День первый. Суббота 9 page

– Я тебе с радостью помогу, – сказал Лассе. Я от него этого не ожидала. – Не волнуйтесь, ребята. Я с вами. По-моему, у нас одна проблема. То есть две. Ник и Лен.

– Отпечатки пальцев все сотрем, – пожал плечами Вова. – И как они будут нас искать?

– Не они, а милиция, – напомнил Лассе. – Ник с Лен знают, что Марина – учительница английского языка, которая только что вернулась из Англии. У нее есть мама и тетя Света. По этим данным можно найти при желании. Они знают фирму, где мы с Юрки клеим наклейки. Элементарно найти. Балерину тоже. Ксения вообще известная личность. Кирилл Петрович опять же представлялся. Владелец фирмы по ремонту телевизоров. Трудно будет найти Ивана Васильевича, если он не поселится у Агриппины Аристарховны. И вы сами, ребята. Фирма зарегистрирована. У вас даже машина есть с логотипом. Ты, Родион, личность вообще примечательная. По-моему, лучше все-таки дождаться милиции. Ничего не брать. Говорить правду о нашем попадании сюда. Естественно, последнее к вам не относится, – он посмотрел на Вову, Гену и Шедевра. – Вы должны придерживаться версии с аварийкой. Позвонили, решетки закрылись, вы ничего не знаете. В общем контексте это пройдет. А Родиону на самом деле лучше бы спрятаться. Найдешь куда?

– Найду, – тоненьким голоском заявил маленький человечек. – Только с долларами. – Он посмотрел на Вову с Геной. – Ребята, я с вами потом поделюсь.

– Лучше не рискуй, – сказал Лассе.

– Да уж, тут никаких баксов не надо, – хмыкнул Вова. – Выбраться бы.

Внезапно тишину квартиры пронзил яростный громкий собачий лай. У меня создалось впечатление, что где-то рядом внезапно появилась злобная овчарка, защищающая свою территорию.

Вова выругался. Шедевр подпрыгнул и выронил одну пачку долларов. Гена застыл.

Лассе первым рванул из комнаты. Я побежала за ним, хотя, признаю, у меня дрожали руки и ноги. Собака продолжала лаять.

Внезапно распахнулась дверь детской и появился Иван Васильевич с Агриппиной Аристарховной на руках. Бывшая балерина была без сознания. На лице Ивана Васильевича был написан ужас.

В коридор выскочил Кирилл Петрович, прикрывший чресла полотенцем.

«Для тридцати семи лет у него очень хорошая фигура», – подумала я.

– Так и импотентом можно стать! – заорал Кирилл.

Потом появилась Ксения, запахивающая халат.

– Откуда взялся пес? – спросила она и зевнула.

Собака продолжала злобно лаять в детской.

– Что случилось? – воскликнул Лассе.

В коридор, шатаясь, вышли Вова, Гена и Шедевр. Американцы не появились. Иван Васильевич попытался что-то сказать и не смог. Я метнулась к Агриппине Аристарховне.

– Вова, нашатырь из ванной! – крикнула я через плечо. – Где ее сумочка? – посмотрела я на Ивана Васильевича.

Он промычал что-то неопределенное.

Гена выхватил из стенки очередную шубу депутатской жены, сорвал с нее светло-голубой тканевый мешок и бросил на пол у ног Ивана Васильевича. Тот аккуратно опустил на шубу Агриппину Аристарховну. Она уже начинала шевелиться.

Я дала ей понюхать нашатырь, она открыла глаза. Лассе тем временем смело вошел в детскую, откуда доносился лай. До меня донесся какой-то шум, но не сильный, потом лай резко стих.

Лассе возник в дверном проеме. Выглядел он совершенно спокойным.

– Кто-то включил игрушку, – объявил он. – Я выключил.

Вова проскочил мимо него в детскую. За ним просочился Шедевр, потом зашел Гена. Кирилл Петрович с Ксенией смотреть не стали, пожали плечами и удалились в свою комнату. Им явно было интереснее продолжать прерванный процесс.

– Что случилось? – спросила я у Ивана Васильевича. – Ребята, сумочка Агриппины Аристарховны там?

Вова тут же появился с сумочкой. Я нашла нитроглицерин и положила старушке под язык.

Иван Васильевич рассказал, что как только они вошли в детскую, от кучи игрушек донесся лай. Они оба аж подпрыгнули. Агриппина Аристарховна явно не выдержала переживаний и упала в обморок. Собака лаяла, как настоящая.

– Иди посмотри на нее, Марина, – сказал историк. – Я уж тут сам с Гриппочкой.

В детской Лассе демонстрировал принцип работы игрушки. Он сказал, что у его племянника такая была, потом сестра от нее избавилась, потому что что-то в ней сломалось, и она начинала лаять, когда заблагорассудится.

«Значит, у сироты еще и племянник имеется», – подумала я.

Огромная игрушечная собака, на которой пятилетний ребенок вполне может ездить верхом, включается на спине. После этого, если кто-то окажется в радиусе действия сенсорного датчика, расположенного в носу, собака начинает лаять. Вероятно, Агриппина Аристарховна и Иван Васильевич как раз и оказались в радиусе его действия. Выключается лай тоже на спине собаки. Если кнопка не включена, датчик не реагирует на проходящих мимо людей.

– Ты хочешь сказать, что ее кто-то включил совсем недавно? – уточнила я.

– Да, – кивнул Лассе. – Раньше же сюда многие заходили – и собака не лаяла.

– Она не могла сама включиться? – спросил Вова.

– Попробуй сам и посмотри, может или нет, – предложил Лассе.

– Хм-м, не похоже, – пришел к выводу Вова. – А кто помнит, где она стояла раньше?

– Собака точно была, – сказал Гена. – Я обращал внимание. Но, по-моему, так и стояла. Если ее сдвинули, то незначительно.

Мы все переглянулись. Значит, в квартире кто-то есть? Кроме нас?

– Возможность имели американцы, – сказал Лассе. – Кстати, это американская игрушка. Может, конечно, уже лицензионная, но у моего племянника была американская.

– Пошли к ним, – первым развернулся Вова. – Мне этот Ник сразу же не понравился.

* * *

Отправились Вова, Гена, Лассе, я и Шедевр. Иван Васильевич повел Агриппину Аристарховну в кровать. Их не интересовали разборки. Им хватило пережитого ужаса. Они сказали, что постараются заснуть. Они так устали, что хотят только лечь.

– Может, снотворного? – предложила я. – В шкафчике в ванной есть.

– Я уже принял снотворное на грудь, – объявил историк. – А Агриппине лучше не надо. Не волнуйся, Марина. Мы, старики, крепкие. Нас так просто не возьмешь. Я еще, может, твоим детям лекции в университете читать буду.

Американцы не спали и тихо переругивались. Лен устроилась на кожаном диванчике, Ник на паласе, правда, бросил на пол сложенные скатерти. Подушка нашлась, как и плед.

Вова начал с обвинений и долго орал. Американцы тоже орали. Они ничего не понимали, потом наконец разобрались, в чем их обвиняют, и стали обвинения яростно отрицать.

– А почему вы не вышли на лай? – спросила я.

– Нам были видения на стене, – сообщила Лен.

– Какие еще видения?! – заорал Вова.

– Богоматерь? – спросила я.

– Нет, словесные.

– «Не укради»? – подал голос Гена. – Или вам было «Не убий»?

– Не лжесвидетельствуй, – сообщила Лен.

– А в Библии разве такое есть? – спросил Вова.

Я задумалась, потом предложила проверить. Должна же у депутата быть Библия, или он только перед телекамерами молится? Признаться, я вообще не помнила, молится ли Верещагин. То есть, конечно, в прошедшем времени. Камасутру я у него точно видела.

Но мы не стали искать Библию и проверять. В данной ситуации это было несущественно.

Существенно было то, что надпись появлялась на английском языке, то есть предназначалась для определенных лиц. Или лица. Для Лен.

Американцы сообщили, что Нику приготовили другую надпись. Ему некто таинственный заявил, что его место – в так называемом sperm camp. Эта надпись была на двух языках одновременно. «Пошел в sperm camp».

– Это что такое? – уточнил Вова. – Марина, ты поняла? Это у них в Америке так на три буквы посылают?

Я знала значение обоих английских слов, но как-то не могла их соединить. Место Ника в лагере спермы? Что это такое? Ему что, донором предлагают стать? Для кого?

Оказалось, что в Америке существуют лагеря для улучшения качества спермы. Туда ездят мужчины в возрасте свыше тридцати, жены которых никак не могут забеременеть из-за низкого содержания пригодных для оплодотворения сперматозоидов в сперме мужа. Лагеря устраиваются на базе бывших армейских. Там занимаются физической подготовкой – для повышения уровня тестостерона, а также проводится различная фаллоцентрическая стимуляция – по крайней мере, это так называется. Едят только имеющие форму фаллоса продукты, например, сосиски и сардельки, даже картофельная запеканка и пирожки выпекаются специально так, чтобы они имели нужный облик. И выкладывается в специально отлитые формы. Мужчины обнимают деревья, что, оказывается, тоже способствует этому виду стимуляции, читают специально подобранную литературу, помогающую почувствовать себя половым гигантом. Их окружают плакаты с изображением голливудских красоток, возбуждающие желание.

– Ксения должна обязательно об этом написать статью, – хмыкнул Вова. – Вот только в какое издание?

– В журнал «Крокодил», – предложил Гена. – Нашим мужикам это не нужно.

Гена с Вовой гордо расправили плечи.

– Знаете что… – взорвался Ник.

Чтобы погасить очередной зарождающийся межнациональный конфликт, я спросила у Ника, кто в России мог знать про подобные лагеря. Ник или Лен кому-то о них рассказывали?

– Паскудников знал, – процедила Лен. – И долго издевался над Ником.

– Ты был в таком лагере? – воскликнул Вова. – И как?

– Подал на развод, – объявил американец. – Меня туда бывшая жена запихнула.

– Наша женщина никогда не отправит мужчину… – открыла рот я.

– Так, давайте прекратим выяснение отношений, – перебил меня Лассе, до этого молчавший. У меня вертелся на языке вопрос насчет Финляндии, но я промолчала. – Значит, из ваших знакомых в России про такие лагеря и про пребывание Ника в одном из них знал только журналист Александр Паскудников? – уточнил он.

– Не только, – вздохнула Лен.

Она пояснила, что посоветовала одной семейной паре, друзьям Паскудникова, которые никак не могли родить ребенка и уже два раза делали ЭКО, отправить супруга в такой лагерь и даже пообещала содействие, поскольку ее дядя Ник там проходил курс стимуляции. Правда, вместо благодарности Лен выслушала очередную проповедь бывшего мужа насчет американского образа жизни, неприемлемого для русских людей. Гости долго смеялись. Лен подозревала, что и они, и Паскудников поведали про эти лагеря массе своих знакомых. Если уж про червей, по словам Ксении, слышала вся тусовка, то про лагеря тем более.

– А я-то надеялся, что круг сужается, – вздохнул Лассе.

– Да конечно, все это организовал Паскудников! – закричала Лен. – Сомнений быть не может! Только он способен на подобную подлость!

– Но я с ним не знаком, – заметил Лассе. – Я даже не знал о его существовании до появления здесь.

– А мы – его поклонники, – объявил Вова, имея в виду себя и Гену.

– Я считаю его очень талантливым человеком, – сказала я. – Но я с ним не знакома и никак не могла перейти ему дорогу. А Агриппина Аристарховна? А Иван Васильевич? Зачем ему было привозить нас всех сюда? И зачем убивать?

– Вон он же слышал, как Паскудников в ресторане… – открыл рот Ник, показывая на молчащего Шедевра.

– Да он же не готовил убийство! – закричал Родька тоненьким голоском. – Он, наоборот, с депутатом собирался встречаться в чьем-то загородном особняке! А я подслушал. Я часто под столами ползаю и слушаю, что говорят. Люди не подозревают о моем присутствии и выбалтывают то, что не предназначено для лишних ушей. Я просто воспользовался услышанной информацией. Но Сашка не занимается организацией убийств и ограблений. Он о них сообщает народу. После того как они уже случились.

– У него есть цикл об иностранных преступниках, – вдруг объявила Лен. – Это ежемесячная программа. Паскудников выезжает в разные страны и там общается с криминалитетом.

– Да, есть такая, – закивал Вова. – Классная программа. Я всегда смотрю.

– В Финляндии он точно был, – невозмутимо продолжала Лен, словно не слышала Вову.

– И что? – спросил Лассе.

– Может, он что-то откопал про вас или вашего друга.

– Во-первых, откапывать нечего, – заявил финн. – Во-вторых, я давно живу в России. В-третьих, какое это имеет отношение к нам?

– Лен, ты неправильно интерпретировала ситуацию, – встрял Ник.

«Неужели он берет нашу сторону?»

– Наоборот, Паскудников мог собрать законопослушных граждан, которые мешают ему и его дружкам творить всякие мерзости.

– Я обязательно должен посмотреть передачи этого журналиста, – хмыкнул Лассе. – Я никогда не слышал, чтобы о ком-то столько говорили.

– Пойдемте спать, – вздохнул Вова. – Все устали, день был долгий, напряженный.

– А почему Лен обвинили в лжесвидетельстве? – так и не успокоился Лассе.

– Уймись, а? – попросил Гена. – Небось она на Паскудникова поклеп наводила, так? В милицию жаловалась?

Лен демонстративно дернула плечиком и отвернулась.

Я взяла Лассе под руку.

– Пойдем. Утро вечера мудренее, как говорят у нас в России.

* * *

Разместились мы, как и планировали: мы с Лассе – в супружеской постели депутата, только в разных концах, Вова на полу рядом со мной, Гена – на полу рядом с Лассе, Шедевр на полу в ногах. Не наступить бы на него, если ночью пойду в туалет. Хотя опасно, наверное…

Все пожелали друг другу спокойной ночи, выключили свет. Интересно, удастся сразу же заснуть или нет? И, главное, удастся ли завтра проснуться? Лассе протянул ко мне под одеялом руку и сжал мою ладонь. Я чуть-чуть приблизилась к нему. Лассе поднял мою руку к губам и поцеловал.

И тут я внезапно почувствовала, как руки и ноги у меня деревенеют… Меня словно парализовало. От поцелуя?! Я попыталась вырвать руку у Лассе – ничего не вышло. Да и он сам лежал неподвижно, прижав губы к моей ладони! Его что, тоже парализовало?!

Глаза мои оставались открыты, и я различала очертания всех предметов в комнате. Слух тоже никак не пострадал, как и обоняние – запах перегара от новых друзей не исчез. Вова, Гена и Шедевр также не шевелились. Что с нами сделали? Кто? На нас пустили какой-то газ?

Потом на стене напротив появилось изображение. Старик с седой бородой, в голубой накидке ехал на колеснице, оснащенный молнией, топором и мечом. Это еще кто такой? Судя по выражению лица, старик вдруг разозлился и бросил молнию вниз. Так он поступал несколько раз, потом изображение исчезло.

Затем перед глазами мелькали какие-то непонятные фигуры в белом, кружили в танце, я видела какое-то озеро, купола церкви, по виду – нашей, потом на стене появился сад и обнаженные мужчина с женщиной. Они бегали по саду, потом любили друг друга, потом купались, опять резвились под яблонями…

На одной из яблонь появилось знакомое пресмыкающееся. Это что, Адам и Ева?

Женщина исполнила на стене танец со змеей, который я ожидала бы увидеть в стриптиз-клубе. Потом у змея выросли две дополнительных головы, и мужчина стал с ними сражаться. Мужчина победил и снова овладел женщиной.

Все было показано так реалистично и одновременно романтично, что меня охватило дикое желание. Я ощутила в воздухе запах цветущих яблонь и свежескошенной травы. Я поняла, что меня сейчас разорвет от желания.

И вдруг я почувствовала, как губы Лассе впились мне в руку с новой силой. Паралич ослабевал, я могла шевелить рукой, ногой…

Нас с Лассе фактически бросило друг к другу. Мы вцепились друг в друга неистово, словно занимались любовью в последний раз в жизни, перед концом света. Мне было все равно, что в комнате, кроме нас, находятся еще трое малознакомых мужчин… Я должна была удовлетворить эту неистовую страсть. Я никогда в жизни не испытывала ничего подобного…

Я вскрикнула, потом вскрикнул Лассе. Вся в поту, я рухнула на подушки, тяжело дыша. Слева от меня раздался тихий мужской стон. Я нашла в себе силы взглянуть, что происходит на полу.

Слава богу, Вова не набросился на меня, не помешал нам с Лассе. Но на него тоже подействовали «картинки».

Я бросила взгляд на стену. Изображение исчезло.

– Все очнулись? – прошептала я. Теперь мне стало стыдно. Трое малознакомых мужчин видели и слышали, как я наслаждалась в объятиях четвертого. Я никогда не думала, что смогу делать это на людях, в присутствии зрителей. Но о том, чтобы сдержать порыв, сегодня не было и речи. Я бы не смогла остановиться. Мне было плевать на всех. Было только неистовое желание и мужчина, способный его удовлетворить.

– Что за эксперименты над нами ставят? – простонал Вова.

С пола, со стороны Лассе, раздался храп.

– Генка что, заснул?! – в неверии воскликнул Вова.

Лассе склонился с кровати и сообщил, что Гена спит на животе. Вероятно, он ничего не видел. Повезло. Или наоборот? У меня ведь в жизни никогда не было таких бесподобных ощущений.

– Шедевр! – шепотом позвал Вова.

– Ну? – над кроватью появилась растрепанная Родькина голова.

– Ты видел?

– Видел. А что это был за старик? Зевс? Но он разве старик?

– Я думаю – Укко, – сообщил Лассе. – Я же просил показать доброго бога леса. Только господа ошиблись, – финн хмыкнул. – Они показали не Тапио, а Укко.

От Лассе мы узнали, что Тапио – добрый седобородый старик, который посылает удачу охотникам. Ему в лесу оставляют мелкие приношения. У него есть жена – Миэликки, хозяйка леса.

Нам же показали Укко, который ездит на колеснице по небесной дороге, поражает громом и молнией злых духов. Считается, что духи могут скрыться от него только в воде. У Укко есть жена Рауни. Когда Рауни ругается, Укко сердится и гремит гром.

– Так он положительный герой или отрицательный? – спросила я.

– Ну, если поражает злых духов? Положительный. Он – громовержец.

– И что это означает для нас? – уточнил Шедевр. – Он ведь на стене много раз молнии метал. Мы – злые духи или наоборот? В представлении организаторов всего этого, я имею в виду?

– А ты у них спроси, – посоветовал Лассе. – Я, признаться, вообще ничего не понимаю. И не помню что-то, чтобы Адам сражался с трехглавым змеем.

– Давайте спать, – предложила я. – Завтра все обсудим.

– Интересно, а в других комнатах что показывали? – спросил Вова.

Я не слышала, что ему ответили и ответили ли вообще. Я заснула.