Глава 34. В последнее время Варя сдружилась с Маричкой

Лето 1932 года

В последнее время Варя сдружилась с Маричкой. Мовчаны жили в конце улицы, совсем недалеко от Черножуковых. Маричка росла в большой семье, где, кроме нее и родителей, было еще четверо младших сестер, дед и бабушка. Мовчаны считались середняками, потому что имели три гектара земли, несколько коров, коня, держали овец и птицу. Большая семья роскоши не знала, но и особенно не бедствовала. В колхоз они не вступили, как их ни агитировали. Год назад к ним внезапно приехали дальние родственники‑погорельцы из Сталино[13]. Тетка Фенька со своим взрослым сыном Павлом очень слезно просилась пожить у Мовчанов, поскольку их хата сгорела со всеми пожитками и они очутились на улице. Отец Марички, Трофим, имея жалостливое сердце, предоставил родственникам кров. Так они и остались жить, то ли на радость, то ли на беду.

Маричка, ясноглазая блондинка, была привлекательной девушкой. Если бы не хромота (у девушки одна нога была длиннее другой), ее бы давно посватали, но этот недостаток останавливал парней, и у Марички оставалось мало шансов выйти замуж. Уже на выданье была еще одна сестра, но Трофим не давал согласия на ее замужество.

– Пока не выдам старшую – будешь сидеть дома, – сказал как отрезал.

Случилось так, что Маричка сразу же влюбилась в дальнего родственника Павла. Правда, он был на десяток лет старше ее. К тому же на одном глазу у парня было бельмо. Тетка рассказывала, что он ребенком накололся глазом на стебель срезанного мака. Влюбленная до безумия девушка за два месяца от волнения и безответной любви так похудела и осунулась, что, казалось, остались только ее большие синие глаза, наполненные печалью. Трофим осмелился поговорить с Павлом, но парень сказал, что Маричка ему не нравится. Отец не мог дальше спокойно смотреть на страдание дочки, поэтому предложил Феньке поискать себе другое жилье. Тетка поплакала, а утром Павел предложил Маричке стать его женой. Счастливая девушка то ли не замечала безразличия мужа, то ли видела, что хотела. Маричка быстро забеременела и начала иногда заходить к Варе, у которой уже была маленькая дочка. У молодых женщин было много общего, поэтому они быстро сдружились, и Варя теперь не чувствовала себя такой одинокой.

Варя уже и не надеялась, что сможет с кем‑то так сдружиться. Воспоминание о предательстве Ганнуси, которую считала своей названой сестрой, саднило как незаживающая рана. Но Маричка была с ней искренней и откровенной и быстро растопила лед обиды в ее сердце.

Варя мягко провела ладонями по большому животу. До родов осталось совсем немного – живот уже опустился. Вскоре на свет появится братик Маргаритки. В том, что будет мальчик, Варя не сомневалась: так сказала Улянида, а она не ошибается. Когда‑то пообещала Варе: «Будет девочка‑цветочек».

Так и случилось. Когда родилось дитя, Варя тут же вспомнила предсказание Уляниды. Искусанными и запекшимися губами сразу после родов прошептала: «Девочка‑цветок – Маргаритка». Так и назвала дочурку. И правда, девочка хорошенькая, беленькая, с живыми синими глазками – настоящий цветочек.

Вспомнила Варя свои роды, тяжело вздохнула. Маргаритка родилась на восьмом месяце супружеской жизни. До сих пор стояло перед глазами перекошенное гневом лицо Василия.

– Это не мой ребенок! – заявил он.

– Так убей ее, – в отчаянии бросила Варя.

Если бы не отец, который чуть ли не зарубил Василия, и не мать, убедившая мужа, что дети иногда могут рождаться раньше срока, неизвестно, чем бы все окончилось. Со временем Василий начал брать на руки младенца, забавлял, но Варя видела, что сомнения его не покинули. За одно мысленно благодарила мужа: он таки не сказал родителям, что она уже была женщиной, когда выходила замуж.

Вот‑вот родится еще один ребенок. Как тогда Василий будет относиться к Маргаритке? Не возненавидит ли? Может, мягче станет его сердце?

Варя присела у окна. Во дворе Петуховых сновала привидением Олеся. Она так похудела, что страшно было на нее смотреть. Работала в колхозе с шести утра дотемна, затем нужно обслуживать двух бугаев‑братьев и ленивую свекровь, трудиться на своем огороде, ухаживать за скотом. Все легло на ее плечи. Наверное, потому она потеряла сознание прямо на поле. Бедная девочка отпросилась у бригадира на два дня, чтобы отдохнуть дома. И хотя братья отдали в колхоз почти весь надел земли, который переписала на них Ольга, работы дома хватало, чтобы Олеся так изнурилась. До сих пор она ни разу не забеременела. Может, оно и к лучшему. Если бы был еще и ребенок, то Олеся совсем бы с ног свалилась. Вот и сейчас возится во дворе вместо того, чтобы отлежаться. Жалеет ли Ольга, что отдала дочку так рано замуж? Молчит, не сознается, ходит в колхоз и вовсю проклинает своих за все: за то, что заставили ее идти на работу, за то, что отдали землю и скот, за то, что нет никакой пользы от этого колхоза, ведь жили нормально, а теперь едва сводят концы с концами. На трудодни за прошлый год выдали им так мало зерна, что не хватит ни на хлеб, ни на посев. Не заработок, а смех. Теперь ни денег, ни хлеба, ни молока. А налогами так обложили, что люди аж воют. Вот и сейчас родители Вари на жатве в поле. Урожай хороший, но налогов нужно заплатить больше, чем соберут зерна. Отец надеется, что сможет что‑то оставить себе на хлеб и на посев, но и так видно, что ничего не выйдет. Черножуковы – кулаки, поэтому им назначили налоги выше, чем колхозникам. А если не заплатят полностью… Нет, лучше не думать о плохом. Нужно идти на поле, помогать родителям.

Варя тяжело поднялась. Живот так тянет книзу, будто у нее внутри большой камень. Но идти надо. Она запахнулась ситцевым платком, потихоньку вышла во двор. Взяла в сарае серп – хотя бы над межой пожнет рожь, и то помощь.

– А куда это наша Варя собралась? – услышала она сзади знакомый голос.

– Привет, малышка! – улыбнулась Варя. Маричка держала на руках трехмесячную Сонечку. – Тетенька Варя собирается идти в поле.

– Куда? В поле? Едва ноги переставляешь, а жара такая, что земля печет ноги, – заметила подруга.

– Хорошо, что напомнила, – спохватилась Варя. – Возьму бутылку с холодной водой.

– Держи! – Маричка подала дочку Варе. – Я сейчас принесу.

Вмиг быстрая Маричка принесла ведро холодной колодезной воды, налила в стеклянную бутылку, заткнула ее вылущенным кукурузным кочаном.

– Спасибо! – поблагодарила Варя. – Что бы я без тебя делала!

– Может, проводить тебя? Я бы могла и на поле тебе помочь.

– А Сонечку куда денем? – спросила Варя, целуя розовые щечки ребенка.

– Маргаритка же в поле с родителями, так и Сонечка там в тени полежит.

– Какая там тень? Они сейчас на краю поля, там лишь рожь посеяна.

– Да где‑нибудь примостимся. Да, Сонечка? – Маричка забрала ребенка.

– Нет, Маричка, не нужно. – В голосе Вари зазвенели грустные нотки. – Еще кто‑нибудь донесет, что у Черножуковых батраки работают. Плохих людей хватает. Есть хорошие, а есть такие, что волком на нас смотрят.

– Ну хорошо, – согласилась Маричка. – Мы пойдем домой, а вечером еще наведаемся. Только не рано, а когда со скотом управимся. Хорошо?

– Договорились! – улыбнулась Варя.

Потихоньку Варя пошла по утоптанной тропинке через огороды. Действительно, было очень жарко, а земля под босыми ногами казалась раскаленной сковородкой. Варя дошла уже до густых зарослей сливняка, где темнел деревянный крест на могиле деда. Нужно немного отдохнуть, а то так нестерпимо ломит спину, будто кто‑то палкой огрел. Она хотела присесть на траву возле могилы и вдруг услышала, как по ногам потекла теплая жидкость. Страх сковал Варю по рукам и ногам. Нужно быстрее возвращаться домой! Но внезапная нестерпимая боль пронизала все ее тело. Она дико закричала. Хотела бежать, но смогла сделать лишь шаг и сразу опустилась на траву. Сильные схватки начались так внезапно, что женщина испугалась.

– Мама! – закричала она изо всех сил. – Мамочка! Помогите!

Варя была на грани паники. Лежа на спине, она цеплялась руками за траву, пытаясь отдалиться от могилы, которая внезапно начала приводить ее в ужас. Варе удалось отползти лишь на несколько шагов. Между схватками она снова видела старый крест. Ей показалось, что он шелохнулся. Сейчас крест упадет на нее, а из могилы вылезет костлявая рука и схватит ее ребенка.

– Господи! – молилась Варя. – Спаси меня и сохрани!

Женщина перекрестилась. Показалось, крест уже не качался, но нечеловеческий страх ее не отпустил. Чтобы не смотреть на пугавший ее крест, Варя перевела взгляд вверх. На корявой сухой ветке сливы сидела ворона и с интересом смотрела на нее. Может, это дед вылез из могилы и обернулся птицей?

– Иди вон отсюда! – сказала Варя, махнув рукой, но ее голос был хриплым и тихим, и любопытная ворона не сдвинулась с места.

Нет, это не ворона! Варя могла поклясться, что у нее человеческие глаза. Страшные, черные, с красным отблеском. И это чудовище ждет, чтобы отобрать у нее младенца и выклевать ему глаза. Ужасное осознание неизбежности вынудило измученную потугами и болью роженицу сделать последнюю попытку. Варя собрала все свои силы, поднатужилась. Она не отдаст своего ребенка! Резкая боль, казалось, разорвала тело пополам, и вместе с ее криком послышался писк младенца.

– Не отдам, никому не отдам, – шептали потрескавшиеся губы.

Варя нащупала рядом серп, перерезала им пуповину. Зубами открыла бутылку, сделала глоток воды, потом обмыла ребенка. Мальчик! Улянида опять угадала. Она завернула младенца в платок, прижала к груди.

– Не отдам! – прошептала она, посмотрев вверх.

Вороны уже не было на ветке. Со страхом глянула на крест. На нем сидела ворона, раскачиваясь, будто на качели. Блеснула на Варю красными глазами и засмеялась человеческим голосом. Варя провалилась в темную бездну…

– Варя, доченька, открой глаза! – Она с трудом уловила слова матери, доносившиеся будто из воды. А может, это ворона разговаривает с ней материнским голосом?

– Да что же ты стоишь как болван! Вася, возьми ребенка! – Так это мать или проклятая ворона?

– Не дам! Никому не дам! – Варя обеими руками обхватила младенца.

Василий так и понес на руках Варю, которая прижимала к себе новорожденного. Дома ее уложили на кровать. Варя плотно завернулась в одеяло, прячась вместе с младенцем. Как ни уговаривала ее мать позволить забрать ребенка, чтобы хорошо обмыть и спеленать, – не дала. Смотрит перепуганными глазами и только одно твердит: «Не отдам! Никому не дам!» Так и пролежала до утра. И снова то же самое.

– Запрягай коня, поезжай за фельдшерицей, – плача, сказала мать Василию.

Варя попросила пить. Жадно выпила целую кружку молока.

– Не дам фельдшерице ребенка, – сказала она, кормя грудью младенца.

– Она только осмотрит тебя.

– Она заберет моего сына.

– Зачем?

– Потому что она – тоже ворона, – пояснила Варя.

– Господи! Что же делать? Она бредит! – опять заголосила мать.

– Успокойся! – приказал Павел Серафимович. – Варя, может, позвать Уляниду? – осторожно спросил он дочку.

– Да! Пусть ко мне придет Улянида. Я соскучилась по ней, – отозвалась Варя.