Красавчик-принц» и хитрый министр 4 page

Шуазель добавил ложку дегтя в бочку меда, отправив сообщение по своим каналам, в котором сообщалось: в случае отказа принца прибыть в Париж совет сразу же примет решение об отмене проекта вторжения и без промедления приступит к переговорам о мире с Британией.

Принц был настолько далек от желания сотрудничать с Шуазелем, что его пришлось доставлять в Париж практически силой, преодолевая крикливые протесты и сопротивление. Чтобы добиться уверенности в том, что он поступает правильно, а не просто пошел на поводу у своих последователей вопреки собственному суждению, Чарльз Эдуард отправился на большой кутеж с выпивкой, который продолжался целый день 5 февраля. В результате он прибыл в дом Шуазеля вечером очень поздно, совершенно пьяный в компании с Александром Мюрреем из Элибэнка. Последний агент якобитов больше всех не нравился министрам, по этой причине он был специально выбран принцем.

Не сохранились дословного протокола совещания, но имелось много писем, касающихся этой темы. И они дошли до нашего времени, как и собственные краткие записи Чарльза Эдуарда, а также воспоминания Шуазеля об этом вечере.

Шуазель и Бель-Иль довольно радушно встретили пьяного принца, хотя, без сомнения, были шокированы его состоянием. Судя по всему, Чарльз Эдуард начал с повторения своего старого условия: он не шевельнет и пальцем, пока французы гарантированно не предоставят ему 20 000 фунтов, двадцать пять военных кораблей и 25 000 солдат, предназначенных для Англии.

К его удивлению, министры согласились без возражений. Они уверяли его, что экспедиция энергично готовится уже в данное время, при этом исполнятся все пожелания принца. В любой момент будет названо имя командующего, которым станет принц де Субиз.

Затем Шуазель высказал мнение, что максимальный показатель «затраты — эффективность» можно получить от якобитов, если они подготовятся для начала к диверсии где-нибудь на периферии. Что можно сказать об Ирландии?

Принц с негодованием отверг эту идею. «Сколько раз мне приходится повторять, — взорвался он, — что я совершенно не заинтересован в том, чтобы стать королем только Ирландии или только Шотландии. Должно быть все или ничего, три королевства или ни одного!»

Затем Шуазель сказал, что принц может рассмотреть еще один вопрос: о том, чтобы возглавить экспедицию для подкрепления войск в Северной Америке. Если Франция разобьет англичан в другом полушарии, то история всего мира может сделаться совершенно иной, а главным триумфатором окажется сам Чарльз Эдуард! Каким должно было быть воображение у французов, если они допускали, что его заинтересует поход в Америку, когда в 1756 г. он уже отказался от Минорки, а с 1746 г. принц всякий раз отказывался от Шотландии и Ирландии?!

Теперь слово взял принц, заявив: если «химерические» идеи будут развиваться и далее, то он предложит несколько собственных.

К ужасу Шуазеля Чарльз Эдуард заявил, что хочет, чтобы был подписан формальный договор, причем также должна подписаться и Испания, выразив согласие на участие Бурбонов в реставрации Стюартов.

Шуазель терпеливо объяснял, что он не может убедить испанцев сражаться даже за их собственные интересы в Америке, поэтому маловероятно, что они пойдут в бой ради дома Стюартов.

— Очень хорошо, тогда, — сказал Чарльз Эдуард, — я принимаю договор с Людовиком XV таким, каким он подписал его в Фонтенбло с якобитами в октябре 1745 г.

— Но, — запротестовал Шуазель, — тот договор был заключен между коронованными персонами. Любое подобное соглашение может быть подписано только Людовиком XV и Яковом (Джеймсом), отцом принца. Конечно, в том случае, если у принца нет формального акта об отречении Якова, где Чарльз Эдуард назван де юре королем Англии, Шотландии и Ирландии.

В 1745 г. Яков, подписав договор в Фонтенбло, передал все права в пользу своего сына. Но с тех пор пути отца и сына разошлись, у них было совершенно разное мнение по поводу отношений с французами. Яков даже писал французскому двору, жалуясь на своего сына. 1759 год — не 1745-й, и в высшей степени маловероятно, что при сложившихся обстоятельствах Яков возобновит акт об отречении.

В ответ на это Чарльз Эдуард взорвался и заявил, что может затребовать акт об отречении обратно из Рима и получит его через такое время, которое потребуется курьеру для поездки туда и обратно. Но если он блефовал по этому вопросу, то следовало выдумать ряд ярких фантастических сведений, когда Шуазель перешел к теме английских якобитов. Кто они такие, где они дислоцированы, каковы их имена?

Чарльз Эдуард ответил, что он торжественно поклялся не раскрывать их личностей, пока французский флот вторжения ни выйдет в море. Он опасается нарушения собственной безопасности и преждевременных арестов в Британии.

Принц попытался контратаковать совет, задав вопрос о том, на какой стадии находится подготовка к вторжению французов. Ведь его друзья в Англии оказывают на него давление, требуя известий о намерениях Франции.

Шуазель холодно ответил: так как с якобитами в Англии можно вступить в контакт только после того, как французский флот выйдет из портов Ла-Манша, то из этого логически следует, что нельзя предоставить никакой точной информации по тем же самым соображениям собственной безопасности.

Чарльз Эдуард выразил протест, заявив, что ему нужно знать об этом заранее, чтобы предпринять соответствующие меры.

— Но каким образом мы можем скоординировать наши усилия, когда нам даже неизвестно, с кем мы имеем дело, — запротестовал Шуазель.

Совещание быстро переросло в удивительное несогласие умов. Вероятно, пытался вмешаться Бель-Иль, чтобы снова примирить двух главных переговорщиков и выработать общее мнение. Но Шуазель потерял доверие к интеллекту Чарльза Эдварда. А принц, которому не понравились ответные уколы секретаря по иностранным делам, подобные уколам рапирой, пришел к заключению: лотарингец пытается «навязать ему свою волю».

Наконец совещание подошло к концу. Обе стороны договорились, что они пришлют свое понимание вопросов, изложенное в письменном виде. Министры вновь свяжутся с принцем сразу же, как только экспедиция в Британию будет близка к завершению.

В своей обычной упрямой манере Чарльз Эдуард настоял на том, чтобы немедленно покинуть Париж и отправиться домой, хотя следующее заседание должно было проходить с принцем Субизом и мадам де Помпадур. Шуазель пришел к выводу, что принц безнадежен, и нельзя допустить, чтобы что-нибудь попало ему в руки. Однако имелось очевидное преимущество разыгрывать якобитскую карту, пока экспедиция, наконец, не оформится. По-прежнему полезно использовать имя Стюарта как объединяющий лозунг, если в Шотландию будет отправлена вторая армия.

Поэтому Шуазель разработал успокоительную, но бессмысленную формулу, которую предстояло использовать в качестве мантры или заклинания в течение 1759 г. Преднамеренно исключая неприятный Элибэнк из цепочки, 14 февраля он написал Макензи Дугласу, подводя итоги собственного восприятия совещания и добавив: «Ничего нельзя сделать без принца. Но можно сделать все с помощью его самого и для него».

Лично Бель-Илю он сказал: следует продолжать выполнение своих планов, полностью исключив принца из дел. Когда все будет готово (по его предположениям, к середине лета), они посмотрят, найдется ли какая-нибудь роль, которую сможет сыграть Чарльз Эдуард. Но если не возникнет взаимопонимания, то придется обойтись без него.

Как только якобиты во Франции поняли, что у французов появились совершенно серьезные намерения относительно планов вторжения, они забросали Шуазеля идеями относительно высадки и десантов в Англии и Шотландии. Секретарь по иностранным делам обнаружил: его заваливают меморандумами, поступающими от сторонников Стюарта при дворе, от якобитов в церкви, армии, военно-морском флоте, «Ост-Индийской компании» и масонских ложах. Его собственный брат Антуан, кардинал и архиепископ Камбре, просил о снисхождении по поручению принца, как и дофин, постоянный почитатель Чарльза Эдварда Стюарта. Последнего роднило с Чарльзом Эдуардом отвращение к собственному отцу.

После возвращения в Булонь принц злопыхал по поводу «двуличия» Шуазеля, который, как он утверждал, вызвал его в Париж с дурацкой миссией. Отказ заключить договор особенно задевал Чарльза Эдуарда. Он также заявлял (неискренне), что проинформировал своих последователей в Англии и Шотландии о том, что вторжение французов неизбежно, но существует опасность: поднять головы и действовать в настоящее время преждевременно.

Следующей фантастической пьяной ложью принца стала полная чепуха о том, будто он отправился на встречу с Шуазелем, полагая: войско численностью в 25 000 солдат и двадцать пять кораблей уже готовы и находятся в ожидании. И лишь только затем обнаружилось, что они не будут готовы выйти в море до конца лета.

Согласно Чарльзу Эдуарду, он отправился в Париж, чтобы запустить в действие уже заблаговременно существовавшие экспедиционные войска, а не обсуждать подготовку оных. 9 февраля он писал Макензи Дугласу, что продолжает питать надежды: Франция сможет реставрировать его династию, как был реставрирован трон Карла II почти ровно 100 лет назад. Но в таком случае, «какого негодования могут ожидать французы за все травмы, которые они причинили ему!»

Чарльз Эдуард к множеству иных своих недостатков добавил еще и неблагодарность.

Пока принц Стюарт вынашивал все это в душе, приходил в ярость и бушевал в своем замке в Булони, Шуазель приступил к серьезной задаче, пытаясь создать антибританскую коалицию. Она могла бы штурмовать Питта на множестве разных фронтов и не допустить, чтобы он сосредоточил все свои усилия на вооруженных силах, готовых отразить вторжение французов. Придя к заключению, что якобиты — ненадежная толпа, министр приступил к поискам более солидной поддержки у предположительно дружественных государств.

Сначала он склонялся к тому, чтобы попытаться втянуть в борьбу Швецию, предпочтительнее — вместе с Россией. 21 января Шуазель сообщил послу Франции в Стокгольме маркизу д'Авринкору, что должен лоббировать шведский двор, запросив 12 000 солдат для участия во франко-шведских войсках вторжения. Когда Франция отправит свои силы через Ла-Манш в Англию, шведы должны будут высадить собственных солдат в Шотландии, назвав в качестве причины войны английское пиратство в открытых морях.

Но д'Авринкор не добился никакого успеха в Стокгольме. Шведы категорически отказались участвовать в тайном сговоре с французами, объясняя это массой причин. Ведь никакие предполагаемые планы вторжения в Шотландию невозможно сохранить в секрете, поскольку подобный проект должен быть рассмотрен в сенате и на заседании его тайного комитета. Более того, правящая партия ненавидит русских и никогда не будет взаимодействовать с ними.

В любом случае оба объективных интереса Швеции и общественное мнение превращали франко-шведский десант на Британские острова в химеру. С одной стороны, король Пруссии Фридрих рассматривался как защитник протестантизма, с другой, Швеция слишком зависела от британских рынков сбыта для своего железа и морепродуктов. Даже те шведские сенаторы, которые были англофобами и поддерживали Шуазеля, предупреждали его: они не будут сотрудничать в любом дерзком предприятии, например, во вторжении на Британские острова. Так заявил министру посол Швеции в Париже Ульрик Шеффер, притом — в решительном тоне.

Попытки Шуазеля обратиться к Швеции потерпели полный крах и даже вызвали нежелательные последствия: шведский посланник в Дании сообщил британскому послу в Копенгагене о замыслах французского министра. Даже вооружение и боеприпасы, заказанные в Швеции и оплаченные Францией, в конце концов, попали в руки противника, поскольку грузовые корабли шли через Амстердам. Там их захватили голландцы, действуя на основании сведений, полученных от британских тайных агентов.

Рассвирепев от полного крушения своих планов и обвиняя шведский двор в «утопизме», озадаченный Шуазель скрыл свой провал от коллег по Государственному совету. Он приступил к поискам альтернативных союзников.

Он не искал австрийской помощи, так как знал, что Габсбурги были древним врагом Стюартов. Но австрийский альянс все же предложил небольшой утешительный приз. Являясь гарантом нейтралитета бельгийской территории, Вена разрешила французам оккупировать Остенде на весь срок войны. Этот порт был полезной базой для десанта на Англию, там находилось много «диких гусей» (наемников из австрийской армии), которые добровольно вызвались присоединиться к Шуазелю, как только поползли слухи о вторжении.

Более мощной поддержки можно было ожидать от России после подписания в 1756 г. франко-русского договора. Поэтому Шуазель предложил канцлеру Воронцову, чтобы русские войска направились к реке Одер и взяли у Пруссии Штеттин. Там 10 000-12 000 солдат русской армии можно посадить на борт шведских кораблей, готовых выполнить совместные операции на севере Шотландии.

Шуазель доказывал, что ганноверскую династию можно легко свергнуть, так как Георг II близок к смерти, а его любимый сын герцог Камберленд поглощен смертоносной борьбой с принцем Уэльским и соперничающим двором в доме Лестера. Но предоставит ли Швеция корабли?

Андерс Йохан фон Гопкен, президент шведской канцелярии, не вел честной игры с Шуазелем. Он только претендовал на то, что заинтересован при условии твердых гарантий участия России. К тому же, Швеции должен быть пожалован остров Тобаго в Карибском море, а Франции придется резко увеличить свои субсидии Стокгольму.

А Воронцов был заинтересован в Швеции не более, чем шведы в нем. Он тоже водил за нос Шуазеля. Канцлер всегда был необыкновенно вежливым, но он никогда не представлял собой серьезного игрока в операции по вторжению.

Наконец Шуазель убедил одну из стран Балтийского моря, чтобы она присоединилась к его планам. Но, к его сожалению, эта страна была не гигантской рыбой, а относительно незначительной рыбешкой. Это Дания. Сначала она сохраняла сдержанность, объявленную Швецией частным образом, а Голландией — публично. Было заявлено, что план вторжения Шуазеля слишком похож на крестовый поход католиков по поручению Стюартов.

Шуазель ответил, что лично его целью была не революция на Британских островах, даже не реставрация Стюартов, а просто нанесение такого ущерба Англии, какой она уже нанесла Франции. Так можно добиться справедливых условий мирного договора. Делу французского министра едва ли могли помочь неуклюжие усилия агентов-якобитов, которые пытались успокоить опасения протестантов, распространив по Европе сведения: Чарльз Эдуард отрекся от католической веры и вступил в лоно англиканской церкви. Правда заключалась в том, что принц Стюарт перешел в протестантство в 1750 г. исключительно из политической целесообразности (сам-то он был деистом, если не настоящим атеистом). Но эта сенсационная «утка» не только ни в чем не убедила Европу, но привела к тому, что принц потерял многих старых друзей, но не приобрел ни одного нового.

Наконец Шуазелю удалось сосредоточить лучшие умы Дании на реальной политике и убедить канцлера в Копенгагене (барона Йохана Гартвига Эрнста фон Берншторффа), что Британия уже слишком сильна и с точки зрения военно-морских сил, и в плане торговли. Поэтому долгосрочные интересы Дании поставлены под угрозу.

Хотя датчане восприняли силу этого аргумента, но отказались предоставить войска для вторжения. Самое большее, на что можно было рассчитывать с их стороны — это на формирование оборонительного альянса в Балтийском море. Его и создали в марте 1760 г., когда Дания объединилась с Россией и Швецией в лиге вооруженного нейтралитета. Но датчане не хотели ни возрождать Швецию в качестве крупной военной державы, ни рисковать гневом Британии, принимая участие в полномасштабном проекте десанта и вторжении на Британские острова.

Самые большие надежды Шуазель возлагал всегда на Испанию, чьи геополитические соображения в конце концов вынудили ее в 1761 г. вступить в Семилетнюю войну. Первым министром Испании в 1759 г. был Риккардо Уолл, выходец из ирландского древнего рода якобитов. Он имел эмоциональную привязанность к Стюартам, но еще большую привязанность — к своей карьере. Это предполагало внимание, проявляемое к реальной политике, а не к чувствам. Его любимый девиз заключалась в том, что он претендовал на сочувствие французским мольбам о помощи, одновременно заявляя: королевские владыки Испании предостерегают от начала каких-либо действий.

Очевидна была лишь незначительная солидарность с Бурбоном, так как, хотя Людовик XV зачастую сам ходатайствовал о помощи для Франции, Фердинанд никогда не выходил за рамки абстрактного сочувствия.

Шуазель и его агенты использовали множество убедительных доводов и линий, чтобы найти подход к Испании — в самом деле, Берни в 1758 г. прибегал к ним многократно. Помимо предложения испанскому двору Минорки (в качестве приманки для присоединения к Франции в необходимой борьбе с естественным противником, Англией), Версаль использовал, по меньшей мере, три основных аргумента. Первый заключался в том, что позднее назовут «теорией домино»: если падет Канада, то за ней последует Луизиана. Затем британцы приступят к поискам своей следующей жертвы в Новом Свете. Возможно, ею станет Мексика, но в любом случае, это будет какая-то часть испанской «Индии».

Уолл всегда отрицал наличие связи между Канадой и Мексикой. Он заявлял во всеуслышание, что его не волнует «теория домино». Вторая французская линия заключалась в том, чтобы добиться согласия Уолла на снабжение Новой Франции из испанской Флориды, питая надежду вовлечь Испанию в борьбу с Британией. Однако испанский министр относился к подобной возможности с подозрительной настороженностью и всегда отвечал, что невозможно снабжать Канаду из Флориды, поскольку британское морское могущество исключает возможность такой коммерции.

Третий аргумент заключался в том, что сами драгоценные испанские флоты находились под угрозой. Раз Франция потерпела поражение в Новом Свете, британцы могут стать хозяевами Карибского моря и отрезать Испанию от американской империи. Уолл всегда говорил, что он будет серьезно воспринимать эту опасность только тогда, когда увидит доказательства решительной британской агрессии, направленной на Гавану и Картахену.

Сам Уолл воздерживался по ряду соображений. Пока Фердинанд VI был жив, он одержим идеей, что может стать миротворцем — посредником между Францией и Британией. Хотя Уолл говорил своим доверенным лицам, что идея короля была фантастической, так как Британия никогда не сможет воспринимать любого Бурбона в качестве «честного брокера», и в любом случае общий мир должен включить короля Пруссии Фридриха, что непременно рассмешит его королевского владыку.

Когда на трон взошел наследник Фердинанда Карл III, Уолл понял, что его беспокоят наступления британцев в Северной Америке. Министр все же воспользовался «новизной» короля в качестве предлога ничего не предпринимать и наложил вето на отправку испанских военных кораблей в Брест на помощь французам.

Более того Карл III, хотя и симпатизировал Стюартам больше своего предшественника, всегда заявлял, что желает увидеть восстание якобитов в Британии раньше, чем он отправит армию вторжения. Ведь из событий 1745-46 гг. становится понятно: это был единственный эпизод, который никогда не произойдет вновь.

Уолл слушал советы прежнего якобита графа («Маршала») Джорджа Кейта — ренегата во всем, кроме формальных заявлений. Последний объявлял во всеуслышание о своей непрерывной привязанности к Джеймсу Стюарту в Риме, но в частных разговорах в 1759 г. советовал Уоллу понять: у Стюартов — безнадежное дело, а ганноверская династия слишком твердо укоренилась в Британии.

В этом и заключалась суть. Не помогало и то, что якобиты-лоббисты в Мадриде были не высшего калибра. Граф Уолш де Серрант был судовладельцем и работорговцем, который никогда не вел переговоры с французским послом Обетером или другими французскими дипломатами. Как правило, он передавал полномочия по детальному лоббированию своему заместителю Бернарду Уорду.

В течение всего 1759 г. Шуазель продолжал надеться на то, что может что-нибудь получиться из его настойчивых обращений к России, Швеции и Испании. Он даже полагал: стоит разыгрывать карту якобитов просто на тот случай, если Чарльз Эдуард окажется не совсем «бумажным тигром» (или, по меньшей мере, не пьяным матросом, каким он появился вечером 5 февраля в Париже).

Между тем принц Стюарт оставался в Булони, требуя и ожидая, что французы приблизятся к нему, совершая следующий шаг. Но реальность заключалась в том, что Шуазель почти что вычеркнул его из сценария. Бездействие Чарльза Эдуарда приводило в отчаяние его друзей и сторонников. Один из них, Шолто Дуглас, в конце концов не смог выносить подобное и разразился следующей тирадой: «Ваши враги в настоящее время бурно радуются и высказываются о Вас так, как Петр Великий о шведском короле Карле XII, когда русский царь заковал шведов цепями в Бендерах. Они говорят, что Вы утонули в бутылке в Булони, а пробка — у Вас в кармане».

Несмотря на безобразное поведение принца, даже его противники редко могли отрицать: имя и присутствие Чарльза Эдуарда стоили полудюжины полков. В 1745-46 гг. командующий французов герцог де Ришелье предполагал высадиться в Англии с армией, численность которой составляла не более 15 000 человек, он рассчитывал на массивную поддержку предположительно проякобитских английских тори и боевую мощь членов шотландских кланов. А Шуазель разрабатывал свои планы, исходя из предположения, что придется действовать совершенно без поддержки якобитов. Это предполагало необходимость в общей численности вооруженных сил до 100 000 человек. Такое количество огромно, но министр был решительно настроен выполнить свой план. Как он зловеще заметил, теперь нужно либо умереть, либо сделать это: «Если будут разбиты 50 000 солдат в первой экспедиции, король решительно настроен отправить следующее войско такой же численности. И мы не сдадимся, пока во Франции будут оставаться солдаты».

Date: 2015-09-24; view: 251; Нарушение авторских прав