Мой милый маленький принц

Если какому-нибудь ребенку пришлось, явившись на свет, как бы войти принцем во дворец, полный восторженных обожателей, то это моему Джори, с его иссиня-черными кудрями, светло-кремовой кожей и темно-темно-синими глазами. Он был вылитый Джулиан, и я могла в избытке дарить ему любовь, которую не дала его отцу.

С самого начала Джори будто бы понимал, что я его мать. Казалось, он узнавал мой голос, мои прикосновения, даже звук моих шагов. При этом он почти так же сильно был привязан к Кэрри, которая каждый вечер бежала домой из приемной Пола, чтобы подхватить его на руки и часами» с ним играть.

— Нам надо поселиться отдельно, — сказал Крис, стремившийся окончательно утвердить себя в роли отца Джори.

В доме Пола это было невозможно.

Я не знала, что ответить на это. Я любила просторный дом Пола, любила быть рядом с ним и Хенни. Мне хотелось, чтобы Джори тоже радовался этим дорожкам в саду, где я катала бы его в коляске, и он был бы окружен красотой. Мы с Крисом не смогли бы дать ему ничего подобного. Крис ведать не ведал о моих астрономических долгах.

Наверху в доме Пол устроил детскую, где были и колыбель, и манеж, и несколько десятков мягких плюшевых зверюшек, с которыми малыш мог играть, не рискуя пораниться или ушибиться. Время от времени Пол и Крис радостно прибегали домой с одинаковыми игрушками, таращились друг на друга и выдавливали улыбку, стараясь скрыть замешательство. Я была вынуждена спасать ситуацию, восклицая:

— Надо же, одна мысль пришла сразу двоим!

И один подарок приходилось возвращать, но ни разу, ни разу я даже не намекнула, чей же именно.

В июне того года, когда Кэрри исполнилось семнадцать, она окончила среднюю школу. В колледж идти она не собиралась: ее вполне устраивало место личного секретаря Пола. Ее пальчики порхали по клавиатуре пишущей машинки, она поразительно быстро и точно печатала со слуха, но при этом по-прежнему мечтала, что кто-то ее полюбит, невзирая на малый рост.

Видя ее несчастной, я опять кипела яростью при мысли о матери. Я начала прикидывать, что бы такое мне предпринять, когда представится шанс. Не было в живых мужа, который мог бы меня удержать, и я была свободна в своих действиях, чтобы заставить мать за все расплатиться, как платила сейчас за ее грехи Кэрри.

День за днем она наблюдала, как Пол и Крис соперничают между собой за мое расположение и, пытаясь меня завоевать, начинают смотреть друг на друга враждебно. Я должна была разрешить эту проблему, которую следовало бы уладить гораздо раньше. Не попадись на моем пути Джулиан, я была бы теперь женой Пола, Джори был бы его сыном, и все же, все же… Джори я любила, каким он был, а по зрелому размышлению решила, что и совместная жизнь с Джулианом была к лучшему. Я уже не та милая, простодушная девочка: двое мужчин многому меня научили. Отныне я сумею добиться своего, когда придет время увести от матери ее нынешнего мужа. Я буду с ним такой же, какой она была с папой. Я буду бросать на него застенчивые взгляды, такие многозначительные, долгие взгляды. Я протяну руку и поглажу его по щеке… А самое большое мое преимущество состояло в том, что я была копией матери, но значительно моложе! Разве он сможет устоять? И я прибавлю в весе несколько фунтов, чтобы придать большую округлость своим формам и дополнительно подчеркнуть наше сходство.

Наступило Рождество, и Джори, которому еще не исполнилось и года, сидел среди подарков, с растерянно вытаращенными глазенками, не зная, что ему делать и какую игрушку взять первой. Клик, клик, клик — щелкали три фотоаппарата. Но в отличие от меня, Кэрри и Криса, у Пола была кинокамера.

— Баю-бай, спокойной ночи, — тихонько пропела Кэрри моему сыну, укачивая его на сон грядущий в Рождественскую ночь. — Пусть небесное волшебство осенит тебя на Рождество…

Я не смогла удержаться от слез, глядя на нее: сама еще почти ребенок, она так мечтала о собственных детях. Крис подошел ко мне сзади и обнял меня за талию, а я откинулась назад, прильнув к нему.

— Сбегать бы за фотоаппаратом, —шепнул он. — Они так трогательно выглядят вдвоем, но я боюсь разрушить очарование. Кэрри так похожа на тебя, Кэти, только вот рост…

Коротенькое словечко «только». Словечко, никогда не позволявшее Кэрри почувствовать себя счастливой.

На лестнице послышались шаги. Я вырвалась от Криса и подошла к кроватке, чтобы уложить сынишку. Стоя спиной, я ощутила присутствие Пола за дверью, Криса уже не было, он ушел к себе.

— Кэти, — окликнула меня Кэрри шепотом, боясь разбудить Джори. — Как ты думаешь, у меня когда-нибудь будет малыш?

— Конечно, будет.

— Я-то сама так не думаю, — проговорила она и засеменила прочь, а я осталась стоять и смотреть ей вслед.

В детскую вошел Пол, поцеловал на ночь Джори и повернулся ко мне, пытаясь меня обнять.

— Нет, — приглушенно сказала я, — не надо, пока Крис здесь.

Он натянуто кивнул и попрощался, а я до рассвета пролежала не сомкнув глаз, ломая голову, как мне разрешить стоявшую передо мной дилемму.

Джори похоже был вполне счастлив и в такой ситуации. Он не был избалован, не ныл и не плакал, не требовал неизвестно чего, а принимал все как есть. Он мог долго и спокойно сидеть, переводя взгляд с одного из нас на другого, будто изучая и определяя, кто кем ему приходится. У него было терпение Криса, спокойная приветливость Кори, и лишь иногда проявлялась порывистость, доставшаяся ему от отца, как, впрочем, и от матери. Но совсем ничего не напоминало мне в нем о Кэрри, настолько чаще ее он улыбался. Хотя Кэрри возилась с ним, как никто другой. Гуляя с Джори на руках в садах Пола, она показывала ему, чем отличаются друг от друга деревья. Без конца что-то объясняла. Она побудила его повторять слова намного раньше, чем он стал бы это делать сам.

— Посмотри, это дубовый листок, — сказала Кэрри как-то раз, когда Джори уже умел ходить, а в воздухе веял весенний ветер. — У всех деревьев листочки отличаются и формой, и запахом, и на ощупь они разные. Все цветочки раскрываются так, чтобы в них легко могла проникнуть пчела, все, кроме розы. Но маргаритки пахнут не так хорошо, как розы, вот пчелки и пролетают мимо, направляясь прямо к розам, которые так скупы на нектар и так высоко держат головки на стройных стеблях.

Она показала на розу, а потом посмотрела на меня. Потом подвела Джори к маргариткам и анютиным глазкам.

— И знаешь, если бы я была пчелкой, то обязательно наведывалась бы к фиалкам и анютиным глазкам, пусть они и не такие высокие.

Она подняла глаза, встретилась со мной взглядом и произнесла странным, напряженным голосом:

— Ты, как роза, Кэти. К тебе слетаются все пчелы, а меня они и не видят даже, так я низко. Пожалуйста, не выходи снова замуж, пока мне не представится возможность. Пожалуйста, если кто-нибудь станет на меня погладывать, не попадайся ему на глаза… И не улыбайся ему, пожалуйста.

До чего же стремительно бегут годы, если каждая минута жизни заполнена присутствием ребенка. Все мы фотографировали, как сумасшедшие: первая улыбка Джо-ри, его первый зуб, а вот он первый раз пробует проползти от меня к Крису, а потом к Полу и Кэрри.

Пол ухаживал за мной все эти два года, и в течение тех же двух лет Крис проходил интернатуру в клермонтской больнице. При взаимной любви и уважении они не могли причинить друг другу боль. Даже заговорить о разделявшей их преграде они были не в состоянии, разве что через меня.

— Все из-за этого городишки, — заявлял мне Крис. — Я думаю, Кэрри чувствовала бы себя намного лучше где-нибудь в другом месте. Все мы были бы вместе.

В саду сгущались сумерки, наш излюбленный час. Пола не было дома, он совершал обходы в трех больницах, а Кэрри развлекала Джори перед сном. На кухне Хенни громыхала кастрюлями и сковородками, сообщая нам таким образом, что она еще на кухне, вся в хлопотах.

Для Криса истекли два года интернатуры, и теперь еще три года он должен был работать по месту жительства. Когда он сообщил мне, что подумывает продолжить подготовку в другой, гораздо более известной больнице, я была глубоко потрясена. Он оставляет меня!

— Прости, Кэти, но меня берут в клинику Майо, а это большая честь. Я пробуду там только девять месяцев, а потом вернусь, чтобы проходить практику здесь. Почему бы вам с Джори не поехать со мной? — Его глаза так и сияли. — Кэрри может остаться с Полом.

— Крис! Ты же знаешь, я не могу!

— Я уеду, и ты тут останешься? — горько спросил он.

— Если бы мне заплатила страховая компания Джулиана, я могла бы позволить себе жить в собственном доме и открыть свою балетную школу. Но они настаивают, что он совершил самоубийство. В полисе есть оговорка, что в случае самоубийства страховка выплачивается только тогда, если перед тем деньги вносились в течение, как минимум, двух лет. Мы делали это с самого дня свадьбы, так что сейчас оговорка утратила силу. И все-таки они отказываются платить.

— Что тебе нужно, так это хороший адвокат. У меня подпрыгнуло сердце.

— Да. Действительно. Отправляйся в клинику Майо без меня, Крис. Я как-нибудь продержусь и клянусь, не выйду замуж, пока ты не возвратишься и не одобришь мой выбор. Думай лучше о том, чтобы самому кого-нибудь найти. В конце концов я не единственная женщина, похожая на нашу мать.

Он вспыхнул.

— Какого черта ты выворачиваешь все наизнанку? Дело в тебе, а не в ней! Как раз то в тебе, что никоим образом о ней не напоминает, и заставляет меня так к тебе стремиться и так тебя желать!

— Крис, мне нужен мужчина, с которым я буду спать, который обнимет меня, если мне будет страшно, поцелует меня и даст мне почувствовать, что я не дрянная и стою любви.

Подступили слезы и голос пресекся:

— Я старалась показать маме, на что я способна, стать прима-балериной, но теперь, когда Джулиана больше нет, все, чего мне хочется — это плакать под балетную музыку. Крис, мне его так не хватает.

Я припала к его груди и разрыдалась.

— Я должна была лучше к нему относиться, тогда он не размахивал бы кулаками. Я была ему необходима и предала его. А тебе я не нужна. Ты сильнее, чем он. Да и Полу я тоже, в общем-то, не нужна, иначе он добился бы, чтобы мы сразу же поженились…

— Мы можем поселиться вместе и… и… — тут он запнулся и покраснел.

Я не дала ему договорить.

— Нет! Неужели ты не видишь, что ничего не получится?

— Мне кажется, ты просто хочешь, чтобы не получилось, — жестко отрезал он. — Но я дурак и всегда им был, потому что мечтал о несбыточном. Я и сейчас настолько глуп, что хочу опять сидеть вместе с тобой под замком и быть единственным доступным тебе мужчиной!

— Что ты несешь!

Он стиснул меня в объятиях.

— Что несу? Да простит меня Бог, но я именно это имею в виду! Тогда ты принадлежала мне, и по-своему та наша жизнь вдвоем сделала меня лучше, чем я мог бы быть… И ты сама заставила меня вожделеть тебя. Ты могла бы посеять во мне ненависть к тебе, а посеяла любовь.

Я отрицательно покачала головой: ведь я лишь естественным образом переняла манеру поведения моей матери с мужчинами. Я глядела на него, дрожа, пока он меня не отпустил. Повернувшись, чтобы убежать в дом, я точно споткнулась. Передо мной маячила фигура Пола! Я что-то виновато забормотала от испуга, вытаращившись на него, но он отвернулся и зашагал прочь. Ох! Он все видел и слышал! Я потопталась на месте и кинулась обратно туда, где, прислонившись к стволу самого старого дуба, стоял Крис.

— Смотри, что ты наделал! — закричала я. — Забудь меня, Крис! Я не единственная женщина на свете!

Он перевел на меня будто незрячие глаза и произнес:

— Для меня ты единственная на свете.

Подошел октябрь, а вместе с ним отъезд Криса. Смотреть, как он упаковывает вещи, знать, что он уезжает, говорить «до свидания» с таким видом, точно тебе безразлично, когда он вернется — все это терзало мне сердце, а лицо тем временем безмятежно улыбалось.

Я плакала в розовой беседке. Теперь должно было стать легче. Мне не придется без конца держать Пола на расстоянии, чтобы не обидеть Криса. Мне не надо будет больше взвешивать каждую улыбку и немедленно компенсировать одному то, что прежде досталось другому. Мне открылась прямая без всяких препятствий дорога навстречу Полу, но вдруг мне кое-что попалось на глаза. Фотография матери, выходящей из самолета с мужем, который следовал за ней, поотстав на шаг. Она возвращалась в Грингленн! Я вырезала из газеты снимок вместе с подписью и вложила себе в альбом. Будь она по-прежнему далеко, я быть может рано или поздно вышла бы замуж за Пола. В этой ситуации, однако, я предприняла нечто, раньше совершенно в мои планы не входившее.

Мадам Мариша, что называется, стала сдавать, и ей понадобился помощник. Поэтому я отправилась к ней, намереваясь убедить ее, что я, а не кто-то другой, должна буду заведовать школой, если… понимаете ли, ведь никогда нельзя знать заранее…

— Я не собираюсь умирать, — бросила она. Затем кивнула с недовольным видом, и в ее черных глазах мелькнуло подозрение.

— Но я понимаю, что ты вполне можешь считать меня старой, хоть самой мне так не кажется. Но не вздумай пытаться поставить на своем и руководить мной. Я здесь главная, главной и останусь, пока не сойду в могилу!

К ноябрю я осознала, что работать с мадам Маришей решительно невозможно. Ее суждения обо всем и вся были непоколебимы, тогда как у меня были свои представления о некоторых вещах. Но мне нужны были деньги и свой дом. Я пока не созрела выйти замуж за Пола, а останься я с ним, это неизбежно произошло бы. Много лет я провела, строя планы и мысленно расставляя западни. Пришло время сделать ход. И первой пешкой в игре должен был быть господин адвокат. Если бы я и дальше жила у Пола, ничего бы не вышло, и хотя он возражал, говоря, что это только приведет к лишним расходам, я объяснила ему свое желание стать самой собой, и, обосновавшись в собственном жилище, понять, наконец, чего же я хочу. Он поглядел на меня сначала озадаченно, а потом испытующе.

— Хорошо, Кэтрин, поступай, как знаешь. Ты ведь все равно сделаешь по-своему.

— Я так решила только из-за того, что Крис просит меня не выходить замуж, пока такая возможность не появится у Кэрри, и не хочет, чтобы я жила у тебя, пока… пока он в отъезде… — Закончила я весьма неубедительно, да еще как солгала!

— Понимаю, — сказал он с кривой улыбкой. — Совершенно очевидно, что со дня смерти Джулиана я соперничал с ним за твою благосклонность. Я пробовал говорить об этом с ним, но он отказывался слушать. Теперь я пытаюсь поговорить с тобой, и уже ты сама не хочешь. Поэтому отправляйся жить отдельно, будь сама себе хозяйкой, а когда почувствуешь себя достаточно взрослой, чтобы вести себя соответственно, возвращайся ко мне.