Заперты. Черноводский аэродром в окружении сугробов походил на гигантскую суповую тарелку

Черноводский аэродром в окружении сугробов походил на гигантскую суповую тарелку. Дорога к аэропорту превратилась в тоннель – снежные отвалы достигали крыши автобуса. Глядя на них, Нина тревожно поджала губы и покачала головой. «Надеюсь, дорогу в город расчистили», – пробормотала она.

Лиза ее не слышала. Прилипнув к оконному стеклу, она нетерпеливо притопывала ногой – еще пять минут… три… всего пара минут! Автобус въехал в ангар, весь залитый сумрачным зеленым светом, льющимся сквозь пластиковую крышу. Довольно зашипели двери, и Лиза рванула к выходу, едва не запутавшись в поводке дратхаара – пес тоже стремился как можно быстрее выбраться на волю.

– Папа! – завопила Лиза и бросилась к ограде, за которой переминались немногочисленные встречающие. Она с хохотом прыгнула на шею отцу, чувствуя, как его сильные руки подхватывают ее, уносят вверх, и со всхлипом уткнулась лицом в колючую бороду, пахнущую табачным дымом. Все было хорошо. Все как раньше… Лиза изо всех сил обняла отца за шею.

– Ну, ну, хватит, – пробормотал, наконец, Дмитрий и поставил дочку на пол. – Как долетели, Нина?

– Ой, Дима, не спрашивай, – ответила она, закатывая глаза.

– Ну, главное, проскочили, – ответил он. – Надо поторапливаться, штормовое предупреждение опять было… Лиза, – окликнул он. Девочка заглянула в его лицо, и ее улыбка увяла: отец почему‑то отвел глаза. – Заросла‑то как, стричься давно пора… – пробормотал он. – Лиза, я хочу тебя познакомить кое с кем.

Он оглянулся. Только теперь Лиза заметила, что за отцовской спиной все время маячит какая‑то женщина. Теперь она подошла поближе, и Лиза окинула ее подозрительным взглядом. Красивая, решила она. Черные волосы волнами и такая блестящая перламутровая помада… а красный пуховик такой же, как у Нины и у стюардессы, но смотрится совсем по‑другому – талия туго обхвачена поясом, и узорчатая шаль на плечах. Да, красивая, но что‑то в ней не так; Лиза поняла, что папина знакомая совсем ей не нравится. Губы женщины растягивала широкая улыбка, но густо подведенные глаза смотрели настороженно, почти зло. Она походила на дворовую кошку, что греется ранним утром на крышке люка: милое, пушистое существо, но попробуй только прикоснуться к ней – и в руку вопьются острые когти. А если ты маленькая, если ты мышь, – то все еще хуже. Тогда она будет играть с тобой, пока не заиграет насмерть…

Внезапно Лиза насупилась.

– А я вас знаю, – сказала она, – вы на институтской елке Снегурочкой были.

– Какая умная девочка! – бурно всплеснула руками женщина. – А как меня зовут, знаешь?

Лиза с досадой мотнула головой, вопросительно посмотрела на отца.

– Это Наталья, – сказал он, – моя… эммм… коллега. Я надеюсь, вы подружитесь…

Лиза мрачно кивнула; ее одолевали сомнения. Она помнила, как во время елки выбежала из зала, чтобы сходить в туалет, – и обнаружила в коридоре папу, который о чем‑то шептался с этой самой Снегурочкой. Она тогда так и не добралась до кабинки – вместо этого принялась теребить отца, рассказывая о какой‑то замечательной елочной игрушке, на которую он обязательно должен посмотреть, и не отставала, пока рассерженный отец не шлепнул ее. Было больно; зато эта красивая тетя перестала с ним шептаться и ушла в зал одна – пора было раздавать подарки.

А теперь…

– Это ты теперь с ней жить будешь? – зло спросила Лиза. От неожиданности Дмитрий отступил на шаг, потер ладонью щеку.

– Какая умная девочка, – повторила Наталья, как заведенная, и Лизе захотелось ее ударить. – Какая она у тебя сообразительная, Дима!

– Папа…

– Мы с тобой попозже об этом поговорим, – быстро проговорил Дмитрий. – Я тебе все объясню, ты взрослая девочка, ты должна понять…

– Штормовое предупреждение, – буркнула всеми забытая Нина. – Застрянем.

– Ой, застрянем, пап, поехали! – с деланным беспокойством крикнула Лиза.

Она схватила сумку и почти бегом бросилась к выходу. Сзади раздался возмущенный женский вскрик.

– Лиза! – рявкнул Дмитрий. – Как тебя понимать?

Лиза обернулась. Грязное дно сумки ударило по новенькому пуховику Натальи, оставив безобразный след, который она тщетно пыталась стереть платком. Дмитрий суетился рядом со своим платком, и лицо у него было красное.

– Извините я случайно, – протараторила Лиза и, не удержавшись, ухмыльнулась.

Большинство пассажиров уже разъехались; перед аэропортом стоял только небольшой автобус, в который торопливо грузились те, кого некому было встретить. Взрослые подошли к ним поздороваться, а Лиза побрела к отцовской желтой «Ниве», на носу которой уже вырос небольшой снежный сугроб. Подбежал Шмель, задрал ногу на колесо – Лиза фыркнула. Пес шевельнул хвостом и прислонился к ее бедру. Она рассеянно почесала его жесткую холку, глядя, как длинноволосый незнакомец ловко закидывает чемоданы в багажник. Рядом суетился маленький, с оттопыренными ушами водитель.

Лучше бы папа нас не встретил, думала Лиза. Просто не приехал бы – и сейчас они с Ниной грузились бы в автобус вместе со всеми, и можно было бы всю дорогу гладить Шмеля и смотреть на Чингисхана, а не на эту… эту… дрянь. Даже мысленно обозвать взрослую женщину было трудно – но, позволив себе это, Лиза почувствовала злобную радость. Да, дрянь! Именно так называются люди, которые появляются и все ломают…

Лиза зевнула, продувая заложенные уши, – будто она не стояла на земле, а сидела во взлетающем самолете. В голове гудело. Внезапно Лиза поняла, что на улице стало намного теплее. Когда они вышли из самолета, было ясно, и щеки пощипывал заметный морозец, а теперь небо затянуло тяжелыми тучами, тепловатый ветер бросал в лицо пригоршни мокрого, пахнущего солью снега, и никаких штормовых предупреждений не надо было, чтобы понять: на Черноводск с моря идет буран. Тихо заскулил Шмель, выскользнул из‑под Лизиной ладони и затрусил к автобусу. Девочка тревожно переступила с ноги на ногу: ну, сколько они еще будут болтать?

Наконец Дмитрий еще раз пожал все руки. Взял Наталью под руку, и, пригибаясь под усиливающимся ветром, быстро зашагал к машине. Та что‑то говорила – Лиза видела, как шевелятся ее губы и хмурятся темные брови. Дмитрий виновато кивал, махал рукой.

– …послушная девочка, просто… вот увидишь… – громко ответил отец, перекрикивая ветер, и распахнул дверцы. Лиза привычно протиснулась мимо откинутого переднего сиденья и забилась в угол, стараясь не смотреть на черные локоны усевшейся впереди Натальи.

«Нива» зафыркала, и, взрывая утоптанный снег, выбралась на трассу.

Чтобы не видеть Наталью, Лиза прилипла к наполовину занесенному снегом окну. Ничего интересного за ним не было – второпях расчищенную трассу окружали снежные отвалы, загораживавшие обзор. Ветер усиливался; машина все еще шла легко, бодро выкидывая из‑под колес снежные комья, но Лиза знала, что едущему следом автобусу уже приходится туго – все‑таки у них был почти вездеход, на котором папа ездил на охоту и рыбалку в самые дальние и дикие места.

– Как бы нам не застрять, – тихо сказала Наталья.

– Чепуха, – ответил Дмитрий. – Доедем спокойно.

Снежные отвалы разошлись в стороны, открывая съезд с трассы. Сквозь пургу едва виднелось красивое белое здание, похожее на помещичий особняк из школьного учебника, – с колоннами у широкого крыльца и двумя низенькими флигелями по бокам. Вокруг мягкими округлыми волнами вставали сопки; Лиза никогда не бывала в этих местах, но слышала, что чуть дальше за домом находится маленькое чистое озеро с песчаными пляжами и большой ручей, в котором водится хариус. Странное здание для Черноводска; в городе его называли «Белым домом». Неизвестно, для чего его строили изначально, но последние двадцать лет в нем помещалась психиатрическая больница – единственная на весь город.

У съезда к Белому дому сейчас стоял огромный черный джип; рядом размахивали руками, отчаянно споря, двое в бараньих полушубках. Лиза с удивлением узнала амбала из самолета; вторым был известный всему Черноводску кооператор по кличке Барин. Кооператором Барин называл себя сам; остальные называли его попросту бандитом – за глаза, конечно. Барину принадлежали оба городских коммерческих магазина, и ходили слухи, что даже старушки, продающие на рынке пресную северную клубнику, платят ему дань. Впрочем, все это было чепухой в сравнении с тоннами икры, которую Барин скупал у браконьеров и переправлял на материк. Лиза вспомнила берег нерестовой реки, где побывали браконьеры. Поросшего ягелем и брусникой берега было не видно под выпотрошенной и брошенной горбушей. Вонь. Обрывки сетей. Бессмысленно разинутые рыбьи рты и мухи, кружащие над выпущенными внутренностями…

– Интересно девки пляшут, – пробормотал Дмитрий.

– Что такое? – насторожилась Нина.

– Да так, ходили слухи, – пожал плечами Дмитрий. – Вроде как больницу закроют и устроят здесь санаторий для шишек. Не верил, а, похоже, зря…

– Совсем они… – начала было говорить Наталья и взвизгнула: в лобовое стекло ударил порыв ветра, залепив его мокрым снегом; машину повело.

– Все нормально, – пробормотал Дмитрий; дворники со скрипом елозили по стеклу, с каждым движением сметая целые горсти снега. – Все нормально, не кричи.

– Сейчас будет съезд на буровую, – вмешалась Нина. – Лучше переждать.

– Я сказал – все нормально! – рявкнул Дмитрий, крепче вцепляясь в руль. – Спокойно доедем…

Наталья судорожно вздохнула и покрепче вцепилась в поручень. Лиза еще глубже забилась в угол сиденья. В зеркале она видела отцовские глаза, и их выражение пугало. Буран усиливался; еще немного – и машина встанет посреди трассы, и ее начнет заносить. Или, руля вслепую, отец съедет с расчищенного участка и застрянет. Сколько придется ждать, пока буран кончится? В такую погоду они не смогут дойти до города пешком. Лиза представила, как они сидят в темноте и ждут, а снега вокруг «Нивы» все больше и больше… Они будут сидеть часами, сутками, и слушать бесконечный, сводящий с ума вой ветра. У них кончится бензин, и обогреватель выключится. У них кончится еда… Через неделю, две – буран закончится, и бульдозер сбросит машину на обочину вместе с тоннами снега – но они, все четверо, к тому времени будут уже мертвы. И, может быть, это будет не самое худшее из того, что с ними произойдет за это время…

Почему папа не понимает? «Ему очень нужно быть правым сейчас, – вмешался Никита. – Очень‑очень надо. Любой ценой. Он готов убить вас всех, лишь бы быть правым, иначе он с ума сойдет». – «Не верю, – Лиза спрятала лицо в ладонях, чтобы никто не заметил мысленного разговора, – ты, Никита, совсем чушь несешь!» – «Не верь, – равнодушно ответил друг. – Вот увидишь…»

Завывая и взревывая, машина подползла к очередному съезду и двинулась дальше, мимо расчищенной от лесотундры площадки. За завесой бурана мелькнули нефтяные качалки, похожие на призрачных чудовищ с длинными шеями и тяжелыми челюстями. Крыша желтоватого общежития едва выступала из сугробов, но к входу все еще была протоптана тропинка‑ущелье.

– Сворачивай! – заорала Нина. – Черт бы тебя подрал, сворачивай, угробить нас решил?

– Все нормально, не ори…

– Дима, – умоляюще проговорила Наталья, – может, правда лучше подождать? Ну, пожалуйста…

– Ты еще, – пробормотал тот, – все в порядке, говорю же…

– Тогда останови машину, – ответила Нина. – Мать твою, останови машину, я сама дойду до дежурки! Я тут не собираюсь…

Дмитрий прижал машину к обочине и остановился.

– Прошу, – желчно проговорил он. Наталья встала, чтобы освободить проход; Нина откинула сиденье, выбралась наружу и, проваливаясь в сугробы, побрела к повороту. Наталья стояла, придерживая дверцу, и не торопилась садиться обратно.

– Ну? – спросил Дмитрий. – Долго нас вымораживать будешь?

– Дима, – смущенно проговорила она, – давай переждем, а? Пожалуйста…

– Еще постоим – и точно придется. Садись давай! – Наталья медленно покачала головой. – Садись! Ты мне не веришь, что ли?

– Нет, – ответила Наталья и всхлипнула. – Нет, я верю, – торопливо поправилась она, увидев, как гнев искажает его лицо, – просто… ну… мне страшно…

– Ну и вали тогда, – пробормотал Дмитрий

– Нет, я поеду, – испуганно проговорила Наталья и быстро уселась на свое место. Дмитрий, перегнувшись через нее, захлопнул дверцу.

– Истерички, – проговорил он, – нашли время…

Дворники надрывно скрипели, не справляясь с работой; в машине уже было темно – свет попадал только через расчищенный кусочек стекла, остальное уже плотно облепил снег. Как в пещере, подумала Лиза. Как будто мы играли, рыли пещеру, – но вход обрушился, и теперь непонятно, как выбраться наружу…

Отец неподвижно сидел, уронив голову на руль.

– О ребенке подумай, – тихо сказала Наталья. – Смотри, она белая вся от ужаса.

Дмитрий поднял голову и хмуро ухмыльнулся:

– Ты вроде говорила, что видеть ее не можешь? Что она маленькая невоспитанная дрянь? Скорей бы, говорила, сдать с рук на руки и больше не встречаться? А теперь хочешь с ней весело время провести на буровой?

Наталья порозовела и отвернулась, машинально отряхивая испачканный пуховик.

– Я не боюсь ехать, – проговорила Лиза. – Пап, давай дальше поедем, я домой хочу…

Застрять было страшно, но пережидать буран – еще страшнее: теперь Лизе казалось, что Никита прав и папа действительно вот‑вот сойдет с ума. Не удержавшись, она всхлипнула.

– Чего сопли развела? – заорал Дмитрий и в ярости грохнул ладонями по рулю. – Ладно, давай, вылезай! Будем здесь сидеть до посинения!

Наталья, пожав плечами, торопливо выскочила из машины, откинула сиденье. Лиза выбралась наружу и тут же пошатнулась под порывом ветра. Пригибаясь и проваливаясь, они побрели по следам Нины. Лизе приходилось изо всех сил цепляться за руку отца – иначе она не смогла бы сделать ни шагу; она ослепла и оглохла, и когда ветер внезапно стих – от неожиданности потеряла равновесие и села в сугроб.

Общежитие нефтяников стояло в низине, и к нему вел настоящий ров глубиной больше человеческого роста – но настолько узкий, что Дмитрий задевал стены плечами. Кое‑где виднелись следы лопаты; однако тропу уже начало заносить – даже следы Нины были присыпаны снегом. Крыльцо тоже было занесено; зато вдоль стен дома шла узкая, сантиметров в тридцать, полоса почти голой земли – кое‑где даже пробивались сухие травинки. Это была зона затишья, почти недоступная снегу и ветру – такие же ущелья вдоль стен домов позволяли черноводским детям гулять даже в самую плохую погоду. Лиза стерла с ресниц налипшие снежинки и моргнула. Под тонким налетом поземки проступали темные пятна – снег в этих местах просел, будто на него пролили что‑то горячее. Горячее и темное. От пятен куда‑то за дом тянулись две длинные борозды.

– Что ты замерла? – недовольно спросила Наталья и подтолкнула Лизу вперед, ко входу. Дмитрий уже барабанил в дверь кулаком. Ждать пришлось недолго – на пороге появилась Нина.

– Давайте скорее, – проговорила она, пятясь в тамбур между двойными дверями.

Перед тем, как войти, Лиза оглянулась. Порыв снега на мгновение отбросил снежную пелену, открыв вид на буровую; и девочке показалось, что железные чудища‑качалки довольно кивают головами.

В доме пахло старым табачным дымом, потом, несвежими носками. Еще пахло тушенкой и чуть‑чуть – нефтью. Воздух был спертый, какой‑то застоявшийся, – будто в доме давно уже никто не жил. Гаснущий дневной свет едва попадал в коридор сквозь длинные узкие окошки, расположенные под самым потолком, – снаружи их загораживали сугробы. Тусклая голая лампочка, включенная Ниной, света не добавляла – лишь придавала унылый желтоватый оттенок выкрашенным масляной краской стенам и дощатому полу. Вешалка у входа оседала под тяжестью ватников, драных тулупов и синих комбинезонов в пятнах мазута; под ней в кучу были свалены огромные валенки, в каждый из которых Лиза поместилась бы целиком. Маленькая кладовка – папа называл такие темнушками – была приоткрыта; в ней виднелись лыжи, ящики с инструментами, какие‑то невнятные тряпки. Рядом висел ободранный телефон. Наталья с заранее скептическим лицом сняла трубку, послушала пару секунд и, пожав плечами, повесила ее на место.

– Не работает, – утвердительно произнесла Нина.

– Естественно, – откликнулась Наталья и задумчиво прикусила губу.

– В дежурке должна быть рация… – задумчиво проговорила Нина.

– Ну и что? – хмыкнул Дмитрий.

Наталья снова пожала плечами. Смысла пробираться в вагончик у качалок и связываться с кем‑то по рации не было: в доме им ничего не грозит, а по трассе сейчас никому не пробиться. Лиза поглядела на телефон и вздохнула. Хорошо было бы, конечно, позвонить маме – она наверняка волнуется… но ничего не поделаешь.

Они огляделись. В коридор выходило около десятка комнат, и еще две двери находились с торцов, – левая вела на кухню, правая – в туалет и душевую. Одна из комнат была приоткрыта – сквозь проем виднелась незастеленная койка, наполовину заваленная каким‑то тяжелым, темным тряпьем.

– Повезло нам, – сказала Нина, пока все выбирались из шарфов и пуховиков, – генератор включен, отопление работает. Я боялась, что вахтовики поселились в дежурке – месторождение‑то законсервировано давно, сидят тут по двое…

– А где они, кстати? – спросил Дмитрий, озираясь. – Поздороваться бы с хозяевами.

Нина пожала плечами.

– Никого, – сказала она, – странно…

– В дежурке? – Дмитрий взглянул на окно, будто и правда, мог увидеть в него вагончик рядом с качалками.

– Света в окне не было, – сказала Наталья, – я видела.

– Странно, – повторил Дмитрий. С кухни донеслось шипение, и все вздрогнули от неожиданности.

– Чайник, – нервно усмехнулась Нина. – Я успела поставить.

Кухня была такой же неуютной, как и коридор. Было видно, что ее пытаются содержать хоть в каком‑то порядке, – но получается плохо; руки тех, кто пытался здесь прибираться, явно были привычны совсем к другим делам. Большой стол покрывали газеты, на которых виднелись круги от стаканов. Сахарницу с отбитым краем покрывали липкие потеки. У раковины – корзина с эмалированными кружками и приборами. В отдельном ящике – груда ножей: от бессмысленных здесь столовых и мелких складных – до охотничьих, с опасно изогнутыми лезвиями и зазубринами у потемневших рукояток.

Нина с сомнением понюхала заварочный чайник. Дмитрий выдвинул табуретку; по полу загрохотало, и из‑под стола выкатилась пустая водочная бутылка. Трое взрослых проследили ее взглядом.

– Может, они в город за добавкой умотали? – высказала Наталья общую мысль.

– Что, оба?

Наталья пожала плечами. Все смотрели на бутылку, будто именно в ней кроется разгадка исчезновения дежурных. Никто не говорил ни слова, но Лизе вдруг стало понятно: то, что на буровой, пусть и законсервированной, нет ни единого человека, – не просто странно. Это значит – случилось что‑то нехорошее.

Пятна у входа.

– Пап, там на крыльце…

Под новым порыв ветра загрохотало окно, и Лиза замолчала. Что будет, если она скажет, что видела на крыльце кровь? Наверное, тогда папе придется выходить наружу. В лучшем случае она ошиблась и темные пятна в снегу – это следы солярки или машинного масла. А в худшем… Отцу придется идти в буран и искать неведомо кого…

– Так что у входа? – спросил Дмитрий.

– Ничего, – прошептала она.

– Ты есть хочешь? – вмешалась Наталья. Лиза замотала головой. Спать хотелось так, что, казалось, даже жевать нет сил.

– Иди‑ка ты тогда спать. Топай в любую комнату и ложись.

– Хорошо…

Лиза встала, пошатываясь, и широко зевнула. Глаза слипались, и, когда девочка вышла в коридор, ее качало, как пьяную. Но дойти до комнаты она не успела – стоило выйти из кухни, как в дверь загрохотали в несколько кулаков.

Коридор наполнился гулом голосов и топотом множества ног, – приехавшие сбивали с обуви остатки снега, шумно встряхивали куртки. Выскочив из кухни, Лиза с мимолетным удивлением узнала пассажиров самолета. Не надо долго думать, чтобы сообразить: раз уж им пришлось остановиться, то аэропортовому «пазику» тем более никак не пробиться в город. Удивительнее оказалось появление братков. Оба были взмыленные – похоже, им пришлось довольно долго брести по сугробам. Недовольные физиономии заливал багрянец – присмотревшись, Лиза решила, что красные они, скорее от злости, а не от ветра со снегом. У приезжего был такой вид, будто он вот‑вот лопнет от ярости. Хихикнув про себя, Лиза отвернулась, ища глазами Чингисхана.

В ладонь сунулся мокрый и холодный собачий нос. Вильнув хвостом, Шмель энергично отряхнулся, обрызгав Лизу с головы до ног – та едва успела прикрыть лицо – и громко чихнул.

– Ну, Дима, буду помирать – пса вам отдам, – засмеялся Вячеслав Иванович. – Он в твою дочку прямо влюбился с первого взгляда.

Дмитрий неловко улыбнулся в ответ, кивнул. Один из геологов, маленький, круглолицый, с такими же, как у Нины, хитрыми узкими глазами, устремился к нему, затряс руку.

– Слава богу, – воскликнул он, – я боялся, что ты попробуешь пробиться дальше.

– Ты что, Лешка, я, по‑твоему, совсем дурак? – усмехнулся Дмитрий. Подошла Наталья, взяла его под руку.

– Хорошо, что меня не послушал, – сказала она, – я‑то не поняла сначала, что дело серьезное, просила дальше ехать…

Лешка недоверчиво хмыкнул и принялся отряхивать гигантскую меховую шапку.

– На «Ниве» можно было попытаться, – пробормотал он. – А у Барина‑то японец… – Лешка ухмыльнулся и перешел на шепот, – завяз намертво. Джип, как же! Они там друг друга чуть не поубивали рядом с этим джипом…

Наталья все висла на руке Дмитрия, прижималась к нему боком. Насупившись, Лиза подошла к отцу с другой стороны и подергала его за рукав.

– Пап, а ты меня спать уложишь? – спросила она.

– Ну что ты как маленькая, – засмеялся Дмитрий, – сама не можешь?

– Ну, пап…

Дмитрий переглянулся с Натальей и с досадой пожал плечами.

В комнате стояли две койки, застеленные шерстяными одеялами; на таком же высоком, как в коридоре, окошке нелепо висел клочок серого от старости тюля. Дмитрий заглянул в тумбочку, в шкаф, пожал плечами.

– Не знаю, где постельное белье, – сказал он.

– Я так…

Лиза с наслаждением скинула сапожки и забралась на кровать; Дмитрий, все еще досадливо морщась, присел рядом. От колючего одеяла пахло пылью. Лиза подложила ладошку под щеку, а другую руку подсунула под отцовскую ладонь.

– Ну что тебе, сказку? – насмешливо спросил Дмитрий. Лиза покачала головой, вздохнула.

– Ты больше не любишь маму? – спросила она.

Дмитрий мрачно вздохнул.

– Лиза, ты должна понять, – сказал он, – иногда люди… ну, расходятся… понимаешь…

– А меня? – перебила Лиза.

– Что?

– Меня ты любишь?

– Конечно! Перестань спрашивать глупости!

Лиза вздохнула.

– А кого больше – меня или… ее?

– Я вас по‑разному люблю, – буркнул Дмитрий, – ты уже большая девочка и должна это сама понимать.

– Я понимаю, – уныло кивнула Лиза, стараясь не заплакать. – Просто я так скучала по тебе и по маме, а теперь ты от нас уходишь, так нечестно, пап! Давай ты останешься? Давай ты останешься с нами, папа, ну пожалуйста, она же плохая…

Она говорила все громче и быстрее, голос дрожал от слез; сама того не замечая, Лиза уже почти кричала.

– Прекрати орать, – прошипел Дмитрий, оглядываясь на дверь, – тебе не стыдно? Что про тебя подумают?

– Она… дрянь! – выкрикнула Лиза.

– Еще одно слово, и я тебя выпорю.

Лиза медленно покачала головой. Что‑то рушилось у нее внутри; с гудением лопались какие‑то перетянутые струны, и поток гнева разбухал, готовый снести все на своем пути.

– Она дрянь, дрянь! – выкрикнула Лиза. – Знаешь, кто она? – Лиза уже визжала, зажмурившись и до боли сжимая кулаки. – Она… сука, вот кто! Чтоб она сдохла!

Она опустошенно замолчала и открыла глаза, дыша часто, как запаленная. Такого она не говорила еще никогда. Такого она даже про Ленку не могла подумать… В ушах звенело. От слез все плыло перед глазами, и окаменевшее лицо отца казалось белым пятном.

Скрипнула дверь, и они, одновременно вздрогнув, обернулись на звук. В проеме мелькнула серая шерстяная юбка Натальи. Дмитрий хрипло перевел дух. Несколько секунд он смотрел на Лизу, не отрываясь, а потом неторопливо поднял руку – и щеку девочки ожгло ударом. Лиза в ужасе отшатнулась.

– Папа…

Дмитрий, не оглядываясь, грохнул дверью. Медленно, как во сне, Лиза опустилась на кровать. «Наташенька, ну куда ты собралась, покури на кухне», – донесся из коридора голос отца. «Надо проветриться… успокоюсь немножко и приду, не переживай». «Прости, она совсем не это хотела сказать! Просто устала очень, вот и капризничает… Вот увидишь, выспится и сама прибежит извиняться, она же хорошая девочка!» Из коридора донесся зевок. «Ты сам еле на ногах стоишь, – послышался голос Натальи, – иди, подремли… а я перекурю, чаю выпью и приду». «Ладно»… Лиза подняла голову, ожидая, что сейчас отец войдет, чтобы устроиться на соседней койке, может, даже заговорит с ней, – но вместо этого лишь услышала, как хлопнула дверь в соседнюю комнату.

Лиза свернулась в клубок, зарываясь под одеяло, как загнанный в нору зверек. В стены с воем и грохотом бился буран, пытаясь добраться до горстки запертых среди сопок людей. Последним, что Лиза услышала перед тем, как заснуть, – скрип двери и тихий женский вскрик, а потом – дробный стук, будто от упавших на пол лыжных палок.