XXXVII

60. Искушают нас зги искушения ежедневно. Господи, непрерывно искушают.

Человеческий язык - это искусительное горнило на каждый день. Ты

приказываешь нам и здесь владеть собой: дай, что повелишь, и повели, что

хочешь. Ты знаешь стенания сердца моего к тебе и реки слез моих. Мне нелегко

сообразить, насколько очистился я от этой скверны, и я очень боюсь того, что

скрыто во мне; это видят глаза Твои, мои нет. При других искушениях я

способен хоть в какой-то мере проверить себя, при этом почти нет. Что

касается плотских удовольствий и пустого любопытства, то тут я вижу,

насколько я успел в обуздании души моей; лишился ли я их добровольно, или их

вовсе и не было, но я могу себя спросить, каково мне без них: очень тяжко

или не особенно. К богатству стремятся, чтобы служить какой-либо из этих

трех страстей, одной или двум или всем трем, и если душа не может дать себе

отчета, презирает ли она богатство, им обладая, то можно от него отказаться,

чтобы испытать себя. А неужели, чтобы проверить, как на нас подействует

отсутствие похвал, мы должны жить дурной жизнью, настолько порочной и

зверской, чтобы все, нас знающие, нас возненавидели? Можно ли сказать или

подумать что-нибудь бессмысленнее! И если похвала и должна быть и бывает

спутницей хорошей жизни и хороших дел, то не следует отказываться ни от

такой спутницы, ни от самой хорошей жизни. А понять, без чего обойдусь я

спокойно или с трудом, я могу только при отсутствии того, о чем шла речь.

61. В чем же исповедуюсь я Тебе, Господи, говоря об этом искушении? Не

в том ли, что похвалы мне очень приятны? Но истина больше, чем похвалы. Если

бы меня спросили, предпочту ли я стать безумцем, во всем заблуждаться и

слышать всеобщие похвалы, или быть разумными, твердо стоять в истине и

слышать всеобщее порицание, я знаю, что выберу.

Я не хотел бы только, чтобы одобрение из чужих уст увеличивало во мне

радость от чего-то доброго во мне. А оно - признаюсь - увеличивает; мало

того, порицание уменьшает. И когда я в тревоге от этой нищеты своей, то тут

и подкрадывается ко мне извинение; ты, Господи, знаещь ему цену, но меня оно

смущает. Ты ведь приказал нам быть не только воздержанными, т.е. подавлять

любовь к некоторым вещам, но и справедливыми, т.е. знать, на что обращать

ее; Ты захотел, чтобы мы любили не только Тебя, но и ближнего. И мне часто

кажется, что когда я радуюсь похвале очень понимающего человека, то я

радуюсь росту ближнего или надеждам на этот рост, и наоборот - огорчаюсь его

недостатками, когда слышу, как он порицает или то, чего он не понимает, или

то, что хорошо. А иногда я огорчаюсь и похвалами себе: если хвалят во мне

то, что мне самому не нравится, или оценивают больше, чем они стоят,

качества даже хорошие, но незначительные. И опять, откуда я знаю, возникает

ли во мне это чувство потому, что я не хочу, чтобы тот, кто меня хвалит, был

обо мне другого мнения, чем я сам, и беспокоюсь вовсе не о его пользе: те

самые хорошие качества во мне, которые и мне нравятся, становятся мне

приятнее, если они нравятся и другому. Если же мое собственное мнение о себе

не встречает похвалы, это значит, что в какой-то мере не хвалят и меня,

потому что или хвалят то, что мне не нравится, или хвалят больше то, что мне

в себе нравится меньше. Не загадка ли я сам для себя?

62. И вот в Тебе, Истина, вижу я, что надлежит мне приходить в

беспокойство от похвал себе не ради себя, а ради пользы ближнего. А бывает

ли так, не знак? Тут я себе меньше знаком, чем Ты. Молю Тебя, Боже мой,

покажи мне меня самого, чтобы в ранах, которые я увижу в себе, исповедаться

братьям моим: они будут молиться за меня; я стану опять допрашивать себя

внимательнее. Если, слушая похвалы себе, я беспокоюсь о пользе ближнего, то

почему я беспокоюсь меньше, слыша несправедливые упреки не себе, а другому?

Почему меня уязвляет больше оскорбление, брошенное мне, чем нанесенное

другому в моем присутствии и столь же незаслуженно? И этого ли не знаю?

Остается "обольщать самого себя" и лгать перед Тобой языком и сердцем? Это

безумие удали от меня, Господи, "да не станут слова мои елеем грешника,

чтобы умастить главу мою".