ГЛАВА 16. Хаси остановил такси и решил идти дальше пешком

Хаси остановил такси и решил идти дальше пешком. Они договорились с Нива сходить поесть, до встречи еще час, а он забыл купить цветы. Нива любила орхидеи. Перед цветочным магазином стояла наряженная рождественская елка. В магазине было тепло и пахло влажной листвой. Продавец в расстегнутой на груди рубахе, из ворота которой торчали волосы на груди, и с бусами из слоновой кости приветствовал Хаси. Он подрезал стебель розы. Хаси выбрал пять белых орхидей, на зеленых листьях которых слегка проступал красный цвет.

Когда продавец заворачивал орхидеи в серебряную бумагу и завязывал ленточкой, в магазин вошел голубой в меховой шубе.

— Мне нужен большой букет королевских бугенвилий на ветках.

Продавец отложил орхидеи и обеими руками вытащил из стеклянного шкафа в глубине магазина огромный букет бугенвилий.

— Для чего вам эти цветы?

— Я выступаю в рождественском шоу, воткну в волосы и буду исполнять танец оленя.

— Осторожно, не трясите ветки, а то все цветы опадут.

Хаси впервые видел свежие цветы бугенвилии. Те, что он бережно хранил, были пожелтевшие и сухие.

— Интересно, а что значит «бугенвилия»? — прошептал Хаси.

Продавец со смехом покачал головой.

— Возможно, это значит — голубая меланхолия, — сказал гомосексуалист и подмигнул.

Хаси рассмеялся. Лепестки бугенвилии очень тонкие. Стоит чуть-чуть дунуть ветру, как они дрожат и опадают. Почему женщина, что бросила меня, осыпала ими камеру хранения? Писательница объясняла это тем, что бугенвилии были в то время самыми дорогими цветами. Голубой уронил на свою шубу из черно-бурой лисы несколько лепестков бугенвилии и прошел мимо Хаси.

Слепой старик с собакой-поводырем играл на скрипке. Должно быть, у него замерзли пальцы, с каждым порывом ветра он брал фальшивую ноту. Из пасти собаки шел белый пар. Какой-то подвыпивший прохожий сел перед собакой на корточки. Собутыльники отговаривали его, но он открыл коробочку с едой, достал оттуда суси и ткнул собаке и морду. Дворняга с вылезшей шерстью, почуяв запах рыбы, посмотрела на хозяина. Старик, не прекращая играть на скрипке, надтреснутым голосом спросил:

— Что вы хотите?

— Покормить ее тунцом, — сказал пьяный.

— Извините, она не ест сырого.

Пьяный схватил собаку за ошейник и попытался силой втолкнуть суси ей в пасть.

— Ешь! Это ведь тунец.

Собака поджала хвост, заскулила и убежала. Слепой стал извиняться, и по заказу пьяной компании сыграл Zigeunerweisen[11]. Пьяные остались довольны, забросали пустую банку для денег остатками суси и ушли. Старик сел на корточки, выгреб из банки рис и бросил его на землю.

В районе Роппонги на дороге сидели молодые нищие, они продавали бижутерию, свои картины и собрания стихов. Некоторые ели рождественские пироги, которые наверняка где-то подобрали. Скрюченная от холода девица с булавкой в щеке держала в руках плакат с надписью «Панки навсегда!». Булавка была ржавой. В темноте было плохо видно, но щека, скорее всего, гноилась. Время от времени девица вытаскивала тюбик с мазью и смазывала щеку. Засунув в рот кусок пирога, другая девица нюхала клей из полиэтиленового пакета. На земле сидел мужчина с разрисованным в цвета французского флага лицом, он выставил перед собой картинки с изображениями Кюпи[12]. На мужчине была футболка с надписью «Декабрь», на босых ногах — резиновые шлепанцы. Еще один мужчинa продавал бамбуковые трубки со стрелами. Он показывал, как ими стрелять. Вокруг собралась толпа. «Обладает невероятной убойной силой, с десяти метров пробивает толстый лист бумаги. Может убить человека», — было написано на плакате. Хаси смотрел на плакат, когда кто-то окликнул его по имени. Парень с короткой стрижкой и без передних зубов улыбался ему.

— Это я, — выдохнул парень.

Тацуо стоял рядом с девицей с булавкой и продавал сборник стихов под названием «Трупы пчел».

— Это не мои стихи, один старичок странный написал. Просто так мне отдал. А ты, Хаси, крутой стал.

Хаси отказался от книжки, но Тацуо силой впихнул ее в его карман.

— Я твои песни все время слушаю. А тех, кто говорит, что они так себе, сразу же колошмачу.

Тацуо посмотрел на цветы в руках Хаси.

— Красивые. Наверное, южные? На юге и цветы, и рыбы очень красивые.

— Тацуо, извини меня, я спешу.

— Ну да, ты же теперь занятой стал.

— А как Миэко?

Услышав эти слова, Тацуо, словно только что вспомнил, прикрыл рукой рот.

— Вот, зубов лишился. Ребята эти без всякого наркоза выдрали. Говорят, мол, спортсмен где-то припрятал пистолет, рассказывай где. Но сколько меня ни пытали, я ничего им не сказал. Представляешь, без укола щипцами драли! Больно было. Больнее, чем когда ухо порвали. У парней никакой сноровки, даже если бы дантист драл, и то больно, а тут…

— Слушай, извини, я тороплюсь.

— Эх, Хаси, Хаси, здорово было, когда мы вместе жили. Как будто очень давно это было, а на самом деле — недавно. Хаси, а ты, наверное, богатым стал? Был уже на острове Себу? Говорят, все богатые туда ездят.

— Тацуо, ладно, встретимся еще.

Хаси хотел уйти, но Тацуо схватил его за рукав.

— Извини, понимаю, что ты занят. Прости, если поедешь на Себу и увидишься с Миэко, передай ей от меня, что я зубов лишился, а в остальном все нормально. Больше меня не бьют. Ты ведь поедешь на Себу, правда? Богатым стал. В подарок можешь гитару привезти. Ручная работа, они там очень дешевые. Всякие побрякушки из ракушек и в Японии продаются, а вот гитара — это настоящий подарок. Сингапурские авиалинии — самые дешевые. Индийские тоже дешевые, но на борту только рис карри подают. Надоест один карри. От Манилы на внутренних линиях перелет всего пятьдесят восемь минут. Из Японии с учетом пересадки шесть часов двадцать девять минут. Здорово, да? Шесть часов двадцать девять минут быстро пролетят. Вон я сегодня здесь уже больше четырех часов торчу.

Хаси ничего не ответил. Тацуо не отпускал его рукав, поэтому он переложил орхидеи в другую руку. Тацуо достал из кармана стеклянный шарик.

— Я в еженедельнике читал, что ты помолвлен. Вот, бери. Грязный немного, но это тебе подарок. Бери, не стесняйся, мы ведь друзья. Когда друзья подарки делают, не надо стесняться.

Хаси положил шарик в карман, и тогда Тацуо, улыбаясь беззубым ртом, отпустил его руку. Хаси сказал:

— Ну, пока, — и пошел прочь.

Потом обернулся и увидел, что Тацуо подпрыгивает на месте, чтобы разглядеть сквозь толпу Хаси и машет ему рукой.

— Слишком много курила, даже горло болит, — сказала Нива.

Хаси попросил официанта, чтобы он поставил орхидеи на их столик.

— Тебе нравятся бугенвилии?

— С чего ты вдруг спросил?

— В цветочном магазине видел, красивые.

— Запаха у них нет.

— Женщина, которая меня бросила, осыпала камеру хранения лепестками бугенвилии.

— Наверное, цветы любила.

— Зачем она это сделала?

Нива опустила глаза и выпила бокал вина. Увидев это, Хаси рассмеялся и сказал:

— Не будем больше об этом.

Нива страдала. Через неделю, накануне Рождества, Хаси встретится с этой женщиной. Ее имя и адрес уже известны, но Хаси об этом пока не знал. Господин Д. признался Нива, что сам не может ему сказать. «Если у тебя хватить смелости, попробуй. Я сколько раз уже пытался, да не смог. Если получится, скажи». Нива не смогла этого сделать.

После встречи с Тацуо у Хаси испортилось настроение, и он стал размышлять, почему это случилось. Стоит встретить кого-нибудь из старых знакомых, как перелицованные воспоминания его телевизионного двойника тут же начинают разрушаться. Его новые воспоминания, тщательно выстроенные, исполненные нового смысла и не знающие чувства унижения, рассыпались как карточный домик при встрече с теми, кто знал его раньше. Подумав об этом, Хаси испугался. Ему стало казаться, что лучше бы все они умерли. Перед глазами стояло лицо беззубого Тацуо. Когда он наконец с трудом избавился от него, возник Кику и никак не хотел исчезать.

— Что случилось? — спросила Нива.

На ней было бархатное платье с разрезом на груди. Хаси протянул ладонь и сунул ее в разрез.

— Здесь нельзя.

Он дотронулся до лифчика на жестких косточках, набитого губкой. Ужин накануне соития. Он представил себе обнаженную Нива. Плоская, как у мужчины, грудь и женское влагалище. Интересно, а каково это, когда грудь большая? Ему не доводилось трогать большую женскую грудь, разве что коровье вымя. А что, если она, вопреки ожиданиям, его бы возбудила? Вот было бы здорово, если бы существовали люди с женской грудью и мужским членом, а на спине у них чтобы росли крылья!

Принесли салат и суп в вычищенном черепашьем панцире. Сделав первый глоток, Хаси почувствовал, что дрожит от того, как это вкусно. Он сумел забыть и о Кику, и о Тацуо.

Date: 2015-09-24; view: 263; Нарушение авторских прав