Letters 5:344

Мы живем в эпоху, когда евангелизация широко использует пе­редовые технологии. Церковь в XX в. хорошо знает, что не­брежение этой важнейшей задачей не отвечает требованиям време­ни; мало того, это было бы неправильно. Если нужно собрать бога­тый урожай душ, то на каждом этапе евангелизации нужно все тща­тельно рассчитать; а когда зерно уже в закромах, нужно тщательно сохранить его. Новообращенных христиан, говоря метафорически, нельзя оставить без последующей заботы, как и новорожденных младенцев. Уход за родившимся младенцем не менее важен, чем за­бота о плоде. Мы уже знаем, евангелизационный проект нужно не­пременно довести до конца, иначе вообще ничего не выйдет.

Это не всегда было так, и порой результаты миссионерской дея­тельности пропадали втуне. Джон Уэсли стал одним из первых до­водить евангелизации до конца. Не используя такой терминологии, он придавал важнейшее значение существу дела. Опередив свое время, он понял, что благовестник не может бросить обратившегося на произвол судьбы. Даже если Св. Дух сам опекает его и укре­пляет жизнь, которую насадил, все равно должны быть способы, обеспечивающие надлежащий уход за новообращенными в этом мире и помогающие на первых порах их воспитанию. Для этого Уэсли создал высокоорганизованную структуру. Некоторые пола­гают, что именно здесь проявилась его гениальность. Разумеется, действенность контроля за новообращенными поверялась их твер­достью в вере. Некоторые отпадали от веры, в полном соответствии с притчей о сеятеле, но насколько мы можем судить, в общинах Уэсли число отпавших было не таким большим.

В одном из писем к леди Максвелл, написанном вскоре после того, как она решила присоединиться к методистской общине, есть очень характерная фраза: Уэсли предупреждает, что даже среди ме­тодистов не все, кто называет себя последователем Христа, по-на­стоящему искренни. Он умоляет свою корреспондентку, чтобы она не дала себя увлечь полухристианам: «Не доверяйте тем, кто тщит­ся одной рукой держаться за Христа, а другой - за мир. Я хочу, что­бы вы были воистину христианкой, как маркиз де Ренти и Грегори Лопес, такой же святой Божьей, как Джейн Купер, которая все — доброта, кротость, любовь». Отсюда становится ясен смысл его плана, направленного на заботу о душах. Подчеркивая святость, он подразумевает нечто большее, чем стройное учение или даже пра­ведную жизнь. Для него христиане возрастают в благодати и обре­тают зрелость только в том случае, если они защищены. Как ни странно, оставаясь недвижными, они откатятся назад.

Здесь выступает на первый план тот аспект его учения, который можно назвать «евангелическим аскетизмом». Упор на оправдание верой, а не на закон, не привел проповедника к антиномизму. Никто не знал лучше него, что раз уж человеку, в опыте возрожде­ния, дарована новая жизнь во Христе, то ее надо пестовать, и под строгим контролем. Поэтому методизм настаивает на том, что Уэсли называет «нашей дисциплиной». «Не следует полагать, что ранний методизм вдохновлялся шумными ‘служениями возрожде­ния’ или неформальным ‘групповым общением’, — пишет Джон Лосон. — Методизм был строже этого и не таким ‘общедоступным’. Во всех своих проявлениях это — религия строгой дисциплины».

Как и многое другое в учении Уэсли, необходимость дисципли­ны проистекала из Писания и из практики древней церкви. Он приводит пословицу: «Душа и тело создают человека; Св. Дух и дисциплина создают христианина». Но непосредственный упор на дисциплину он перенял у пуритан. Как полагает Монк, и пуритане, и методисты призывали к «истинной, чистой, последовательной и динамичной любви по образу жизни Христовой». Уэсли и его со­ратников жестоко преследовали и потому, что их подозревали в возрождении духа и действий ненавистных сепаратистов XVII в. Один обличительный памфлет XVIII в. назван: «Методизм без ма­ски, или успех пуританства». Стоит отметить, как оценивал сам Уэсли вклад пуритан в учение о возрастании в христианстве. По его словам, благодаря «несравненному величию» пуританских богос­ловов методисты научились «употребить веру, данную Богом, и приходить от силы в силу. Они ведут нас за руку по пути праведно­сти и показывают нам, как, в различных жизненных обстоятель­ствах, мы можем уверенно и быстро возрастать в благодати и позна­нии Господа нашего Иисуса Христа».

Уже в начале своего евангельского служения Уэсли убедился, что многие усилия будут потрачены впустую, если он не разработа­ет план, в соответствии с которым обращенных окружат необходи­мой заботой. Было очевидно, что церкви не справятся с такой зада­чей, даже если духовенство этого бы желало. Пока младенцев во Христе не отдадут во власть стихиям, как нежеланных детей в Рим­ской империи, надо было претворить в жизнь опеку над ними. В 1743 г. Уэсли приехал в Танфилд, что недалеко от Ньюкасла. «Столкнувшись здесь (да и по всей Англии) с ужасными случаями, я пришел к выводу, что сам дьявол радуется, что мы предоставим полупробудившихся людей самим себе, чтобы они снова заснули. Поэтому я и решил, по благодати Божьей: больше нигде не прило­жу усилий, если у них не будет продолжения».

Этот принцип он поставил во главу угла, что вскоре привело к появлению «объединенных обществ». Почти год проповедовал он в Нортумберленде, не создавая общин, и нашел, что «почти все семя упало при дороге»⁹. Позже он направлялся только туда, куда навер­няка думал вернуться, и в каждом таком месте создавал общину. В Маллингаре (Ирландия) он остановился на час, чтобы переку­сить, но «суверен», как называли городского главу, пришел в гости­ницу и заставил его провести службу. Пришлось подчиниться; од­нако, добавляет Уэсли, «я почти не надеялся сделать что-то доброе, проповедуя там, где мне не придется проповедовать, и где никто кроме меня не сможет пострадать за проповедь».

В 1763 г. он писал из Хаверфордуэста: «Я убежден больше чем когда-либо, что, проповедуя подобно апостолу и не собирая вокруг себя пробудившихся, не научая их на путях Господних, мы только порождаем детей для убийцы (т.е. дьявола). Сколько я проповедо­вал за эти двадцать лет по всему Пемброкширу! Но там нет ни по­стоянных общин, ни дисциплины, ни порядка, ни тесных связей - и вот, девять из десяти пробудившихся засыпают быстрее, чем прежде»". Уайтфилд, не склонный к подобной практике, призна­вал разумность этих доводов: «Мой брат Уэсли действовал мудро. Из душ, пробудившихся за время его служения, он составил «класс» и сохранил тем самым плоды своего труда. Я этого не делал, и мои люди — что карточный домик». Несомненно, Уайтфилд пишет так из смирения, но, конечно же, организация, созданная Уэсли, име­ла свои преимущества. По-видимому, это тот случай, когда богос­ловские расхождения побуждали двух вождей веры действовать по-разному.

Однако не надо и переоценивать новаторство Уэсли или пре­вратно истолковывать истинную природу его даров. Он не столько открывал новое, сколько приспосабливал существующее. Он знал, как заставить схему работать, но при необходимости свободно им­провизировал, выбирая нужный инструмент. Заманчиво сравнить его методы с методами ранних христиан, реформаторов или пури­тан, но не надо считать, что он их расчетливо копировал. Скорее им двигал Св. Дух, подсказывая, какие средства могли бы наилучшим образом сработать в конкретной ситуации. «Насколько он был ком­петентен, чтобы создавать компактную и работоспособную структу­ру? - спрашивал его друг-ирландец Александр Нокс, понимавший Уэсли лучше многих. — Я твердо верю, что он был абсолютно неспо­собен заранее придумать соответствующий план, но, несомненно, обладал необычайным чутьем, позволявшим ему наилучшим обра­зом использовать имеющиеся средства в данных обстоятельствах. В этом, по сути дела, и заключался его огромный дар».

К созданию сообщества Уэсли побуждала забота о душах: это был непосредственный плод евангелизации. Он не преследовал ни­каких скрытых целей. Он сознательно не основывал новой общины, хотя, разумеется, со временем это должно было случиться. Тогда его единственной заботой были обращенные, которых Бог поручил ему. Как их лучше всего воспитать? Только это и побудило Уэсли осно­вать первые методистские общества. В тогдашней церкви христиане _не могли объединиться для молитвы, для занятий Св. Писанием, дня того, наконец, чтобы поделиться опытом христианской жизни. Уэсли обвиняли в том, что он вызвал раскол в церкви, разрушил су­ществовавшее церковное братство. Он решительно отвергал эти об­винения: «Нельзя разрушить то, чего нет»¹⁴. Когда говорили, что христиане уже объединены в приходы, и, основывая общества, он тем самым от приходов отказывается, Уэсли спрашивал, а что сдела­ли эти номинальные верующие, чтобы позаботиться о новообра­щенных: «Кто с любовью опекал их? Кто отмечал их возрастание в благодати? Кто раз за разом увещевал их и давал им советы? Кто мо­лился с ними и за них, в чем они так нуждались? Это и только это составляет христианское братство. Но увы, где вы его видите? Обра­тите взор на Восток, на Запад, на Север, на Юг, назовите мне любой приход — есть ли там христианское братство? Не карточный ли это домик? Какие отношения связывают прихожан? Есть ли у них ду­ховная общность? Опекают ли они друг друга? Принимают ли они на себя бремена друг друга? Что за насмешка — говорить о разруше­нии того, чего нет! Правда как раз в обратном: мы создаем христиан­ское братство там, где оно разрушено. И плоды этого — мир, ра­дость, любовь, усердие в добрых словах и делах».

Первое собственно методистское общество было основано в Фаундри. Сам Уэсли рассказывает, что появления общества по­требовала обстановка, сложившаяся в Лондоне — миссия методи­стов оказалась тогда весьма успешной. Вот что он пишет о плодах своей тогдашней деятельности и о деятельности своего брата: «Многие грешники переменились в душе и в жизни, но думаю, это долго не протянется. Всякому видно, что у проповедников скоро иссякнут силы, а ни один священнослужитель не осмеливается им помочь. Но вот то один, то другой мирянин стали предлагать им свою помощь. Бог благословил их слово... Одни были образованны, другие — нет. Многие — молоды, кое-кто — постарше; одни слабы, другие очень тверды в суждениях. Но Богу угодно владеть ими все­ми; новые и новые головни исторгаются из огня». Как видно, соз­дания первого методистского общества потребовали не только про­блемы с новообращенными, но и трудности помощников-мирян. В любом случае, появление общества было продиктовано требова­ниями миссии.

«Можно заметить, — продолжает Уэсли, — что у священников совершенно не было никаких планов. Только и делали, что ходили взад-вперед, надеясь спасти души. Но снова и снова задаваясь во­просом: ‘Что я должен сделать, чтобы спастись?’, они захотели объединиться. Двенадцать человек пришли в первый вечер, в чет­верг, ещё сорок — в пятницу, а вскоре — уже сотня людей». «Так, сначала в Лондоне, а потом и в других местах, возникло Объеди­ненное общество,— пишет он, — группа людей, объединившихся ради того, чтобы вести благочестивую жизнь, вместе молиться, по­лучать наставления, опекать друг друга в любви, помогать друг другу в спасении».

Перед теми, кто хотел присоединиться к таким обществам, ста­вилось только одно условие — «‘твердое желание бежать от будуще­го гнева и спастись от грехов’. Живет ли оно в душе, будет видно по плодам. Поэтому мы ожидаем, что все члены общества будут снова и снова свидетельствовать о том, что хотят спастись». Добиться этого можно, отказываясь от зла, творя добро, исполняя все уста­новленные Богом предписания - то есть посещая публичные бо­гослужения, служение Слова, обедню Господню, молясь с семьей и в уединении, изучая Библию, пребывая в посте и воздержании.

Документ завершается словами: «Таковы основные правила на­ших обществ. Все, что Бог нас научил соблюдать, даже в писаном Своем Слове - единственный и исчерпывающий закон, определя­ющий и нашу веру, и наши дела. Мы знаем, что Св. Дух высекает их на всяком пробудившемся сердце. Если найдется среди нас такой, кто не соблюдает их и привычно их нарушает, опекающий должен об этом узнать. Немощный отчитается ему, а уж мы какое-то время мы будем к нему снисходительны. Если же он не покается, ему нет места среди нас. Мы спасли свои души». Такими правилами, по­лучившими окончательный вид в 1743 г., руководствовалось мето­дистское общество.

Как мы увидим, эти правила как раз обеспечивали форму суще­ствования организованного сообщества, в которой нуждался но­вообращенный. Только при таких условиях можно было добиться духовного возрастания. «Уровень смертности» резко снизился бы, если бы твердо, решительно и правильно питали младенцев во Христе. Уэсли следил за тем, чтобы в его обществах так и было. По­сещая их, он напоминал всем об их обязанностях. В Ньюкасле, в марте 1743 г., он «зачитал в обществе правила, которые всем его членам надлежало соблюдать, и пожелал, чтобы каждый серьезно решил, намерен ли он им подчиниться»²³, и добавил: «Я хорошо знаю, что многих из вас это напугает, поэтому с понедельника, то есть с 7-го числа, стал посещать классы снова, дабы ‘хромлющее не совратилось’».

Теперь кратко рассмотрим структуру «обществ». Ключевыми в них были «классы». Как справедливо напоминает Пьет, для Уэсли именно они составляли фундамент здания. Сначала он пытался инспектировать их сам, но вскоре ему пришлось доверить это руко­водителям классов, и так возникла система «замещающего пастыр­ства». Если говорить об опеке, особенно — над новообращенными, она представляется идеальной. Класс был воспитательным звеном методистского общества. Руководитель его был обязан «видеть каждого человека, по крайней мере раз в неделю, чтобы спросить, как преуспевает его душа. Советовать, укорять, успокаивать, на­ставлять по необходимости. Принимать то, что люди приносят для бедных». Проповедник должен знать и о всех болезнях и бес­порядках. Если «обнаруживались порочные люди, их порицали, но какое-то время проявляли снисхождение. Если они каялись в гре­хах, мы с радостью принимали их; если они упрямо сопротивля­лись, их открыто извещали, что больше они не с нами. Оставшиеся скорбели и молились о них, но и радовались: ведь поскольку они суть от нас, общество избавлялось от постыдных дел».

Если класс был воспитательным звеном в методизме, то на «со­юзы» возлагалось то, что связано с исповедью. Организацию свою они переняли у общества Феттер-Лейн, где преобладали моравские братья. Они еженедельно устраивали собрания, на которых люди делились христианским опытом и «просто и по-домашнему» при­знавались друг другу в грехах. Взаимная исповедь, определенная библейским предписанием (Иак. 5:16), заменяла для методистов тайную исповедь священнику и приносила кающемуся такое же чувство облегчения и очищения. Руководитель каждого союза дол­жен был «прежде всего, рассказать о собственном состоянии, а за­тем, по порядку, расспрашивать остальных, столь долго и подроб­но, сколько понадобится, об их грехах и искушениях»²⁹. Внутри со­юзов образовывались другие союзы, еще более сплоченные и тре­бовательные братства. Д-р Таулсон справедливо подчеркивает, что здесь заметно влияние моравских братьев, но не следует недооце­нивать и влияние пуритан. Профессор Хортон Дэвис полагает, что это, вероятно, «сплав двух великих пуританских идей, а именно ‘собранной церкви’ и ‘священства всех верующих’».

Кроме признанных средств благодати, особые группы обеспечи­вали новообращенного всем, в чем он особенно нуждался — чтобы постоянно возрастать в благодати. Именно в этом Уэсли видел свою конечную цель. В 1750 г., в Дублине, он «увещевал общество неукос­нительно двигаться по путям Писания и не сходить с них ни вправо, ни влево». Методистов из Нью-Миллс (Дербишир) он хвалил зато, что они двигались «неуклонно вперед, не слушая чужих мнений, да­бы оставаться только библейскими христианами». Невозможно создать более эффективную систему опеки над христианами, чтобы удержать их на пути, предписанном Св. Писанием.

Ради евангелизации Уэсли был вынужден выходить за рамки церковных установлений; тем не менее, он всячески пытался не до­пустить отчуждения новообращенных от церкви. Так, методист­ские службы не устраивали в привычные часы воскресных богослу­жений, хотя к концу его жизни это условие все чаще обходили. Несмотря на отношение духовенства, он по-прежнему посещал бо­гослужения, когда это было возможно, и регулярно причащался. Нередко он комментировал проповеди и всегда доброжелательно, даже если их содержание его не устраивало. Чаще всего он просто говорил, что проповедь была «исключительно полезной», «сильной и весомой», «торжественной и трогательной». Церковь Св. Луки, на Олд-стрит (Клеркенвелль) он назвал «нашей приходской церко­вью», поскольку Фаундри располагался в границах прихода. 3 ав­густа 1740 г. он пишете явным восхищением: «В нашей приходской церкви Св. Луки мы увидели необычайное, невиданное зрелище: несколько сотен причастников искали Его, Распятого, об этом го­ворили их лица»³⁶. Как написал д-р Саймон, «столь прекрасную сцену можно было бы увидеть везде, если бы только Англиканская церковь знала ‘время посещения’».

Лосон пишет, что общества Уэсли всегда стремились к тому, чтобы «бросать вызов и служить упреком церковным структурам своей искренностью и стремлением к святости». В «Больших про­токолах» позиция методизма сформулирована так: «Не создавая никакой новой секты, преобразить народ, особенно церковь, и рас­пространить по земле святость Писания». Считалось, что почти все члены методистских обществ принадлежат к Англиканской церкви. Конечно, в формальном плане так и было. Им советовали посещать свои приходские церкви, а от диссентеров ожидали, что они будут ходить в свои молитвенные дома. Первые методистские общества были скорее межконфессиональными, чем внеконфесси- ональными; этим они напоминают ранние ассамблеи богемских братьев в XIX в. Предполагалось, что общества сплотят христиан различных деноминаций. В отличие от прежних обществ (скажем, Хорнека и Смидис), правила методизма никак не связывали его приверженцев с Англиканской церковью. «Методисты призваны нести жизнь во все деноминации, — заметил Уэсли и добавил пе­чальное пророчество, — пока они не образуют секты». Это сказано в 1790 г., когда «общий курс» развития был уже бесповоротно опре­делен. Существуют убедительные свидетельства, что уэслианские общества принесли особую пользу, когда они оставались непод­контрольными церкви, сначала Англиканской, а со временем — и методистской.

Большинство ранних методистов формально связано с англи­канством через крещение (и практически всегда — через конфирма­цию), но на самом деле связь была крайне слабой. Поэтому мы мо­жем лишь очень условно причислять методистские общества к ан­гликанству, иначе мы погрешим против фактов. В письме, напи­санном в 1829 г. Хамфри Сандвизу из Бридлингтона, Адам Кларк оставил живое и убедительное свидетельство об этом: «Наши обще­ства образованы из людей, которые взбирались на неизведанные вершины, не принадлежавшие никакой христианской церкви; их разбудила проповедь методистов, которые вывели их через пусты­ни мира сего на широкие дороги, на рынки и ярмарки, к холмам и долинам, водрузили знамя Креста на городских улицах и переул­ках, в деревнях, амбарах, на крестьянских кухнях. И такого не бы­вало с апостольских времен. Сеть забросили в бурный океан без­верного мира, а там — вытянули на берег и плохое, и хорошее. И са­мые лучшие из уловленных стремились к спасению».

Мы увидели, как организованные Уэсли общества осуществля­ли заботу об обращенных. Это был плод евангелизации. Чтобы сде­лать картину полной, посмотрим, как евангелизация стала плодом опеки над обращенными, то есть как они сами научились улавли­вать души. Одни стали проповедниками-мирянами — и странству­ющими, и «на местах». Другие возглавили местные общества и, кроме опеки над паствой, активно действовали в соседних округах. Через несколько лет Уэсли уже окружала огромная армия помощ­ников. «О, работников, работников бы! — восклицал он в 1758 г. — Нескольких «истинных сыновей», жаждущих из­держивать и истощать себя за братьев». Со временем его мольба была услышана не только в Англии, но и в Ирландии, где он писал эти строки. Только Шотландия разочаровала его.

Уэсли оставил непреходящее наследство. После его смерти дело делает выстроенная им система. Миссия не прекратилась, посколь­ку был собран богатый урожай и засеяны новые семена. Здесь силь­нее всего проявился его гений, подчеркивает Дж. Раттенбери и пи­шет: «Как это показал Галеви в новой истории Англии, его органи­зация стала моделью для всех социальных и политических лидеров ближайшего будущего. Но самое главное, он проложил великие евангельские пути XVIII-XIX в., столь же важные, как римские до­роги первого столетия, по которым распространялась Благая Весть об Иисусе Распятом. По ним распространялось и прославлялось Слово Господне».