Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Много опричнин, хороших и разных?





 

Исторически первой опричниной была опричнина Ивана Грозного. Вторая опричнина – петровская гвардия. «Бархатной» формой реализации опричного принципа были «Редакционные комиссии», готовившие отмену крепостного состояния, и «Верховная распорядительная комиссия» Лорис-Меликова. Наконец, третья опричнина – это большевики, ХХ век. Здесь, однако, ситуация далеко не проста. Организацией квазиопричного типа была ленинская партия профессиональных революционеров. Придя к власти с иностранной помощью, она довольно быстро выродилась в «ленинскую гвардию», особенно после того, как в 1923 году растаяли последние надежды на мировую революцию, ради которой брали власть в октябре 1917 года и курочили страну в 1918 году, провоцировав Гражданскую войну, и гигантские счета в иностранных банках из мир-революционной собственности превратились в личную. «Гвардия», олигархический характер которой признавал сам Ленин, в 1920-е годы повела страну если не к разрушению, то к окончательному превращению в придаток Запада. Именно с этой выродившейся, в значительной степени связанной с фининтерном («правые глобалисты»), и сильной как фактор мирового масштаба («левые глобалисты» – Коминтерн), уже не красной и немолодой (во всех смыслах) «гвардией» пришлось столкнуться Сталину в ходе создания сильного советского государства.

К этому столкновению Сталин подошел творчески: он полностью использовал опричный принцип, не создавая при этом свою опричнину – последнее было невозможно. В то же время существующие институты и структуры были ориентированы на «гвардию Ильича», по крайней мере, так они задумывались и конструировались. Вот эти уже существующие структуры Сталин сумел заставить выполнять чрезвычайные, внеинституциональные функции, работать в качестве его опричнины, т. е. чрезвычайного органа, ориентированного на цели, прямо противоположные исходным – «и лучше выдумать не мог». Сталин заставил регулярные структуры работать в чрезвычайном, т. е. несвойственном их природе (содержанию), функциям и целям режиме, рекомбинируя и сталкивая их. Он не всегда побеждал, ему приходилось отступать и кружить, «сживая врага со света», его жизнь часто висела на волоске, особенно в 1936–1938 годах. Однако в конечном счете он выиграл, обогатив опричный принцип нестандартным применением.

Опричнина Сталина – это опричнина без опричнины, функциональная опричнина. Успеху сталинской Игры в немалой степени способствовало то, что в молодом советском обществе институты еще не до конца оформились и их можно было на какое-то время «перепрофилировать» или вообще использовать неинституциональным способом. Как только оформление произошло – это случилось во время Великой Отечественной войны, пространство опричных игр стало сжиматься и в конечном счете сжалось до одной, отдельно взятой фигуры – вождя, а после его смерти началась олигархизация.

Русские опричнины были очень разными, каждая из них соответствовала своему времени. Так, опричнина Ивана Грозного приняла форму монастырской, церковно-орденской организации. Петровская опричнина в духе XVIII века была гвардией. Большевистская – в духе ХХ века – партией, правда, невиданного доселе «нового типа». Наконец, Сталин использовал опричный принцип с опорой на властные структуры и спецслужбы. Однако суть, чрезвычайная и в то же время легальная, оставалась прежней, как и целевое назначение – подчинение существующих властных институтов новой форме, которая сначала явлена в виде «чрезвычайки», надстроенной над ними, рядоположенной им или перезагружающей их.

Опричнина представляет собой орган комплексного воздействия на социальный процесс, комплексный аппарат управления. Здесь задействованы властное измерение (энергия), собственническое (вещество), идейное (информация). При этом от опричнины к опричнине роль и значение психоинформационного измерения возрастают. Если в опричнине Ивана Грозного оно играет минимальную роль, то в таковой Петра I оно на первом плане – культурный переворот, изменение психоисторического кода, правда, охватывающий только верхушку.

В ситуации применения опричного принципа Сталиным, так же как и в опричнине «профессиональных революционеров», психоинформационный аспект не только приобретал первостепенное значение, но его объектом становились все слои населения.

И еще одно. Каждой последующей опричнине приходилось иметь дело с обществом, находившимся в худшем социальном и социально-психологическом (психическом) состоянии, чем то, с которым имела дело предыдущая «чрезвычайка». Опричнина Ивана имела дело с относительно здоровым обществом, груз его проблем накапливался в течение длительного времени, развитие шло медленным темпом, русское население было свободным. Наиболее острые противоречия концентрировались главным образом наверху социальной пирамиды. Пользуясь пушкинскими метафорами, можно сказать: «море слегка разыгралось», «помутилося синее море».

Петр курочил все еще сильное, но уже не вполне здоровое русское общество – подгнило что-то в царстве русском. Этим чем-то были, во-первых, результаты раскола, надломившего русскую жизнь и вымостившую дорогу петровским преобразованиям и его «бесенятам»; во-вторых, крепостное, т. е. несвободное состояние части русских людей – тоже своего рода раскол; в-третьих, беспокойство «бунташного века» – «неспокойно синее море», «почернело».

Сталин разрабатывал опричный принцип в очень больном обществе – пореформенно-революционно-послереволюционной России, в России эпохи Смуты 1870–1920-х годов, когда декаданс верхов тесно перемешивался с разложением низов (Распутин в этом плане фигура квинтэссенциально символичная). Мало того, что в пореформенной России, давшей свободу силам гниения, распада, подмороженным Николаем I, шел процесс разложения старого, обгонявший процесс социальной организации, на все это наложились хаосогенные результаты революции и Гражданской войны («быль царей и явь большевиков». – М. Волошин), стихия, развязавшая руки «биологическим подонкам человечества» (И. Солоневич) и планомерная деятельность по уничтожению России и русских интернационал-социалистами («замыслы неистовых хирургов / И размах мастеров». – М. Волошин). Ну а в довершение – отвратительный НЭП, добавивший к разложению старого режима еще более быстрое и отвратительное по форме разложение нового режима, НЭП, провалившийся уже в середине 1920-х годов и тащивший за собой в Тартар Истории, т. е. в сырьевое и «культурное» рабство у буржуинов, советскую страну. Плюс сопротивление и вражеское окружение («…на море черная буря: / Так и вздулись сердитые волны, / Так и ходят, так воем и воют»). Иными словами, сталинская «опричнина» имела дело с очень больным – сверху донизу – обществом. И к тому же с неизмеримо более сложным обществом, чем в XVI или XVIII веках, неизмеримо более сложным и враждебным внешним миром и неизмеримо более сложными, почти неразрешимыми задачами на повестке дня.

Ясно, что больное общество лечить намного тяжелее, чем легко– и умеренно больное, тем более что лекарей и средства для лечения надо извлекать из этого больного, взбаламученного общества, из «России, кровью умытою» и уже привыкшей к крови, с трудом понимающей иной язык и главное перешедшей от «горячей» Гражданской войны 1918–1922 годов к «холодной гражданке» 1920-х, которую будут усмирять встречным пожаром репрессий 1930-х годов и которая окончательно выдохнется во время Великой Отечественной войны. И то, что в таких условиях Сталин не создал свою опричнину, а использовал опричный принцип как кладенец-невидимку, является скорее плюсом, чем минусом. Впрочем, каждое приобретение есть потеря и каждая потеря есть приобретение, как говорят наши заклятые «друзья» англосаксы.

Различия между тремя опричнинами не сводятся лишь к тому, что сталинская была скорее принципом, материализовавшимся в различных организациях, а таковые Ивана IV и Петра I – конкретными организациями-«чрезвычайками». Еще более важно и серьезно другое отличие – по содержанию, классовой и цивилизационной («национальной») направленности.

Опричнины Ивана и Иосифа Грозных («грозненская» версия опричнины) – это одно. Опричнина Петра I («питерская» версия) – другое. Различия следует искать в том, насколько эти варианты сплачивали страну, власть и народ в единое целое, как работали на развитие России как особого культурно-исторического типа (цивилизации).

«Грозненская» версия опричнины в обоих своих вариантах носила ярко выраженный национальный характер, сплачивала верхи и низы в достижении единой цели, а в цивилизационном плане была выражением самобытного развития России, антизападной по направленности (в одном случае антифеодальной, в другой – антикапиталистической); обе опричнины представляли собой, помимо прочего, диктатуру над потребностями прежде всего верхов.

«Питерская опричнина» представляет собой жестокое («огнем и мечом», а точнее, дыбой и топором) создание новой господствующей группы, оторванной от народа и противопоставленной ему, социокультурно ориентированной на Запад и способной в силу этого к беспощадной эксплуатации русского населения как туземно-чужого. По различным оценкам, за петровское правление уровень эксплуатации населения властью и господствующими группами вырос в 5–10 раз по сравнению с 1670–1680 годами и это при неизменном уровне создаваемого совокупного общественного продукта. Ясно, что речь идет просто об узаконенном грабеже, и неудивительно, что его результатом стало сокращение населения на 20–25 %, разорение целых социальных групп и погром экономики, от которого она оправилась только к середине XVIII века. К этому же времени относится окончательное социально-экономическое (но не социально-политическое) формирование нового – западоидного – дворянства, дерущего с крепостных рабов три шкуры и не считающего их людьми.

Дело в том, что довольно скоро после оформления крепостничества в 1649 году стало ясно: московское самодержавие как форма неадекватна крепостнической системе, не может обеспечить ее реальное развитие, т. к. господа и крепостные относятся к одной культуре, у них одни и те же вера, ценности, язык, да и быт отличается не качественно. Для полномасштабной реализации крепостничества нужна была другая по форме и технологии власть, другая форма самодержавия – такая, где верхи и низы отличаются друг от друга как два субэтноса. Эту систему создал Петр на основе западных властных и гуманитарных технологий. Его «кромешники» – это уже не ордынская или московская технология власти, а западная, отлившаяся в форму гвардии. Без этой технологии, без гвардейско-армейской оккупации страны русские верхи не превратились бы в отдельный народ, русские крепостные не стали бы рабами екатерининских времен, а крепостное состояние так и осталось бы зачаточно-русским, относительно мягким.

Ну а формально реализации этой технологии внутри России помогла внешняя военная ситуация – Северная война, с которой началось интенсивное и жестокое включение России по политической линии в мировую систему XVIII века, в отстоявшуюся за вторую половину XVII века «вестфальскую систему» и которой власть (а позднее историки) оправдывали петровские «реформы».

Формально – во-первых, потому что главные победы в войне были одержаны не новой армией и флотом, а старыми. Победу при Лесной, «матерь полтавской виктории» одержали полки «старого строя», а главные морские победы над шведами одержал не парусный, а гребной флот.

Во-вторых, что еще более важно, эксплуатация продолжала нарастать и после того, как в войне произошел перелом (1708 году – битва у Лесной; 1709 году – Полтавская битва; 1714 году – Гангутский бой), и Россия медленно, но верно пошла к победному для нее финалу 1721 года. Еще в 1716 году Военный Устав был распространен на гражданскую службу; уже после окончания войны в соответствии с законом о поселении полков («Плакат», 1724 года) армейские полки (200 тыс. чел.) были размещены на вечные квартиры по губерниям и уездам для сбора подушной подати, контроля над населением (чтоб никто не покидал местожительства без разрешения) и гражданской администрацией, выполнения полицейских функций (все это нельзя охарактеризовать иначе, как оккупацию собственной страны – Грозный оккупировал только часть, и то временно). Иными словами, не в войне дело, а в задаче резкого усиления социального контроля в целях увеличения и ужесточения эксплуатации. Причем до такой степени, что «птенцы гнезда Петрова» вынуждены были серьезно притормозить политику Петра буквально через несколько недель после его смерти (записки генерал-прокурора Ягужинского императрице о неминуемой финансовой катастрофе из-за разорения крестьянства). Однако, как в случае с Иваном IV и Смутой начала XVII века, петровская опричнина набрала инерцию и, несмотря на вялотекущую «смуту наверху» в виде дворцовых переворотов, в елизаветинско-екатерининское правление из петровской опричнины откристаллизовалось петербургское самодержавие (правда, с привкусом и послевкусием дворяновластия, с которым пытались бороться Павел I и Николай I), если так можно выразиться, «самодержавие с дворянским лицом».

Логическим результатом петровской опричнины и имманентной чертой Петербургского самодержавия, достигшей пика при Екатерине II, стало полное рабство крепостных и усиление в ее правление в 3–4 раза эксплуатации как частновладельческих, так и крепостных крестьян. И это при внешних и внутренних займах, из-за которых госдолг к концу правления «матушки» достиг 200 млн рублей, и России удалось расхлебать эти результаты правления Екатерины только в николаевское время благодаря реформе Е. Ф. Канкрина.

Таким образом, объективно векторы «грозненских» и «питерской» опричнин были разными, именно поэтому я их и противопоставляю друг другу. Но различие не только в направленности, т. е. в перспективе, но и в ретроспективе. Чрезвычайные режимы Ивана и Иосифа Грозных вводились из схожих обстоятельств. К середине 1560-х годов, как и к концу 1920-х было проедено материальное наследие – «вещественная субстанция» – предыдущих эпох. В 1560-е годы был исчерпан земельный фонд, из которого дед и отец Ивана IV черпали землю для раздачи в качестве поместий. Исчерпан до такой степени, что Ермолай Еразм советовал царю перестать раздавать детям боярским землю, а посадить их на «продовольственный паек» – этот «подход» будет реализован в сталинскую эпоху, когда различные ранги номенклатуры станут отличаться друг от друга объемом и качеством потребляемого.

В 1920-е годы было исчерпано наследие дореволюционной эпохи: промышленность развалилась, сельское хозяйство стагнировало, оба эти сектора не создавали друг другу условий для расширенного производства.

В 1564 и 1929 годы перед властью стоял нелегкий выбор: за счет кого предпринять новый рывок, кто станет главным источником материальных средств для рывка и создания новой формы власти – верхи или низы? Ясно, что так или иначе, в той или иной степени – и те и другие. Но в какой степени? В каком соотношении? И какой будет ориентация рывка – государственно-национальная или олигархическая с оглядкой на Запад?

Иван Грозный и Сталин выбрали удар по верхам (впрочем, и низам досталось) и национально ориентированный курс. Земщина (боярские фамилии) против своей воли профинансировала опричнину. «Ленинская гвардия» – тоже против своей воли, но продлевая себе тем самым жизнь, – в значительной степени профинансировала индустриализацию: награбленные в России с 1917 года миллионы фунтов, долларов, франков, марок, драгоценности, которые «гвардейцы Ильича» размещали в западных банках, сначала главным образом для целей мировой революции (т. е. мирового захвата власти), в топке которой планировалось сжечь Россию, затем главным образом для себя – страховка на всякий пожарный случай. С конца 1920-х годов и с ускорением после 1929 года деньги стали возвращаться в СССР: фонд «мировой революции»/личных сбережений верхушки «партии нового типа» заработал на индустриализацию «одной, отдельно взятой страны» (именно этого больше всего не могут простить Сталину сродственники и потомки большевистской верхушки, отсюда – ненависть, здесь ее «логово», как сказал бы Глеб Жеглов). Возвращение стране награбленного совпало, естественно, и с властной атакой на владельцев капитала – исчерпание последних стало не только властным, но и жизненным финалом гвардейцев «большевистского кардинала» – победили сталинские «мушкетеры», эффективно охотившиеся за алмазными «подвесками» по всему миру.

Это то, что Гегель называл коварством Истории: награбленное было возвращено и позволило СССР в течение десяти лет выйти на второе место в мире по объему производства; те, кто готовил России место в топке мировых процессов, сами угодили в нее, а пепел был унесен ветром Истории, прямо на Рембо (в переводе Е. Витковского):

 

Я плыл вдоль скучных рек, забывши о штурвале:

Хозяева мои попали в плен гурьбой —

Раздев их и распяв, индейцы ликовали,

Занявшись яростной, прицельною стрельбой.

 

И действительно, бывшие хозяева страны, корежившие ее на потребу левых и правых глобализаторов с их прожектами «мировых Венеций» и – фактически – мирового правительства и державшие русских за своего рода индейцев, попали в плен к власти, развернувшей социализм именно в сторону «индейцев», представители которых и занялись в чрезвычайном режиме прицельной стрельбой по ленгвардейцам в подвалах Лубянки. Как говорится, «ступай, отравленная сталь по назначению». И это назначенье совпало с задачей индустриализации России (СССР), не позволившей гитлеровскому Евросоюзу смять нас, т. е. с задачей общенациональной.

 

Date: 2015-09-24; view: 235; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию