Глава 14. Когда я сошел с самолета, Калли ждал меня у дверей аэровокзала

Когда я сошел с самолета, Калли ждал меня у дверей аэровокзала. Аэропорт все еще был таким маленьким, что мне пришлось идти от самолета пешком, но уже строилось новое крыло вокзала — Вегас рос. И Калли тоже.

Он изменился: стал выше и стройней, был превосходно одет. На нем были костюм от Сая Девора и спортивная рубашка. Я удивился, когда он обнял меня и сказал:

— Все тот же старина Мерлин.

Он посмеялся, увидев спортивную куртку «Вегас Виннер» и заявил, что мне надо избавиться от нее.

Для меня был приготовлен в отеле большой номер с баром, набитым выпивкой, и цветами на столах.

— У тебя, должно быть, много резервов? — спросил я.

— У меня дела идут хорошо, — сказал Калли. — Я бросил играть. Я теперь по другую сторону столов. Ты же знаешь.

— Да, — сказал я. Меня позабавило, насколько Калли переменился. Я не знал, можно ли следовать моему первоначальному плану и довериться ему. За три года он мог измениться. И в конце концов, мы были знакомы только в продолжение нескольких недель.

Но когда мы выпивали, он искренне поинтересовался; вспоминаю ли я о Джордане?

— Все время, — отвечал я.

— Бедняга Джордан, — сказал Калли. — Он ушел, выиграв четыреста тысяч. Вот что заставило меня прекратить играть. И знаешь, с тех пор, как он умер, мне неслыханно везло. Если бы я правильно разложил карты, то мог бы стать первым человеком в отеле.

— Не ври, — сказал я. — А как же Гроунвельт?

— Я у него первый номер, — сказал Калли. — Он доверяет мне множество вещей, доверяет так, как я доверяю тебе. Кстати, раз уж об этом зашла речь, мне требуется помощник. В любое время, когда захочешь переехать с семьей в Вегас, ты получишь хорошую работу вместе со мной.

— Спасибо, — поблагодарил я. Я был действительно тронут, но в то же время, сомневался в природе его чувств ко мне. Я знал, что он не заботится о людях просто так, сказал:

— Насчет работы я не могу тебе сейчас ответить. Но я приехал сюда с просьбой. Если ты не сможешь помочь мне, я пойму. Ответь мне прямо, и как бы ты ни ответил, мы отлично проведем вместе пару дней.

— Ты получишь все, — сказал Калли, — что бы это ни было.

Я засмеялся.

— Подожди, пока не услышишь.

На мгновение Калли рассердился.

— Мне плевать, о чем речь. Ты получишь это. Если это в моих силах, ты это получишь.

Я рассказал ему про свои дела, о взятках и что у меня с собой в куртке тридцать три тысячи, которые нужно припрятать на случай, если дело лопнет. Калли внимательно слушал, глядя мне в лицо. Потом широко улыбнулся.

— Какого черта ты улыбаешься? — спросил я.

Калли засмеялся.

— Ты начал, как будто исповедуешься священнику в убийстве. Да ведь то, чем ты занимаешься, делает всякий, у кого есть возможность. Но должен признать, что я удивлен. Не могу представить, как ты говоришь парню, что ему придется раскошелиться.

Я почувствовал, что краснею.

— Я никогда ни у кого не спрашивал денег. Они всегда сами ко мне приходили. И я никогда не беру деньги сразу. После того, как я их устрою, они могут заплатить, что обещали, или надуть меня. Мне плевать. — Я ухмыльнулся. — Я мелкий пройдоха, а не мошенник.

— Вот что, — сказал Калли. — Во-первых, я думаю, что ты чересчур беспокоишься. Это дело, видимо, может продолжаться неопределенно долго. И даже если оно лопнет, худшее, что может с тобой произойти, это потеря работы и условный срок. Но ты прав, деньги твои надо где-то припрятать. Власти — это настоящие волкодавы, и если они найдут их, то отберут.

Меня заинтересовала первая часть из того, что он сказал. Я боялся, что сяду в тюрьму, а Валли с детьми останется без меня. Вот почему я все скрывал от своей жены. Я не хотел, чтобы она беспокоилась, а также не хотел упасть в ее глазах. Она представляла меня себе как чистого, неиспорченного художника.

— Почему ты думаешь, что меня не посадят, если поймают? — спросил я Калли.

— Это не тяжкое преступление, — сказал Калли. — Ты ведь не ограбил банк и не убил какого-нибудь несчастного владельца магазина, и не обманул вдову. Ты просто брал деньги с молодых бездельников, которые пытались извернуться и сократить срок службы в армии. Господи, в это трудно поверить. Парни платят, чтобы вступить в армию. Никто этому не поверит. Присяжные будут хохотать до упаду.

— Да, мне это тоже кажется забавным, — сказал я.

Калли внезапно принял деловой тон.

— Ладно, скажи, что от меня сейчас требуется. Все будет сделано. И если власти тебя прижмут к ногтю, обещай, что сразу же мне позвонишь. Я тебя вытащу. Договорились? — Он с симпатией улыбнулся мне.

Я изложил ему свой план. Я собирался обращать свои наличные в фишки по тысяче долларов за раз и играть по маленькой. Я буду этим заниматься во всех казино Вегаса, а потом просто возьму квитанции и оставлю деньги у кассиров как игровой кредит. ФБР никогда не придет в голову заглядывать в казино. А расписки я мог бы оставить у Калли и брать, когда потребуются деньги.

Калли улыбнулся мне.

— Почему ты не хочешь отдать мне свои деньги на хранение? Ты не доверяешь мне?

Я знал, что он дурачится, но отвечал серьезно.

— Я думал об этом. Но если с тобой что-нибудь случится? Вроде авиакатастрофы? Или ты здесь выйдешь из игры? Сейчас я тебе доверяюсь. Но откуда мне знать, что придет тебе в голову завтра или на следующий год?

Калли понимающе кивнул. Потом спросил:

— Как насчет твоего брата Арти? Вы так близки. Не может ли он хранить твои деньги?

— Я не могу попросить его об этом, — сказал я.

Калли снова кивнул.

— Да, я так и предполагал. Он слишком порядочен, да?

— Да, — сказал я. Я не хотел вдаваться в объяснения. — Что плохого в моем плане?

Калли встал и начал ходить по комнате.

— Он неплох, — сказал он. — Но тебе не стоит открывать кредиты во всех казино. Это будет выглядеть подозрительным. Особенно если деньги останутся на долгое время. Это совсем подозрительно. Люди оставляют деньги в кассе пока не проиграются или пока не уедут из Вегаса. Вот что тебе надо сделать. Покупай во всех казино фишки, только выписывай на них чеки в нашей кассе. Обращай по нескольку тысяч три-четыре раза в день и бери расписку. Так все твои расписки на наличные будут в нашей кассе. И если власти сунут нос в отель или пришлют запрос, они нарвутся на меня. А я тебя прикрою.

Я забеспокоился о нем.

— А ты не впутаешься в историю?

Калли терпеливо вздохнул.

— Я все время занимаюсь такими вещами. Мы получаем множество запросов от налоговой инспекции. О том, кто сколько проиграл. Просто я пошлю им старые записи. Они никак не смогут меня проверить. Я гарантирую, чтобы интересующие их записи не существовали.

— Господи, — сказал я. — Я не хочу, чтобы исчезла моя кассовая запись. Я тогда не смогу получить по своим квитанциям.

— Да ну, Мерлин, — засмеялся Калли. — Ты всего лишь мелкий взяточник. Власти не будут тут за тобой гоняться с толпой аудиторов. Они пришлют письмо или повестку. Кстати, и это им никогда не придет в голову. Или взгляни с другой стороны. Если ты истратишь свои деньги, и они обнаружат, что твой доход превзошел заработок, ты можешь сказать, что выиграл. Они на смогут доказать обратное.

— А я не смогу доказать, что выиграл, — сказал я.

— Сможешь, — твердо сказал Калли. — Я это засвидетельствую, и босс зала, и крупье. Что тебе невероятно везло в кости. Так что не беспокойся об этом деле, как бы оно ни обернулось. Единственная проблема для тебя — где спрятать квитанции из кассы казино.

Мы оба некоторое время размышляли над этим. Потом Калли нашел выход.

— У тебя есть адвокат? — поинтересовался он.

— Нет, — сказал я. — Но у моего брата Арти есть друг-юрист.

— Напиши завещание, — предложил Калли. — В завещании укажи, что у тебя есть вклад в этом отеле на сумму тридцать три тысячи долларов, и ты оставляешь его жене. Нет, не надо юриста твоего брата. Мы воспользуемся услугами моего знакомого юриста, здесь, в Вегасе. Потом юрист перешлет твою копию завещания Арти в специальном запечатанном конверте. Скажи Арти, чтобы он не вскрывал его. Тогда он ничего не узнает. Ты должен только сказать ему, чтобы он не вскрывал конверт, но хранил его. Юрист тоже напишет об этом в сопроводительном письме. У Арти не будет причин для неприятностей. И он ничего не будет знать. Ты только придумай, зачем тебе нужно, чтобы у него хранилось завещание.

— Арти не будет спрашивать меня об этом, — сказал я. — Он просто сделает, что требуется, и не станет задавать вопросов.

— Тебе достался хороший брат, — сказал Калли. — Но что ты будешь делать с квитанциями? Власти вычислят банковский сейф, если ты остановишься на этом варианте. Почему бы тебе не спрятать их среди старых рукописей, как ты это делал с наличными? Даже если они добудут ордер на обыск, то никогда не заметят эти кусочки бумаги.

— Я не могу пойти на такой риск, — сказал я. — Мне страшно за квитанции. Что будет, если я их потеряю?

Калли не понял или сделал вид, что не понял.

— Мы сохраним записи в учетной книге, — сказал он. — Ты просто подпишешь расписку, что потерял квитанции, когда будешь получать деньги.

Конечно, он знал, что я собираюсь делать. Что я порву квитанции, но ему об этом не скажу, чтобы он не был уверен и не мог уничтожить записи в учетной книге казино о моих деньгах. Это означало, что я не всецело доверял ему, но он отнесся к этому с легкостью.

Калли предложил:

— Сегодня вечером тебя ждет большой обед с подружками. Две милейших дамочки из шоу.

— Мне не нужна женщина, — сказал я.

Калли был поражен.

— Ты еще не устал трахаться с женой? За столько-то лет?

— Нет, — ответил я. — Я не устал.

— Ты думаешь, что будешь верен ей всю жизнь? — удивился Калли.

— Да, — сказал я, смеясь.

Калли покачал головой, тоже засмеявшись.

— Тогда ты и вправду волшебник Мерлин.

— Так и есть, — сказал я.

Обедать мы пошли вдвоем. Потом Калли обошел со мной все казино Вегаса, и я скупал фишки тысячедолларовыми наборами. Моя спортивная куртка Вегас Виннер пригодилась. В разных казино мы выпивали с боссами залов, сменными управляющими и девушками из шоу. Все они обращались к Калли как к важной персоне, и у всех было что рассказать о Вегасе. Было весело. Вернувшись в Западу, я сдал фишки в кассу и получил квитанцию на пятнадцать тысяч долларов. Я сунул ее в бумажник. За весь вечер я не сделал ни ставки. Калли опекал меня.

— Мне нужно немножко поиграть, — сказал я.

Калли заговорщически улыбнулся.

— Конечно, конечно. Как только проиграешь пятьсот баксов, я тебе задам.

За столом для игры в кости я вытащил пять стодолларовых банкнот, обменял их на фишки. Делал пятидолларовые ставки на все числа, я выигрывал и проигрывал. Я пошел старыми игровыми путями от костей к блэкджеку и рулетке. Легкая сонная игра по маленькой, выигрыши и проигрыши. В час ночи я полез в карман, достал две тысячи долларов и докупил фишек. Калли промолчал.

Положив фишки в карман куртки, подошел к кассе и обменял их еще на одну квитанцию. Облокотившись на пустой стол для костей, Калли наблюдал за мной.

Он одобрительно кивнул.

— Значит, ты их сберег, — сказал он одобрительно.

— Волшебник Мерлин, — сказал я. — Не то что ваши невезучие дегенерировавшие игроки.

И это было правдой. Я уже не испытывал прежнего возбуждения. Не было надобности суетиться. Я имел достаточно денег, чтобы купить семье дом и открыть счет в банке. У меня были хорошие источники дохода. Я снова был счастлив, любил свою жену и работал над романом. Игра была развлечением, вот и все. Я потерял только двести баксов за весь вечер.

Калли отвел меня в кафе на ночной стакан молока с гамбургерами.

— Днем я буду работать, — сказал он. — Могу я быть уверен, что ты не будешь играть?

— Не беспокойся, — сказал я. — Я буду занят обращением наличности в фишки и буду бегать по всему городу. Я спущусь до пятисотдолларовых партий, чтобы не так было заметно.

— Хорошая мысль, — одобрил Калли. — В этом городе больше агентов ФБР, чем деловых людей.

Он на мгновение замолчал.

— Ты уверен, что не хочешь никого в постель? У меня есть несколько красоток. — Он взялся за один из телефонов, стоявших у нас в кабинете.

— Я слишком устал, — сказал я. И это было правдой. В Вегасе было за час ночи, но по нью-йоркскому времени — четыре часа, а я все еще жил по нью-йоркскому времени.

— Если что-нибудь понадобится, приходи ко мне в офис, — сказал он. — Даже просто если захочешь убить время и потрепаться.

— Хорошо, зайду, — сказал я.

На следующий день я проснулся около полудня и позвонил Валли. Никто не отвечал. Было три часа дня по нью-йоркскому времени, суббота. Валли, возможно, повезла детей к отцу с матерью на Лонг-Айленд. Позвонив туда, я попал на ее отца. Он с подозрением задал несколько вопросов по поводу моих дел в Вегасе. Я объяснил, что собираю материал для очерка. Похоже, он не поверил, но к телефону наконец подошла Валли. Я сказал ей, что прилечу домой в понедельник и возьму в аэропорту такси.

Мы вели обычный дурацкий разговор мужа с женой. Я ненавидел телефон и сказал ей, что не буду больше звонить, так это только трата времени и денег, и она согласилась. Я знал, что она проведет у родителей и следующий день, и не хотел туда звонить. И понял также, что сердит на нее за то, что она к ним поехала. Инфантильная ревность. Валли и дети — это моя семья. Они принадлежали мне; это все, что у меня есть, не считая Арти. И я не хотел делиться ими с дедушкой и бабушкой. Понятно, что это глупо, но все-таки я собирался больше не звонить. Какого черта, оставалось всего два дня, да она и сама могла всегда мне позвонить.

День я провел, бродя по казино на Стрипе и обменивая там наличные на фишки по двести — триста долларов. Прежде чем перейти в другое казино, я понечножку играл. Мне нравился сухой горящий жар Вегаса. Я переходил из казино в казино. В конце дня я поел в отеле Сэндз. За соседним столиком подкреплялись перед выходом на работу миловидные шлюшки. Они были молоды и в превосходном настроении. Одна парочка была в костюмах для верховой езды. Они смеялись и щебетали, как подростки, не обращая никакого внимания, и я делал вид, что не смотрю на них. Но сам прислушивался к их разговору. Однажды они упомянули имя Калли.

Я взял такси обратно в Занаду. Таксисты Вегаса отзывчивы и дружелюбны. Этот спросил меня, не хочу ли я поразвлечься, и я ответил, что нет. Когда я выходил из такси, он пожелал мне приятного дня и порекомендовал ресторан с хорошей китайской кухней.

В Занаду я обменял фишки из других казино на квитанцию, которую засунул в бумажник. Теперь у меня было девять квитанций и чуть более десяти тысяч наличными, подлежавших конвертации. Вынув наличные из спортивной куртки «Вегас Виннер» и положив в карман пиджака (деньги были все в сотнях и лежали в двух белых конвертах), я перекинул спортивную куртку «Вегас Виннер» через руку и направился в офис Калли.

Под административные помещения было отведено целое крыло отеля. Я прошел по коридору и повернул в другой коридор с надписью «Исполнительные лица» и вошел в дверь с табличкой «Исполнительный помощник Президента». В проходной комнате сидела миленькая молодая секретарша. Я назвал свое имя, и она позвонила и доложила обо мне. Выскочил Калли, сильно пожал мне руку и обнял меня. Эта новая черта в его поведении мне не понравилась. Это было слишком демонстративным, слишком внешним, совсем не соответствовало нашим прежним отношениям.

У него был стильный неярко освещенный кабинет с диваном, мягкими креслами и с картинами на стенах, оригиналами, написанными маслом. Не могу сказать, какую ценность они представляли. У него также было три телевизионных монитора. Один показывал коридор отеля. Другой — один из столов для костей в казино, за которым шла игра. Третий — стол баккара. Глядя на первый экран, я видел парня, открывавшего дверь своего номера и заводившего туда молодую девушку, обняв ее рукой за задницу.

— Программы получше, чем у нас в Нью-Йорке, — сказал я.

Калли кивнул.

— Мне нужно следить за всем, что происходит в этом отеле, — сказал он и нажал кнопки на пульте, стоявшем на столе, и три телевизионных изображения сменились. Теперь мы видели автостоянку отеля, игру за столом блэкджека и кассиршу в кафе, считавшую мелочь.

Я бросил спортивную куртку «Вегас Виннер» Калли на стол.

— Теперь можешь ее забрать, — сказал я.

Калли долго смотрел на куртку. Потом рассеянно спросил:

— Ты конвертировал всю наличность?

— Большую часть, — сказал я. — Куртка мне больше не нужна. — Я засмеялся. — Моя жена ненавидела ее так же, как и ты.

Калли поднял куртку.

— Я не ненавижу ее, — сказал он. — Просто Гроунвельт не хочет ее видеть. Как ты думаешь, куда делась куртка Джордана?

Я пожал плечами.

— Его жена, возможно, отдала одежду в Армию Спасения.

Калли взвешивал куртку на руке.

— Легкая, — сказал он. — Но счастливая. Джордан выиграл в ней четыреста тысяч. А потом убил себя. Сукин сын.

— Глупо, — сказал я.

Калли осторожно положил куртку на стол. Потом сел и отодвинулся назад на стуле.

— Знаешь, я думал, что ты сошел с ума, отказавшись от двадцати тысяч. И я обозлился, когда ты отговорил меня взять свою долю. Но это-то и было, возможно, самой большой моей удачей. Если бы я проиграл эти деньги, то чувствовал бы себя как дерьмо. Но знаешь, после того, как Джордан убил себя, а я не взял эти деньги, я слегка возгордился. Не знаю, как это объяснить. Но я чувствовал, что не предал его. И ты. И Диана. Мы всем были чужие, и только мы трое как-то беспокоились о Джордане. Недостаточно, я полагаю. Или это мало что для него значило. Но в конце концов, это кое-что значило для меня. Ты тоже так чувствовал?

— Нет, — сказал я. — Просто я не хотел его проклятых денег. Я знал, что он собирается покончить с собой.

Это поразило Калли.

— Ну ты даешь, Волшебник Мерлин. Мать твою.

— Не осознанно, — сказал я. — Но где-то внутри. Я не удивился, когда ты сказал мне. Помнишь?

— Да, — сказал Калли. — Ты и носом не повел.

Я пропустил это мимо ушей.

— Как насчет Дианы?

— Она это перенесла действительно тяжело, — сказал Калли. — Она любила Джордана. Ты знаешь, в лень похорон я с ней трахался. Чудной трах. Она была в безумии и рыдала, и трахалась. Жутко меня перепугала.

Он вздохнул.

— Следующую пару месяцев она напивалась и рыдала на моем плече. Потом встретила этого упитэпкого миллионера, и теперь она настоящая леди где-то в Миннесоте.

— Так что же ты собираешься делать с курткой? — спросил я.

Калли внезапно ухмыльнулся.

— Я собираюсь отдать ее Гроунвельту. Пойдем, я хочу, чтобы ты с ним познакомился. — Он встал со стула, сгреб куртку и вышел из офиса. Я последовал за ним. Мы прошли по коридору до следующего ряда офисов. Секретарша пропустила нас в большой личный кабинет Гроунвельта.

Гроунвельт поднялся со стула. Он выглядел старше, чем я его помнил. Должно быть, ему к восьмидесяти, подумал я. Он был безупречно одет. Седые волосы делали его похожим на кинозвезду в характерной роли. Калли представил нас друг другу.

Гроунвельт потряс мне руку и тихо сказал:

— Я читал вашу книгу. Держитесь. Вы когда-нибудь станете великим. Книга очень хорошая.

Я был удивлен. Гроунвельт прошел все стадии игрового бизнеса, одно время он был настоящим преступником, и его до сих пор боялись в Вегасе. Я почему-то никогда не думал, что он читает книги. Еще один штамп.

Я знал, что субботы и воскресенья — очень занятые дни для таких людей, как Гроунвельт и Калли, управлявших большими отелями типа Западу. У них были друзья-клиенты со всех концов Соединенных Штатов, прилетавшие поиграть на уик-энды. Их надо было развлекать множеством различных способов. Поэтому я думал, что просто поздороваюсь с Гроунвельтом и уйду.

Но Калли бросил на массивный стол Гроунвельта красно-голубую спортивную куртку «Вегас Виннер» и сказал:

— Это последняя. Мерлин наконец отдал ее.

Я заметил, что Калли ухмыляется. Любимый племянник, поддразнивающий брюзжащего дядюшку. Я заметил также, что и Гроунвельт придерживался этой роли. Дядюшка, балующий племянника, который доставляет много забот, но по большому счету вырастет самым талантливым и самым надежным. Племянник, который получит наследство.

Гроунвельт позвонил секретарше и, когда она вошла, сказал ей:

— Принесите большие ножницы.

Я подивился, откуда секретарша президента отеля Занаду достанет большие ножницы в шесть часов вечера в субботу. Она вернулась с ними ровно через две минуты. Гроунвельт взял ножницы и начал резать мою спортивную куртку «Вегас Виннер». Взглянув на мое невозмутимое лицо, сказал:

— Если бы вы знали, как я ненавидел вас троих, когда вы разгуливали по моему казино в этих гнусных куртках. Особенно в ту ночь, когда Джордан выиграл все деньги.

Я смотрел, как он превращает мою куртку в груду обрезков, а потом осознал, что он ожидает моего ответа.

— Вы что-то имеете против выигрышей? — спросил я.

— Это не имело отношения к выигрыванию денег, — сказал Гроунвельт. — Это была проклятая патетика. Калли в этой куртке, дегенерировавший игрок сердцем. Он все еще такой и есть и таким и останется. Но я его простил.

Калли сделал протестующий жест, сказав:

— Я бизнесмен, — но Гроунвельт отмахнулся от него, и Калли замолчал, глядя на обрезки на столе.

— Я могу пережить удачу, — сказал Гроунвельт. — Но не терплю умения и хитрости.

Гроунвельт трудился над подкладкой из искусственного шелка, разрезая ее на крошечные кусочки, просто чтобы занять руки во время разговора. Он обращался непосредственно ко мне. — А вы, Мерлин, вы один из кошмарнейших игроков, которых я видел, а я занимаюсь этим делом больше пятидесяти лет. Вы хуже, чем дегенерировавший игрок. Вы романтический игрок. Вы думаете, что похожи на одного из персонажей романа Фербер, где у нее сраный игрок ходит в героях. Вы играете, как идиот. Иногда вы вылезаете на вероятности, иногда на терпении, другой раз придерживаетесь системы, а потом переключаетесь на удары по воздуху или на метание туда-сюда. Послушайте, вы один из немногих людей в этом мире, которым я бы порекомендовал полностью отказаться от игры. — Он отложил ножницы и искренне, дружелюбно мне улыбнулся. — Хотя, какого черта? Вас ведь это устраивает…

Я был несколько задет, и он это заметил. Я-то считал себя умным игроком, сочетавшим логику с магией. Гроунвельт, казалось, читает мои мысли.

— Мерлин, — произнес он. — Мне нравится это имя Оно вам подходит. Из того, что я читал о Мерлине, следует, что он не такой уж великий волшебник, и вы тоже. — Он взял ножницы и снова начал резать. — Но тогда какого черта вы ввязались в драку с этим крутым говнюком?

Я пожал плечами.

— Я не ввязывался в драку. Но вы знаете, как это бывает. Я чувствовал себя скверно оттого, что оставил семью. Все шло плохо. Я просто не знал, к кому бы прицепиться.

— Вы выбрали не того, — сказал Гроунвельт. — Калли спас вашу жопу. С небольшой моей помощью.

— Спасибо, — поблагодарил я.

— Я предложил ему работу, но он не хочет, — сказал Калли.

Это меня удивило. Очевидно, Калли говорил с Гроунвельтом прежде, чем предложить мне работу. А потом я внезапно понял, что Калли должен был рассказать обо мне Гроунвельту все. И как отель будет меня покрывать, если власти начнут расследование. — После того, как я прочел вашу книгу, я думал, что мы сможем нанять вас как специалиста по переписке, — сказал Гроунвельт. — Нам пригодился бы такой хороший писатель, как вы.

Мне не хотелось объяснять, что это абсолютно разные вещи.

— Моя жена не хочет уезжать из Нью-Йорка, у нее там семья, — сказал я. — Но спасибо за предложение.

Гроунвельт кивнул.

— С вашей игрой, возможно, лучше жить подальше от Вегаса. В следующий раз, когда приедете, давайте пообедаем вместе. — Мы расценили это предложение как прощальное и вышли.

У Калли был назначен обед с какими-то важными персонами из Калифорнии, который он не мог отменить, так что я был предоставлен самому себе. Он выдал мне контрамарку на шоу с обедом в отеле, так что я туда и направился. Это был обычный набор Вегаса с полуобнаженными девочками в хоре, танцевальными номерами, солисткой и несколькими водевильными сценками. Единственное, что на меня произвело впечатление, это номер с дрессированными медведями.

На сцену вышла красивая женщина с шестью большими медведями и заставляла их выделывать различные трюки. После того, как медведь заканчивал трюк, женщина целовала его в губы, и медведь немедленно возвращался на свое место в конце ряда. Медведи были пушистыми и выглядели столь же бесполыми, как игрушки. Но зачем женщина сделала одним из своих командных сигналов поцелуй? Насколько я знал, медведи не целуются. А потом понял, что поцелуй предназначался аудитории как некий выпад против зрителей. И тогда я задумался, сознателен ли этот скрытый вызов, выражает ли в нем женщина свое презрение. Я всегда ненавидел цирк и отказывался водить туда детей, и поэтому никогда не любил выступлений с животными, но тогда так увлекся, что досмотрел до конца. Возможно, какой-нибудь из медведей что-нибудь выкинет.

Когда шоу закончилось, я вышел в казино, чтобы перевести остаток денег в фишки, а фишки — в квитанции. Было почти одиннадцать вечера.

Я начал с костей и, вместо того, чтобы ставить по маленькой и ограничить потери, я совершенно неожиданно стал делать пятидесяти— и стодолларовые ставки. Я проигрывал где-то около трех тысяч долларов, когда к столу подошел Калли и подвел своих важных персон. Он бросил на мои зеленые двадцатипятидолларовые фишки и ставки на зеленом фетре сардонический взгляд.

— Ты ведь больше не будешь играть, да? — спросил он меня. Я почувствовал себя болваном и по окончании круга отнес остаток фишек в кассу и обратил в квитанции. Когда я вернулся, Калли ждал меня.

— Пойдем выпьем, — предложил он. И повел меня в коктейль-холл, где мы обычно шушукались с Джорданом и Дианой. Из этого полутемного помещения мы наблюдали ярко освещенное казино. Когда мы садились, официантка сразу же заметила Калли и подошла.

— Так ты все-таки продул, — сказал Калли. — Проклятый азарт. Он как малярия, всегда возвращается.

— И к тебе? — спросил я.

— Иногда, — сказал Калли. — Впрочем, я никогда не обжигался. Сколько ты проиграл?

— Да всего около двух тысяч, — ответил я. — Я обратил большую часть денег в квитанции. Сегодня вечером с этим будет покончено.

— Завтра воскресенье, — сказал Калли. — Мой друг-юрист свободен, так что с утра ты можешь составить завещание и отправить его брату. А потом я пристану к тебе, как банный лист к заднице, пока не посажу в дневной самолет на Нью-Йорк.

— Мы один раз уже пробовали такое с Джорданом, — сказал я в шутку.

Калли вздохнул.

— Зачем он это сделал? Удача к нему поворачивалась. Он должен был выиграть. Ему нужно было просто остаться здесь.

— Возможно, он не хотел испытывать судьбу, — сказал я.

Калли заявил, что я валяю дурака.

На следующее утро Калли позвонил мне в номер, и мы вместе позавтракали. После этого он отвез меня на Вегас Стрип в контору юриста, где было составлено и засвидетельствовано мое завещание. Я пару раз повторил, что копию завещания нужно отправить моему брату Арти.

— Все уже понятно, — нетерпеливо вмешался Калли. — Не беспокойся. Все будет сделано как надо.

Когда мы ушли из конторы, он провез меня по городу и показал новостройки. В пустынном воздухе отсвечивала золотом новенькая башня отеля Сэндз.

— Этот город будет строиться и строиться, — сказал Калли.

Бесконечная пустыня простиралась до отдаленных гор.

— Места еще хватает, — сказал я.

— Увидишь, — Калли засмеялся. — Игра — прибыльное дело.

Мы съели легкий завтрак, а потом, чтобы тряхнуть стариной, зашли в Сэндз, сложились по двести долларов и подошли к столам для костей. Калли сказал, подсмеиваясь над собой:

— В моей правой руке десять бросков. — И я предоставил ему бросать кости. Ему, как всегда, не везло, но я заметил, что он не принимал это близко к сердцу. От игры он не получал удовольствия. Он, без сомнения, изменился. Мы поехали в аэропорт, и он дождался вместе со мной приглашения на посадку.

— Позвони мне, если будут какие-нибудь неприятности, — сказал Калли. — А в следующий раз, когда приедешь, пообедаем с Гроунвельтом. Ты ему нравишься, а его стоит иметь на своей стороне.

Я кивнул, потом достал из кармана квитанции. Квитанции на тридцать тысяч долларов в кассе отеля Занаду. Мои расходы на проживание, игру и перелет составили около трех тысяч долларов. Я передал квитанции Калли.

— Сохрани их для меня, — попросил я. — Я передумал.

Калли пересчитал белые бумажки. Их было двенадцать. Он проверил суммы.

— Ты доверяешь мне свой счет? — спросил он. — Тридцать тысяч — это много.

— Должен же я кому-то доверять, — сказал я. — И кроме того, я же помню, как ты отказался от двадцати тысяч Джордана, хотя сидел на мели.

— Только потому, что ты меня пристыдил, — сказал Калли. — Хорошо, я позабочусь о них. А если станет горячо, я одолжу тебе свои наличные, и использую это как залог. Чтобы от тебя не оставалось следов.

— Спасибо, Калли, — поблагодарил я. — Спасибо за номер в отеле и за еду, и за все. И спасибо, что ты меня выручил.

Я почувствовал к нему прилив теплых чувств. Он был одним из немногих моих друзей. И тем не менее, удивился, что перед посадкой в самолет он обнял меня на прощанье.

В самолете, летевшем от света в темные часовые пояса Востока, расставаясь с заходящим солнцем Запада и погружаясь во тьму, я думал о чувстве, которое испытывал ко мне Калли. Мы так мало друг друга знали. И я думаю, у нас обоих было мало людей, которых мы хорошо знали. Как Джордана. И мы разделили поражение Джордана и его удачу.

Я позвонил Валли из аэропорта, собираясь сказать ей, что прилетел на день раньше. Ответа не было. Мне не хотелось звонить ее отцу, поэтому я просто взял такси и поехал в Бронкс. Валли еще не было дома. Я почувствовал знакомое раздражение, оттого что она забрала детей к бабушке и дедушке на Лонг-Айленд. Но потом подумал, а какого черта? Почему она должна проводить воскресенье одна в нашей стандартной квартире, если могла быть в кругу своей преуспевающей ирландской семьи, братьев, сестер и их друзей, где дети могли погулять и поиграть на свежем воздухе и поваляться на травке?

Я решил дожидаться ее. Она должна была скоро приехать домой. В ожидании я позвонил Арти. К телефону подошла его жена и сказала, что Арти пораньше лег спать, так как плохо себя чувствовал. Я попросил, чтобы она его не будила, так как ничего существенного у меня не было. И с легким страхом спросил, что с Арти. Она сказала, что он просто устал, он слишком много работал. Не было даже повода обращаться к доктору. Я сказал, что завтра позвоню Арти на работу, и повесил трубку.

Date: 2015-09-24; view: 264; Нарушение авторских прав