Глава 69

Возвращение отца из России стало настоящим праздником. Когда Павел Серафимович приехал среди ночи домой, в хате возродилась надежда на спасение. И вернулся он не с пустыми руками! Привез три пуда муки, четыре буханки черного, но настоящего хлеба и даже десять килограммов крупы, которой кормили скотину в колхозах. Никто не задумывался, на сколько хватит этой еды, которая казалась целым богатством. Варя с Василием быстро занесли узлы в хату. Лишь когда окна плотно завесили половичками и платками, зажгли свет. Варя быстро начала ссыпать муку в большие бутылки из темно‑синего стекла. Василий закупоривал их кукурузными початками и расставлял под крышей погреба, чтобы этой же ночью перепрятать в разных местах.

– Это ты хорошо придумала, – заметил отец, – бутылки, закопанные в земле, не так уж и легко найти копьями.

– Я замесила глину, – сказала Варя, – можно будет несколько бутылок залепить в стену коровника. А что делать с мукой для Оли?

– Я сегодня же отнесу ей.

– Но вы уморились, устали с дороги. Еще и не ели, не отдохнули.

– На том свете отдохну, – пошутил отец.

Павел Серафимович разделил крупу, забрал муку для Ольги, забросил за плечи мешок и исчез в темноте. Варя, насыпав в бутылки крупу, пошла с мужем их закапывать. Копать мерзлую землю было трудно, но утешало то, что было много слежавшегося и истоптанного снега. Им супруги присыпали нарушенную землю и притоптали сверху ногами. После этого они закрылись в коровнике, и только тогда Василий зажег тоненькую восковую свечку, чтобы Варя смогла замуровать бутылки в стене. Тщательно выровняв свежую глину на стене, Варя вымыла в сенях руки. Василий сразу же вынес корыто, вылил из него воду в туалет. Если придут активисты, то могут догадаться о тайнике, заметив следы свежей глины. Осталось спрятать буханки хлеба. Долго они носили хлеб по хате, выискивая надежное место. Одну ковригу Варя спрятала под печью, а для второй никак не могли найти тайник.

– Может, под детской кроватью? – шепотом спросила Варя.

– Давай, – согласился мужчина.

Они вытянули из‑под кровати узел со старыми вещами, чтобы положить хлеб подальше от посторонних глаз. Шуршание разбудило Маргаритку. Она проснулась и сразу же вперилась взглядом в буханку.

– Хлебчик! – радостно вскрикнула девочка, показывая пальчиком. – Дай мне!

Прятать было поздно. Варя отломила кусочек, дала дочке.

– Быстренько ешь и ложись баиньки, – сказала она. – Это принес тебе зайчик. Поняла?

– Да! – кивнула девочка, уминая хлеб.

– Если кому‑то расскажешь, то придет Бабай и заберет у тебя хлебчик, – настаивала Варя.

– Не скажу, – тихо пообещала девочка.

– Вот и хорошо! Ложись спатки, а то Бабай уже ходит под окнами, – настращала она дочку.

Варя встала на колени, засунула подальше завернутый в тряпку хлеб, впереди него положила под кровать узел с вещами.

Варя приготовила большой чугун, налила туда воды, принялась растапливать печь. Если у кого‑то в селе была возможность приготовить еду или испечь паляницу, делали это ночью. И даже под сенью ночи было опасно. Стукачи‑оборотни, чтобы угодить руководству и заработать кусок хлеба в качестве награды, не спали по ночам. Поговаривали, что они выходили на пригорок возле бывшей церкви и оттуда наблюдали, не идет ли в какой‑то хате дым из дымохода. Назавтра могли прийти непрошеные гости‑активисты и начать рыскать – если топят ночью печь, значит, есть припрятанный хлеб. Люди стали остерегаться даже своих соседей, которые из зависти могли донести, услышав запах свежеиспеченного хлеба. После того как поели, сразу же начисто мыли миски, вытирали их досуха полотенцем. В любое мгновение кто‑то мог зайти в хату и увидеть, что есть еда.

Варя готовила настоящий суп. Василий перенес керосиновую лампу ближе к печи, а сам сел у окна на страже. Варя почистила картофелину, тоненькие полоски очисток сразу же завернула в тряпку, спрятала под печью. Когда вода хорошо вскипела, она подсолила варево, всыпала целую горсть крупы. Варя пыталась вспомнить, когда в последний раз ела суп, и не смогла. Казалось, что это было так давно!

Вернулся домой отец, и Василий пошел отдыхать.

– Все хорошо! – радостно сказал отец. – Никого по пути не встретил, все передал Оле.

– Сейчас доварится суп, и я вас накормлю горяченьким, – сказала Варя.

Пока дочка хозяйничала возле печи, отец рассказывал о поездке.

– Так что коня я вернул, – закончил он свой рассказ, – можно быть спокойным.

Варя накормила отца, и он сразу же заснул в дочкиной хате, уставший и счастливый. Варя уже не пошла ложиться. Она отложила горсточку крупы и кусочек хлеба для Марички. Картофельные очистки достала из тайника, залила кипятком в ведре, прибавила немного отрубей – пусть и у Ласки будет маленький праздник.

Утром Варя с нескрываемой радостью накормила семью настоящим супом. То ли ей показалось, то ли действительно у маленького Сашка сразу порозовели щечки. Варя поела последней. Она начисто вымыла миски, вытерла их и сразу же спрятала. Собиралась пойти к подруге, но вдруг почувствовала невероятную усталость. Казалось, ноги и руки налились свинцом, стали неподъемными, тяжелыми. Очень хотелось спать. Веки сами собой смыкались, будто она не спала целую вечность.

– Я хочу спать, – сказала она отцу, который играл с повеселевшими детьми, – очень хочу.

– Да на тебе лица нет! – встревожился Павел Серафимович. – Ты, случайно, не заболела?

– Нет, – едва шевеля губами, сказала Варя. – Я больше не могу… Спать…

– Иди ложись!

Варя коснулась головой подушки и сразу же попала в крепкие объятия сна. Ей снились счастливые дни. Она шла по березовой роще. Щебетали птички всеми голосами, щелкал соловей, легкий шалун‑ветерок играл косами березок, перебирая их зеленые‑зеленые листочки. Пахла зеленая трава, из которой выглядывали ясноглазые полевые ромашки, отдавали синевой колокольчики, розовел клевер. По траве бегали Маргаритка и Сашко, играя в пятнашки. У дочки на головке – веночек из ромашек и клевера, в руках Сашка – букетик васильков. И на душе такой покой и ощущение полноты счастья, что хотелось взлететь на крыльях под самое небо! Варя не видела, но чувствовала, что рядом тот человек, без которого не было бы этого неземного ощущения блаженства. Она знала – рядом был Андрей.

– Проснись, доченька, – услышала она голос отца.

Открыла глаза и мигом вернулась в жестокую реальность. По хате уже сновали активисты. Варя так быстро вскочила с кровати, что закружилась голова, она пошатнулась и едва не упала.

– Иди сюда, девочка! – Ганна присела на корточках возле Маргаритки. Девочка с недоверием исподлобья посмотрела на незнакомую тетку. – Не бойся! Вот смотри, что у меня есть! – Ганна достала из кармана конфету, показала Маргаритке.

– Дай мне! – У ребенка загорелись глазенки.

– У меня еще одна есть. – Активистка достала еще одну конфету, дразня малышку. – Хочешь?

– Хочу!

– Давай договоримся, – подлизывалась комсомолка, – я тебе дам конфеты, а ты мне кое‑что расскажешь. Хорошо?

– Тогда дашь?

– Обещаю! – улыбнулась Ганна. – Скажи мне, ты сегодня кушала?

– Кушала.

– Что ты кушала?

– Супчик.

– А еще? Хлебчик кушала? – держа конфеты на вытянутой руке, допытывалась Ганна.

– И хлебчик кушала, – призналась девчушка.

– А ты можешь мне показать, где спрятан хлебчик?

– Нет, не могу!

– Почему?

– Придет Бабай и заберет, – объяснила Маргаритка.

– Отцепись от ребенка, – вмешалась Варя.

– Не мешай! – отмахнулась от нее бывшая подруга и продолжила: – Ты боишься Бабая?

– Ну да!

– Давай договоримся: я прогоню Бабая, и он больше никогда не придет. За это ты мне покажешь, где спрятан хлебчик.

Варя затаила дыхание. Маргаритка задумалась. Она смотрела то на тетю, то на конфеты, которые та держала перед самым носом.

– Там! – шепотом сказала девочка, указав ручкой под детскую кроватку.

Ганна встала на колени, отбросила в сторону узел, достала буханку хлеба.

– Есть! – продемонстрировала она, размотав тряпку. – Не соврали, что ночью жрать готовили!

– Где мои конфеты? – дернула ее за юбку Маргаритка.

– Держи! – отдала одну. – С тебя хватит. Мне еще надо бабаев из всего села выгнать. – Она неприятно расхохоталась. – Идем поищем на улице, – обратилась к ребятам. – Уверена, это не все находки на сегодня.

– Дай еще! – настаивала Маргаритка.

Ганна на виду у девочки развернула конфету, вбросила ее себе в рот, а ребенку отдала обертку.

– Бери, будешь играться!

– А конфетка где? Дай мне!

– Иди у своего папы попроси, если он твой папочка! – Ганна рассмеялась.

Начали рыскать всюду, тыкать копьями. Мерзлая земля плохо поддавалась, поэтому Семен Петухов недовольно скривился:

– Может, пойдем отсюда?

– Идите, – сказал Павел Серафимович, – что было – забрали, уже нет ничего.

– Подождите! – остановила их Ганна. – Посмотрите туда! – указала пальцем на крыльцо старой избушки, где Павел Серафимович только что заменил подгнивший столбик. – Видите, там нарушена земля?

– Это я ремонтировал крыльцо, – пояснил человек.

– Обнаглели – дальше некуда! – негодующе сказала Ганна. – Что‑то закопали и даже снегом не притрусили. Ребята, потыкайте здесь!

– Нет! – кинулась к ним Варя. – Там нельзя! Под крыльцом похоронены некрещеные дети! Ганна, ты же знаешь, что у мамы умерло четверо девочек? Я же тебе рассказывала! Помнишь, как ты боялась вечером проходить мимо этого места?

– Боялась? – Ганна рассмеялась. – Глупая была, потому и боялась. Теперь я ничего не боюсь! Пришло время бояться тебе!

Варя до конца не верила, что там начнут копать. Активисты потыкали копьями, принесли лопату, начали долбить мерзлую землю.

– Полноте, – попросил Павел Серафимович, – там ничего нет. Не берите грех на душу, не тревожьте сон ангелочков.

– А мы – комсомольцы, – разгребая землю, ответил Осип. – Для нас греха нет.

– Ироды вы, а не комсомольцы, – глухим голосом сказал отец.

Варя увидела среди разрытой земли белые кости, вскрикнула, прикрыла ладонями лицо и расплакалась. Павел Серафимович прижал к себе дочку.

– Фу! Какая гадость! – услышала она голос Ганны. – Пошли отсюда!

Варя открыла лицо, когда раздался отцовский голос.

– Все! – сказал он. – Пусть отдыхают себе с богом.

Отец разровнял лопатой землю, сыпнул сверху снега.

Date: 2015-09-24; view: 269; Нарушение авторских прав