Дикая кошка в больнице

Итак, вы выбрали для себя самый прогрессивный и разумный родильный дом. Морально-госпитальная инфекция вам сейчас особенно не угрожает. Во-первых, в принципиальных вопросах вас не так-то просто переспорить, а уж заставить делать то, что вы считаете неправильным, и вовсе невозможно, так что вы в любом случае не заразитесь. Во-вторых, для того чтобы практиковать методику естественного родовспоможения, нужно обладать кое-каким иммунитетом к этой заразе — так что едва ли вам придется столкнуться с особо опасными проявлениями вируса. Можете быть уверены, что большинство врачей и сестер в подобном медицинском учреждении — весьма достойные люди. Если же вам встретятся одна-две «покашливающие» сестры, то и в этом есть своя положительная сторона — адреналин иногда приносит только пользу, а для его появления вас надо немного разозлить.

Проблема состоит лишь в том, что с мелкими недоразумениями вы все равно можете столкнуться, и лучше, не допуская над собой насилия, все же избежать ненужных конфликтов. Кроме того, не исключено, что вас все же совершенно напрасно застращали зверствами медицинских работников, и теперь вы готовы к бою... на всякий случай.

Давайте с этого и начнем. Заверяю вас со всей ответственностью: без крайней необходимости никто не станет резать вас пополам, так что не имеет смысла настороженно следить за каждым движением врача. Тест на хладнокровие и интуицию я провела лично, разумеется, не по собственной воле и не из любознательности, а из-за глупой шутки своего организма, изобразившего такие симптомы, которые могут загнать в больницу даже самую дикую кошку. Если даже очень храбрая дамочка срочно побежит сдаваться, значит, врач на всякий случай немедленно вспорет ей живот. Проверено: ничего подобного! Десять раз посоветуются с коллегой, полюбуются, как прибор подтверждает диагноз «казнить нельзя помиловать», убедятся, что мамочка и ребенок чувствуют себя совсем неплохо и за симптомами опасного осложнения самого осложнения нет... Подумают, оценят реальную ситуацию — и оставят в покое. «От греха» могут разве что обвешать датчиками, как лабораторного кролика перед отправкой в космос, но датчики не кусаются...

Кстати, русские радистки могут не беспокоиться: окажись тревога боевой, не вскочила бы я через два часа после родов, а ковыляла бы после кесарева сечения. Спрашиваю не тех, кого я озадачила на целые сутки, а всех прочих специалистов того же профиля: слабо отправить «дозревать» дамочку, когда она оставляет под собой лужицы крови, а специалист по УЗИ-диагностике задумчиво повторяет: «Отслойка плаценты не подтверждается, отслойка плаценты не исключается»? Отправить, правда, недалеко— парой этажей выше, чтобы успокоилась, отъелась и отоспалась после приключения и перед трудами.

Во всяком случае, в приличном родильном доме дело обстоит именно так.

Сдаться в больницу можно и без грозных симптомов. Для преждевременно заявившихся существует отделение патологии, а оно по определению не рассчитано на дикую кошку. Кроме того, условия для вируса благоприятнее, чем в родильном отделении. Уж слишком часто приходилось слышать нечто вроде: «Ну врачам же виднее, так будет легче рожать...» «Так» — это на всякий случай обколотой гормонами и успокоительными. «На всякий случай» — потому что слышать подобные речи приходилось от самых здоровых без пяти минут мамочек, попавших в отделение патологии случайно... В общем, в этом уютном местечке можно поверить в то, что человечество никогда не размножалось без помощи капельницы. Проблемы, конечно, бывают всякие, и прекрасно, что благодаря медицине иметь детей могут и те, кто давно уже потерял надежду, но... вы же не пользуетесь костылями только потому, что некоторые без них не могут передвигаться! Так что используйте отделение патологии строго по назначению.

Совет любителям готовить организм к родам посредством инъекций, особенно тем, кто не отличает больную женщину от здоровой. Положите перед собой два плеера. Установите в них две разные кассеты. Вставьте в уши по одному наушнику от каждого плеера и включите оба одновременно. Пожалуйста, найдите возможность сообщить мне, на какой минуте эксперимента вам потребовалась неотложная медицинская помощь. И не удивляйтесь, если в результате такого опыта ваше здоровье пострадает. Именно это вы со мной и проделали, и ладно, если бы со мной одной... Здоровый организм в состоянии подготовиться к родам самостоятельно, в собственном темпе и ритме, учитывая все свои особенности, и если на этот ритм наложить произвольный, неизвестно чей — организм подвергается... мягко говоря, сильному стрессу.

Вот вам еще одна благодарность в приказе! Вы, конечно, выучили, сколько длятся роды «в среднем» — так ответьте лучше без подготовки, чем отличаются настоящие схватки от предвестников! Регулярностью?.. Замечательно! А не продолжительностью интервала? Нет, иначе бы вам двойку поставили и диплома не дали. Видимо, после экзамена все знания можно спокойно выкинуть из головы — и глушить схватки, объявляя их предвестниками, чтобы все прошло побыстрее и поспокойнее. Ну, спасибо! Уж извините, сгорела у меня в венах вся ваша химия — с умным и сильным организмом иногда такое приключается — и разбудила я вашу бедную сестру посреди ночи вместо того чтобы дождаться утра, когда вы, видимо, собирались начать стимулировать заглохший процесс (чем лишний раз убедительно доказать, что без капельницы разродиться никак невозможно). Ну да, дикая кошка все равно вывернется, даже не предпринимая никаких контрмер,— ее организм сопротивляется превращению в полутрупик, вяло содрогающийся в родовых конвульсиях, и, в конце концов, восстанавливает свой собственный ритм... только на это затрачиваются силы, которые нужны для другого.

Кстати, есть, спать и колоться, как бройлерная курица,— самое лучшее времяпровождение перед родами. У женщины, которая в этот момент начинает бегать из угла в угол, видимо, начинается родильная горячка. Честно говоря, убедительное объяснение предродовому озверению я нашла только у Алисы Макма-хон, а до тех пор грешила исключительно на тоску в условиях патологической птицефабрики. Оказывается, природа велит гнездо строить! Дорогие вы мои, не засовывайте шприцы в здоровую женщину, оставьте вашу химию исключительно для тех, кому она действительно нужна, — а если озверевшая дамочка вдруг потребует физического труда, как пьяница опохмелки, дайте ей свить вам какое-нибудь гнездо, до которого у нянечки руки не доходят! Лично меня от выбивания дверей спасла только процедурная сестра, которая сжалилась надо мною и применила капельницу единственным разумным в подобном случае способом, а именно, послала собирать довольно увесистые штативы. Ох, спасибо — на этот раз без всякого ехидства.

А тот парень, что вместо операционного стола отправил меня отдыхать, видимо, забыл приписать в сопроводительных документах: «Напоить-накормить, спать уложить и больше НЕ ТРОГАТЬ!» Забыл или счел излишним: разумным людям нередко свойственно приписывать собственный здравый смысл всем остальным. Если ему еще раз придется посылать в патологию дикую кошку, пускай все-таки это уточнит, потому что отделение перестраховочное по определению, и уже поэтому не стоит уповать на здравый смысл.

Ох, длинное вышло послание к брату-медику! Длинное и сердитое. Будем считать, что вы сдались точно в нужный момент. На что обратить внимание?

Приятно читать у Алисы Макмахон, что клизму нынче не ставят и волосы не бреют. К сожалению, едва ли после начала схваток вы успеете долететь до Флориды, где эта почтенная дама заведует родильным домом. В конце концов, обе эти процедуры для здоровья безвредны, так что можно не отбиваться зубами и когтями. Правда, трехдневная щетина в самом интересном месте щекотна и противна, но это можно пережить. Насилия к вам применять не будут, и все процедуры, которые особенно неприятны, можно провести самостоятельно и чисто символически (к примеру, лично я без особого труда отстояла свои ногти — не из эстетических соображений, а из-за чувствительных кончиков пальцев). Многих проблем, неприятностей и поводов для раздражения можно избежать с самого начала, если все свои просьбы и возражения излагать уверенно, четко и аргументированно.

Далее вы переходите непосредственно к делу, устроившись на кровати. Мы уже выяснили, что зря резать вас никто не будет. Не пугайтесь, если услышите приговор: «Ведение родов консервативное». Это означает, что вас решили оставить в покое и без особой необходимости не вмешиваться в процесс, а это именно то, что вам надо. Правда, вы еще можете услышать «комплимент» по поводу возраста. По мнению акушеров, после 25 лет из дамы начинает сыпаться песок, как бы она ни молодилась, во всяком случае, если роды первые. Не бросайте в доктора ночным горшком, который няня поставила возле вашей кровати: все равно в конечном итоге будет учтен ваш биологический возраст, а не тот, что записан в паспорте, горшок же вам еще пригодится.

Корчиться можно так, как вам больше нравится. Теперь вы главная, и тот, кто попробует внести поправки, пускай сам занимает ваше место и действует так, как считает нужным. Если вы вздумаете размяться или покрутить задом, как игривая волчица, никто не наденет на вас смирительную рубашку... Разминку, к примеру, можно обставить как долгий и чрезвычайно обстоятельный поход на горшок. Главное, что никто не будет час за часом стоять и пялиться на вас, пока не начался финальный марш-бросок. Русских радисток это смущает, потому что стоит врачу впервые за двенадцать часов отлучиться по нужде, они собираются непременно умереть родами, — а дикие кошки не очень любят, когда кто-то стоит у них над душой и мешает работать. Пока над душой никто не стоит, можно чувствовать себя как дома.

Человеку, который знает, что делает, никто не станет давать ненужньк советов и на всякий случай что-либо запрещать. Чем выразительнее комедия, которую вы ломаете во время схваток,— тем нагляднее продемонстрируйте в промежутках, что сходить с ума вы отнюдь не собираетесь. На лбу у вас не написано, что вы дикая кошка, а не русская радистка (особенно если вы сочли за благо немного повыть), и тому, кто не уверен, что вы полностью отвечаете за свои действия, имеет смысл это показать. Тех же, кто привык видеть в роженице безвольный автомат, и испытывает раздражение при виде живого человека, бывает полезно рассмешить; впрочем, рассмешить не вредно и хорошего врача или сестру. Психологические особенности каждого члена бригады можно определить только на месте; если сведения противоречивы, лучше ориентироваться на врача: он может попросить сестру оставить вас в покое, вот наоборот не получится. Задача не так сложна, как кажется: сочетание юмора с трезвым умом производит неотразимое впечатление практически на всех, особенно на фоне взвода русских радисток — так что должного эффекта достичь несложно. Чтобы не было так обидно отвлекаться от основного занятия, можно вспомнить и о том, что видеть веселого нормального человека всегда приятно. Доставьте удовольствие бригаде (и себе, любимой)!

Помните? «Интервал такой-то, продолжительность такая-то, воды отошли семь часов назад... да, в журнале не записано; исправьте, если это имеет значение... Извините: сейчас спою! — закатив глаза, как сентиментальный волк в мультфильме, — Сейчас точно спою!» Догадались, что волк был для подстраховки? Думаю, что догадались...

А что прикажете делать, если в этой треклятой патологии сбили ритм, и вместо плавного, заведомо безопасного для нервов нарастания схваток — двенадцать часов на опровержение детского злодейского стишка «Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах,..»? Все логично: матка учебников не читала и отвела «на все про все» часов примерно 48 (с первыми родами так бывает), из которых примерно 42 следовало понемножку забавляться, а потом энергично доделывать оставшийся объем работ; ее «на всякий случай» отключили, химия перегорела, «на все про все» осталось 12 часов, а работа была брошена, и надо нагонять график — 12 часов как последние три. Старушка, может быть, и недолго мучилась — а мне что делать? Бежать обратно в патологию и бить физиономии? Между прочим, те, кто прописал эти ненужные инъекции, давно ушли домой и спят сном праведниц с сознанием хорошо исполненного долга. Срывать их подвиги на дежурной бригаде тем более бессмысленно — остается развлекать себя и бригаду с удвоенной силой. Уж если я поклялась, что мое дитятко не будет рождено в муках — я это выполню, и если мне можно исковеркать биохимию, то до нервов никто не доберется! Правда, пришлось потрудиться и устроить спектакль по полной программе — не затем, чтобы не показать, что мне непросто, а чтобы этого не почувствовать. Получилось — и сестру с обезболивающим я выпроводила без всяких волевых усилий. Зато койот с летающей тарелкой, уличная кошка и волчок потребовались, да еще как...

Кошка-певица — это, конечно, замечательно, но не проще ли объяснить коллегам, что не обязательно втыкать в людей иголки (вы же этого не делаете!), а то так и будут поставлять вам пачками русских радисток или бессмертных героинь. Если в жизни есть место подвигу — в этом всегда кто-то виноват, и чтобы коня на скаку останавливать, его надо сначала до смерти перепугать, а чтобы войти в горящую избу — какой-нибудь болван должен сперва устроить поджог. Кошка-певица — это красиво, но не так уж забавно, если подумать: для того чтобы было не больно и не страшно, не обязательно владеть собой... не должно быть обязательно.

Если вы своевременно уклонились от визита в патологию, развлекать бригаду вы будете только для порядка и дополнительного удовольствия. Сделайте бригаде приятное — не все же им утешать русских радисток! Кстати, когда наступит самый решающий момент, ни один нормальный врач и не подумает надрезать вас заранее, на всякий случай. Нормальный врач подозревается в телепатии и если хватается за острый предмет, то только в ту минуту, когда дикая кошка пытается прошипеть, что треклятая задница решила жить своим умом, не желает разжиматься и сама напрашивается на насильственные меры. Не волнуйтесь — макушка ребенка от такой акции не пострадает, даже если находится очень близко. А вот та часть, которая решила думать самостоятельно, неделю будет пользоваться большим уважением — как-то неудобно сидеть на средоточии мысли. К счастью, аккуратно заштопанная промежность не считается осложнением, поэтому мелкая авария в финале никак не повлияет на дальнейшие планы. Если вы не уверены, что с точки зрения медицины все прошло идеально — лучше на всякий случай держаться пободрее и еще немного поиграть на публику: выше вероятность, что вы попадете именно туда, куда хотели. В случае сомнений не грех выразить пожелание — ваш голос может оказаться решающим, так как будет ясно, что вы не помешались от нервного потрясения, точно знаете, чего хотите, и способны самостоятельно управляться с ребенком. Во всяком случае, хороший врач поймет вас именно так.

Нам повезло: мелковатую, но сильную девчонку вместе с бойкой мамочкой признали здоровыми и отправили по назначению. Еще раз спасибо педиатру! Презрела инструкцию и взяла нас под защиту! А если бы на ее месте был кто-то другой?

По поводу оценки ребенка «на вес» мы потом еще не раз отыгрались в поликлинике! Мне грозно сообщили, что ребенок отстает в физическом развитии (видимо, предполагая, что я немедленно начну кормить ребенка насильно. Сообщили — а потом долго выпрашивали обратно свой стетоскоп: сила и реакция также не соответствовали возрастной норме... в положительную сторону. Да и умственное развитие не подводило: зачем стетоскоп такому врачу, которого интересуют только граммы? В общем-то, милая, я с тобой согласна, но отдай тете (дяде) игрушку, пусть играет... Конечно, это не вслух, но две хитрые рожи друг дружку поймут и так.

Сами знаете, что есть и другие критерии, более точные. Экологи полагают, что ослабленного ребенка тем более нельзя отнимать и уносить подальше... Возможно, они правы, но вам страшновато. Ладно. Но эта бойкая девица на ослабленную была мало похожа — а ведь от арестантского режима нас спасла только умная дама-педиатр и еще, может быть, мое вкрадчивое шипение.

А ведь с мамочками и того проще: способна встать — годна к строевой службе. Подозреваю, правда, что одно противопоказание все-таки есть, диагноз — русская радистка. Экологи возразят, что русскую радистку надо поскорее перевоспитывать. Оно, конечно... дома ей что-нибудь втолкуют сестра (не медицинская, а родная или двоюродная) да акушерка. Но в больнице, во всяком случае, в том виде, как это делается сейчас,— сомневаюсь. Поймите, эта родильница, которую по всем показателям можно немедленно отправить в космос,— действительно больна и действительно страдает. Она не притворяется, она не ленива, она, в самом деле, не может встать и заняться делом... ее так учили, а она оказалась слишком хорошей ученицей.

Вы видели, что потом происходит с этими здоровыми родильницами? Я видела. Здоровая девица, кровь с молоком, рыдает и умоляет, чтобы ее поскорее выписали. Вот это правильно, с удовольствием к ней присоединяюсь — дома никто не стоит над душой, можно спокойно заниматься ребенком, считаясь с его режимом дня, до некоторой степени со своим, но не вписывая все это в третий, ничейный, который изрядно выматывает. А еще поскорей бы повыгнать всех, кто лезет с советами... Как бы не так! Оказывается, надо поскорей выбраться из этого ужасного места, дома, наконец, спокойно лечь, а ребенком займется мама. «Это же невозможно! — Почему? — У меня швы-ы!.. — У меня тоже. — У меня ребенок целых четыре килограмма весит! — Не могу похвастать. Зато у меня температура сорок». Действительно, сорок. Интересно, продержусь ли я до выписки, сбивая ртуть в градуснике и не позволяя до себя дотрагиваться, как какая-нибудь электрическая инопланетянка? Дома пройдет — я уже поняла, в чем дело... по крайней мере, это не заразно. Впрочем, об этом потом — в другом, очень длинном письме на следующий этаж. «Он все время кричит! — А что ему делать, если ты в таком отчаянии? Развеселишься — перестанет. И размотай эти глупые пеленки, в них половина веса, ему неудобно и тебе неудобно. На тебе же теплее...» Курс молодого бойца...

Я-то действительно была здорова — вместе со своими легкими и температурой. Не проще ли заранее выяснить, что роженица собирается предпринять по завершении главного дела — помирать или жить дальше? Да еще посмотреть, как она ведет себя в процессе — и всех русских радисток сослать в санаторий для простуженных под названием «инфекция». Там заботятся, там ребенка нянчат... там рехнуться можно от безделья. Что поделать, если нужен тщательный уход: «русская радистка» — это самая настоящая инфекция, куда хуже гриппа и тем более незаразной и загадочной рецидивирующей пневмонии.

Если вы попали в приличное заведение, вас поднимут с кровати через три часа, если вы не встанете раньше. Довольно странно лежать пластом и глядеть в потолок, когда рядышком в колыбели находится интересная личность, с которой желательно познакомиться поближе. Этим и стоит заняться.

Во-первых, долой весь этот кокон! Мы в природо-сообразном отделении — или где? Едва ли вам будут особенно мешать... в крайнем случае, спишут на детское любопытство. Во-вторых, не мешает провести кое-какие обследования понадежнее, чем измерение роста и веса, к примеру, вручить два пальца (которые будут тут же крепко захвачены) и потянуть вверх. Ни руки, ни голова не оторвутся — баланс между собственным весом и собственной же силой человеческий детеныш установит сам. Особенно великолепный атлет может и повиснуть во весь рост (да-да, в три часа от роду). Заодно вы убедитесь, что не представляете опасности для младенца и не уроните его даже в сомнамбулическом состоянии. О плюсах освоения трехмерного пространства без смирительного конверта поговорим потом. Если вам эта идея понравится, в ближайшие дни вам, возможно, придется использовать небольшие военные хитрости. Пеленать вас, конечно, научат, но вы достаточно умны, чтобы прикинуться полной дурой, и достаточно ловки, чтобы в нужный момент обе руки у вас начали расти из какого-то совершенно неподходящего места. Что взять с неопытной мамочки? Правильно, ничего. Не исключено, что дуракаваляние заметят, но на фоне вашей уверенности оно будет понято совершенно правильно.

Еще можно чуть-чуть пощекотать подошву. Если все в порядке, вам должны ответить более или менее решительным пинком. Все это не просто забавы: это тесты, позволяющие определить состояние мускулатуры и нервной системы. Если человеческий детеныш хватается за ваши пальцы и в ответ на прикосновение дрыгает ногой — независимо от веса он совершенно здоров и вполне доношен. Если же он повисает у вас на пальцах, как обезьянка, и пинком пытается выкинуть вас из палаты — вы честно исполнили обязательство «Я б для батюшки-царя родила богатыря».

Самое время приложить ребенка к груди. Ничего особенно ценного он там пока не найдет, но немного размять челюсти не помешает. Главное, чтобы человеческий детеныш не оказался слишком умным и не отказался исследовать пустыню Сахару категорически. Если он такой умник — значит, весь в вас, так что нечего обижаться: все равно распробует и примется за дело вполне добросовестно.

В больничной палате с одной-двумя соседками (вернее, такими же парочками) можно проделывать все то же самое, что вы собирались делать дома. Ваша неуступчивость в одних вопросах до некоторой степени компенсируется ангельской покорностью в других. Дело в том, что в «прогрессивном» отделении недобитые дурацкие обычаи сочетаются с радикальными подходами. К примеру, в палату является детская сестра, обнаруживает два старательно спеленутьгх кокона и одну торчащую вверх голую попку (можно и на пузе поваляться для разнообразия): «А, так вы уже? Давайте окна откроем!» Дело происходит, между прочим, не в самое теплое время года. «А вы что стоите? Раздевайте, выкладывайте на живот, пора закаляться». Вам остается только оказать помощь соседке и убедить ее, что сестра — не убийца, а совсем наоборот. Все довольны, а ваша репутация оказывается уже не такой скандальной. После этого маловероятно, что ваши отношения с персоналом перейдут в открытую войну, скорее всего, вас сочтут особой эксцентричной, но разумной. Кроме того, в любой больнице ближе к вечеру остаются только дежурные, и наступает демократия, плавно переходящая в анархию. Самое время для радикальных действий типа так называемой динамической гимнастики и прочих безобразий, от которых приличные бабушки обычно хватаются за валидол.

Более того, если вас не угораздило попасть в родильный отель-люкс за миллион долларов в день бытовые условия в палате у вас будут не такие, как дома Новорожденные младенцы слегка тугоухи, и потому каждый горланит в одиночку, без помощи товарищей. Это сильно облегчает жизнь новоиспеченным мамочкам, которые уматываются вполне достаточно, чтобы просыпаться только при хныканье своего собственного сокровища. Но зато в палате — представьте себе! — нет ни кипяченой водички, ни купального термометра, ни даже ванночки с кувшином. Там есть самая обыкновенная раковина — нестерильная, да еще с норовистым смесителем. Если вы в первый же день возьмете в руки юное, проворное и верткое создание размером с небольшую кошку и отскребете от попки первородный кал под названием меконий — разумеется, с использованием этой самой раковины — у вас будет прекрасный шанс избавиться от материнского психоза раз и навсегда. Для тех, кто еще не в курсе, поясняю: меконий — это не какашка; больше всего похож на садовый вар, которым обмазывают деревья... в общем, отскрести эту субстанцию не так просто. Может быть, вы читали, что младенцев купают как-то не так? Ничего, приучайтесь делать это по-человечески! Гигиеническая процедура в любом случае будет проведена благополучно: перед вами раковина, бабушки-тетушки далеко, а попка, мягко говоря, грязная. Однако в таких условиях неизбежна еще и прочистка головы от любых застрявших в подсознании ржавых мин, так как у вас просто не остается выбора, оставаться разумным человеком, как вы собирались с самого начала, или поспешно идти на попятный и превращаться в полоумную Клементину.

Гадостей я вам наговорю позже, и их будет немало. Будь вы обычными винтиками здравоистребления, пытающимися превратить родильниц в беспомощных инвалидов, а новорожденных — в недовоплощенных гомункулов, у меня не было бы никаких претензий. Но если вы поступаете совершенно правильно, и при этом некоторая непоследовательность грозит свести на нет все достижения — есть смысл осыпать вас проклятиями, чем я вскоре и займусь. А пока о приятном.

Если вы когда-нибудь разбогатеете и сможете обзавестись беломраморными ванночками с проточной, посеребренной и какой там еще родниковой водой, умоляю вас: отправьте все это хозяйство в «инфекцию» — и оставьте на месте раковину с придурковатым смесителем... да еще, если можно, приведите ее в как можно более устрашающий вид, к примеру, художественно распишите под ржавчину. Почему? У вас нет времени, чтобы читать художественную литературу — так давайте я почитаю вам вслух.

И ведь тысячу раз она об этом думала, о той страшной опасности, которая возникала во время мытья в ванной. Стоит только на секунду отвлечься. Отвернуться или, скажем, наклониться, чтобы подобрать мьшо, выскользнувшее из рук и закатившееся под мойку. Л в этот момент как раз и возникает избыточный напор в водопроводных трубах из-за того, что в водохранилище внезапно упал раскаленный метеорит и попал, не взорвавшись, в главную трубу; а взрыва не произошло из-за фантастической скорости его падения; но метеорит застревает в трубе, вода начинает испаряться, и ударная волна (как красиво звучит, ударная волна), распространяясь с невероятной скоростью, вызывает, естественно, сильнейший напор воды, и вот, пока ты наклоняешься над мылом,— вода выплескивается, и вместе с ней в носик ребенка может попасть микроб. Но вода все прибывает и прибывает, ребенок пугается до смерти, и вот он глотнул воды, стал давиться — а от этого можно и умереть,— его несчастное личико совсем посинело... все, конец, он задохнулся...

Вам смешно? А между тем в нас исподволь воспитывают и взращивают Клементину. Младенца в вашей раковине утопить весьма сложно — а вот Клементину можно утопить в два счета, чтобы захлебнулась и больше не всплывала, не портила никому материнство и детство. Берегите раковину! Тем более, что по возвращении домой можно преспокойно заявить бабушке (Клементине в отставке), что доктор вполне одобрял акробатику под краном — и выбросить купальный термометр с точностью до двух сотых градуса, припасенный в подарок.

В любой больнице вполне достаточно разгильдяйства (или здравого смысла, что иногда одно и то же), чтобы дикая кошка могла чувствовать себя почти как дома. Правда, есть одна сложность, к которой лучше заранее морально подготовиться, пускай даже вам не придется с ней столкнуться. Особенности объединенного существования матерей с младенцами иногда понимаются, мягко говоря, не совсем правильно.

M Взрослого человека не всегда можно заставить вместо собственных биоритмов приспособиться к казенному режиму. Младенцу тем более ничего навязать невозможно, во всяком случае, если он является человеческим детенышем при родной мамочке, а не муравьиным яйцом в инкубаторе. Логично, что родильница подчиняется, режиму ребенка.

Черта с два! Оказывается, она должна подчиняться режиму медицинского учреждения. Здравствуй, морально-госпитальная инфекция, давно не виделись!

Так как систему здравоистребления не переделать, во всяком случае, прямо сейчас, на месте, — остается стиснуть зубы и терпеть, благо это ненадолго, и вы скоро вырветесь на свободу. Пять дней можно прожить и на прохудившейся подводной лодке с буйнопомешанным капитаном, зато дома вы оба насладитесь полным покоем. Главное — не заболеть, а то вас заботливо оставят еще на недельку для вашего же блага. Остается доказать морально-госпитальной инфекции, что она вас не проймет, как бы ни старалась. Но не спешите извиняться за свою непунктуальность, если только не собираетесь особенно изощренно съехидничать — на самом деле главная вы, извиняться следует не вам, а перед вами, следует об этом помнить и... быть снисходительной к больным госпитальным вирусом. Их не учили по-другому, а липших сил на дискуссию у вас не будет.

Зато у меня есть. Начинаю вас поносить на все корки. Если вы затеяли свои нововведения исключительно затем, чтобы на вид было не хуже, чем в какой-нибудь Америке,— больше не скажу ни слова: я отправляюсь учить родовспоможение, потому что безопасней самой у себя принять роды, чем служить материалом для отчетов. Если же вы действительно хотите как лучше,— буду с вами ругаться.

Открыв «прогрессивное» отделение, вы исходили из того, что родильница совершенно здорова и полна сил.

Можно, как в какой-нибудь Америке, поставить колыбель рядом с кроватью, поднять родильницу на ноги через три часа... Отлично! Что дальше? Дальше предполагается, что у родильницы достаточно сил, чтобы не только играть роль больной (что само по себе немалая нагрузка для здорового человека), но и выполнять обязанности детской сестры в арестантском отделении. Детская сестра должна всех спеленать поаккуратнее (с десятком свободных людей она в одиночку просто не справится), накормить и помыть строго по часам (если она попробует приспособиться к десяти индивидуальным режимам одновременно, ее в два счета увезет «скорая») — и при этом всегда быть готовой выполнить распоряжение врача. Она на работе. У родильницы декретный отпуск пока что не кончился, а ее ребенок находится при живой матери, которая — в соответствии с законами природы — в его полном распоряжении. Вот и хорошо — пускай и разбирается с ним как родная мать, а не как детская сестра, тем более что он один (если, конечно, на голову вдруг не свалилась тройня). Как вы думаете, дома кто-нибудь отложит ревущего или обделавшегося ребенка в сторону, поглядев на часы и обнаружив, что наступило время обедать? Вы предупреждаете подружек о том, что ни в коем случае нельзя отвлекать молодую мать? Нежелательно, конечно. Но двадцать сюсюкающих девиц, примчавшихся в самый неподходящий момент, все-таки намного безобидней, чем одна медицинская сестра, не вовремя явившаяся с градусником и требующая такого же внимания, как целый выводок новорожденных. Честное слово, подружкам намного легче объяснить, что для них найдется время чуть попозже. Особенно интересно, когда сокровище закончило самовыражаться под утро и решило поспать, родильница с удовольствием к нему присоединилась — и тут на боевой пост заступает медицинская сестра (как следует выспавшаяся) и начинает утренние процедуры (которые можно провести в любое время). Судя по ее недовольству недостаточной резвостью... человеческого материала, этот самый человеческий материал, по крайней мере, сутки отдыхал, как отметавшая икру рыбка, заботливо отделенный от ревущего объекта, по меньшей мере, четырьмя стенами. Если такой сестре недостаточно вежливого сообщения «Я все сделаю сама, немного позже» (могла бы и без подсказки догадаться!), будет справедливо послать ее так, что все белые халаты в радиусе пятидесяти метров порозовеют от смущения. В данном конкретном случае — вполне справедливо! Впрочем, на больных не обижаются, а морально-госпитальная инфекция — тяжелое заболевание.

В таких условиях родильница или будет крайне недисциплинированной (а для того чтобы, несмотря на внешнее давление, последовательно выдерживать роль скандальной особы, тоже требуются силы), или она превратится в девочку Варьку из прочитанного в школе жалостного рассказа «Спать хочется». С русскими радистками обычно так и происходит. Они испытывают нечеловеческие страдания, а больше всего им мешает собственный ребенок, который не позволяет не только отлежаться, но даже из последних сил обслуживать больничные порядки (ведь русские радистки, не в пример неукротимым диким кошкам, очень послушные девочки). Вместо естественного общения и взаимодействия матери с ребенком с самых первых часов (а ведь именно этого вы и хотели добиться), последствия для них оказываются еще более печальными, чем если бы их сочли тяжелобольными и избавили от ребенка на денек-другой. Если внешний распорядок мешает матери и ребенку приспособиться друг к другу, у русских радисток страдает психика, а у диких кошек — здоровье. Организм не выдерживает бесполезных нагрузок, начинает сбоить, погрешности нарастают как снежный ком — уже упоминавшаяся температура сорок готова, и вопрос только в том, удастся ли продержаться на ногах до выписки.

Всех-то дел — носителей морально-госпитальной инфекции отправить на больничный и оставить немного самых разумных сестер и нянечек, которые по мере надобности помогут, а без надобности не будут мешать; сделать так, чтобы перекусить можно было в любое разумное время, чтобы у сестры можно было в любой момент взять все, что нужно, и вернуть градусник с результатом, чтобы никто не беспокоил зря, чтобы любое несрочное дело можно было в разумных пределах отложить на потом — короче, чтобы родильница обращалась к сестре за помощью, а не сестра к родильнице с требованиями. Это ни от кого не потребует подвижничества — нормальная родильница достаточно самостоятельна, и помощь требуется нечасто: в случае неуверенности, сомнений или небольших проблем. Друг другу молодые мамочки не мешают: они достаточно вымотаны, чтобы отсыпаться всегда, когда это позволяет любимое чадо, и на посторонние раздражители не реагируют. Истребление казарменного режима — куда менее революционное преобразование, чем те, которые вы уже провели. Зато все дикие кошки будут признательны вам за содействие и не слишком пожалеют о том, что им не удалось избежать встречи с официальной медициной.

Будем надеяться, что вас не слишком раздражали. Что до меня, то я не дотянула до выписки 24 часов — впрочем, это был не слишком типичный случай, с вами такого не будет. Зато я проинспектировала еще одно отделение и представлю вам если не подробный отчет (зачем он вам?), то инструкцию по технике безопасности на тот случай, если вы не вовремя простудились и не смогли это скрыть или же просто не нашли цивилизованного родильного дома в радиусе ста километров — короче, попали в такое место, где человек не считается существом живородящим. Честное слово, если бы не наш теперешний разговор — я бы успела улизнуть вовремя, я вообще-то хитрая и упрямая (уже догадались?). Подробную инструкцию я вам представлю — но сначала позвольте доругаться с прогрессивным послеродовым отделением (честно говоря, даже в недоделанном виде оно все равно намного лучше, чем инкубатор для откладывающих личинки в самом заботливом и человечном варианте).

Я люблю вас и цента вашу смелость — хотя температуру сорок устроили мне именно вы. Любую мелкую болячку можно перенести на ногах и не заметить: если делаешь нужное дело и тебе никто не мешает, всегда можно улучить минуту на зализывание ран. Но чтобы не превращаться в Варьку, я потратила на уход за персоналом те силы, которые были отведены на самоизлечение, легкие вспыхнули (я и это перенесла на ногах — два года до этого и год после, потом прошло бесследно — рецидивирующая пневмония, хворь таинствент ная и плавно преходящая в ведение иммунологии, как и прочие загадочные болячки). С пылающими легкими можно функционировать нормально, если не делать ничего лишнего,— но я продолжала ухаживать за сестричками; к тому же пришлось симулировать стопроцентное здоровье. В результате я запылала вся. Я точно знала, что мне нужно,— один жаропонижающий укол, когда девчонка заснет, чтобы можно было пару часов отлежаться, выкинуть мокрую постель, поменять ее, понежиться еще часок — и на мне можно воду возить цистернами, благо костерок залит, а легкие сами потихоньку успокоятся. Я вам доверяла? Нет — и не буду доверять до тех пор, пока отделение новорожденных от матери не перестанет быть предпочтительной нормой и не будет приравнено к кесареву сечению. Я получила свой укол, отлежалась три часа и могла гнуть подковы — но парой этажей ниже мне это было нужно, как козе баян.

Прихворнувшую русскую радистку еще можно списать в инвалидное отделение от греха подальше — но нормальную женщину можно только запереть вместе с ребенком в отдельную комнатушку здесь же (если у нее не чума бубонная), да и то лишь затем, чтобы не пугала соседок (не все же знают, что у детишек при матери с иммунитетом все в порядке). И не беспокоить без особой необходимости: на ребенка сил хватит, на восстановление — тоже, а на юс лишних сил нет. Еще проще выписать в три шеи: болеть некогда, так что дома мигом выздоровеет, а швы можно и амбулаторно снять, если они есть. Так, наверно, лучше всего... Прощаюсь. Все равно вы лучше инкубатора, так что лихом не поминаю.

Итак, техника безопасности в инкубаторе.

Правило первое. Радоваться нечему, но мировой катастрофы не произошло: во-первых, никто от этого безобразия еще не помирал, во-вторых, скоро вы все равно ликвидируете все до единого последствия постороннего вмешательства и установите анархию, достойную двух нормальных здоровых людей. А последствия действительно поправимы, по крайней мере, в том случае, если вы не рассматриваете попадание в него как трагедию и крушение всех надежд и планов.

Правило второе. Не поддавайтесь на провокации: помните, что вам нужно приспособиться к не совсем естественному порядку, который соответствует больничной организации, обладающей собственной психологией, а к человеческому организму и психике имеет косвенное отношение. Вы согласны это терпеть (временно!), но не более того. Если больница воспринимает вас как развалину, представляющую опасность для собственного ребенка,— это вовсе не значит, что вы должны относиться к себе так же. К сожалению, порядки инкубатора незаметно, но въедливо воздействуют на психику, поэтому, входя в инкубатор, много раз повторите себе, что вы совершенно не поддаетесь внушению.

Одна из моих соседок, мать троих детей (двое дожидались дома) — нормальная здоровая женщина, которая, немного простудившись, упорно не желала считать себя инвалидом. Но стоило ее ребенку закашляться, она начала вопить так, как будто в жизни не видела младенца. И неудивительно: несколько раз в день подержав тщательно упакованную куклу, довольно сложно установить контакт и почувствовать, все ли в порядке на самом деле. Нет ничего хуже, чем сочетание разумных порядков с абсурдными: сестра, которая прекрасно понимала, как вредна материнская паника, поскорей утащила ребенка. Истеричной русской радистке, может быть, и следовало дать возможность успокоиться денек-другой прежде, чем приближаться к собственному ребенку, но эта женщина превратилась в русскую радистку, которой она никогда не была, именно потому, что ребенка отобрали.

— Не реви, я что-нибудь придумаю.

В общем-то, придумывать нечего: можно, конечно, попытаться поговорить с сестрой, но это повлечет за собой дискуссию. Придется доказывать и объяснять, в чем именно она неправа, а признавать свою неправоту сложно. Сегодня выходной... нужно поймать дежурного педиатра во время обхода и изложить ситуацию. Необходимо заставить врача выслушать... учитывая, что они бывают разные, это может быть сложно... но должно получиться. Ага! Идет! Разве что не хватаю за пуговицу: «С моей все в порядке — я ее видела полчаса назад. Тут у нас небольшое ЧП...» И вдруг: «Узнаешь? Я же у тебя роды наблюдала». Так вот кто оказался дежурным... а я на всякий случай приготовилась к бою... «Как тебя угораздило?!» — «За кашель списали...» Явно недовольна: тоже, видимо, считает, что за кашель надо было не списать, а выписать вон, но изменить ничего не может. «Что с соседкой?.. Ясно. Где она?» Разумеется, ребенка тут же вернули; к вечеру соседка уже обучала новичков тонкостям кормления (благо, опыта достаточно), все были довольны и никто никого не пугал.

Простите меня. Каждый раз, когда мы пересекались, я решала какую-то неотложную задачу. Спасибо вам — за нас, успевших вкусить свободы, за мою соседку, которую не сбили с толку... за то, что больничную машину, начинающую перемалывать живого человека, можно остановить. Помню ли я вас? Еще бы!

Хороший педиатр и наблюдательная соседка — это замечательно. Но не проще ли приравнять инкубатор к кесареву сечению — допустимому, но нежелательному и не применяемому без явной необходимости?

Правило третье. После родов нет сил на исполнение роли больной и уход за медицинским персоналом, но на ребенка их хватает с лихвой. Если они не находят применения, становится крайне неуютно, потому что конструктивной деятельности в ближайшее время не предвидится. Из-за этого можно озвереть так же, как и при «постройке гнезда» перед родами. Но если перед родами в принципе все равно, что делать, то сейчас природа требует ухаживать за ребенком — а его уносят подальше. При таких обстоятельствах даже кошка с собакой занервничают, а нормальная женщина может повышибать окна и двери. Этого делать не стоит: ваша активность наведет на мысль, что у вас буйное помешательство. Чтобы выжить придется вновь работать на публику и ненавязчиво доказывать, что вы совершенно нормальны, хотя и напоминаете запертую в клетке бешеную пантеру. Не выпускать пары время от времени просто невозможно, а то недолго взорваться или, в конце концов, поверить, что вы и вправду недавно упали с десятого этажа и тяжело пострадали. Несмотря на то, что вы здоровы и с головой у вас все в порядке, вид у вас, скорее всего, будет маниакальный, потому что при таких обстоятельствах естественно себя чувствуют только русские радистки. Имейте в виду, выходить из себя надо аккуратно, а то еще найдутся умники, которые вздумают совсем отобрать ребенка, а вам вколоть успокоительное (если вы совершенно справедливо начистите умникам физиономии, они убедятся, что были правы). В общем, ситуацию придется постоянно контролировать. К счастью, в этом дурацком положении вы пробудете не так долго, чтобы и вправду сойти с ума.

Правило четвертое. Как можно эффективнее используйте нечастые свидания, которые полагаются вам как арестантам. Так как ребенку проявлять двигательную активность в инкубаторе весьма затруднительно, остается ему как следует работать челюстями. Так вполне можно продержаться до выписки.

Правило пятое. При первой же возможности уносите ноги — впрочем, об этом вы уже догадались.

Кстати, если вы не упали с десятого этажа и не разбились на куски, что в это время будет с вами? Ничего особенного, слишком к вам приставать не будут. Если вы заполучили швы, их, конечно, могут как-то обрабатывать (скорее всего, старой доброй зеленкой) — или, что вполне возможно и весьма разумно, предоставят выполнение этой сверхсложной операции вам — длинным тампоном можно дотянуться куда угодно.

Кроме того, со швами не рекомендуется сидеть и возникают проблемы во время кормления. Можно сидеть боком, изогнувшись, или кормить лежа, но это не очень удобно. Правда, если вы неплохо владеете своим телом, кормить можно, сидя по-турецки. Возможно, смотреть на вас будут как на самоубийцу, но если как следует откинуться назад, то вес тела придется на копчик, так что с промежностью никаких проблем не будет. Когда конкретно вы сможете себе это позволить, определите только по своим ощущениям, но в принципе изображать статую Будды можно намного раньше, чем из вас выдернут нитки — главное, чтобы вам не было больно. Кстати, если не слишком церемониться с собственной задницей, она заживает намного быстрее: нитки выдергиваются совершенно безболезненно (во всяком случае, если у врача не обе руки левые, а такая аномалия встречается редко).

К кормлению грудью следует относиться добросовестно не только из альтруистических побуждений. Иногда матка, не получив непосредственного подтверждения тому, что роды закончились, упорно не желает сокращаться. Если роды закончились, то где же ребенок? Если он не берет грудь — роды, видимо, продолжаются. Такая реакция матки чревата послеродовыми осложнениями. Но когда юный человек, наконец, догадается, что вы намного вкуснее бутылочки с соской и как следует возьмется за дело, «рассеянная» матка может прямо-таки вывернуться наизнанку и выбросить кучу всякой дряни, зато вы сразу почувствуете себя просто великолепно!

Внимание! Небольшая хитрость, о которой знают не все. Как известно, правила существуют для того, чтобы их нарушать. Для того чтобы передвигаться родильнице приходится мастерить жуткую набедренную повязку из пеленок, но в таком виде не просто чувствовать себя здоровым человеком. Поэтому, когда матка хотя бы немного очистится имеет смысл заказать контрабандный груз — трусики и упаковку прокладок. Во время обхода дразнить врача и доказывать ему,что так намного удобнее, не обязательно, зато после того как врач удалится, можно натянуть трусы и почувствовать себя белым человеком. Прикиньте заранее, какое именно из гнусных порождений рекламы вы будете заказывать маме. Прокладки должны быть широкие и прочные (послеродовые выделения похожи на ежемесячную неприятность, но обильнее). Если вы раньше предпочитали пользоваться тампонами, лучше приготовить прокладки заранее, потому что мама может перепутать, а ваш соавтор, даже если наберется храбрости и решится отправиться в аптеку, все равно ничего не поймет.

Вроде бы я перечислила все способы испортить вам удовольствие, а также все способы увернуться от зловредной заботы. Вы все равно хитрее, так что морально-госпитальная инфекция останется с носом. Самое лучшее в больнице — это момент выписки. Домой! На волю!

Дальше можете не читать: осталось еще одно письмо для вашего брата-медика, нужное для него, но не слишком актуальное для вас— конечно, про морально-госпитальную инфекцию, с которой мне все-таки пришлось как следует сцепиться. Не пропадать же даром всем моим казням египетским, пускай хоть кому-нибудь пригодятся.

Спасибо, милые, без вас я бы так и продолжала считать свои закаляющие тело и дух простуды заурядным бронхитом, но рентген показал нечто любопытное. Значит, тот забавный случай пару лет назад, когда ко мне на дом заявилась моя собственная смертуш-ка, мне все-таки не привиделся — отек легких был самый настоящий. Смерть приличнее встречать стоя — а отек от этого спадает, поэтому она и удалилась восвояси. Теперь понятно, что это была за песня про Ивана Человёкова... будем знать. Спасибо за информацию, я пошла — благо, на сей раз все куда безобиднее, и никаких мистерий явно не предвидится.

Не тут-то было! Заявилась дамочка-терапевт, прописала на две недели уколов и удалилась... на две недели. Вы что, с ума сошли — у меня это за три дня проходит без всяких уколов?! Точно знаю — даже в «тот самый» раз через три дня рентген не показал ничего (проверила из чисто познавательного интереса и в результате решила, что воспаление легких вместе с отеком мне просто померещились... выходит, ошиблась). Сделайте повторный через три дня. Как — запрещается? Тогда прекратите уколы, вы и меня отравите, и ребенка — через молоко! Как — после рентгена?! Это же убийство... Последнее — не вслух.

Итак, текущие задачи. Первая: не должна пострадать дочь. Вторая: выбраться отсюда по возможности в целости и сохранности и поскорее. Интересно, когда? Если через две недели та же врачиха заявится снова, найдет, что мне стало намного хуже и назначит по новой — до исчерпания... меня (в самом прямом смысле). Химия пожирает меня лучше всякой болезни. На третий день внутренности превратились в сухие листья. Сколько я продержусь, если эту дрянь не отменят?

У меня есть лечащий врач, который отвечает за мои гениталии. За дочь отвечают семь нянек, а за мои легкие та особа, которая вернется через две недели. За себя целиком отвечаю только я сама и за мной последнее слово. Так и быть. Если пациент существует для больницы — поработаем на вас. Я докажу, что никогда не ошибаюсь, когда речь идет обо мне самой. Интересно, парень, в какой момент до тебя дойдет, что истязание пора прекратить— то самое истязание, которое назначил не ты и за которое ты не отвечаешь? Все слизистые сгорели; кажется, я начинаю кашлять кровью. На каждом обходе я прошу выписать нас под мою ответственность или немедленно назначить повторный рентген. День за днем продолжается спектакль — мне нужно доказать, что я права, тогда мы уйдем домой. Мне нужно доказать, что пациент — это человек, обладающий разумом, а не страница из справочника, что больничный механизм опасен для тех, кто не вписывается в схему, что система коллективной безответственности отягощает даже самую чистую совесть. Я — примечание на странице медицинского справочника, где сказано: «Бывает и совершенно иначе». Я должна заставить лечащего врача прочесть — пускай мне придется умереть у вас на глазах. Не у всех девять жизней — у кого-то всего одна, и потому теперь я осталась один на один с больничной машиной. Я должна заставить себя услышать. Сколько я смогу продержаться?

Как ты, милая? Мы скоро выйдем отсюда. Только не заболей, пожалуйста... боюсь, молочко у меня уже с отравой. Пожалуйста, не заболей, давай продержимся вместе... Все скоро кончится, и мы пойдем домой.

Кажется, хотя бы с дочкой все в порядке. Скоро... это я во время свиданий так уверена — нельзя ж ее пугать. Я рассыпаюсь, сгораю. Меня хватит еще на день? На два?

«Леночка! Скажи хотя бы — что мне вкалывают?» — «Иногда больному этого лучше не знать...»

Нет, Леночка, нет! (Ты самая лучшая из сестричек, сердечная, нежная... если даже ты этого не знаешь...) Леночка, это не так!.. Ладно, не говори, сейчас это уже не так важно — только запомни: люди разные, и есть те, кому знать необходимо. Жизненно необходимо. Лучше бы ты колола эту дрянь в матрас... но ты не решишься. Кровоподтеки — это ерунда, они пройдут и сами, без твоих прилежных и ласковых пальчиков... только запомни: люди разные, одних надо утешить, а другим надо знать...

Все спят. Невозможно объяснить, что «все ясно» и «все видно» в приступе бреда — а еще тогда, когда нельзя выжить иначе, чем за пределом... Считается, что разница невелика. Скорее всего, этой ночью я умру. Не знаю, что именно откажет, но воздух такой же, как в ту ночь, когда я встретилась со своей смертью. Только на этот раз сил у меня нет, они все ушли на сгоравшую в крови отраву. Я не проснусь. Значит, задачи останутся невыполненными. Обе. Что будет с дочерью? Лучше не думать... ничего — мы народ крепкий, становимся собой в любых условиях. Но это не должно было кончиться так. Закрываю глаза. Черная вода поднимается снизу, заливает лицо... Вот-вот! Попробую открыть глаза и всплыть. Где я ошиблась? Это не должно было кончиться так. Если я выйду отсюда... когда я выйду отсюда, я должна рассказать, что со мной было, как больничная машина убивает человека... а он остается живым. Может быть, это спасет чью-то жизнь... не знаю, как именно. Я должна написать о том, как... Закрываю глаза. Снова поднимается черная вода. Ну, давай! Уноси, но не забудь к утру положить на берег. Возможно, утром я проснусь. Вполне возможно, если все правильно.

Кто-то прикасается к моему лицу — так будят младенцев... Доброе утро, Леночка! Я в порядке. Спасибо!.. Значит, все правильно. Интересно, как скоро я выберусь?

Конца не видно. Уже не важно — в шесть утра, увидев Леночку, я поняла, что выйду отсюда. Под окном стоит подруга — из тех, что вместе со мной прошли зачарованный Багдад. Свешиваюсь из окна по пояс — в уже начавшийся декабрь, в снег, в солнце. Смеюсь. «Передай всем, что принцу Корвину нельзя попадать в клинику Гринвуд— уморят. Лучше б не портили мою янтарную кровь, а взяли на анализ. Если бы девчонка не была заперта в другом месте, тебе пришлось бы поделиться с нами курткой. Ну да ладно... Обязуюсь остаться в живых назло Гринвуду — так всем и передай». Пора закрыть окно — кто-то идет. Терапевт— незнакомая девушка, моя ровесница. Долго разговариваем... объясняю, что со мной обычно происходило, что происходит теперь — все как есть. Через десять минут вызывают на рентген. Проявляют — чисто. Через полчаса иду звонить, чтобы за нами приехали. Всё! Еще не всё? Хорошо, поговорим. Ты ведь вопреки вашей треклятой цеховой этике вызвал другого врача — эту самую девушку-терапевта, почитательницу нетрадиционной медицины, которой «нетипичные случаи» понятны — правила пошли побоку, механизм остановился. Похоже, ты покопался в моем досье. Интересно, что ты хотел знать — были ли в семье сумасшедшие или почему я веду себя как бессмертная? Да я б и сама ответила. Похоже, ты хотел знать, кто я. Хорошо. Да, нельзя писать «одинокая», даже если не вовремя поругались — так я и ответила на вопрос о нестыковке фактов и статистической анкеты. И, спрашивая: «За что?», нельзя вынырнуть из черной воды, а вопрос «Зачем?» позволяет подняться... но об этом я уже не сказала, как и о том, что прошедшей ночью я, кажется, все-таки оставила здесь одну из своих девяти кошачьих жизней. Интерпретация фактов определяет будущее, и я действительно так живу. Кстати, теперь я вправе задать свой вопрос: «Что все-таки произошло в самом начале, почему была лужа крови?». На честный вопрос честный ответ: «Так и не выяснилось». Значит, остается только мое собственное объяснение — оттуда и началась вся цепочка казней египетских, вытекавших одна из другой, инспекция всех этажей, замысловатый спектакль на тему «дикая кошка и больничная машина». Как говорила Алиса в стране чудес: «Только, Додо, обо мне нужно обязательно написать книгу — большую, хорошую, во всей путанице, во всех опасностях!» Так что я не прощаюсь — я вернусь в какой-нибудь книжке. Спасибо за все — за нарушение инструкций и неписаных правил, за бестактный, но в данном случае более чем уместный вопрос! Бегу собираться — за нами скоро приедут.

Если вы все-таки прочитали страшную сказку для вашего брата-медика, то, по крайней мере, убедились, что все это не про вас. Книга уже написана. В конечном итоге, никто и ничто не пострадало — кроме, как я надеюсь, морально-госпитальной инфекции, так что вы будете в безопасности. Если на голову валятся шишки — значит, это кому-нибудь нужно; как говорится в известном политически некорректном анекдоте, чукча не читатель, чукча писатель.

Так что все будет в порядке. В конечном итоге все зависит от вас, а вы могли бы успешно выполнить поставленную задачу и под крылом самолета, так что больница вам точно не помешает. Даже если придется держать ухо востро, все не так фатально, как утверждают принципиальные сторонники естественных родов. Здравый смысл вполне может победить, и вы ни в коем случае не допустите, чтобы было иначе. Впрочем, я уверена, что хитрить и воевать вам придется намного меньше, чем вы рассчитываете,— все-таки я старательно перечислила все возможные проблемы и сделала это исключительно для подстраховки. Удачи!

Date: 2015-09-24; view: 276; Нарушение авторских прав