то, что мотив ног в нем

является поистине навязчивым - в коротком рассказе это слово

встречается около двадцати раз, особенно во втором эпизоде,

когда Симор играет с трехлетней Сибиллой:

"По дороге она остановилась, брыкнула ножкой

мокрый, развалившийся дворец из песка.

...сказала Сибилла, подкидывая ножкой песок.

- Только не мне в глаза, крошка! - сказал юноша,

придерживая Сибиллину ножку.

...Он протянул руки и обхватил Сибиллины щиколотки

Он выпустил ее ножки.

Он взял в руки Сибиллины щиколотки и нажал вниз

...Юноша вдруг схватил мокрую ножку - - она свисала

с плотика - и поцеловал пятку".

Тут психоаналитик должен просто взвизгнуть от

удовольствия. Все ясно. Ведь ноги - это субститут половых

органов. Симор не удовлетворен интимными отношениями с женой

(недаром в начале рассказа упоминается статейка в журнальчике,

назывзющаяся "Секс: или радость, или ад"), он довольствуется

латентным сексом с маленькой девочкой. Рассказ о рыбке бананке

тоже становится понятен. Банан - явный фаллический символ.

Рассказ о бананке - это притча о сексе, который чреват смертью,

об эросе/танатосе (см. также тело). Поэтому и самоубийетво

вполне логично.

Третий непроявленный смысл - дзэнский. Дело в том, что

рассказ "Х. л. р. б." входит не только в знаменитый цикл

"Девять рассказов", но и в контекст повестей о семействе Гласс.

Из содержания этих повестей явствует, что Симор был гениальным

ребенком, в семь лет понимавшим философию и рассуждавшим как

взрослый человек, что он был поэтом, писавшим восточные стихи,

серьезно увлекался восточными философиями, и в частности

дзэном, и обсуждал все это с Мюриэль, невестой, а потом женой,

и отношения у них были прекрасными (повесть "Выше стропила,

плотники").

Брат Симора Бадди, его "агиограф", сравнивает его с

восточным мудрецом, который увидел вороного жеребца в гнедой

кобыле. И Симор видит мир не так, как другие. Например, он

восхищается синим купальником Сибиллы, хотя на самом деле он

желтый, просто потому, что это его любимый цвет.

Рассуждения и поступки братьев и сестер Гласс проникнуты

дззнским мышлением, которое, в частности, отрицает важность

противопоставления жизни и смерти и учит, что если человека

осенило просветление, от которого он хочет убить себя, то пусть

себе убивает на здоровье. То есть в таком понимании мира и

субъекта смерть - это вообще не трагедия. Можно убить себя от

полноты жизни, не оттого, что все плохо, как в европейской

традиции, но оттого, что все хорошо "и чтобы было еще лучше"

(пользуясь выражением современного русского философа и знатока

восточных традиций А. М. Пятигорского).

Вероятно, чтобы понять рассказ наиболее адекватно (ср.

принцип дополнительности), нужно иметь в виду все эти

три его интерпретации. При этом самая примитивная житейская

интерпретация ничем не хуже самой эзотерической (ср.

деконструкция, постмодернизм).

Лит.:

Судзуки Д. Основы дзэн-буддизма. - Бишкек, 1993.

Пятигорский А. М. Некоторые общие замечания о мифологии

с точки зрения психолога // Учен. зап. Тартуского ун-та,

1965. - Вып. 181.

Рудыев В. П. Тема ног в культуре // Сб. статей памяти П.

А.

Руднева. - СПб, 1997 (в печати).

Гаспаров Б. М. Литературные лейтмотивы. - М., 1995.

* Ш *

ШИЗОФРЕНИЯ

(от древнегр. schizo - раскалываю + phren - душа,

рассудок) - психическое заболевание, имеющее многообразные

проявления, как-то бред, галлюцинации, расстройство аффективных

функций, ведущие к слабоумию и утрате индивидуальных черт

личности.

Понятие Ш. было введено в психопатологию швейцарским

психиатром Эугеном Блейлером в начале ХХ в., ему же принадлежит

подробное клиническое описание этой болезни, которую в силу ее

сложности и неоднозначности в ХIХ в. путали с другими

психическими нарушениями, например с психозом (см.).

Одним из основных симптомов Ш. является расстройство

ассоциаций. Нормальные сочетания идей теряют свою прочность.

Следующие друг за другом мысли шизофреника могут не иметь

никакого отношения друг к другу, то есть нарушается

фундаментальный принцип связности текста.

Пример Э. Блейлера. Вопрос психиатра больному:

"Испытываете ли вы огорчениями" Больной: "Нет". Психиатр; "Вам

тяжело?" Больной: "Да, железо тяжело".

Мышление при Ш. приобретает странный, чудаковатый

характер, мысли совершают скачки. Все это напоминает картину

сновидения или картину в сюрреализме.

"Замечательны, - пишет Блейлер, - также наклонности к о б

о б щ е н и я м (здесь и далее в цитатах разрядка Блейлера. -

В. Р.), к перескакиванию мысли или вообще функции на другие

области. Бредовые идеи, которые могут возникнуть только по

отношению к определенному лицу, переносятся на другое, с

которым они не имеют никакой внутренней связи. Больного

разозлили, он сначала отпускает пощечину виновному, а затем и

другим, кто как раз находился поблизости. (Ср. характерное

поведение Ивана Бездомного в романе М. А. Булгакова "Мастер

и Маргарита", когда он является в Дом литераторов в

кальсонах и раздает пощечины. Автор романа был врач и, по

общему признанию психиатров, очень точно описал симптомы Ш. у

Бездомного.- В.Р.)

Особенно важно, - продолжает Блейлер, что при этой

ассоциативной слабости [...] а ф ф е к т ы приобретают особую

власть над мышлением: вместо логических сочетаний руководящую

роль получают желания и описания, таким образом возникают самые

нелепые б р е д о в ы е и д е и, открывается дорога чрезвычайно

сильному аутистическомумышлению (см. - В.Р.) с его уходом

от действительности, с его тенденцией к символике, замещениям и

сгущениям". (Что опять-таки напоминает работу сновидения как

она интерпретируется в психоанализе З. Фрейдом; ясно,

что сознание шизофреника регрессирует к более низким формам.)

В тяжелых случаях Ш. обнаруживается то, что психиатры

называют "аффективным отупением". Шизофреник в больнице может

десятки лет не обнаруживать никаких желаний, никаких аффектов.

Он не реагирует на плохое с ним обращение, на холод и жажду,

ложится в промокшую и холодную постель, ко всему проявляет

поразительное спокойствие, хладнокровие и равнодушие - к своему

настоящему положению, к будущему, к посещению родственников.

Явный показатель Ш. - недостаток аффективных модуляций,

аффективная неподвижность. При этом аффекты могут подвергаться

инверсиям: там, где нормальный человек смеется, шизофреник

плачет, и наоборот - так называемая паратимия.

"Самые аффекты, - пишет далее Блейлер, - часто теряют е д

и н с т в о. Одна больная убила своего ребенка, которого она

любила, так как это был ее ребенок, и ненавидела, так как он

происходил от нелюбимого мужа; после этого она неделями

находилась в таком состоянии, что глазами она в отчаянии

плакала, а ртом смеялась".

Одновременный смех и плач суть проявления амбивалентности

в Ш. Например, шизофреник может в одно и то же время думать: "Я

такой же человек, как и вы" и "Я не такой человек, как вы".

(Ср. неклассические логики, истина.)

Для Ш. характерны различного рода галлюцинации:

соматические, зрительные, слуховые, обонятельные, осязательные.

Больные часто слышат голоса, свист ветра, жужжание, плач и

смех; они видят какие-то вещи, реальные и фантастические;

обоняют какие-то запахи, приятные и неприятные; осязают

какие-то предметы; им чудится, что на них падают дождевые

капли, их бьют, режут, жгут раскаленными иглами, у них вырывают

глаза, распиливают мозги (ср. трансперсональная психология,

виртуальные реальности).

При этом реальность бредовых представлений кажется

шизофренику совершенно очевидной. Он скорее откажется верить в

окружающую реальность - что он находится в больнице и т. д.

Для Ш. характерен бред величия, который часто сочетается с

бредом преследования, то есть больные в этой стадии находятся

полностью во власти своего бессознательного, у них

измененное состояние сознаная.

И наконец: "Вследствие потери чувства активности и

неспособности управлять мыслями, шизофреническое Я часто

лишается существенных составных частей. Расстройства ассоциаций

и болезненные соматические ощущения придают этому Я совершенно

другой, непохожий на прежний вид; у больного, таким образом,

имеется сознание, что его состояние изменилось: он стал другой

личностью. [...] Граница между Я и другими личностями и даже

предметами и отвлеченными понятиями может стушеваться: больной

может отождествлять себя не только с любым другим лицом, но и

со стулом, с палкой. Его воспоминания расщепляются на две или

более части" (ср. описание героя романа С. Соколова "Школа для

дураков", которому показалось, что он раздвоился и одна из его

двух личностей превратилась в сорванную им лилию "нимфея

альба").

Ш. в ХХ в. стала болезнью психики No 1, ибо шизофреническое

начало присуще многим фундаментальным направлениям и течениям

культуры ХХ в.: экспрессиоинзму, сюрреализму,

неомифологической манере письма в целом, новому роману,

потоку сознания, поэтике абсурда предстюителей школы

ОБЭРИУ, театру абсурда.

Лит.:

Блейлер Э. Руководство по психиатрии. - М., 1993.

"ШКОЛА ДЛЯ ДУРАКОВ"

- роман русского писателя-эмигранта Саши Соколова (1974),

один из самых сложных текстов русского модернизма

и в то же время одно из самых теплых, проникновенных

произведений ХХ в. В этом смысле "Ш. д." напоминает фильм

Андрея Тарковского "Зеркало" (см.) - та же сложность

художественного языка, та же автобиографическая подоплека, те

же российские надполитические философские обобщения.

Сюжет "Ш. д." почти невозможно пересказать, так

как, во-первых, в нем заложена нелинейная концепция

времени -памяти (так же как и в "Зеркале" Тарковского) и,

во-вторых, потому, что он построен не по сквозному

драматическому принципу, а по "номерному". Это музыкальный

термин; по номерному принципу строились оратории и оперы в ХVII

- ХVIII вв.: арии, дуэты, хоры, речитативы, интермедии, а

сквозное действие видится сквозь музыку - музыка важнее. Вот и

в "Ш. д." - "музыка важнее". Между сюжетом и стилем здесь не

проложить и лезвия бритвы (позднее сам Соколов назвал подобный

жанр "проэзией").

Музыкальность, между тем, задана уже в самом заглавии:

"школами" назывались сборники этюдов для начинающих музыкантов

("для дураков"). Но в русской культуре Иванушка-дурачок, как

известно, оказывается умнее всех, поэтому название

прочитывается еще как "школа высшего мастерства для прозаиков",

какой она и является. Другой смысл названия, вещный -

это, конечно, метафора "задуренной большевиками" России.

В центре повествования рассказ мальчика с раздвоенным

сознанием, если называть вещи своими именами - шизофреника (см.

шизофрения). Между тем за исключением того факта, что с

определенного времени герой считает, что их двое, и порой не

отличает иллюзию, собственную мечту от реальности, в

остальном это удивительно симпатичный герой редкой духовности и

внутренней теплоты и доброты.

Действие "Ш. д." перескакивает с дачи, где герой живет "в

доме отца своего", прокурора, фигуры крайне непривлекательной

(ср. Эдипов комплекс), в город, в школу для слабоумных.

Герой влюблен в учительницу Вету Аркадьевну. У него есть также

любимый наставник Павел (Савл) Петрович Норвегов, учитель

географии, влюбленный, в свою очередь, в ученицу спецшколы Розу

Ветрову. Впрочем, реальность этих "женских персонажей"

достаточно сомнительна, так как Вета Аркадьевна Акатова в

сознании героя легко превращается в "ветку акации", а последняя

- в железнодорожную ветку, по которой едут поезда и электрички

из города на дачу. А Роза Ветрова тоже легко "географизируется"

в "розу ветров" - профессиональный символ учителя Норвегова,

любимца всех учеников, разоблачителя всякой фальши и неправды,

за что его ненавидят другие учителя и директор Перилло.

В центре сюжета-стиля три узла: влюбленность героя в

учительницу и связанные с этим внутренние переживания и

эпизоды, например явно виртуальное сватовство у отца

учительницы, репрессированного и реабилитированного академика

Акатова; превращение героя в двоих, после того как он сорвал

речную лилию "нимфея альба" (Нимфея становится с тех пор его

именем); alter ego Нимфеи выступает как соперник в его любви к

Вете Аркадьевне; наконец, история увольнения "по щучьему

велению" и странная смерть учителя Норвегова, о которой он сам

Date: 2015-09-24; view: 320; Нарушение авторских прав