Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






И надо мною шутили ребята





«Какой же надо быть умницей, чтобы так написать!» ‑ с восхищением думал Джим. А Питер, Бобби и Филлис уже привыкли к тому, что мама почти так же легко сочиняет стихи, как разговаривает. И рифмы не удивляли их так, как они удивили Джима.

Джим научил Питера играть в шахматы, в шашки и в домино, и они замечательно проводили вечера вдвоем.

Нога у Джима уже почти зажила, и ребята чувствовали, что им надо как‑то развлечь своего гостя. Не только играми, но чем‑то другим, в самом деле замечательным. Но пока ничего замечательного не удавалось придумать. Дети так долго над этим думали, что им всем уже начало казаться, что головы у них отяжелели и распухли. И, наконец, Питер сказал:

‑ Плохо, что нам ничего не удалось придумать. Остается ждать: может быть, что‑то само по себе произойдет такое, что будет для Джима сюрпризом.

‑ Иногда все устраивается само, без нашего участия, ‑ кивнула Филлис.

‑ Мне бы хотелось, чтобы что‑то случилось ‑ что‑то невероятное, ‑ прибавила Бобби.

И невероятное случилось. Случилось ровно через четыре дня после их разговора. Вам, наверное, хотелось бы, чтобы это случилось через три дня, как бывает в сказках. Но между сказкой и жизнью существуют определенные различия. И потом, если чудо произошло не на третий день, а на четвертый, то почему я должна говорить неправду?

В эти дни детям с железной дороги все давалось трудно, и у каждого из них было чувство, которое однажды очень точно выразила Филлис:

‑ Боюсь, что железная дорога нас скоро забудет. Мы совсем перестали туда ходить, ‑ жалобно говорила она.

‑ Это было бы с ее стороны не очень благодарно, ‑ шутливым тоном возразила тогда Бобби, ‑ мы же ни одну игру на свете так не любили, как ее!

‑ И потом Перкс часто к нам заходит спросить, как здоровье Джима. И сигнальщик приходил сказать про своего сыночка ‑ он уже совсем здоров! ‑ подхватил Питер.

‑ Ты говоришь про людей, а я имею в виду саму железную дорогу, ‑ уточнила Филлис.

‑ Плохо, что мы уже четвертый день не ходим махать рукой поезду, приходящему в четверть десятого, и не посылаем приветов папе, ‑ с грустью прошептала Бобби.

‑ Надо опять начать ходить! ‑ констатировала Филлис.

И они пошли.

С тех пор как в доме появилась прислуга и маме уже не надо было ни хозяйничать, ни сочинять рассказы, время стало тянуться медленно, и всем казался теперь страшно далеким тот первый день, когда они обосновались в «Трех Трубах»: когда они поднялись на рассвете, прожгли дно у чайника, отведали яблочного пирога за завтраком и впервые увидели железную дорогу.

Теперь стоял сентябрь. Дети спускались к дороге, и дерн у них под ногами был сухой и ломкий. Те былинки, что возвышались над дерном, прямились, словно копья или пики. Синие колокольчики трепетали на жестких и тонких стебельках, египетские розы подставляли солнечным лучам свои сиреневые лепестки, и золотые кувшинки горели, словно звездочки, у берегов пруда, лежавшего на полпути к железной дороге. Бобби собрала целую охапку цветов, и она уже представляла себе, как они красиво будут смотреться на зеленовато‑розовом шелковом лоскутном одеяле, которым была укрыта сломанная нога Джима.

‑ Надо торопиться, ‑ подстегивал девочек Питер, ‑ а то мы пропустим наш «десятый час».

‑ Я только так могу идти, быстрее не выходит, ‑ жалобно скулила Филлис, ‑ ну вот, теперь еще и шнурок опять развязался!

‑ Когда мы тебя будем выдавать замуж, ‑ заворчал Питер, ‑ у тебя в притворе*[33]обязательно развяжется шнурок, и твой жених споткнется и расквасит себе нос на цветных плитках. Ты скажешь, что он тебе не нужен такой некрасивый. И останешься старой девой!

‑ Нет, я уж лучше выйду замуж за парня с некрасивым носом, чем остаться одной!

‑ Все равно не будет ничего хорошего. Он со своим расквашенным носом даже не почувствует, как пахнут цветы, ‑ поддержала шутку Бобби.

‑ Уж не к свадьбе ли ты нарвала столько цветов? ‑ поинтересовался Питер, кивая на букет. ‑ Так, шутки в сторону! Уже был гудок, надо скорее бежать.

И они побежали. И замахали, как обычно, своими носовыми платками, из которых не все были хорошо выстираны.

‑ Передайте папе, что мы его любим! ‑ закричала Бобби.

‑ Привет папе! ‑ поддержали Питер и Филлис.

Вдруг из окна вагона первого класса высунулся старый джентльмен и яростно замахал в ответ. Детям это не показалось чем‑то особенным. Он всегда отвечал на их приветствия. Необычно было другое: из всех вагонов, чуть ли не из каждого окна им махали платками другие пассажиры. А у кого не нашлось платка, те махали газетами или просто руками. И ребята заметили, что газеты, которыми махали многие пассажиры, были одинаковые и с какой‑то необычной шапкой на первой полосе. Поезд с шумом и гудением пронесся мимо, вовлекая в танец мелкий галечник на насыпи. И когда он скрылся из виду, дети переглянулись между собой.

‑ Ну? ‑ спросил Питер.

‑ Что ‑ «ну»? ‑ переспросила Бобби.

‑ Да, что ‑ «ну? ‑ как эхо, повторила Филлис.

‑ Что бы все это могло значить? ‑ Питер задал вопрос, вовсе не ожидая ответа.

‑ Ума не приложу, ‑ отозвалась Бобби. ‑ Наверное, старый джентльмен подговорил всех пассажиров нас поприветствовать. Он ведь знает, что нам это приятно.

Вам, наверное, уже не терпится узнать, в чем же было дело. Старый джентльмен, которого все на станции очень любили и уважали, в тот день приехал раньше обычного. Он остановился у двери, где стоял молодой человек, державший в руках машинку для компостирования билетов. Старый джентльмен что‑то говорил каждому, кто проходил через дверь. И каждый проходящий в ответ кивал. Кивки эти выражали разные чувства: удивление, недоумение, приятное удовольствие, раздражение. Но все эти люди тут же шли к столбику, где была приклеена утренняя газета, и отыскивали одну и ту же заметку. И когда пассажиры входили в поезд, они рассказывали другим пассажирам, уже сидевшим в купе, о том, что они услышали от старого джентльмена. И те, кто успел купить утреннюю газету, тут же доставали ее, просматривали и, как правило, радостно улыбались. А потом, когда поезд приблизился к ограде, за которой стояли трое детей, все принялись яростно махать руками, платками и газетами, так что поезд походил на вереницу белых облаков. В какой‑то момент детям показалось, что поезд ожил. И им хотелось откликнуться на то чувство любви, которое переполняло едущих в поезде.

‑ Что‑то непонятное, ‑ задумчиво произнес Питер.

‑ И невероятное, ‑ прибавила Филлис.

‑ А вам не кажется, ‑ спросила Бобби, ‑ что сегодня старый джентльмен махал нам более выразительно, чем всегда?

‑ Да нет, ‑ пожали плечами Питер и Филлис.

‑ А мне показалось. Он потряс в воздухе этой газетой. Он хотел показать: что‑то такое произошло.

‑ А что могло произойти? ‑ поднял брови Питер.

‑ Я не знаю. Но чувствую, что что‑то должно произойти.

‑ Что же? Вон, у Филлис на ноге ссадина...

В самом деле, Филлис, увлеченная церемонией приветствия, напоролась на протянутую вдоль станции веревку, и пришлось платком перевязывать ей рану.

Дети вернулись домой. Уроки в этот день плохо давались Бобби. Она запуталась в довольно простой задачке, где требовалось распределить 48 фунтов мяса и 36 фунтов хлеба между 144 голодающими детьми, и мама бросила на нее недоумевающий взгляд:

‑ Ты не заболела?

Ответ был неожиданным для мамы:

‑ Я не знаю. Я не могу понять, как я себя чувствую. Но я точно знаю, что это не лень. Мама, ты не могла бы меня отпустить? Мне сейчас надо побыть одной.

‑ Да, я, конечно, могу тебя отпустить, но...

Мелок выпал из руки Бобби и разбился на зеленые кусочки. Это был очень ценный мелок, незаменимый для всяких рисунков и чертежей. Но Бобби даже не выразила сожаления и не стала собирать крошки. Она сорвалась с места и убежала. Мама догнала ее в прихожей, где Бобби пыталась найти среди плащей и зонтов свою летнюю шляпку.

‑ Девочка моя! Ты точно не заболела? ‑ с тревогой спросила мама.

‑ Не знаю, ‑ снова отвечала Бобби, ‑ мне надо побыть одной, чтобы понять, почему у меня голова не соображает, а внутри все перепуталось.

‑ А не лучше ли лечь? ‑ говорила мама, приглаживая волосы на лбу у дочки.

‑ Я выйду в сад. Я там всегда оживаю.

Но Бобби недолго пробыла в саду. Ей показалось, что мальвы, астры и поздних сортов розы тоже пребывают в ожидании чего‑то необыкновенного. Стоял один из тех ярких осенних дней, когда кажется, что вся природа чего‑то ждет.

Одна только Бобби не хотела и не могла ждать. Она сказала, что хочет сходить на станцию, чтобы поговорить с Перксом и спросить у сигнальщика, как чувствует себя его больной сынишка.

Девочка пошла по направлению к станции. Ей встретилась пожилая женщина с почты, которая обняла ее, поцеловала, а потом сказала почему‑то:

‑ Ну, беги, беги, там все узнаешь.

Молодой торговец мануфактурой, обычно в лучшем случае принудительно‑вежливый, а в худшем ‑ неприятно высокомерный, вдруг снял перед ней шляпу, поклонился и произнес странные слова:

‑ Доброе утро, мисс. Я верил, я был уверен.

Еще более необычно повел себя кузнец, шедший навстречу Бобби с газетой в руках. Он широко улыбался, хотя был по натуре человеком скорее угрюмым, а потом вдруг подбежал к ней, замахал над головой девочки газетой и воскликнул:

‑ Добрый день, дорогая, и много, много вам счастливых дней! Пусть сбудутся все ваши желания.

«Все как будто во сне, ‑ подумала про себя Бобби, ‑ я теперь уверена, что что‑то произойдет, а может быть, уже произошло ‑ удивительное, необычайное».

Хозяин станции поздоровался с ней за руку. И не просто поздоровался, а стал поднимать и опускать ее руку, как будто накачивал насос. А потом удалился в свое святилище, туда, куда даже Бобби не решалась следовать за ним.

Перкса нигде не было. И никто не вышел на платформу, кроме станционной кошки. Эта маленькая черепаховая леди, обычно не слишком расположенная к общению, теперь распушила хвостик и, выгибая спинку, стала тереться о коричневые носки Бобби с громким мурлыканьем.

‑ Моя милая! ‑ проговорила Бобби, гладя кошечку. ‑ Сегодня все так добры ко мне, даже такая дикарка, как ты.

Перкс появился лишь после того, как раздался гудок поезда, прибывшего без четырех минут в полдень, и у него, как у многих в этот день, была в руках газета.

‑ Здравствуйте! ‑ бросился он навстречу Бобби. ‑ Ну вот, если это тот самый поезд, то мне приятно будет поработать. Пусть Бог вас благословит! Я все прочитал в газете. Сколько живу на свете, никогда еще я не был так счастлив. Сегодня, мисс, мне нисколько не стыдно ‑ вот! ‑ и он горячо поцеловал ее сначала в одну, потом в другую щеку.

Бобби остолбенела от неожиданности.

‑ Я не обидел вас? Не слишком много я себе позволил? ‑ озабоченно спросил Перкс. ‑ Но, понимаете, ведь в такой день...

‑ Все в порядке. Вы ничего такого особенного себе не позволили, мы вас любим. Вы для нас все равно что родной дядя... Но какой такой сегодня день?

‑ А как же? Вам никто не рассказал про газету?

‑ А что там ‑ в газете? ‑ спросила Бобби, но не получила ответа. Уже «без четырех полуденный» обдал дымом всю станцию, и хозяин, давно искавший носильщика, потянул его за собой.

Бобби снова осталась одна, и только станционная кошка следила за ней из‑под скамейки большими желтыми глазами.

Вы, конечно, уже догадались, что произошло. Но Бобби была не так догадлива. Она находилась в состоянии неопределенности, смятения, ожидания, подобно всем, у кого в душе живет мечта. Может быть, ее сердце ждало того самого, о чем теперь думаем и мы, но в мыслях у нее была пустота. Она ощущала только пустоту и отупение, как во время долгой прогулки после сытного обеда, когда больше всего хочется прилечь на обочине и заснуть.

Из «без четырех полуденного» вышли только трое пассажиров. Один был деревенский мужчина с плетеным ящиком, полным живых кур, которые пытались протиснуть сквозь прутья свои красновато‑коричневые головки. Вторая была мисс Пеккит, кузина жены бакалейщика, с оловянным ящичком и тремя бумажными свертками. А третий...

‑ Папа! Мой папочка! ‑ этот крик ударил в сердца всех, кто ехал в поезде. Люди подбегали к окнам и смотрели, как девочка‑подросток кидается на грудь к высокому, бледному, с тонкими губами мужчине и как он изо всех сил прижимает ее к себе.

 

* * *

‑ Я знала, что произойдет что‑нибудь чудесное, ‑ воскликнула Бобби, когда они вышли на дорогу, ‑ но я не ждала ничего подобного! Папа, папа!

‑ Так значит, мама не получила моего письма? ‑ спросил папа.

‑ Сегодня не было писем... Ах, папа! Это ведь правда ты?

Пожатие его руки убедило Бобби, что это в самом деле был папа.

‑ Бобби, ты должна войти в дом первой и осторожно сказать маме, что все в порядке. Поймали того человека, который это сделал. Я ни в чем не виноват.

‑ Никто и не сомневался. Ни я, ни мама, ни наш старый джентльмен.

‑ Я знаю про него. Это его заслуга. И твоя. Ведь это ты к нему обратилась. Мама написала мне о том, чем ты для нее была все это время. Моя девочка!

Они остановились на минуту.

И вот я вижу, как они идут через поле. Как потом Бобби входит в дом, как медлит у порога, подбирая слова, чтобы осторожно сказать маме о том, что папа уже здесь, дома. И что печаль, борьба, разлука ‑ все уже позади.

Я вижу, как папа входит в сад, останавливается, ждет. Он рассматривает цветы, и каждый цветок воспринимается им как чудо, потому что всю весну и все лето он видел лишь каменные плиты, щебенку и скудную травку. Но вот он поворачивается лицом к дому. Потом выходит из сада, подходит к двери и останавливается возле нее. Это черный ход. А над двориком кружатся ласточки. Они уже готовы улететь от холодных ветров и обжигающих морозов туда, где круглый год лето. Это те самые ласточки, для которых дети смастерили гнезда из глины.

И вот дверь открывается, сверху доносится голосок Бобби:

‑ Входи, папа! Входи!

Он входит, и за ним затворяют дверь. И, пожалуй, нам не надо снова ее открывать и входить в дом. В эти минуты мы там лишние. Нам лучше тихо и поспешно уйти. И только в самом конце поля, где светятся на солнце золотые былинки, колокольчики, египетские розы и кувшинки, мы остановимся и глянем через плечо на белый домик, где ни мы, и никто другой сейчас не нужны.

 

 

Содержание

Предисловие от издательства............................... 3

 

Глава I. Как все началось....................................... 5

Глава II. Питер‑угледобытчик............................... 23

Глава III. Старый джентльмен............................... 43

Глава IV. Вредительница........................................ 62

Глава V. В плену и в заточении............................... 82

Глава VI. Спасители поезда.................................... 96

Глава VII. За доблесть............................................. 110

Глава VIII. Пожарник поневоле............................. 129

Глава IX. Гордость Перкса...................................... 146

Глава Х. Страшная тайна........................................ 164

Глава XI. «Пес» в красном свитере......................... 179

Глава XII. Кого принесли домой............................ 198

Глава XIII. Дедушка Джима................................... 214

Глава XIV. Конец истории....................................... 230

 

 

Date: 2015-09-24; view: 206; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию