Двадцать девять. Карантинные предписания по-разному сказываются на людях из разных слоев общества, так же как и сами вспышки

Карантинные предписания по-разному сказываются на людях из разных слоев общества, так же как и сами вспышки. Если Келлис-Амберли поражает крупные города, хуже всего приходится деловым кварталам и центру. Именно там собирается больше всего людей, там можно вступить в близкий в контакт с окружающими, что в наши дни редкость. Как ни парадоксально, но в деловых кварталах происходит больше и несчастных случаев. В трущобах нет продвинутых систем безопасности, и оружия там меньше, зато их жители обычно хорошо контролируют ситуацию. К тому же, когда на кону стоит жизнь собственной семьи, а не просто каких-то сослуживцев, редко кто пытается скрыть ранение. Когда объявляют карантин, центр города обычно вымирает. Случись в это время там проезжать — прямо почувствуешь на себе настороженные взгляды местных жителей.

В районах, где живет средний класс, все тоже сразу же запираются, но зато атмосфера там не такая зловещая: люди оставляют открытыми маленькие окошки и те, что расположены достаточно высоко; и не все стеклянные двери закрывают металлическими щитами. Когда заезжаешь в подобное место, все-таки создается впечатление, что здесь обитают живые люди. Хотя, конечно, никто не спешит приглашать тебя в дом. Попробуй к ним сунуться — мигом подстрелят. А если не полезешь, и они тебя не тронут.

Зал для заседаний, где выступал с речью сенатор, располагался достаточно далеко от Центра собраний, так что в карантин, теоретически, не попадал. На улице почти не было машин, но жители не опустили на окна стальные решетки и не закрыли двери металлическими щитами. Магазины работали, хотя покупателей в них и не было. Стив затормозил около первого поста охраны, а я тем временем глазел по сторонам. Как же я сейчас ненавидел этих людей: им плевать, что происходит за городом. Джордж погибла. Рик и Махир говорили, весь мир скорбит о ней вместе со мной, но какая разница? Ведь ее убийца, человек, которого я собирался обвинить в ее смерти, даже не заметил, что происходит.

Возможно, охранник на посту и удивился: что делает здесь грязный поцарапанный внедорожник спустя час после того, как закрыли Центр. Но он промолчал. Самое главное, что анализы крови оказались отрицательными, а больше его ничего и не интересовало. Мужчина махнул рукой, мол, проезжайте. Я стиснул зубы, чуть не до крови прикусил язык.

«Успокойся, — велела Джордж. — Он не виноват. Он же не в новостях работает».

— Да, конечно, — проворчал я.

Стив посмотрел на меня исподлобья.

— Что?

— Ничего.

Мы припарковались возле автобуса для прессы. Журналисты сейчас, наверное, благодарили Бога: конечно, они ведь так кстати оказались на политическом мероприятии среди разных больших шишек, а значит, делать репортаж в карантинной зоне их уже не пошлют. Возле Центра собраний наверняка уже толпились местные ирвины — снимали сотрудников ЦКПЗ, которые запечатывали территорию. Еще совсем недавно я бы тоже побежал туда, радостный и счастливый. Но сейчас… Пожалуй, я бы почувствовал себя по-настоящему счастливым, если бы никогда больше не увидел вспышки вируса. Где-то между Икли и Джордж они перестали мне нравиться.

Мы вместе зашли в лифт. Стив нажал нужную кнопку, а я поинтересовался:

— У тебя же нет журналистского пропуска?

— Мне он не нужен. В Центре объявлен карантин. Согласно моему контракту, я обязан преодолеть любое препятствие, отделяющее меня от сенатора.

— Хитро, — восхитился я.

— Именно.

Двери лифта открылись. В зале полным ходом шла, как это ни отвратительно, самая обычная вечеринка. Официанты в накрахмаленной форме разносили подносы с напитками и закусками. Повсюду толпились политики, их жены, репортеры и представители калифорнийской элиты — трепались о всякой ерунде, которая не шла ни в какое сравнение с кровью Джордж на стенах нашего грузовика. Только в глазах читалась тревога: они знали про объявленный карантин и боялись. Половина этих людей временно проживала сейчас в Центре собраний, многие работали там или были совладельцами. Но гости не хотели терять лицо. Конечно, ведь речь шла о миллионах долларов, которые город мог потерять из-за вспышки вируса. Так что вечеринка продолжалась.

— По был прав, — пробормотал я.

Нас уже поджидал человек с анализатором. Я сунул в прибор свою многострадальную руку. В очередной раз замигали индикаторы: красный, желтый и, наконец, зеленый. Чист. Если уж я не заразился, столько просидев в грузовике вместе с трупом Джордж, то, наверное, теперь меня ничем не возьмешь. Смерть от вируса была бы слишком простым выходом из ситуации.

Я быстро выдернул руку из устройства, показал пропуск и нырнул в толпу. Стив не отставал. Мимо гостей, мимо официантов — туда, где я последний раз видел сенатора. Ему бы не разрешили уехать, ведь в Центре объявили карантин. Значит, Райман, видимо, все еще сидит там, вместе с остатками предвыборного штаба. Логично.

Люди шарахались от меня, вытаращив глаза, их тщательно сдерживаемый страх прорывался наружу. Я на мгновение остановился и оглядел себя: грязь, следы пороха, оружие — только крови не хватает. Каким-то чудом на меня не попала кровь Джордж. Хорошо, она ведь успела заразиться, ее кровь превратила бы меня самого в опасную зону. Но, с какой-то точки зрения, даже жаль. Так хотя бы какая-то ее часть стала бы свидетелем финала это истории.

— Шон? — послышался изумленный голос сенатора.

Я повернулся на звук. Райман привстал с кресла. Слева от него, прижав руки к губам, сидела испуганная Эмили. Справа — Тейт. В отличие от Райманов, губернатор явно был мне не рад. Я ясно видел ненависть в его глазах.

— Здравствуйте, сенатор Райман.

Я подошел к столу, за которым собрались, по всей видимости, все уцелевшие члены предвыборного штаба. Из нас человек десять пришли сегодня слушать эту глупую речь, а караван в общей сложности насчитывал около шестидесяти. Какой получается уровень смертности? Пятьдесят процентов? Больше? Наверняка больше. Таков механизм вспышки вируса — захватить, а если не удастся — убить.

— Миссис Райман. — Я едва заметно улыбнулся, раньше так всегда делала Джордж, но не я. — Губернатор.

— Боже мой, Шон. — Эмили вскочила, опрокинув стул, подбежала и обняла меня. — Мы слышали новости. Мне так жаль.

— Я ее пристрелил, — сообщил я как бы между делом, глядя поверх ее плеча на Раймана и Тейта. — Она начала превращаться, и я нажал на курок. До этого момента она была в полном сознании. Можно замедлить действие вируса при помощи седативных средств и активированных лейкоцитов. Этому учат на курсах первой помощи. Чтобы жертва успела передать свои последние слова близким.

— Шон? — неуверенно повторила Эмили и чуть отстранилась, перевела взгляд с меня на Тейта и обратно. — Что здесь происходит?

— Как ты выбрался из карантина? — Голос у Тейта был ровный, почти лишенный выражения.

Он знал, что сейчас на кону. Знал с того самого момента, как я вошел в эту дверь. Сволочь.

— Чуточку удачи, немного мастерства и журналистские навыки.

Эмили убрала руки и попятилась от меня к мужу. Я не сводил взгляд с губернатора.

— Как выяснилось, сотрудникам службы безопасности моя сестра нравилась гораздо больше, чем вы. Возможно, потому, что Джорджия пыталась им помочь, а не использовала для реализации политических амбиций. Как только они обо всем узнали, с радостью согласились посодействовать.

— Шон, о чем ты? — спросил непонимающий Райман.

На мгновение я отвлекся от Тейта и повернулся к человеку, из-за которого мы, собственно, здесь и очутились.

— Вы читали последнее сообщение Джорджии?

— Нет, сынок, пока нет. — В его голосе слышалась тревога. — Все произошло слишком быстро. Я не заглядывал на сайт после того, как объявили карантин.

— Так откуда вы?..

— ЦКПЗ сделал заявление, такую информацию быстро узнаешь. — Сенатор горестно прикрыл глаза. — Она была так молода, черт побери.

— Сенатор, Джорджию убили. В ее руку попал пластиковый дротик, содержащий живой Келлис-Амберли. У нее не было шансов. А все потому, что мы сумели вычислить, что происходит. — Я снова посмотрел на Тейта. — Губернатор, а почему Икли? И ранчо? И Баффи, паршивый вы урод? Я могу даже понять, что после всего этого вы пытались убить меня и мою сестру, но вот почему?

— Дейв? — вмешался Райман.

— Этой стране нужен человек, который наконец займется делом. Который сделает то, что сделать необходимо. Не просто очередной политик, который будет лопотать о переменах, но на деле ничего не захочет менять. — Тейт спокойно смотрел мне в глаза. — После Пробуждения мы какое-то время шли по правильному пути — в сторону Бога и безопасности. Но в последнее время усердия поубавилось. Люди стали бояться поступать как должно. В этом все дело. Нужен настоящий страх, чтобы заставить их забыть о страхах мелких и несущественных. Им нужно напоминать. Напоминать, что именно требуется Америке.

— Вряд ли можно назвать терроризм и использование живого Келлис-Амберли в качестве оружия напоминанием. Лично я бы назвал его, ну, знаете, терроризмом. Возможно, еще преступлением против человечества. Или и тем и другим. Но думаю, это уже решать будет суд.

Я вытащил пистолет сорокового калибра — любимый пистолет Джорджии — и прицелился в Тейта. Толпа затихла, политики наблюдали за разворачивающейся сценой — по всей видимости, покушением на убийство.

— Безопасный канал, голосовая активация. Шон Филип Мейсон, ABF-17894, пароль «черт возьми». Махир, ты на связи?

Наушник пискнул.

— Да, Шон.

Голос Махира пробивался сквозь помехи. Конечно, ведь сигнал был тщательно зашифрован; засекреченные каналы связи можно безопасно использовать только однажды, но они того стоят.

— Какова ситуация?

— Занимаюсь Тейтом. Загрузи все данные, которые получил, и перешли сенатору последнее сообщение Джорджии. Ему необходимо на это взглянуть. — Я улыбнулся злобно вытаращившемуся на меня Тейту. — Все это время я записывал. Но вы ведь догадались? Вы же умный. Раз сумели обвести вокруг пальца службу безопасности. И наших друзей.

— Мисс Месонье была реалисткой и патриотом, она понимала, в каком трудном положении оказалась страна, — отрезал Тейт, плечи его напряглись. — Она гордилась предоставленной возможностью.

— Мисс Месонье была двадцатидвухлетней журналисткой, которая писала стихи и этим зарабатывала себе на жизнь, — огрызнулся я. — Она была нашим партнером, а вы приказали ее убить, потому что она перестала быть для вас полезной.

— Дэвид, это правда? — спросила Эмили безо всякого выражения.

Сенатор достал свой наладонник и теперь смотрел на экран. Казалось, с каждой секундой он становится все старше.

— Это ты… Икли? Ранчо? — продолжала миссис Райман; ее лицо исказилось от гнева, она вскочила со стула и, прежде чем я или сенатор успели ее остановить, набросилась на Тейта. — Моя дочь! Скотина, моя дочь! Мои родители! Гори в аду, ты…

Губернатор дернул ее за руки, развернул и обхватил за шею. В левой руке (которую он все это время держал под столом) у него был хорошо знакомый мне шприц. Эмили ничего не видела и продолжала яростно сопротивляться.

Сенатор побледнел.

— Дэвид, давай успокоимся…

— Питер, я пытался отослать их домой. Пытался удалить из предвыборного штаба, сделать так, чтобы они не пострадали, чтобы не мешались у меня под ногами. Посмотри, до чего они нас довели. Я стою здесь и держу твою прекрасную женушку. Всего одна вспышка вируса, и вот он, счастливый конец. Я сделал бы так, что ты победил на выборах. Я бы сотворил из тебя величайшего президента Соединенных Штатов Америки за последние сто лет. Вдвоем мы бы смогли изменить эту страну.

— Ни одни выборы этого не стоят, — ответил Райман. — Эмили, детка, не шевелись.

Его жена прекратила биться в руках Тейта, вид у нее был растерянный. Райман поднял руки и продемонстрировал пустые ладони.

— Что сделать, чтобы ты ее отпустил? Моя жена не имеет к этому отношения.

Губернатор лишь покачал головой.

— Боюсь, вы все теперь имеете к этому отношение. Отсюда никто не выйдет. Слишком далеко все зашло. Если бы тогда избавился от журналистов, — Тейт буквально выплюнул это слово, — возможно, все бы сложилось иначе. Но сделанного не воротишь, правда?

— Губернатор, положите шприц, — приказал я, не опуская пистолет. — Отпустите ее.

— Шон, ЦКПЗ подключился к нашей трансляции, — сказал у меня в наушнике Махир. — Они не заблокировали сигнал, но точно его прослушивают. Дейв и Аларих пока поддерживают связь, но я не уверен, что мы сможем помешать им заглушить сигнал.

— Нет, они не будут нас глушить, так ведь, доктор Уинн? — спросил я.

Голова у меня чуть закружилась. События развивались так стремительно.

«Дурачок, не расклеивайся, — прошипела Джордж. — Думаешь, мне хочется стать единственным ребенком?»

— Хорошо, Джордж, — прошептал я.

— Что? — не понял Махир.

— Ничего. Доктор Уинн? Вы меня слышите?

Если это Уинн, значит, ЦКПЗ на нашей стороне. А если нет…

В наушнике крякнуло — Центр подключился к нашему каналу.

— Привет, Шон, — поприветствовал меня знакомый голос с тягучим южным акцентом (где-то на заднем плане ругался Махир). — Ты в опасности?

— Ну, губернатор Тейт держит шприц возле горла жены сенатора Раймана. А поскольку в предыдущих двух был живой Келлис-Амберли, думаю, и в этом то же самое. Он у меня на мушке, но я не могу стрелять, пока он ее не отпустит.

— Мы уже едем. Можешь его задержать?

— Сделаю все возможное. — Я снова посмотрел в глаза Тейту, который спокойно слушал наш разговор. — Ну же, губернатор. Вы же сами знаете, что все кончено. Просто положите шприц на пол. Тогда сможете выйти из этой комнаты как мужчина, а не как убийца. То есть вы, конечно, все равно убийца, но все же.

— Не очень-то убедительно, Шон, — сокрушенно промолвил мне в ухо голос Уинна.

— Стараюсь, как могу.

— Шон, с кем ты разговариваешь? — взволнованно поинтересовался Райман.

Конечно, занервничаешь тут, когда сумасшедший мерзавец угрожает твоей жене шприцом с живым Келлис-Амберли.

— С доктором Джозефом Уинном из ЦКПЗ. Они уже едут.

— Слава богу, — выдохнул сенатор.

— Губернатор, не хотите положить шприц? Вы же понимаете, все кончено.

Тейт задумался и перевел взгляд с меня на сенатора, а потом на перепуганную поредевшую толпу. Неожиданно он показался мне очень усталым.

— Все вы дураки, абсолютно все. Вы могли бы спасти эту страну. Вы могли бы вернуть Америке ее моральные устои.

Он ослабил хватку, и Эмили тут же высвободилась из его рук и бросилась в объятия мужа. Сенатор обнял ее и отступил назад, но Тейт даже не обратил внимания.

— Твоя сестрица была грязной проституткой, она бы с самим Келлисом переспала, ради громкой истории. Ее забудут уже через неделю. Ваша ветреная аудитория, состоящая из сплошных неудачников, мигом перекинется на что-нибудь новое. А меня, Мейсон, они запомнят. Потому что мучеников не забывают никогда.

— Посмотрим, — откликнулся я.

— Нет, — отрезал губернатор.

Одним неуловимым движением он всадил шприц себе в ногу и нажал на поршень.

Эмили завопила. Сенатор громко закричал, чтобы присутствующие отошли подальше, бежали к лифтам, спрятались за дверью. Их нужно было убрать подальше от человека, который только что превратился в живую ходячую вспышку вируса. Тейт, не отрывая от меня глаз, рассмеялся.

— Эй, Джордж, погляди-ка.

Я аккуратно прицелился. В помещении, конечно же, не было никакого ветра, прекрасно. Выстрел почти заглушили вопли перепуганной толпы. Губернатор перестал смеяться. На какое-то мгновение на его лице появилось удивленное, почти комичное выражение, а потом он рухнул на стол. На месте затылка зияла жуткая дыра. Я не опускал пистолет — вдруг шевельнется. Прошло несколько секунд, Тейт не двигался, но я на всякий случай выстрелил еще трижды. Всегда лучше удостовериться.

Люди вокруг по-прежнему вопили и пытались протолкаться к дверям. Махир и доктор Уинн пытались перекричать друг друга по защищенному каналу — оба желали знать, что произошло, все ли со мной в порядке, удалось ли предотвратить вспышку вируса. У меня от них голова разболелась. Я выдернул наушник и положил его на стол. Пусть надрываются. Я больше не хочу слушать. Больше не надо слушать.

— Видишь, Джордж? — прошептал я.

И когда это потекли слезы? Неважно. Кровь Тейта выглядела точь-в-точь как кровь Джордж — ярко-алая, но скоро она начнет подсыхать, станет коричневой. И все забудут.

— Я его достал. Для тебя.

«Хорошо».

Сенатор выкрикивал мое имя, но он был слишком далеко. Неважно. Стив и Эмили ни за что не подпустят его близко к трупу. Можно побыть одному, пока не приехали из ЦКПЗ. Прекрасная идея. Одному.

Я подвинул поближе стул и уселся к столу, все еще не спуская глаз с Тейта. Просто на всякий случай. На столе стояла корзинка с хлебной соломкой, которую гости позабыли в суматохе. Я достал одну и принялся медленно жевать, нацелив на мертвого губернатора пистолет Джордж. Он не двигался. Я тоже. Через пятнадцать минут прибыли сотрудники ЦКПЗ, а мы все так же сидели и ждали: Тейт в луже медленно подсыхающей крови и я со своей соломкой. Они оцепили помещение, запечатали входы и выходы и погнали всех сдавать анализ крови. Я до последнего момента не спускал с Тейта глаз: а вдруг не все еще кончено, вдруг история еще не завершилась? Но он так и не пошевелился, а Джорджия молчала, оставила меня одного в гулкой и пустой темноте.

Джордж, это того стоило? Стоило? Ответь мне, если можешь, ведь, клянусь Богом, я не знаю.

Я больше уже ничего не знаю.

Эпилог