Четырнадцать. Рик подходил нам по многим параметрам

Рик подходил нам по многим параметрам. Он, например, взял с собой в путешествие личный транспорт. Я слышала про бронированные «Фольксвагены-жуки» (их частенько упоминают в отчетах о системах защиты против зомби, которые мама вечно разбрасывает по всему дому), но никогда раньше не видела. Автомобиль походил на причудливую помесь мокрицы и броненосца.

Переливающегося ярко-синим броненосца.

С фарами.

Казинс припарковался возле ворот ранчо и теперь стоял, прислонившись к машине, и что-то выстукивал на наладоннике. Заслышав мотор нашего грузовика, он поднял голову, сложил клавиатуру и убрал устройство в карман.

Шон выскочил из фургона прямо на ходу и пролаял, тыкая пальцем в Рика:

— Нельзя опускать глаза, когда ты на выезде! Нельзя отвлекаться, нельзя переключать внимание на оборудование! Особенно если ты оказался в одиночестве на точке сбора вне пределов защищенной территории!

Рик ошарашенно молчал.

Я остановила грузовик, захлопнула пассажирскую дверь и открыла свою собственную. Многие думают, брата трудно разозлить. Будто из нас двоих именно мне досталась вся раздражительность. Шон весь из себя такой веселый, готовый к приключениям, а я вечно с сердитым видом пялюсь через черные очки и замышляю погубить западную цивилизацию. Ничего подобного. Он умеет злиться гораздо сильнее меня. Просто свою злобу приберегает для действительно важных случаев. Например, таких вот, когда член команды ведет себя по-идиотски в непосредственной близости от недавней вспышки вируса.

До Рика дошло, что у него проблемы.

— Здесь чисто, — попытался он возразить, примирительно подняв руки. — Здесь провели полную санобработку. Я все проверил перед отъездом.

— Они получили стопроцентную гарантию по всем крупным млекопитающим, которые могут подвергнуться амплификации, известным жертвам, выжившим и потенциальным переносчикам инфекции? — гневно вопросил Шон.

Конечно, не получили. По стандартной системе Нгуена-Моррисона невозможно получить стопроцентную гарантию, даже в лабораторных условиях. Всегда существует вероятность, что где-то остался вирус — в чьей-нибудь крови, на заляпанной частичке ткани.

— Нет, — признал Рик.

— Потому что это невозможно. И получается что? Ты стоишь совершенно голый посреди дороги, размахиваешь руками и орешь: «Братцы-дохлятики, идите сюда, съешьте меня».

Брат швырнул Рику рюкзак, развернулся на пятках и гордо прошествовал к воротам. Казинс ошеломленно уставился ему вслед. Ничего, пусть идет. Надо показать охране документы, вот пусть и займется, заодно остынет. Бюрократия действует успокаивающе.

— А он прав, знаешь ли. — Я, сощурившись, посмотрела на Рика сквозь стекла очков.

На улице свет был ужасно яркий, какая жалость, что на выездах нельзя употреблять обезболивающее. Таблетки притупляют реакции, так что это не самая удачная идея, если вы в полевых условиях.

— Зачем из машины вылез?

— Думал, тут безопасно.

— Безопасно никогда не бывает, — покачала я головой. — Надевай рюкзак, включай камеры и пошли.

Ошибка типичная для любителя, но в послужном списке Рика многочисленные выезды не значились. Журналист он хороший и прекрасно осознает, что в такой ситуации лучше держаться поближе к опытным коллегам. Ничего, сумеет выжить — научится.

Выходить из машины — грубая ошибка, а уж идти на ранчо пешком — вообще верх идиотизма. Но выбора не было. На нашем транспорте нельзя въехать в здания, и к тому же грузовик и «Фольксваген» непременно застрянут в какой-нибудь выбоине или яме, которые остались после зачистки. Так что лучше уж идти пешком и быть настороже, чем ехать на автомобиле и, доверившись ложному чувству безопасности, погореть из-за плохих дорожных условий.

Шон стоял перед постом охраны. Оттуда, из-за толстого армированного стекла на него подозрительно пялились два чисто выбритых молодчика в армейских комбинезонах. Судя по выражениям лиц, это была их первая вспышка вируса. А мы никак не ассоциировались с людьми, которые добровольно лезут в опечатанную правительственными службами зону. Хотя эту самую зону откроют уже через семьдесят два часа. К тому же там провели проверку по системе Нгуена-Моррисона, распылили хлор и произвели санобработку. Если бы на ранчо выращивали сельскохозяйственные культуры, им бы пришлось закрыть его лет на пять. Именно столько нужно, чтобы вывести из почвы химикаты. Но здесь разводили лошадей, так что просто будут в течение полутора лет завозить воду и корма. Пока не очистятся грунтовые воды.

Как подумаешь иногда, как далеко мы способны зайти, чтобы предотвратить распространение инфекции, — даже жуть берет.

— Проблемы? — Я подошла к Шону и натянуто улыбнулась солдатам. — О, да они нам не рады?

— Были рады, пока я не показал разрешение сенатора. Хотя, по-моему, выдохнули от облегчения, что есть все необходимые лицензии и, следовательно, нас не надо сопровождать.

Шон злобно улыбнулся и вручил нам с Риком небольшие металлические жетоны-пропуска. Любые защитные заграждения среагируют на них и откроются для нас.

— Думаю, мальчики не особенно хотят встречаться с зараженными. В одиночку. Удивительно, как они вообще умудрились сдать экзамены.

— Не задирай местных. — Я прижала жетон к лямке рюкзака, и он мгновенно пристал к ткани (теперь ничем не отодрать) и уверенно замигал зеленым. — Сколько нам дали?

— Стандартные двенадцать часов. Если все еще будем на территории, когда действие жетонов закончится, придется звонить и звать подмогу. И может быть, они нам ответят.

Шон прикрепил свой пропуск к кольчуге.

— Зафиксированы ли какие-либо передвижения в самой зоне или неподалеку? — поинтересовался Рик.

Его жетон перемигивался с желтым светодиодом на наушнике беспроводного телефона.

— Никого и ничего. — Шон махнул рукой в сторону охранников. — Давай-ка поторапливаться, а то загребут за то, что мы ошиваемся возле опасной зоны.

— А могут? — не поверил Рик.

— Мы в сотне ярдов от недавней вспышки вируса, — отозвалась я. — Они все что угодно могут.

При моем приближении ворота ранчо распахнулись, реагируя на жетон. По ту сторону изгороди никто не будет брать анализ крови. Если лезешь на зараженную территорию и сам при этом заражен — твою смерть вряд ли кто-то сочтет большой потерей.

Ворота захлопнулись, а потом распахнулись снова при приближении Шона, а потом еще раз, когда подошел Рик. По одному человеку за раз. Если система стандартная — они еще и под током. Вздумай кто схватиться — напряжение увеличится автоматически. Целеустремленную орду зомби, конечно, так не остановишь, но лучше, чем ничего.

Шон установил небольшой штатив.

— Ставлю первую стационарную камеру, материал перенаправляю по восьмому каналу, активирую ревуны.

Из камеры выдвинулась антенна, и на ней вспыхнул желтый огонек — подключилась к местной беспроводной сети. Теперь устройство будет записывать увиденное и передавать изображение на сервер в грузовик. Ничего полезного оно, вероятно, не заснимет, если только прямо при нас не случится очередная вспышка вируса. Но перестраховаться и прикрыть тылы никогда не помешает. И еще: прибор «запомнил» сигнал наших опознавательных жетонов, и если тут будет двигаться еще кто-то, кроме нас, сработает тревога.

— Джордж, у нас есть карта?

— Есть. — Я достала наладонник и выдвинула экран. — Баффи скинула перед отъездом.

Господи, благослови Баффи. Без хорошего технаря не бывает хорошей команды, а синоним словосочетания «плохая команда» — «летальный исход».

— Ребята, идите-ка сюда.

Шон и Рик подошли поближе и склонились над моим компьютером.

Ранчо явно возводили еще до Пробуждения, а потом перестраивали в соответствии с повышенными требованиями к безопасности: во-первых, постоянно существует угроза вторжения разбушевавшихся зомби, а во-вторых, положение самого сенатора обязывает. Почти все здания стояли особняком, в том числе и четыре конюшни: для жеребят и жеребящихся кобыл, для однолеток, для животных постарше и для больных. Последнее строение и вовсе располагалось на отшибе и, судя по информации, соответствовало самым современным карантинным нормам. Делать столько окошек в жилом доме не стал бы ни один здравомыслящий человек, но Райманам, видимо, так нравилось.

Шон внимательно изучил карту и поинтересовался:

— У нас есть схема распространения инфекции?

— Есть. — Я набрала на клавиатуре команду. — Мальчики, делаем ставки. Где, по-вашему, все началось?

— В ветеринарном изоляторе, — предположил Рик.

— У жеребят, — ответил Шон.

— А вот и нет. — Я нажала на ввод.

Карта покрылась красными линиями: на нее наложилась схема распространения инфекции. Большое красное пятно покрывало конюшню для однолеток, и оттуда во всех направлениях расходились лучи.

— Вспышка началась там, где держали самых сильных, здоровых и выносливых животных.

— Я, конечно, не большой знаток коневодства, — нахмурился брат, — но это несколько нелепо. У нас полное соответствие по очагу заражения?

— С вероятностью девяносто семь процентов по Нгуену-Моррисону. — Я вывела на монитор фотографию пегой лошади с белой полоской на морде. — Золотая Лихорадка. Годовалый жеребец, не кастрированный, с самого рождения его каждые три месяца осматривал ветеринар, каждую неделю брали анализ крови — все чисто. Ни разу не замечено повышенного уровня вируса. То есть пожелай мы найти самую безупречную с точки зрения эпидемиологических показателей лошадь на планете — вот она.

— И он стал очагом распространения? — уточнил Рик. — Глупость какая-то. Может, его укусили?

— Они отслеживали и фиксировали каждое движение своих лошадок, круглые сутки. — Я закрыла файл, сложила компьютер и убрала его в рюкзак. — Вечером за день до вспышки Золотко выезжал на прогулку. Потом его почистили и осмотрели — не нашли даже царапины. И больше из стойла он не выходил.

— А какие-нибудь другие лошади отмечены как очаги по Нгуену-Моррисону?

Шон вытащил из заплечного мешка складной стальной хлыст. Мы трое, не сговариваясь, двинулись к стойлам. Если что-то и раскопаем, то именно там.

— Соседка Золотка, Предутренние Небеса, получила по Нгуену-Моррисону девяносто один процент, и у нее были видимые укусы. Так что в пользу Золотой Лихорадки шесть процентов.

— Единственное возможное объяснение — самопроизвольная амплификация. — Шон нахмурился еще больше. — Сердечный приступ, гибель от естественных причин?

Он распрямил хлыст и нажал кнопку на рукоятке — теперь оружие электризовано.

— Только не здесь, — ответил Рик и покачал головой в ответ на наши недоуменные взгляды. — Несколько лет назад я писал статью про современные ранчо. Лошади находятся под постоянным наблюдением, так что если какая-нибудь вдруг падет — от инфаркта или подавится кормом, да по любой причине, — об этом немедленно станет известно.

— То есть дежурные должны были получить сигнал. И успели бы сюда до того, как он воскрес и покусал остальных, — размышляла я вслух. — Почему же не успели?

— Потому что когда происходит мгновенное превращение в зомби, а не воскрешение, показатели жизнедеятельности не меняются, — почти восхищенно констатировал Шон. — Жив-здоров, а в следующую секунду — бац — ты уже куча зараженной плоти. Сенсоры не уловили самопроизвольного превращения, ведь при таком раскладе машина в принципе не может определить, что что-то пошло не так.

— Да, говорят же: не верь современным технологиям, — без тени улыбки отметила я. — Ладно, в семь часов коня чистили и все было в порядке, никаких царапин или травм, ночью началась самопроизвольная амплификация, которую не смогли засечь сенсоры. Но мы по-прежнему не знаем, почему это произошло.

Спонтанная амплификация случается. Иногда вирус внутри организма вдруг решает проснуться, и предотвратить это невозможно. Почти два процента вспышек, произошедших во время Пробуждения, относят к самопроизвольному заражению. Такое обычно наблюдается только у детей и стариков: вирус реагирует на резкое изменение массы тела. Никогда не слышала о спонтанной амплификации у скота, но и доказательств обратного тоже нет… Слишком уж все сходится. Лошадь в стойле сенатора Раймана внезапно подвергается спонтанному заражению и становится очагом инфекции именно в тот день, когда его выбирают кандидатом в президенты от Республиканской партии. Такие совпадения случаются только в романах Диккенса. Но не в жизни.

— Не верю я, — Рик озвучил наши общие мысли. — Слишком уж все гладко. Вот вам здоровая лошадь, и вот она уже зомби, гибнет куча народу, какая трагедия. Я бы такое написал, если бы пришлось сочинять газетную заметку на первую полосу о совершенно невероятном событии.

— Почему же никто не стал ничего раскапывать? — Шон остановился во внутреннем дворике между конюшнями и теперь переводил взгляд с меня на Рика. — Не хочу никого обидеть, но ты, Рик, в этой области новичок. А у тебя, Джордж, профессиональная паранойя. Почему никто другой не полез разбираться?

— Потому что, когда происходит вспышка вируса, никто не разбирается, — пояснила я. — Помнишь, ты в шестом классе разозлился? Когда нас заставили читать про Пробуждение? Я думала, нас обоих из-за тебя исключат. Говорил еще: так дерьмово обернуться все могло только по одной простой причине — люди довольствовались первым попавшимся простым ответом, цеплялись за него, отказывались напрягаться и думать.

— А ты говорила: такова человеческая природа, и мы должны спасибо сказать, что умнее их, — согласился брат. — А потом побила меня.

— Ответ все тот же — человеческая природа.

— Дайте людям что-нибудь правдоподобное, а еще лучше что-нибудь трагическое; например, девочку-подростка, которая героически спасла сестер. И они не просто поверят, они захотят поверить. — Рик покачал головой. — Хорошие новости. А люди с радостью верят хорошим новостям.

— Иногда я восхищаюсь нашим миром, где слово «хороший» в сочетании со словом «новости» вовсе не означает ничего хорошего. — Я оглянулась на брата. — Откуда начнем?

В офисе ответственная я, но в полевых условиях все меняется. Здесь командует Шон, если только я не вмешиваюсь и не требую немедленно эвакуироваться. Мы оба неплохо соображаем и знаем свои сильные стороны. Брат мастерски умеет тыкать в мертвецов палкой, а еще умеет выживать — ему же надо потом написать обо всем в блоге.

— Вооружены? — Этот вопрос был адресован скорее Рику, нежели мне.

Шон знает, я лучше добровольно суну руку зараженному в рот, чем отправлюсь на выезд без оружия.

— Да.

Я достала свой сороковой калибр.

— Да, — подтвердил Рик.

Пистолет у него был больше моего, но держал его Рик уверенно, так что, видимо, не просто хотел поиграть мускулами. Казинс убрал оружие в кобуру и добавил:

— Я бы предложил проверить меткость, но место здесь не подходящее для таких игр.

— Позже проверим.

Ответ Шона, похоже, Рика позабавил. Я еле сдержала смешок. Бедняга, видимо, решил, что брат шутит.

— Так, мы разделимся. Джордж, на тебе стойла для жеребят. Рик, ты осматриваешь конюшню для взрослых лошадей. Я проверю ветеринарный изолятор. Потом встречаемся здесь и вместе идем к однолеткам. Постоянная радиосвязь. Что-то заметите — кричите во все горло.

— Чтобы остальные пришли на помощь? — уточнил Рик.

— Чтобы остальные успели убежать, — отрезал Шон. — Братцы, включаем камеры. И давайте пободрее. Это не тренировка, это новости.

Разумная идея: вспышка вируса затронула все четыре здания, но началась в определенном месте. Каждый из нас обследует соответствующую конюшню, сделает хорошие, атмосферные снимки, а потом соберемся вместе и, возможно, найдем что-нибудь действительно важное. Мое сердце учащенно забилось, когда я открыла дверь, ведущую в кормовое отделение. Там было темно. Я сняла очки, и привычное жжение почти сразу же прекратилось: зрачки больше не пытались сузиться, а, наоборот, расслабились. Я прошла к стойлам для жеребят. В таких вот сумерках вижу лучше всего, совсем как зараженные.

Здесь явно использовали самые последние достижения в области животноводства. Просторные стойла — есть где развернуться и лошади, и человеку, который ее обслуживает. Я старалась не обращать внимания на висевшие на стене общевойсковые защитные костюмы и расставленные в углах красно-желтые контейнеры со значком биологической угрозы.

Но запах хлорки игнорировать было труднее. А раз обратив на него внимание, я сразу стала замечать и другие детали: пятна на стенах (не краска, и не брызги от кормовой смеси), примятая солома, пропитанная какой-то густой тягучей жидкостью. Здесь еще не закончили зачистку. Стандартная процедура. Сначала убирают зараженные тела и… куски. Потом запечатывают здание и распыляют хлор. В конце устанавливают и активируют баллоны с дезинфектантами и формалином. Формалин — это раствор, содержащий формальдегид, убивает почти все живое, включая зараженных. Согласно нормам санобработки, требуется распылить его целых пять раз: как только органические материалы все впитают — новая порция. После такой химической атаки, когда гарантированно гибнет все живое, жидкости должны подсохнуть, и тогда можно убирать и сжигать потенциально опасные материалы, например, ту же солому.

У меня на плече уже работала камера. Я включила еще три (на рюкзаке, на бедре и на заколке) и медленно приступила к осмотру помещения.

Под сеновалом лежали мертвые кошки: скрученные в жуткой предсмертной судороге пестрые тельца. Они пережили и вспышку вируса, и последовавший за нею ужас, но не смогли пережить распыление формалина. Я постояла немного, глядя на них. Такие маленькие и безобидные… Коты действительно безобидны, они весят меньше сорока фунтов и не оживают, Келлис-Амберли их игнорирует. Для кошек смерть — это по-прежнему смерть.

Я отошла к стене, и там меня стошнило.

После этого стало немного легче. Первичный осмотр ничего не выявил. Никаких необычных признаков — просто место, где произошла вспышка вируса. Ужасно, трагично, но ничего особенного. Вот здесь в здание проникла зараженная лошадь — выбила копытами откатную дверь. Набросилась на кобыл с жеребятами в первых трех стойлах. Люди не смогли защититься. Даже не поняли, что произошло, а потом уже было поздно. Если повезло, умерли быстро: либо от кровопотери, либо их разорвали на куски. В противном случае запустился вирус. Вряд ли повезло, свежие зомби в первую очередь хотят заразить жертву, а не съесть ее.

Легко представить, как здесь свирепствовали зомби-лошади: кусали всех подряд, снова и снова. Кошмар. Именно так в начале века чуть было не погиб наш мир. Сведения довольно точные. Мы, к сожалению, слишком хорошо знаем, как происходит вспышка вируса. Болезнь действует по одному и тому же сценарию.

На осмотр конюшни ушло минут двадцать. Так не терпелось поскорее выбраться оттуда, что я забыла надеть черные очки. Нестерпимый солнечный свет окончательно выбил меня из колеи. Я крепко зажмурилась, споткнулась и едва успела уцепиться за дверь конюшни.

— Вот так можно определить, что она не зомби, — послышался голос Шона откуда-то слева. — Зараженным на солнечный свет плевать, им черные очки не нужны.

— Пошел к такой-то матери, — пробормотала я.

Брат обнял меня одной рукой и отвел от здания.

— Какие выражения. И этим же ротиком ты маму целуешь?

— И маму, и тебя, дурака. Давай сюда очки.

— А где они?

— В левом кармане рубашки.

— Нашел, — прозвучал с другой стороны голос Рика, и мне в ладонь легли черные очки.

— Спасибо, — прислонившись к Шону, я быстро нацепила их на нос.

Камеры коллег все фиксировали. Ну и черт с ними.

— Что-нибудь нашли?

— Я — нет, — ответил брат.

Голос у него какой-то странный, он почти… смеется? Вряд ли в ветеринарном изоляторе было веселее, чем в моей конюшне. Наверное, даже хуже — ведь ночью там дежурила куча медицинского персонала.

— А вот Рику повезло.

— Мне с девушками всегда везло, — отозвался тот сконфуженно.

Я ничего не поняла, так что нужно было посмотреть. Я осторожно открыла сначала один глаз, потом другой. Шон все еще поддерживал меня за плечи. Именно из-за проблем со зрением я всегда так нервничаю на выездах, и брату об этом известно лучше других. Рядом стоял взволнованный и смущенный Рик.

В его рюкзаке кто-то завозился.

— Что там? — я резко выпрямилась.

— Новая подружка, — прыснул Шон. — Джордж, он был просто неотразим. Это надо было видеть. Вышел из конюшни, а она буквально размазалась по нему. Видал я раньше прилипчивых дамочек, но этой палец в рот не клади — не то что руку откусит, целиком съест.

— Рик? — Я настороженно покосилась на своего младшего сотрудника.

— Все правда. Как только она увидела человека без распылителя — вцепилась тут же.

Казинс открыл рюкзак. Показалась бело-рыжая голова, и на меня недоверчиво уставились желтые глазищи. Я удивленно моргнула. Голова тут же исчезла.

— Кошка.

— Остальные мертвы. — Рик закрыл рюкзак. — Наверное, сумела достаточно глубоко зарыться в сено. Или была снаружи, когда служба зачистки пришла, а потом каким-то образом ее заперли внутри.

— Кошка!

— Джордж, она чиста, — вмешался Шон.

Млекопитающие, которые весят меньше сорока фунтов, не подвергаются заражению (нет необходимого баланса между массой тела и массой мозга). Но иногда становятся переносчиками живого вируса, во всяком случае, пока он их не убьет. Такое случается крайне редко. Обычно к маленьким животным инфекция не цепляется. Но в полевых условиях нельзя рисковать.

— Сколько взяли анализов крови? — поинтересовалась я у брата.

— Четыре, по одному на каждую лапу. — Шон примирительно поднял руки, предвидя мой следующий вопрос. — Нет, не поцарапала. Да, абсолютно уверен: киса чиста.

— И он уже на меня наорал за то, что я ее взял без анализа, — добавил Рик.

— Это совсем не значит, что я на тебя орать не буду. — Я отстранилась от Шона. — Просто сделаю это в офисе. Итак, джентльмены, у нас три осмотренных конюшни и одна живая кошка. Продолжим?

— У меня на вечер других планов нет, — по-прежнему веселым голосом ответил Шон (конечно, он же ирвин, что ему еще для счастья надо). — Камеры включены?

— Да. — Я проверила часы. — Памяти достаточно. Будешь позировать?

— А как же!

Шон отступил к конюшне для однолеток и встал так, чтобы солнце светило сзади. Невозможно не восхищаться его страстью к театральным эффектам. Мы с братом сделаем два разных репортажа про сегодняшние события, каждый для своего раздела сайта. Он сыграет на опасности и риске, с которым всегда сталкиваешься в подобных местах. А я расскажу о произошедшей здесь трагедии. Свою историю надиктую позже — когда разберусь, что именно случилось. Ирвины продают волнение и испуг. Вестники продают новости.

— Что он делает? — недоуменно спросил Рик.

— Видел репортажи, где ирвины разглагольствуют о страшной опасности и затаившихся чудовищах?

— Да.

— Ну, вот это и делает. Шон, по твоему сигналу!

Брат не заставил меня повторять дважды. Он широко улыбнулся прямо в камеру, сделавшись внезапно томным и расслабленным (благодаря этой улыбке зрители буквально килограммами закупают футболки с его изображением), откинул рукой со лба слипшиеся от пота волосы и сказал:

— Всем, привет. Сплошная скукотища в последнее время, вся эта политика, закрытые помещения. Только помешанные на новостях чудики такое любят. А сегодня? Сегодня у меня для вас подарок. Потому что мы единственная журналистская команда, которой позволили войти на ранчо Райманов до завершения санобработки. Братцы, вы увидите все: кровь, пятна. Разве что не почувствуете запаха формалина…

Шон продолжал говорить, но я уже не слушала — я наблюдала. Он в совершенстве владеет своим искусством и умеет доводить аудиторию до исступления. В конце концов так их заболтает, что даже если вдруг обнаружит в кармане «зловещий и загадочный» фантик, все будут наблюдать за этим, затаив дыхание. Подобные навыки впечатляют, но мне больше нравится именно наблюдать. Шон удивительным образом преображается, превращается в настоящий сгусток энергии. Многие сочтут это странным — девушка в моем возрасте охотно признает, что любит собственного брата. А мне плевать. Я его люблю, и когда-нибудь мне придется его похоронить. Так что я благодарна, что могу пока наблюдать за его речами.

— …пойдемте со мной, и вы увидите, что на самом деле произошло здесь тем холодным мартовским днем.

Шон снова улыбнулся, подмигнул в камеру и направился к конюшне. Возле дверей он крикнул:

— Пауза. — Повернулся к нам и уже совершенно другим тоном спросил: — Готовы?

— Готовы.

И мы последовали за Шоном, предоставив зрителям прекрасную возможность поразмышлять на тему: «Эй, а знаете что? Этим, вообще-то, должны власти заниматься — мы же им платим, чтобы они рисковали своими жизнями и добывали информацию».

Сначала на нас обрушилась вонь. Так пахнет только на месте недавней вспышки вируса и нигде больше. Годами ученые пытались выяснить, почему люди чувствуют инфекцию, даже если живой вирус уничтожен. И пришли к неутешительным выводам: срабатывает тот же механизм (просто на порядок слабее), который позволяет зомби друг друга опознавать. Зараженные не бросаются друг на друга, если только они длительное время не голодали. А живые могут унюхать, где именно началось заражение. Очередная уловка дремлющего внутри каждого из нас вируса. Но никто не знает наверняка. Запах еще никому не удалось описать. Пахнет смертью. Все в тебе кричит «беги!». А мы, как настоящие идиоты, никуда не бежали.

Дверь закрылась, и помещение окутал знакомый полумрак.

— Джордж, Рик, включаю свет.

Я успела заслонить глаза рукой. Над головой вспыхнули светильники. Сзади послышался приглушенный шум — Рика вырвало. Неудивительно. У всех, хотя бы раз за подобное путешествие, желудок не выдерживает. У меня, по крайней мере, точно.

Глаза постепенно приспособились к свету, и я опустила руку. Кругом царил настоящий хаос. По сравнению с этим конюшня для жеребят — просто цветочки. Ну, пара пятен, ну, мертвые коты. Здесь они, кстати, тоже были — валялись на полу, словно грязные тряпки. А еще…

Первая моя мысль была: конюшню залили кровью. Не забрызгали, а именно залили, в буквальном смысле слова — как будто кто-то взял ведро и тщательно все обработал. Приглядевшись, я поняла: больше всего крови на стенах (там темнела длинная полоса, футах в трех от земли) и на полу, который покрылся неровной коркой всевозможных оттенков черного и коричневого — там смешались хлорка, кровь и фекалии. Несколько мгновений я смотрела прямо перед собой и старалась справиться с рвотой. Одного раза вполне достаточно. Обойдусь без повторения, особенно на глазах у других.

— Тут таблички с именами лошадей, — крикнул из дальнего угла Шон. — Вот этого звали Вторничный Блюз. Ничего себе имечко?

— Ищи Золотую Лихорадку и Предутренние Небеса. Если тут произошло что-нибудь необычное, мы можем найти улики в их стойлах.

— Под метровым слоем спекшейся крови, — пробормотал Рик.

— Надеюсь, ты взял с собой лопату! — В голосе Шона звучала возмутительная в данных обстоятельствах радость.

Рик ошеломленно на него уставился.

— Твой брат — настоящий инопланетянин.

— Да, зато симпатичный. Пошли проверять стойла.

Я проверила половину ряда, дошла до Урагана из Страны Оз и Штормового Предупреждения. И вдруг Рик позвал:

— Идите сюда.

Мы с Шоном обернулись: Казинс показывал куда-то в угол.

— Я нашел Золотко.

— Класс, — одобрил Шон. — Ничего не трогал?

Мы подошли поближе.

— Нет. Вас ждал.

— Молодец.

Дверь стойла криво висела на одной петле, ее выломали мощным ударом изнутри. Кое-где на расколовшихся досках виднелись следы лошадиных копыт. Брат тихо присвистнул:

— Золотку не терпелось выйти.

— Вполне понятно. — Я рассмотрела следы. — Шон, на тебе перчатки, откроешь?

— Для тебя — все, что угодно. Ну, по крайней мере дверь этого мерзкого стойла.

Шон закрепил дверцу при помощи небольшого крючка. Я наклонилась, чтобы камера смогла все заснять, а брат зашел внутрь.

Под его ногой что-то громко хрустнуло.

Мы с Риком вскинулись. У меня екнуло сердце: такие звуки на выезде не к добру. В лучшем случае — он только что избежал серьезной опасности, а в худшем…

— Шон? Доложи.

Побледневший брат поднял сначала одну ногу, а потом другую. В подошву левого сапога впился острый кусочек пластика.

— Мусор какой-то, ничего особенного, — с явным облегчением сказал Шон и наклонился, чтобы стряхнуть осколок.

— Стой!

Он замер, а я повернулась к Рику и потребовала:

— Объясни.

— Острое. — Рик перевел испуганный взгляд с меня на брата. — Острый кусок пластика, в лошадином стойле, на животноводческом ранчо. Вы тут видели битые стекла в окнах? Или поврежденное оборудование? Вот и я нет. Тогда что это такое? У лошадей твердые копыта, но и на них есть мягкие участки, которые очень легко поранить. Коневоды никогда бы не оставили ничего острого возле стойла.

Шон опустил ногу, но стоял теперь на носочках, чтобы не раздавить обломок.

— Сукин ты…

— Выходи оттуда. Рик, найди какие-нибудь грабли. Нужно разворошить сено.

— Понял.

Казинс отошел в противоположный угол помещения. Бледный Шон, по-прежнему на носочках, вышел из стойла.

Я хлопнула его по плечу.

— Дурак.

— Наверно, — согласился брат, немного успокоившись: раз я обзываюсь, все не так уж плохо. — Думаешь, мы что-то раскопали?

— Похоже на то, только тебе не про это сейчас надо думать. Возьми плоскогубцы, вытащи эту дрянь из подошвы и положи в мешок. Будешь руками трогать — убью.

— Ладушки.

Вернулся Рик с граблями в руках. Я забрала их у него и начала осторожно проверять солому.

— Присмотри за моим глупым братцем.

— Да, мэм.

В стойле обнаружились еще осколки и длинный погнутый обломок до боли знакомой формы. Шон ахнул от изумления.

— Джордж…

— Вижу. — Я все еще разгребала солому.

— Это игла.

— Знаю.

— Если уж тут даже пластику не место, откуда взялась игла?

— Вряд ли причина нас обрадует, — вставил Рик. — Джорджия, попробуй правее.

— Почему?

— Там не так примято. Возможно, что-то и уцелело.

— Хорошая мысль.

Я переключилась на правую сторону. Ничего. В последний раз прошлась граблями, и тут на свет показался шприц. Целый шприц — и в нем что-то было. Поршень не нажали до конца, сквозь грязный прозрачный пластик виднелись остатки молочно-белой жидкости. Мы молча уставились на находку.

— Джордж? — в конце концов спросил Шон.

— Да?

— Я больше не считаю тебя параноиком.

— Хорошо. — Я осторожно подвинула шприц граблями. — Проверьте контейнеры для утилизации — может, там остались специальные пакеты. Нужно запечатать эту штуку: нельзя ее так выносить, а нашим мешкам я не доверяю.

— Зачем? — не понял Рик. — Тут же провели санобработку.

— Потому что только один препарат могли ввести совершенно здоровому коню, который сразу же после этого превратился в очаг распространения инфекции, — ответила я.

У меня сосало под ложечкой от одного взгляда на шприц. Шон мог на него наступить. Если бы чуть по-другому поставил ногу, то…

Думай о чем-нибудь другом, Джорджия. Думай о чем-нибудь другом.

— Шприцы герметичны, — добавил брат. — Хлор не попал бы внутрь.

— То есть…

— Если я права, перед нами Келлис-Амберли, и его тут хватит, чтобы заразить все население штата Висконсин, — невесело улыбнулась я. — Как вам такой заголовок для главной страницы сайта: «Убийство Ребекки Райман»?

Келлис-Амберли может сколь угодно долго жить внутри переносчика инфекции, то есть внутри теплокровного млекопитающего. Пока лекарства от него не придумали. Отдельно взятые образцы крови можно очистить от частиц вируса, но нельзя удалить его из мягких тканей, костного мозга, спинномозговой жидкости. Спасибо за это надо сказать человеческому гению, который его создал. Инфекция всегда с нами, каждый день, с момента зачатия и до самой смерти.

В течение жизни мы сталкиваемся с несколькими «разновидностями» Келлис-Амберли. Келлис противостоит враждебным риновирусам простуды и поддерживает иммунную систему. У некоторых появляются злокачественные опухоли, и тогда просыпается и берется за дело Марбург-Амберли. Соединившись, два вируса по-прежнему выполняют свои первоначальные функции. Что для нас не так уж и плохо. Хоть какие-то плюсы — раз уж приходится существовать бок о бок с живыми мертвецами, которые так и норовят вас слопать.

Проблемы начинаются, только когда КА переходит в активную фазу. Десяти микронов живого Келлис-Амберли достаточно, чтобы началась необратимая реакция и носитель погиб. Болезнь просыпается, и вы уже больше не вы — становитесь живым сосудом, содержащим инфекцию, ее вечно голодным распространителем. У зомби только две цели: выкормить вирус в себе и распространить его дальше.

Крошечной капли Келлис-Амберли достаточно, чтобы заразить как человека, так и слона. Десять микронов. Если хотите литературное сравнение — в точке в этом предложении микронов и то больше. Лошади, которая стала очагом инфекции на ранчо Райманов, вкололи приблизительно девятьсот миллионов микронов живого Келлис-Амберли.

И пусть кто-нибудь, глядя мне в глаза, скажет, что это не терроризм.

из блога Джорджии Мейсон

«Эти изображения могут вас шокировать»,

25 марта 2040 года.