Глава 14. Когда она улеглась рядом с ним, грея теплым дыханием шею, Бишоп прошептал:

Когда она улеглась рядом с ним, грея теплым дыханием шею, Бишоп прошептал:

— Сегодня теплая ночь. Ночь, заставляющая человека думать не только о том, как острее наточить меч и снести врагу голову.

Меррим очень хотелось узнать, о чем еще можно думать в такую ночь, но вслух она сказала:

— Я никогда не видела, как сносят головы врагам, поскольку дед и его солдаты были уже глубокими стариками, когда я родилась. Мне не забыть, как он твердил, что теперь силы уже не те и ему придется найти другие способы выжить. Он вечно строил планы и спорил с другими стариками. Они проводили за этим увлекательным занятием целые часы. Когда отец умер, не оставив наследника мужского пола, все поняли, что грядет беда. “Пока на свете существуют алчные люди, — твердили они, — беды не оберешься”. Но никто особенно не волновался, потому что все помнили о проклятии.

— Да, это говорит о том, насколько вам везет.

Он ожидал, что Меррим скажет еще что-то, но та молчала. Что она скрывает от него?

Ее пальцы коснулись его шеи, скользнули по плечу, помедлили и снова зашевелились: легкие, нежные, теплые.

Неужели он для нее — всего лишь нечто вроде большой собаки, которую можно погладить? Рядом с которой можно погреться? Неужели она не сознает, что он — мужчина? Более того, неужели она не сознает, что он молод, а молодая плоть способна отвердеть меньше чем за миг? Очевидно, нет.

Он взял ее руку и положил себе на живот. Разгладил ладонь. Его мышцы напряглись. Девушка испуганно встрепенулась, и он ухмыльнулся в темноту. Если до этой минуты он был для нее собакой, теперь так не скажешь.

Ее пальцы снова дрогнули. Совсем чуть-чуть.

— Ниже, — потребовал он.

— Ты это о чем?

— Передвинь руку ниже.

— То есть так?

Он сжал зубы и затаил дыхание, когда эти неугомонные пальцы медленно поползли вниз. Коснулись восставшей плоти… и Меррим вздрогнула от неожиданности. Бишоп затрясся, как паралитик, мечтая об одном — ощутить ее прикосновение к своему обнаженному копью.

— Да, именно так.

О Господи, не совсем, далеко не совсем так. Он хотел большего. И едва не вскочил, когда она осторожно обвела его кончиком пальца. Не в силах ничего поделать с собой, он схватил ее руку и стиснул.

— Бишоп? Что с тобой? Все в порядке?

Во имя всех святых, с ним далеко не все в порядке! Он едва не излил семя в шоссы, а унизительнее этого ничего быть не может! Он едва дышал, а она еще хотела услышать от него ответ!

Под тяжестью его руки ее пальцы обвили его плоть, и он потерял способность соображать.

— Что ты сказала? — выдавил он.

— Судя по голосу, тебе очень больно. Может, мне убрать руку?

— О нет, не нужно, — простонал он, едва не откусив при этом собственный язык.

— Я уже говорила, что ты очень от меня отличаешься. По крайней мере на ощупь.

— Знаю, — пробормотал он и едва не взорвался, когда ее пальцы сжались.

— Послушай, что ты делаешь со всем этим?

Бишоп, не выдержав, засмеялся. И тут же немного пришел в себя.

— Я войду в тебя всем этим, — сообщил он.

Меррим мгновенно сдвинула ноги. О да, она прекрасно поняла, что он имеет в виду. Воспитывайся она в монастыре, вряд ли понимала бы, что делает мужчина с женщиной.

— Моя бабка иногда купала гостей-мужчин, когда была моложе. И утверждала, что мужчины — всего лишь мужчины, некоторые более одарены природой, чем остальные, и самое главное — напевать, а может, и насвистывать и водить по их телам тряпочкой. Главное — не смотреть.

Бишоп покачал головой. Он никогда не считался достаточно важным гостем, чтобы хозяйка замка оказала ему честь, потерев спину в лохани.

— А ты, Меррим? Согласилась бы меня вымыть?

— Не знаю, — медленно вымолвила она и снова погладила его. — Это означало бы, что мы женаты и ты не умер от проклятия. Или если король сделает меня баронессой Пенуит и ты приедешь к нам, я сделаю именно так, как советовала бабушка.

— Будешь насвистывать?

— Не знаю, — повторила она, и он отчетливо увидел, как она хмурится, несмотря на то что под деревьями было темно. — Может, ты стоишь больше, чем просто свиста. Может, я сочиню песню лучше, чем у Круки!

Она отняла руку, и ему захотелось плакать. Но Меррим не лежалось на месте. Она беспокойно дергалась, вряд ли понимая, что снова ласкает его, как комнатную собачку, гладя по груди, животу и плечам.

— Не хочу, чтобы ты умер! — неожиданно выпалила она. В его душе что-то шевельнулось. Что-то такое, испугавшее его до полусмерти. Нет, он не станет об этом думать.

— Если я возьму твою невинность, то не умру.

Это ее заинтересовало.

Она приподнялась и уставилась на него.

— Мою невинность?

— Да, мы могли бы в два счета с ней разделаться. И пока я не стану твоим мужем, проклятие мне не грозит?

— Конечно, нет! — выпалила она и содрогнулась, услышав собственный голос. Он рассмеялся. Почему нет? Они лежат рядом, она прижалась к нему, и его плоть тверже, чем камешек, попавший в сапог. Почему нет?

И тут снова началось это. Что-то словно тянуло его прочь от Меррим и ее девственности. Но разве честно утаскивать мужчину от такого чуда, как нетронутая девушка? Он ничего не понимал.

Но что-то таилось здесь, почти касаясь его лица, а может, это что-то было в нем самом, и разум стремился к непознанному.

— Нет, я не возьму твою невинность, — услышал он собственный голос. — Спи, Меррим. Спи.

Может, он сказал эти слова себе, потому что через несколько мгновений погрузился в сон со скоростью меча, вонзенного в живот врага.

Другое время

Принц последовал за Калласом в дубовую рощу. Они шли и шли, углубившись не меньше чем на милю в темный лабиринт деревьев. Мох поглощал звук шагов, листья трепетали и шуршали, хотя ветра не было. И теней тоже. Только десятки и десятки дубовых стволов, стоящих так близко друг к другу, что вся остальная зелень быстро загнивала и умирала.

Наконец, когда казалось, что прошли столетия, они очутились на большой поляне. В самой середине возвышался невысокий холмик. Не природный, но созданный человеческими руками, нагромоздившими глину, камни и солому. Насыпанный специально, чтобы царить над лесом.

А может, все дело в магии? Да, скорее всего. Зачем тратить силы, работая лопатой, когда достаточно закатить глаза и щелкнуть пальцами?

Он задрал голову. Полумесяц был совсем тонким, но сияние лилось на поляну, отчего здесь было светло как днем. Небо, усеянное звездами, такими яркими, что они словно зажигали листья, большой перевернутой чашей нависло над ним. Ничего не скажешь, ведьма многое умеет!

— Каллас!

Старик обернулся, и принц увидел, как лицо исказилось гримасой страха. Прекрасно! Жалкий дряхлый жрец, знаток вещей, которые никогда не интересовали и не заинтересуют принца. Страх пожирает его заживо. Интересно, сколько лет старой развалине?

— Что тебе нужно, принц?

Страх пропал. Кажется… кажется, он расслышал самодовольные нотки в голосе жреца? Неужели он вообразил, будто его усмирил неестественно яркий свет, льющийся на поляну?

— Что это за место? — осведомился принц, взмахнув рукой.

Каллас склонил голову набок. Грязные волосы упали на плечо и руку.

— Никак ты слеп, принц? Я все гадал, действуют ли твои силы в нашем волшебном лесу? — хихикнул он. — Теперь ты в нашей твердыне, принц. И хотя никого не видишь, многие-многие наблюдают за тобой, готовые убить тебя, если заподозрят в желании на них напасть.

Принц усмехнулся, почувствовал, как на лоб упала прядь волос, и легким движением откинул ее назад. И очень тихо попросил:

— Пусть кто-то из ваших подойдет ко мне. Посмотрим, сколько зла они могут причинить мне. Скажу правду: я действительно ничего не вижу, кроме этого голого рукотворного холма. Зачем вы построили это место?

Каллас поднял свою кешу. Кончик бешено пульсировал черным огнем, излучая силу. Жрец показал посохом на большую груду земли.

— Что ты делаешь?

Каллас ничего не ответил. Просто продолжал держать посох. Что задумал старый пройдоха?

Принц схватил Калласа за руку, стараясь не коснуться посоха. Старик так растерялся, что ноги подогнулись. Он наверняка упал бы, не держи его принц. Но тому надоели выходки старика, поэтому он как следует его встряхнул. Каллас показался ему легким, почти бескостным, словно был набит перьями. Неужели он в порыве гнева прикончил жреца?

— Ты, ублюдок с черным сердцем, оставь его в покое! Брешия!

Сердце едва не разорвалось в груди принца.

Наконец-то!

Он улыбался так широко, что любой призрак мог бы влететь к нему в рот, но тут на вершине холма внезапно появилась деревянная крепость. Узкие деревянные шесты не менее восьми футов вышиной были связаны веревками. Кончики шестов заострены. За оградой стояла деревянная башня высотой футов в сорок, а может, и больше.

Чертова башня, до чего же высока! Дело рук ведьмы, очень сильной ведьмы. Где Брешия?

Принцу все это не понравилось. Он привык властвовать над всем, что его окружало. Он видел холм, рукотворный или созданный магией, ничего больше. И вдруг откуда-то взялась крепость!

Его пронзил первобытный страх, что случалось крайне редко.

Почему раньше крепости не было? Или Каллас прав и он потерял силы здесь, в дубовой роще?

Где та чертова ведьма, которая назвала его ублюдком? Его чертова ведьма!

Он уронил руку Калласа, и старик пошатнулся. Но принц уже не обращал на него внимания, ошеломленно оглядывая десятки лиц, глазевших на него с деревьев, окружавших поляну.

— Не смейте убивать его! — крикнула откуда-то Брешия. Этого принц вынести уже не мог.

Он развернулся, но крепость выглядела неприступной. Возможно, это иллюзия, созданная ведьмой, и никакой крепости в действительности не существует?; Но крепость никуда не подевалась.

Принц судорожно вздохнул. Это бессмыслица! Он волшебник, и раньше такого с ним никогда не случалось. Что же творится сейчас?

— Брешия! — крикнул он, откинув голову. — Ты, проклятая ведьма, немедленно выходи, иначе я раздавлю эту старую вонючку! — Но, тут же улыбнувшись, добавил: — Нет, я этого не сделаю. Зато сотворю пруд, специально для него, большой, чистый и глубокий, и силой искупаю его, прямо в засаленной одежде. Немедленно покажись! Я не шучу.

Ничего.

Принц вытащил из рукава волшебную палочку и нацелился на Калласа.

— Не смей унижать его, ты, жалкое подобие человека! Принц, молча улыбаясь, наблюдал, как удирает жрец.

Куда проворнее, чем полагалось бы почтенному старику.

Ворота крепости медленно открылись. Принц сунул палочку в рукав, почувствовал ее тепло и направился к воротам, оказавшимся куда шире, чем он посчитал минутой раньше.

Позади раздались голоса: очевидно, призраки спорили, что с ним делать.

— Каллас! Успокой своих людей, — велел он, не оборачиваясь. — Скажи, что мне нужна только ведьма. Я не уничтожу их, если они оставят меня в покое.

С этим предупреждением он вошел в крепость. Сзади со скрипом захлопнулись гигантские деревянные ворота. Во дворе горели десятки небольших костров. Сам двор оказался куда больше, чем ему казалось за оградой.

Опять ее делишки!

Но где-то в душе он ценил ее усилия показать ему столь очаровательную и убедительную иллюзию. Да, обладая таким тонким искусством, она вполне сумеет стать прекрасной подругой принцу.

Приглядевшись, он заметил не менее пятидесяти призраков, маячивших в нескольких дюймах над землей, бледных, почти прозрачных. Он видел, как болтаются их босые ноги чуть плотнее всего остального тела.

Они абсолютно не производили шума, и он не чувствовал их присутствия, что было очень странно. Но все равно они были тут, и он никак не мог отвести взгляда от их чертовых босых ног с узкими ступнями и неестественно длинными пальцами.

Может, это Брешия не дает ему почувствовать их? Нет. Он слишком могуч для нее. И хотя знал, что это духи, все равно не мог ощутить их. А что, если это тени из других миров, тени, которых Брешия специально созвала, чтобы напугать его?

Ах, какое это имеет значение?

Принц покачал головой.

Она способна создать бешеных собак, с рычанием бегающих за ним, и все же это его не волновало. Так или иначе, призраки — неплохая выдумка.

До этой минуты он никогда не был в заповедном святилище Брешии. И сейчас позволил себе освоиться в нем, ощущая, как ее сила пульсирует вокруг него. Все это было смутно знакомо, как губы любовницы, легкие, нежные, зовущие. Любовницы, которой у него еще не было.

Он был готов поклясться, что эта сила находится совсем рядом с ним, почти опускается на его плечо и тут же осторожно уплывает. Сила, которую он не узнал. Которая была для него совершенно нова. Что случится, если эта сила коснется его? Войдет в рот, глаза, ноздри, станет самим воздухом, который он вдыхает?

Волшебная палочка становилась все теплее и сильно грела руку.

Он вдруг осознал, что оранжевые нити огней соединялись, переплетались, танцевали друг с другом, взлетали выше и выше.

Принц улыбнулся, вытащил палочку и взмахнул в направлении одного из костров. Пламя взвилось в небо, рассыпав искры футов на пятьдесят в вышину. Призраки взмыли вверх, сталкиваясь, растворяясь, поднимая головы, чтобы получше рассмотреть снопы искр. Он мог бы поклясться, что их ноги стали немного прозрачнее. Что же, он объявил о своем прибытии и сумел предупредить Брешию. Ах, как он хочет видеть ведьму!

Принц положил палочку на место и зашагал к башне. Черт побери, она стала еще больше, чем минуту назад! Куда там сорок футов! Все пятьдесят!

— Брешия! — прогремел он. — Ты где?!

— Я здесь, принц, — ответила она, и он на секунду удивился, как ее голос может быть таким отчетливым, если она находится в башне? Умная ведьма!

Он увидел расположенные на разных уровнях маленькие окна геометрических форм: окружности, треугольники, ромбы, — и каждое окно сияло в ночной темноте.

Искусная магия могущественной ведьмы, не более того. Мелочи в сравнении с тем, на что способен он. Нельзя это забывать.

Принц толкнул дверь и вошел в башню. Пол представлял собой деревянные, гладко оструганные плашки, простиравшиеся в бесконечность. Пахло лавандой и другими, незнакомыми ему душистыми травами, стебли которых были разбросаны по полу. В середине большой комнаты горел гигантский костер, языки которого поднимались к потолку и исчезали в прорезанной там дыре. Дымный, воздух казался голубоватым.

И тут он увидел ее.

Брешию.

Три года прошло с тех пор, как он впервые встретил ее в древнем заповедном месте собраний, на британской равнине, куда приезжали представители всех племен, чтобы потолковать в громадном каменном кругу и посмотреть, как восходящее солнце несколько драгоценных мгновений балансирует на вершине могучего, косо стесанного камня-великана. Все знали, что это и есть момент летнего равноденствия.

Тогда она была так прекрасна, что при взгляде на нее у него пересыхало во рту. Теперь, стоя на широком возвышении и глядя на него, она казалась еще прекраснее. И вид этой женщины завораживал принца.

Он судорожно сглотнул. Проклятая ведьма, она сбежала от него, едва не уничтожила, но наконец он победил. Сумел найти ее. Беда в том, что он по-прежнему не понимал, каким образом умудрился так близко подобраться к ее священной роще, почему лежал один на земле и как его нашел старик Каллас. Ведь и тогда Каллас стоял рядом с ней в каменном круге, под одной из массивных перемычек, глядя на него, и в подслеповатых глазах старика светились знакомые страх И ненависть.

Подобно Калласу и мерзким призракам она носила белое шерстяное одеяние, такое чистое, что казалось, от него исходило сияние. Он мог бы читать в этом свете древние пер-гаменты! Вместо грязной веревки талию обвивала тонкая золотая цепочка, связанная изящным узлом и свисавшая почти до колен.

Кроме нее, в комнате, похоже, никого не было.

Где же ее призраки?

Он подошел ближе.

Все те же поразительные волосы, ставшие, возможно, еще длиннее. Рыжие, почти красные, как пламя, питаемое магией. Раскинулись по плечам и едва касаются бедер. И глаза, таинственные зеленые глаза, которые скрывают секреты более опасные, чем проклятие, пропитанное жаждой мести.

Бледная гладкая кожа…

Она улыбнулась, показав очень белые зубы.

Эта улыбка… улыбка торжества… подсказавшая, что она перехитрила его и наслаждается сознанием этого.

У него руки чесались выхватить волшебную палочку и принудить ее рухнуть перед ним на колени, подползти ближе и целовать его ноги! Да, ему нравилась эта воображаемая картина! Потом она сбросит белое одеяние и останется голой перед ним, а он…

— Итак, принц, почему, во имя всех демонов зла, которые, несомненно, создали тебя, ты явился сюда? И как меня нашел?