Био-библиографическая справка 4 page

Готтентоты в этом отношении мудрее, чем другие народы, считающие первых варварами, ибо отказываются, как говорят, поклоняться богу потому, что если он часто делает добро, то он часто делает и зло. Разве это рассуждение не более справедливо и проверено опытом, чем рассуждения людей, упорствующих в том, что в своем боге они видят только хорошее, только мудрое, только предусмотрительное, и отказывающихся видеть, что бесчисленное зло, ареной коего является мир, должно исходить из той же руки, которую они целуют с исступлением?

§ 54

Логика здравого смысла говорит нам, что невозможно и не должно судить о причине иначе, чем по проистекающим из нее следствиям. Причина только в том случае должна слыть неизменно доброй, когда она неизменно производит добрые, полезные, приятные следствия. Причина, производящая и хорошие и плохие следствия, является то доброй, то злой. Но логика богословия разрушает это построение. Согласно этой последней логике, явления природы, или следствия, которые мы видим в этом мире, доказывают нам существование бесконечно доброй причины, и эта причина – бог. Хотя мир этот наполнен злом, хотя беспорядок царит в нем крайне часто, хотя люди всегда стонут под тяжестью давящей их судьбы, – мы все же должны быть убеждены, что этим следствиям обязаны благостной и непреложной причине; и много людей верят, либо стараются казаться верующими в это!

Все происходящее в мире нам явно доказывает, что он управляется не разумным существом. Мы можем судить о разумности существа лишь по сообразности средств, применяемых им для достижения поставленной себе цели.

Цель бога, говорят, – счастье нашего рода; однако одна и та же необходимость определяет судьбу всех одушевленных существ, которые родятся для того, чтобы много страдать, мало радоваться и умирать. Чаша человека наполнена радостью и горечью; повсюду добро находится рядом со злом; порядок сменяется беспорядком; разрушение следует за созиданием. Если вы мне скажете, что помыслы бога – тайны, а его пути – неисповедимы, я отвечу вам, что в таком случае я не в состоянии судить о том, разумен ли бог.

§ 55

Вы претендуете на то, что бог неизменен! Почему же он заполнил мир, являющийся его царством, непостоянством? Есть ли какое-нибудь государство, подверженное более частым и более жестоким революциям, чем страна неизвестного монарха? Как решаются предоставить неизменяемому богу, достаточно могучему, чтобы дать прочность своим созданиям, управление природой, где все постоянно изменяется? Если я хочу видеть неизменного бога во всех следствиях, благоприятных для моего рода, какого бога могу я видеть в постоянных бедствиях, которыми подавлен мой род? Вы говорите, что наши грехи заставляют бога наказывать нас; я отвечу вам, что бог, согласно ваших же писаний, не неизменен, ибо грехи человеческие заставляют его изменять свое поведение по отношению к людям. Может ли быть постоянным существо, которое то раздражается, то успокаивается?

§ 56

Вселенная такова, какова она есть: все одушевленные существа радуются и страдают в ней, иными словами говоря, бывают то приятно, то неприятно возбуждены. Эти следствия необходимы, они с безусловной необходимостью вытекают из причин, действующих согласно присущим им свойствам. Эти следствия всегда одинаково нравятся либо не нравятся мне согласно сущности моей собственной природы. Эта самая природа заставляет меня избегать, отклонять и бороться с одними, искать, желать и добиваться других. В мире, где все необходимо, бог, который никому не помогает, который оставляет события идти их неизменным путем, является только роком либо олицетворенной необходимостью. Это – глухой бог, который ничего не может изменять во всеобщих законах, коим подчинен и он сам. Какую пользу может принести мне бесконечное могущество существа, слишком мало делающего для моего блага? Где бесконечная благость существа, безразличного к моему счастью? Для чего мне благоволение существа, которое может доставить мне бесконечное благо, а не доставляет даже конечного?

§ 57

Когда мы спрашиваем, почему при благостном боге имеется столько отверженных, – нас утешают, говоря, что действительный мир – это переход к миру более счастливому, куда уйдет человек. Нас уверяют, что земля, на которой мы живем, лишь место испытания. Наконец нам затыкают рот, говоря, что бог не мог передать созданным им тварям ни бесстрастия, ни бесконечного блаженства, оставленных им для себя самого. Как можно удовлетвориться таким ответом?

Во-первых, существование потусторонней жизни подтверждается одним лишь человеческим воображением: люди, предполагая существование потусторонней жизни, хотят осуществить желание пережить самих себя и наслаждаться в будущем счастьем, более прочным и частым, чем то, коим они наслаждаются в настоящем. Во-вторых, можно ли представить себе, что всезнающий бог, который в совершенстве должен знать намерения своих созданий, нуждается в проведении стольких испытаний, чтобы убедиться в их намерениях? В-третьих, по исчислениям наших хронологов, обитаемая нами земля существует шесть либо семь тысяч лет. В течение этого времени народы испытывали в разных формах бесконечные перемены и бедствия: история показывает нам человечество терзаемым и опустошаемым тиранами, завоевателями, героями, войнами, наводнениями, голодом, эпидемиями и т. п. Могут ли такие длительные испытания внушить нам большое доверие к скрытым целям божества? Может ли это беспрестанное зло дать нам высокое представление о будущей судьбе, уготованной нам благостью божества? В-четвертых, если бог так благ, как утверждают, не мог ли бы он по крайней мере, хотя и не давая людям вечного блаженства, дать ту степень счастья, которую способны воспринять конечные существа здесь, на земле? Разве для того, чтобы быть счастливыми, мы нуждаемся в бесконечном либо божественном блаженстве? В-пятых, если бог не смог сделать людей более счастливыми, чем они есть, что позволяет нам надеяться на рай, где избранные, как Утверждают, будут вечно наслаждаться неизреченным блаженством? Если бог и не хотел, и не мог отклонить зло от земли, единственного обиталища, которое мы можем знать, какое основание мы имеем предполагать, что он сможет либо захочет отклонить зло от другого обиталища? Это обиталище – мираж, о котором мы не имеем никакого представления!

Больше двух тысяч лет прошло с тех пор, как мудрый Эпикур, по утверждению Лактанция, сказал:

«Либо бог хочет препятствовать злу, но не может добиться этого; либо он может, но не хочет; либо он этого и не хочет, и не может; либо он это хочет и может. Если он хочет и не может, он бессилен; если он это может, но не хочет, следовательно он обладает злой волей, которую не следует ему приписывать. Если он и не может и не хочет, то он был бы одновременно и беспомощным, и злым и поэтому не мог бы быть богом. Если он это и хочет и может, откуда же берется зло, и почему он не препятствует ему?»

Уже более двух тысяч лет рассуждающие умы ждут разумного разрешения этих трудностей, а наши доктора богословия утверждают, что эти трудности будут устранены лишь в будущей жизни.

§ 58

Нам говорят о мнимой лестнице существ. Предполагается, что бог разделил созданных им существ на разные классы, из коих каждое наслаждается той степенью счастья, которая доступна каждому из них. По этому романтическому распределению все существа, от моллюсков до ангелов небесных, наслаждаются блаженством, им присущим. Опыт решительно противоречит этой возвышенной мечте. В мире, где мы пребываем, все существа испытывают страдание и живут среди опасностей. Человек не может шага ступить, не ранив, не растерзав, не раздавив множество одушевленных существ, встречающихся на его пути; в то же время он сам на каждом шагу подвергается массе бедствий, предвиденных либо непредвиденных, которые могут повести к его гибели. Разве одного лишь представления о смерти недостаточно для того чтобы расстроить в корне все самые живые радости? В продолжение всего жизненного пути к человеку устремляются страдания; он ни на одну минуту не уверен в сохранности своей жизни, к которой он так сильно привязан, которую он рассматривает как самый главный подарок божества.

§ 59

Мир обладает, как говорят, всем совершенством, к какому он способен: из того соображения, что мир – не бог, создавший его, вытекает, что этот мир обладает и большими достоинствами, и большими недостатками. Но мы ответим на это, что если мир должен необходимо иметь большие недостатки, то природе бога благостного больше подходило бы совсем не создавать мира, которого он не мог сделать совершенно счастливым. Если бог, который был, по-вашему, совершенно счастлив до сотворения мира, мог продолжать наслаждаться совершенным счастьем без сотворения мира, почему он не оставил этот последний в покое? Зачем нужно было существование человека? Что принесло его существование богу? Ничего или что-либо? Если существование человека богу бесполезно и не необходимо, почему не оставил он его в небытии? Если же существование человека нужно ему для славы, следовательно он нуждался в человеке, и ему недоставало чего-то, прежде чем человек начал существовать. Можно простить плохо обученному рабочему, что он сделал несовершенную вещь, ибо ему необходимо работать, хорошо или плохо, под страхом голодной смерти; но вашего бога простить нельзя. По-вашему, бог довольствуется сам собой, зачем же он в таком случае создал людей? По-вашему, у него есть все, чтобы сделать людей счастливыми; почему же не делает он этого? Сделайте же вывод, что ваш бог обладает большим количеством зла, чем добра, – в противном случае вы вынуждены будете сказать, что он принужден делать то, что делает, ибо иначе не может. Вы утверждаете однако, что ваш бог свободен; вы говорите также, что он неизменен, – а между тем он имеет начало и конец во времени, несмотря на его могущество, так же как все изменчивые существа, живущие в этом мире. О, богословы! Вы делаете напрасные усилия, чтобы освободить вашего бога от всех недостатков, присущих человеку; в этом боге, таком совершенном, всегда оставалось нечто человеческое.

§ 60

«Разве бог не хозяин своих милостей? Разве не вправе он распределять свои блага? Не может разве он отнимать эти блага? Божьему созданию не следует требовать у бога объяснения оснований его поведения; он по собственному благоусмотрению может распоряжаться трудами рук своих; абсолютный повелитель смертных, он распределяет счастье либо несчастье по своей доброй воле». Вот резолюции, которые ставят богословы на наши жалобы о тех бедах, которые причиняет нам бог. Мы ответим им на это, что бог, который был бы бесконечно благ, никогда не явился бы хозяином своих милостей, но вынужден был бы по самой природе своей расточать их своим созданиям; мы ответим им на это, что существо, действительно благостное, никогда бы не считало себя вправе воздерживаться от благодеяний; мы ответим на это, Что существо, действительно великодушное, не отбирает однажды данного и что каждый человек, сделавший это, теряет право на благодарность и не может жаловаться на неблагодарность.

Как примирить своеобразное и странное поведение, приписываемое богословами богу, с религией, предполагающей наличие между богом и людьми договора, либо обоюдных обязательств? Если бог ничем не обязан своим созданиям, то и эти последние со своей стороны ничем не обязаны своему богу. Всякая религия основана на том счастьи, которое люди считают себя вправе получить от божества, говорящего им, как предполагается: любите меня, поклоняйтесь мне, повинуйтесь мне, и я вас сделаю счастливыми. Люди со своей стороны говорят: сделайте нас счастливыми, будьте верны своим обещаниям, и мы вас будем любить, поклоняться вам и повиноваться вашим законам. Пренебрегая счастьем своих созданий, раздавая ласки и милости по собственной фантазии, беря обратно свои дары, не разрывает ли бог тот договор, который составляет основу всякой религии?

Цицерон правильно сказал, что если бог не становится приятным человеку, то не может быть его богом. Благость составляет божество; эта благость может быть проявлена в отношении человека лишь тем добром, которое испытывает последний; с тех пор, как человек становится несчастным, эта благость исчезает и заставляет в то же время исчезнуть также божество. Бесконечная благость не может быть ни ограниченной, ни частичной, ни односторонней. Если бог бесконечно благ, он должен дать счастье всем своим созданиям; наличие одного несчастного существа было бы достаточно, чтобы отрицать безграничную благость бога. Разве можно допустить, чтобы под властью бесконечно благостного и могущественного бога мог страдать хотя бы один человек? Страдающее животное, букашки дают нам неопровержимое доказательство против божественного провидения и его бесконечной благости.

§ 61

Богословы утверждают, что печали и горести земной жизни – это наказания, налагаемые божеством на провинившихся людей. Но чем виновны люди? Если бог всемогущ, не лучше ли сделал бы он, сказав, чтоб в этом мире все было в порядке, чтоб все его подданные были добрыми, невинными, счастливыми, чем говоря, чтобы все существовало, как существует? Разве этому богу было бы труднее сделать свою работу хорошо, чем сделать ее так плохо? Разве путь от небытия существа до мудрого и счастливого бытия более долог, чем от небытия до бессмысленного и бедственного бытия?

Религия говорит нм об аде, иными словами, говоря о страшном обиталище, где, несмотря на свою благость, бог припрятал бесконечные муки для громадного большинства людей. Так религия, сделав смертных крайне несчастными в этом мире, свидетельствует, что бог сделает их еще более несчастными в другом мире!

Из этого положения пытаются выпутаться, говоря, что таким путем благость бога сменяется его правосудием. Но благость, сменяющаяся самыми жестокими ужасами, перестает быть бесконечной благостью. Да и кроме того бог, который от бесконечной благости должен перейти к бесконечной жестокости, не может быть неизменным существом. Является ли бог, исполненный неумолимой ярости, богом, в котором можно найти хотя бы тень милосердия либо благости?

§ 62

Божественная справедливость в таком виде, каком ее изображают наши доктора богословия, без сомнения является свойством, могущим заставить нас полюбить божество! По понятиям новейшего богословия, казалось бы очевидным, что, сотворяя огромное большинство людей, бог имел в виду единственно лишь подвергнуть их впоследствии вечным мучениям. Разве не больше подобало бы благости, разуму, справедливости создавать одни лишь камни либо растения и никогда не сотворять одушевленных существ, чем производить людей, поведение коих в этом мире могло бы повлечь за собой бесконечные муки в другом? Бог, достаточно вероломный и злой, чтобы создать хотя бы единственного человека, который впоследствии подвергается опасности погубить себя, не может рассматриваться нами как существо совершенное, а должен рассматриваться как чудовище неразумия, несправедливости, зла и жестокости. Далеко не достигнув цели сочинить совершенного бога, богословы создали самое несовершенное из существ.

Бог по понятиям богословов должен представляться нам тираном, который, выколов глаза громадному большинству своих рабов, запер бы их в подземную тюрьму, где для времяпрепровождения следил бы инкогнито за их поведением через подъемную дверь, чтобы иметь случай жестоко наказать всех тех, кто, прогуливаясь, наталкивался бы друг на друга, но в то же время по-царски награждал бы небольшое число оставленных им с невыколотыми глазами за то, что при встречах они не наталкивались на своих товарищей. Вот те представления, которые догма о произвольном предопределении дает нам о божестве!

§ 63

Многие люди отделяют тонкой гранью истинную религию от суеверия; они говорят нам, что суеверие – лишь трусливый и беспорядочный страх перед божеством; что человек действительно религиозный доверяет своему богу, искренно любит его, в то время как суеверный видит в боге врага, абсолютно не доверяет ему и представляет его подозрительным, жестоким, скупым на благодеяния тираном, отличающимся щедростью в наказаниях. Но по существу каждая религия дает нам те же представления о боге. В то же время, когда нам говорят, что бог бесконечно благ, разве нам не повторяют беспрестанно, что его легко разгневать, что он дарит свои милости лишь очень небольшому количеству людей, что он исступленно наказывает тех, кого не счел необходимым одарить милостями?

§ 64

Если приведенные выше представления о боге мы возьмем в соответствии с природой вещей, где перемешано доброе и злое, этот бог, по количеству испытанных нами добра и зла, должен, естественно, показаться нам капризным, непостоянным, то добрым, то злым, и поэтому вместо того, чтобы возбудить нашу любовь, он должен породить в наших сердцах недоверие, страх и неуверенность. Значит, нет никакой существенной разницы между натуральной религией и самым мрачным, самым рабским суеверием. Если религиозный человек видит бога лишь с хорошей стороны, суеверный видит его с самой отвратительной стороны. Безумие одного – веселое, безумие другого – траурное, но оба они одинаково безумны.

§ 65

Если я черпаю свои представления о боге в богословии, он представляется мне с чертами, больше всего способными отвергнуть всякую любовь. Религиозники, говорящие нам, что они любят искренне их бога, либо глупцы, либо сумасшедшие, которые видят своего бога лишь в профиль. Невозможно любить существо, представление о котором способно породить ужас, а суждение о нем – повергнуть в дрожь. Как можно смотреть без страха на бога, которого представляют варваром, способным осудить нас на адские муки?

Пусть же не говорят нам о страхе сыновнем, либо страхе благоговейном, смешанном с любовью, который люди должны питать к своему богу. Сын никогда не сможет любить своего отца, если знает, что последний столь жесток, что может подвергнуть его утонченным пыткам в наказание за мельчайшие сделанные им провинности. Ни один человек на земле не может иметь ни малейшего проблеска любви к богу, приберегшему бесконечные по продолжительности и силе муки для девяносто девяти сотых своих детей.

§ 66

Изобретатели догмы о вечности адских мук сделали бога, которого они называют столь благостным, самым отвратительным из всех существ. Жестокость в людях – это крайнее проявление злобы; чувствительная душа бывает всегда взволнована и возмущена даже рассказом о муках, хотя бы их испытывал величайший злодей; но жестокость заставляет негодовать еще больше, когда ее считают беспричинной, либо лишенной мотивов. Самые кровожадные тираны – Калигулы, Нероны, Домицианы – имели по крайней мере какие-то мотивы, чтобы мучить свои жертвы и оскорблять их во время мучений, – этими мотивами могли быть либо стремление к собственной безопасности тиранов, либо жажда мести, либо намерение привести в ужас путем жутких примеров, либо, может быть, тщеславное желание показать свое могущество и потрафить вкусам варваров. Может ли бог иметь любой из этих мотивов? Муча жертвы своего гнева, он наказывает существа, реально не могущие ни подвергнуть опасности его непоколебимое существование, ни поколебать его блаженство, которого ничто не в состоянии пошатнуть. С другой стороны, муки ада бесполезны для живых, которые не могут быть свидетелями этих мук. Эти муки бесполезны для осужденных, так как в аду уже больше не каются, а время милосердия прошло. Отсюда следует, что, упражняясь в вечной мести, бог не имеет иной цели кроме развлечения и издевательства над слабостью своих созданий.

Я обращаюсь ко всему роду человеческому. Найдется ли в природе такой жестокий человек, который хладнокровно захотел бы мучить, – я не скажу – ему подобного, нет, – просто какое-нибудь одушевленное существо, и притом мучить без пользы, без выгоды для себя, без любопытства, без боязни?

Итак сделайте вывод, богословы! Даже согласно вашим принципам ваш бог бесконечно более зол, чем люди.

Вы мне скажете, может быть, что бесконечные оскорбления заслуживают бесконечных мук.

Я же отвечу вам, что никто не может оскорбить бога, благость которого бесконечна. Я прибавлю при этом, что оскорбления конечных существ не могут быть бесконечными. Я скажу еще, что бог, который не хотел бы оскорблений, не разрешил бы своим созданиям вечно оскорблять себя. Я скажу при этом, что бесконечно благой бог не может быть бесконечно жестоким и даровать своим созданиям бесконечное бытие единственно с той целью, чтобы получить удовольствие от их бесконечных мучений.

Лишь самое дикое варварство, лишь отменное мошенничество, лишь слепое властолюбие могли вообразить себе догму о вечности мучений. Если бы существовал бог, которого можно было бы оскорблять либо проклинать, не было бы большего проклинателя, чем тот, кто посмел бы сказать, что этот бог – извращенный тиран, наслаждающийся в течение вечности бесполезными для него муками своих слабых созданий.

§ 67

Утверждать, что бог может оскорбиться действиями людей, значит отрицать все представления, которые дают нам о нем. Говорить, что человек может расстроить порядок вселенной, что он может зажечь молнию в руках своего бога, что он может изменить его проекты – это значит сказать, что человек сильнее бога, что он судья воли господней, что от него зависит изменить благость господа, превратив ее в жестокость. Богословие беспрестанно разрушает одной рукой то, что строит другой. Если всякая религия построена на боге, который гневается и умиротворяется, значит она построена на очевидном противоречии.

Все религии сходятся на прославлении бесконечной мудрости и могущества божества, но, лишь только они начнут рассказывать нам о его действиях, мы находим в них только неблагоразумие, недостаток предвидения, слабость и безумие. Говорят, что бог создал мир для самого себя, но до сих пор он никак не мог добиться, чтобы его чтили как подобает. Бог создал людей для того, чтобы иметь в своем государстве подданных, которые испытывали бы к нему верноподданнические чувства, а мы видим, что люди беспрестанно восстают против него.

§ 68

Нам непрестанно расхваливают божественные превосходства; когда же мы просим доказательств, нам указывают на его произведения, в которые, как утверждают, эти совершенства вписаны неизгладимыми чертами. Все его произведения однако несовершенны и бренны; человек, на которого не перестают смотреть как на венец творения, как на самое изумительное произведение божества, исполнен несовершенств, делающих его неприятным в глазах создавшего его всемогущего творца. Это изумительное произведение часто так возмущает и становится таким неприемлемым для его автора, что он находит себя вынужденным бросить свое произведение в огонь. Но если одно из наиболее совершенных произведений божества несовершенно, на основании чего можем мы судить о божественных совершенствах? Может ли произведение, автор которого сам так мало ценит его, заставить нас восхищаться способностями его творца? Физически человек подвержен тысяче недугов, бесчисленных зол, смерти. Морально человек исполнен недостатков, и все же нам не перестают говорить, что он является наиболее прекрасным созданием, наиболее совершенным из существ.

§ 69

Кажется, бог в деле создания более совершенных существ, чем люди, имел не больший успех и не дал этим лучших доказательств своего превосходства. Разве мы не видим, что во многих религиях ангелы – чистые духи – восстали против своего господина и даже хотели свергнуть его с трона? Бог имел намерение сделать счастливыми и ангелов, и людей, но не смог никогда дать счастья ни ангелам, ни людям: надменность, злость, грехи, несовершенство его созданий всегда противопоставлялись желаниям совершенного создателя.

§ 70

Всякая религия, видимо, основана на принципе: бог предполагает, чело век располагает. Все богословия мира демонстрируют нам неравную битву между божеством с одной стороны и его созданиями – с другой. Бог никогда не выходит из этой борьбы с честью. Несмотря на все его могущество, он не может достигнуть своей цели – видеть создания своих рук такими, какими он хотел бы их видеть. Для довершения бессмыслицы имеется одна такая религия, которая уверяет, что бог сам умер, чтобы исправить человеческую расу, и, несмотря на эту смерть, люди менее всего походят на то, чего желал бы от них бог.

§ 71

Нет ничего более сумасбродного чем та роль, которую богословы всех стран заставляют играть божество; если бы божество было реально, мы принуждены были бы увидеть в нем капризнейшее и неразумнейшее создание. Следовало бы думать, что бог сотворил мир в качестве арены бесславных войн со своими созданиями, что он создал ангелов, людей, демонов, злых духов, чтобы иметь противников, в отношении коих он мог бы проявлять свое могущество. Он дал им свободу оскорблять себя, сделал их такими злыми, чтобы они могли мешать его проектам, такими упрямыми, чтобы они никогда не уступали, и все это для того, чтобы иметь удовольствие сердиться, умиротворяться, примиряться и исправлять причиненный им беспорядок. Сделав свои создания такими, чтобы они могли ему нравиться, скольких затруднений избежало бы божество! Либо по крайней мере от какого количества трудностей предохранил бы он своих богословов!

Согласно всем религиозным системам земного шара бог представляется занятым лишь причинением зла самому себе: он напоминает этим шарлатанов, наносящих себе раны, чтобы таким путем показать публике хорошие качества их мази. Однако мы до сих пор не видим, чтобы божество радикально излечилось от зла, причиненного ему людьми.

§ 72

Бог – создатель всего, однако нас уверяют, что зло исходит не от бога. Откуда же оно исходит? От людей. Но кто создал людей? Бог. Следовательно зло исходит от бога. Если бы он не создал людей такими, какие они есть, моральное зло, или грехи, не существовало бы в мире. Следовательно на бога следует возложить вину за развращенность человека. Если человек может делать зло, либо оскорблять бога, мы вынуждены заключить, что бог хочет быть оскорбленным, что бог, создавший человека, решил, чтобы зло было сделано человеком; если бы этого всего не было, человек стал бы следствием, противоположным той причине, благодаря которой он получил свое существование.

§ 73

Богу приписывают способность предвидеть, то есть заранее знать, что должно произойти в мире; но это предвидение не может ничего прибавить к его славе, ни освободить его от упреков, которые люди с правом могли бы сделать ему. Если бог может предвидеть будущее, разве не должен он был бы предвидеть гибель своих созданий, которые он предназначил для счастья? Если он решил в своих распоряжениях допустить эту гибель, то без сомнения для того, чтобы она свершилась; ведь иначе никто бы не погиб. Если божественное предвидение грехов его созданий было необходимо либо вынуждено, можно было бы предположить, что бог принужден был в силу своей справедливости наказать виновных. Но разве не от бога, обладающего способностью все предвидеть и могуществом все предопределить, зависело применить к самому себе свои жестокие законы либо, по меньшей мере, воздержаться от создания существ, которые ему придется наказывать или сделать несчастными своими последующими распоряжениями? Какая разница, предназначил ли бог людей быть счастливыми или несчастными начальным распоряжением, в силу своего предвидения, либо последующим распоряжением, в силу своего правосудия? Разве расположение во времени его распоряжений меняет что-либо в судьбе несчастных? Разве они не в праве будут одинаково жаловаться на бога, который, имея возможность оставить их в небытии, извлек их однако на свет, хотя он отлично предвидел, что его справедливость рано или поздно приведет к их наказанию?

§ 74

«Человек, – говорите вы, – выходя из рук божьих, был чист, невинен и добр, но его натура была испорчена в наказание за грехи».

Если человек мог грешить, даже выходя из рук божьих, его натура, следовательно, не могла быть совершенной. Почему бог допустил, чтобы человек грешил и чтобы натура его испортилась? Почему бог позволил искушать человека, хорошо зная, что этот последний слишком слаб, чтобы сопротивляться соблазнителю? Почему бог создал сатану, злого духа, соблазнителя? Почему бог, желающий лишь добра роду человеческому, не уничтожил раз и навсегда стольких злых гениев, природа коих враждебна нашему счастью? Или, проще, почему бог создал злых гениев, победы которых и ужасное влияние на все человеческие расы должен был он предвидеть? Наконец, по какой случайности во всех религиях мира злое начало имеет столь ясно выраженный перевес над добрым началом, либо над божеством?

§ 75