Богословие

Основой иудаизма была вера в Единого Бога. В отличие от язычника, признававшего множество богов, еврей твердо придерживался краткого и ясного символа веры: «Слушай, Израиль, Господь Бог наш, Господь един есть» (Втор 6:4). Религиозная исключительность евреев подтверждается и отношением к ним язычников. Их часто обвиняли в атеизме, но не потому, что они вовсе не верили в Бога, а потому, что отрицали существование любого божества, кроме своего собственного.

Среди учителей Закона, раввинов, было принято особое внимание уделять учению об отцовстве Бога. Вступительная фраза молитвы Господней — «Отче наш, сущий на небесах» — не была чем-то совершенно новым для них. Исайя обращался к Богу:

«Только Ты — Отец наш; ибо Авраам не узнает нас, и Израиль не признает нас своими; Ты, Господи, — Отец наш, от века имя Твое: «Искупитель наш»

(Ис 63:16).

О богосыновстве Израиля учил рабби Акива:

«Возлюблены Богом израильтяне, потому что они назовутся сынами Божьими; еще более возлюблены, поскольку знают они, что наречены сынами Божьими»

(Ср. с Втор 14:1).

Эта родственная связь Бога с Израилем подчеркивалась главным образом палестинскими раввинами.

Филон Александрийский, принадлежащий к эллинистскому ответвлению иудаизма, предпринял попытку совместить иудейское вероучение с греческой философией. Он учил, что Бог вечен, неизменен, свят, свободен и совершенен. В Своем совершенстве Он превосходит всякое тварное существо, а потому о Нем нельзя сказать ничего определенного. Ведь всякая определенность означает ограничение и сведение к человеческим понятиям. В учении Филона отразилась тенденция к деперсонализации — обезличиванию Бога, существующая и в современном иудаизме. Эти теологические построения делают понятие о Боге смутным. Хотя Он и рассматривается как личность, но о Его характере и отношении к человеку уже трудно сказать что-то определенное. Такая неясность в определении сущности Бога, вызванная, возможно, нежеланием ограничивать Его, нашла свое отражение и в Евангелии от Иоанна, где сказано: «Бога не видел никто никогда...» (Ин 1:18). Христианство здесь сумело решить сложности, возникшие в иудейской теологии, ибо не уменьшая совершенства Бога и не ограничивая Его природы, оно смогло все же представить Бога личным и познаваемым.

Согласно иудейскому богословию, человек есть Божье творение, наделенное свободой. Он волен сам выбирать послушание Закону или пренебрежение им. Этот выбор аналогичен выбору между добром и злом, между жизнью и смертью (Втор 30:11-20). Главным в жизни человека является соблюдение заповедей, предписанных всему народу в целом. Среди заповедей: обрезание, соблюдение субботы, соблюдение годовых праздников и поклонение в синагоге. Закон определил все обязанности человека и установил его отношения с Богом.

Грех, в понимании евреев, состоял в неправильном отношении к Закону, открытому Богом. Нарушения любых заповедей — и такой важной как «не убий», такой «мелкой» как запрещение брать птицу из гнезда, когда под нею птенцы или яйца, (Втор 22:6,7) — рассматривалось как равно греховные поступки. Отношение иудеев к Закону выражено в Послании Иакова: «Кто соблюдает весь закон и согрешит в одном чем-нибудь, тот становится виновен во всем» (Иак 2:10). Иудаизм не делал различия между нравственным законом и ритуальным предписанием — и то, и другое было существенно для жизни всего народа. Любое нарушение буквы Закона означало отторжение от избранного народа. Это распространялось в равной степени на всех нарушителей: тех, кто совершил ужасное преступление; тех, кто не исполнил какого-либо важного предписания; и даже на тех, кто ел мясо с кровью (Лев 17:14).

В период «до вавилонского пленения» вознаграждения и наказания были связаны с судьбой народа в целом, и то, что происходило с народом в течение всей его истории, рассматривалось как наказание за грехи или награда за праведность. Если весь народ соблюдал Закон и не изменял Богу, в его истории наступал период процветания. Если же он пренебрегал Законом и начинал поклоняться идолам, неизменным следствием были экономические трудности, военные поражения, развал государства. Таким образом, грех понимался, прежде всего, как грех коллективный. Конечно, существовало понимание личного греха и личной ответственности (это видно из Псалма 50), но оно не было преобладающим.

Некоторой предпосылкой для выделения личности из коллектива стало вавилонское пленение. Конечно, сам факт изгнания можно проинтерпретировать как дисциплинарную меру, примененную ко всему народу. Однако поколения, родившиеся и выросшие в изгнании, не могли уже наблюдать этого чередования благополучия и упадка в жизни страны. Каждый из изгнанников должен был сопоставлять свои личные обстоятельства со своим собственным поведением. С этой проблемой столкнулся пророк Иезекииль. Когда фаталисты того времени сказали ему, что «отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина», он ответил, что отношение человека к Богу решается не грехами или добродетельностью его предков, но им самим.

«Живу Я! — говорит Господь Бог, — не будут впредь говорить пословицу эту в Израиле. Ибо вот, все души — Мои: как душа отца, так и душа сына — Мои; душа согрешающая, та умрет»

(Иез 18:3-4).

Такое понимание ответственности за грех встречаем мы у многих иудеев, представленных в Новом Завете. Богатый юноша глубоко озабочен своей личной связью с Богом, хотя он и выполняет все, что требует Закон (Мф 19:16-22). Общая ответственность перед Богом была перенесена с народа как жителя определенной земли на народ — сообщество избранников Божьих вне зависимости от места его пребывания.

Теология наказания и вознаграждения в применении к отдельному человеку приводила к проблеме личного бессмертия и посмертного воздаяния. Книги Ветхого Завета очень мало говорят на эту тему. В некоторых местах встречаются упоминания о Шеоле — преисподней — мрачном месте обитания умерших. О нем вспоминают Иаков (Быт 37:35) и Давид (2 Цар 12:23), говоря о своей грядущей встрече с безвременно умершими детьми. В более древних книгах Ветхого Завета нет никаких упоминаний о воскресении тела. Тем не менее Иисус раскрывает смысл слова Божьего к Моисею: «Я Бог отца твоего, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова» (Исх 3:6), говоря, что здесь содержится прямое обещание воскресения: «Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых» (Мф 22:32). Намек на воскресение появляется лишь в поэтических книгах, а позже — у пророков. Приписываемый Давиду пятнадцатый Псалом говорит:

«Ибо Ты не оставишь души моей в аде и не дашь святому Твоему увидеть тление. Ты укажешь мне путь жизни: полнота радостей пред лицем Твоим, блаженство в деснице Твоей вовек»

(Пс 15:10-11).

Исайя, предсказывая грядущий суд и спасение Израиля, говорит:

«Оживут мертвецы Твои, восстанут мертвые тела! Воспряните и торжествуйте, поверженные в прахе: ибо роса Твоя — роса растений, и земля извергнет мертвецов»

(Ис 26:19).

Пророчество о воскресении есть также у Даниила:

«И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление»

(Дан 12:2).

Сравнительно редкое упоминание о загробной жизни и воскресении может показаться странным, если учесть, что иудаизм строился на непосредственном божественном откровении. Следует однако учесть, что откровение Ветхого Завета относилось целиком к народу Израиля, а потому касалось, главным образом, жизни в этом мире. Будущая судьба — это личная проблема каждого индивида, но индивидуальная вера и личная ответственность практически отсутствуют в ветхозаветной теологии. Упор в Законе делался на коллективное спасение народа Израиля в настоящем, а не индивидуальное спасение в будущем.

Ветхозаветные апокрифы более подробны в этом вопросе. В книге «Премудрости Соломона» (написанной, по всей вероятности, в Александрии во второй половине II в. до н.э. неизвестным автором) говорится: «Души праведных находятся в руках Божиих, и мучение не коснется их... И немного наказанные, они будут много облагодетельствованы, потому что Бог испытал их и нашел достойными Себя» (Прем 3:1,5). Во второй книге Маккавейской (которая является переработкой оригинала, созданного Ясоном Киринеянином) о воскресении сказано еще более определенно. В этой книге (2 Макк 12:42-44) описан эпизод, когда Иуда Маккавей при в внезапном нападении на Горгия, правителя Идумеи, захватил тела иудеев, убитых в прежних столкновениях с идуменянами. Когда тела были приготовлены к погребению, под одеждой мертвецов были найдены вещи, посвященные идолам. Иуда, желая искупить совершенный погибшими грех, сделал следующее:

«Сделав же сбор по числу мужей до двух тысяч драхм серебра, он послал в Иерусалим, чтобы принести жертву за грех, и поступил весьма хорошо и благочестно, помышляя о воскресении, ибо если бы он не надеялся, что падшие в сражении воскреснут, то излишне и напрасно было молиться о мертвых»

(2 Макк 12:43-44).

Шеол считался переходным состоянием перед воскресением и конечным воздаянием. Во второй книге Маккавейской

(2 Макк 6:23) Елеазар, мученик, говорит о том, что идет в Гадес, но поскольку он был человек праведный, его пребывание в Гадесе должно было быть лишь временным.

Судный день, когда нечестивые получат заслуженное ими проклятие, праведные будут «обильно облагодетельствованы», тоже встречается в апокрифических писаниях (Прем 3:5,18). Указания на ожидание этого последнего дня имеются во второй книге Ездры и книге Еноха. Впрочем, их высказывания не всегда достаточно ясны.

В период, предшествовавший Новому Завету, были сильны мессианские чаяния. С пришествием Мессии связывали политическое освобождениe Израиля. Среди апокрифических книг лучше всего эти ожидания представлены во второй книге Ездры. Некоторые исследователи предполагают, что это компиляция из нескольких различных книг, написанных между 100 и 270 гг. н.э.1 Несмотря на столь позднюю дату, эта книга, по-видимому, независима от христианского влияния, так как является безусловно еврейской и не содержит никаких намеков на Христа. В ней заметны следы перевода с древнееврейского. В имеющемся там пророчестве утверждается, что власть Рима падет, а на смену ей придет божественное царство, в котором будет править Мессия. Далее там говорится, что завершив свое дело, Мессия умрет, после чего настанет день последнего суда. Написанные в I в. до н.э. Псалмы Соломона также предрекают пришествие праведного вождя Израиля, который будет властвовать над язычниками (Пс Сол 17). Нигде в апокрифической литературе Мессия не представлен страдающим за грехи человечества и приносящим Себя в жертву. Вопросы о Царстве и Мессии, которые задавали Христу ученики, и на которые Он ответил в своей проповеди на Елеонской горе, были связаны именно с мессианскими представлениями апокрифов и апокалиптическими пророчествами Даниила (см. Мф 24-25).

ХРАМ

Первый Иерусалимский храм был построен при царе Соломоне. Его в 586 г. до н.э. разрушили войска Навуходоносора, взявшие штурмом Иерусалим. Восстановление храма началось приблизительно в 537 г. до н.э. Об этом событии упоминают в своих пророческих книгах Аггей и Захария. Строительство второго храма несколько раз прерывалось и было завершено в 516 г. до н.э. (см. Ездр 6:13-15).

Об истории этого храма известно мало. В 168 г. до н.э. его осквернил и ограбил сирийский царь Антиох Епифан, установивший там жертвенник, посвященный Зевсу Олимпийскому. Три года спустя Иуда Маккавей, изгнав сирийцев из Иерусалима, очистил храм и отремонтировал после разрушнений, произведенных язычниками. К 63 г. до н.э. Иерусалим был захвачен римскими войсками, которыми командовал Помпей. В 54 г. до н.э. другой римский полководец — Красс — разграбил сокровищницу храма. Значительная часть храма сильно пострадала в 37 г. до н.э., когда в город вошли войска Ирода Великого. Были сожжены некоторые входившие в храмовый комплекс строения, хотя главное здание, по-видимому, не пострадало.

На восемнадцатом году своего правления (20-19 гг. до н.э.) Ирод приступил к восстановлению храма. На время строительных работ службы не прекращались, потому строительство шло очень медленно. Работы велись священниками. Само святилище было готово через полтора года, внешние строения и галереи были закончены только в 62 или 64 г. н.э. Когда враги Иисуса сказали ему, что храм строился сорок шесть лет, они имели в виду, что работа еще продолжается (Ин 2:20).

Храм был сооружен из белого мрамора, большая часть которого была покрыта золотом: его красота поражала многих, кому довелось его видеть. Двор храма представлял собой прямоугольник со сторонами, ориентированными относительно сторон света. Он имел размеры — 178 м с востока на запад и 182 м с севера на юг. Внутри стены двора размещались крытые галереи с двойными рядами колонн. Восточная галерея была известна под именем притвора Соломона (Ин 10:23; Деян 3:11; 5:12) — традиционно считалось, что это сохранившийся остаток Соломонова храма. Вдоль стен или между портиками располагались служебные помещения.

Внешний двор назывался двором язычников. Вход в него был беспрепятственным, и иногда им пользовались как рыночной площадью. Сам храм, вместе с внутренним двором и всеми строениями, располагался поперек внешнего двора, на его северной стороне. Восточная часть внутреннего двора называлась двором женщин, западная — двор израильтян, в который женщины не допускались. В центре двора израильтян находился двор священников, посередине которого располагалось святилище. Внутренний двор находился на возвышении, по краю его был выстроен каменный парапет с надписью, под страхом смерти воспрещавшей язычникам входить во вторую ограду. В стене внутреннего двора было девять ворот: четыре с севера, четыре с юга, и одни с востока. Возможно, что это были Красные ворота, упомянутые в третьей главе Деяний.

Cамо святилище возвышалось над внутренним двором, к нему вело двенадцать ступеней. Оно было разделено подобно скинии: в восточной части располагалось Святое место, имевшее около 18 метров длины и Святое святых — около 9 метров. На северной стороне Святого места стоял стол хлебов предложения, на южной — семисвечник, посередине — жертвенник курения. В Святое место могли входить только священники. Святое святых было пусто, потому что ковчег завета пропал при разрушении первого храма. Сюда мог входить только первосвященник, причем лишь один раз в год, в день Очищения. Здесь он совершал приношение за грехи народа. Святое святых было отделено от Святого места толстой двойной завесой. Святилище было тщательно скрыто от глаз молящихся в храме. Вокруг него в три этажа располагались небольшие комнаты, использовавшиеся для жилья священников или как склады.

Внутри двора священников, к востоку от святилища, находился жертвенник для всесожжений, имевший площадь 5,5 кв.м и более 4 м высотой. На нем постоянно горел огонь, ежедневно сжигались жертвенные животные. Чуть на север от жертвенника было место для заклания животных, приготовленных в жертву.

Во дворе священников могли находиться только священники и те, кто приносил жертву. Они должны были возлагать руки на животных перед закланием.

Римляне позволяли храмовой администрации держать свою стражу для поддержания порядка на территории храма. Старший офицер храмовой стражи назывался «стратегос» или «начальник стражи храма» (Деян 4:1,5; 24-25). По-видимому, именно воины из храмовой стражи схватили Ииcyca в Гефсиманском саду. Им было поручено арестовать и стеречь Петра и Иоанна, когда те были арестованы за проповедь в пределах храма. Стража следила, чтобы никто из посторонних не проникал в запрещенные помещения храма. На ночь ворота храма запирались, а стражники расставлялись у ворот, чтобы не допустить вторжения грабителей. Храм был главным центром служения в иудейской религии. Сам Иисус и Его апостолы проповедовали в дворах храма. Еще в 56 г. некоторые члены иерусалимской церкви давали здесь обеты и участвовали в совершаемых здесь ритуалах (Деян 21:23-26). Однако с распространением христианства среди язычников связь христиан с Иерусалимским храмом стала ослабевать.