Глава 22. «Хотя и не выгребная яма, но, тем не менее, тюрьма», – подумала Эмилин

«Хотя и не выгребная яма, но, тем не менее, тюрьма», – подумала Эмилин. Полутемная спальня казалась смертельно холодной, несмотря на слабый огонь в камине, а за запертой дверью стоял часовой. Из главного зала замка постоянно доносились шум и крики – там, не переставая, продолжался пир.

Бросив взгляд на занавешенную кровать, в которой Бетрис спала вместе с детьми, Эмилин поплотнее запахнула плащ и подошла к окну. Ребра ее болели, лицо было все в синяках, но она ни за что не хотела лечь отдохнуть.

После долгого, мучительного и холодного пути в Грэймер пленников провели в эту спальню, которая находилась рядом с галереей напротив главного зала. Стражник принес хлеб, разбавленный водой эль и запер дверь.

Это произошло уже несколько часов назад. Позже, ближе к вечеру, они услышали музыку – в Главном зале начался пир в честь Двенадцатой ночи.

Звуки праздника отвлекли детей от страха, голода и скуки. Эмилин рассказала им сказку и поделила хлеб между ними и Бетрис, оставив себе лишь маленький кусочек. Наконец дети уснули на пыльной перине.

Эмилин приоткрыла ставню, впустив холодный воздух и бледный лавандовый свет. Снег падал тонкими спиралями, и небо казалось выкрашенным аметистовой краской. Девушка выглянула в холодную молчаливую ночь.

Башня, в которой находилась спальня, примыкала непосредственно к крепостной стене. Грубо отесанный известняк под углом спускался к самому рву, сейчас покрытому льдом. А за рвом глубокая лощина тянулась до самой реки. Из окна замок Грэймер показался Эмилин заключенным в ледяное кольцо и поднятым на подставку из острых скал:

крепость, в которую невозможно проникнуть, но из которой невозможно и выбраться.

Девушка вспомнила, что Николас однажды упоминал новый замок Уайтхоука, построенный на такой крутой скале, которую не могла бы преодолеть никакая армия. Старая, построенная норманнами башня теперь оказалась в центре двора: она была едва заметна рядом с новыми мощными сооружениями.

Казалось абсолютно нереальным выбраться отсюда. Со вздохом Эмилин закрыла ставни и подошла к камину, чтобы присесть на низкую табуретку.

Задумавшись, она смотрела на неяркий огонь. Нет никаких сомнений, что Николас уже знает о том, что с ней произошло, и скачет сюда, терзаемый гневом и готовый к битве.

Очевидно, Уайтхоук собирается держать их в качестве заложников, но зачем? Очевидно, ненависть к Николасу заставила его сделать это. Страшно даже представить, что еще может предпринять граф.

Прикрыв глаза, она начала молиться, и латинские слова принесли некоторое успокоение. Но ненадолго: вскоре снаружи скрипнул засов и дверь открылась. Эмилин вскочила и встала неподвижно в бронзовом свете камина.

Мельком взглянув на закрытый балдахин кровати, Уайтхоук подошел к своей пленнице. Черная туника сливалась с тенями в комнате, а длинные белые волосы отражали теплый свет огня. Запахи крепкого вина и дыма факелов витали вокруг графа. Они не встречались после его приезда в Эшборн, и сила его присутствия оказалась пугающей. Подняв голову и глядя ему прямо в глаза, Эмилин пыталась прогнать страх.

– Леди Эмилин, удобна ли ваша комната? – Голос его казался мягким.

– Здесь ледяной холод. Кроме того, дети голодны. К счастью, они уснули. Вы всегда так встречаете гостей?

– Нет, не всегда, – ответил граф, возвышаясь над ней. – Черт возьми, должен вам сказать, что это глупец Шавен отдал приказ арестовать детей, а вовсе не я. Хватать младенцев – привилегия трусов.

– И королей. Граф поднял бровь.

– Подобные оскорбления звучат как измена, когда их может услышать сам король.

– Что вы имеете в виду?

– Король Джон прибыл сегодня утром. Он на праздничной трапезе как раз под этой комнатой.

Страх и гнев, словно горячий яд, разлились по телу Эмилин. Она сжала кулаки.

– А он знает, что вы взяли в плен семью своего сына?

– В плен? Что вы, миледи! Вы просто моя невестка и приехали погостить.

– Куда отправится король после того, как покинет Грэймер? – Эмилин внезапно вспомнила подозрения Николаса относительно своего отца.

Уайтхоук смотрел на нее из‑под нависших век.

– Понятия не имею. Король возвращается после подавления мятежников в Понтефракте. Поскольку я – один из самых верных ему людей, он решил отдохнуть здесь день или два. Вы хотите попасть на аудиенцию? Считаете, что король проявит добросердечие к жене мятежного барона?

Он улыбнулся, но в свете камина эта улыбка больше напоминала волчий оскал.

– Я забыл поздравить вас с вашим браком, миледи, – продолжал граф.

Внезапно, словно змея, он набросился на Эмилин и схватил ее за плечи, заставив смотреть себе прямо в глаза.

– Вы должны были стать моей женой! Моей! – в ярости прошипел он, обдав Эмилин несвежим дыханием.

– Николас имел право первенства и воспользовался им.

– Где вы прятались все то время, пока я разыскивал вас? – гневно и требовательно допрашивал граф. – Вы предали меня! Ваше отсутствие оскорбило и унизило меня!

– Я… Я жила у крестьян, милорд.

– Лесной Рыцарь? Или Черный Шип? Кто из них прятал вас? – Эмилин поморщилась от боли – так сильно Уайтхоук сжал ее плечи. Он был настолько крупнее ее, что без малейшего усилия смог бы приподнять хрупкую девушку. – Вы жили у того, кто нашел вас. Вы продались ему?

– Милорд, – произнесла Эмилин, пытаясь вырваться из его цепких рук. – Не смейте разговаривать со мной в таком тоне. Я не хотела выходить за вас замуж. И когда Николас сделал мне предложение, я вышла за него, выполнив волю отца.

– Я вовсе не юнец, чтобы вы могли отвергать меня! Эмилин устала, она чувствовала себя больной и голодной, плечи саднило от его железной хватки.

– Отпустите меня, – уже раздраженно потребовала она, – немедленно отпустите!

Внезапно он разжал руки, и девушка от неожиданности покачнулась, едва удержавшись на ногах. Потирая руки и плечи, она недоверчиво смотрела на своего мучителя. Он склонился к ней.

– Как вы осмелились разорвать помолвку, назначенную королем?!

Ее гнев и обида разгорелись, словно стена огня.

– Я не лезвие меча, которое можно как угодно использовать в вашей семейной войне! – уже кричала она. – Вы с сыном использовали меня один против другого! Король считает меня еще одной овцой в придачу к замку Эшборн! Меня похищали, обманывали… – Внезапно она осознала, что едва не проговорилась, и постаралась взять себя в руки. – Я честно вышла замуж за Николаса. Мои родители приняли его предложение.

– Николас женился на вас в пику мне, не сомневайтесь в этом. Зачем еще такая срочность? Вы вовсе не несете в себе его ребенка, насколько я могу видеть. – Уайтхоук прищурился. – Где вы прятались? И как он вас нашел, когда мои люди с ног сбились, и все напрасно? – Он помолчал и вдруг неожиданно поднял брови, словно в озарении: – Ах, да! У него же были ваши дети! И поэтому вы явились к нему собственной персоной!

Эмилин хранила молчание, позволив ему строить собственные предположения.

Уайтхоук кивнул, продолжая:

– Но я здесь вовсе не для того, чтобы пререкаться с вами из‑за вашего замужества. Эмилин удивленно взглянула.

– Зачем же тогда?

Голубые глаза графа казались холодными, словно лед.

– Черный Шип.

– Черный Шип? – словно не понимая, деревянным голосом повторила Эмилин.

– Мои люди видели вас с ним возле водопада. Скажите мне, где его найти.

Она смотрела на него, словно ничего не понимая.

– Я ничего не знаю о человеке с таким именем.

– Не стройте из себя дурочку! – предупредил Уайтхоук. – Черт возьми, я прочесал половину графства Йорк, разыскивая вас – я мог бы его найти! Вы не можете не знать, где он прячется! – Вытянув руку, он схватил девушку за сбившуюся косу, притянув ее к себе, словно на поводке. – Говорите, где найти его логово, если хотите дожить до утра!

– Николас спасет меня, – ответила на это Эмилин, морщась от боли. – Уже скоро он постучится ж ваши ворота – вместе со своими рыцарями.

– Он не осмелится атаковать замок, пока в нем король. А вы умрете раньше, чем Николае снова вас увидит – если, конечно, не заговорите. Выдайте мне Черного Шипа!

– Меня спасли крестьяне. И я не знаю никакого Черного Шипа!

– Говорите, – повторил Уайтхоук резким, словно крик ворона, голосом и еще крепче сжал косу.

– Я встречала только крестьян. На щеках графа появились пятна.

– Вы лжете.

– Я ничем не могу вам помочь.

Отпустив косу, Уайтхоук ударил Эмилин по лицу. Пошатнувшись, но удержавшись на ногах, она непокорно подняла глаза.

– Не могу помочь, – упрямо повторила Эмилин, невольно подняв руку к пылающей щеке.

– Можете, и непременно сделаете это. Дети останутся здесь, под стражей. Ваше молчание только навредит им, миледи. Помните об этом.

Девушка молча смотрела на него, тяжело дыша и пытаясь справиться с головокружением. И Николас, и дети – все оказались под угрозой, независимо от того, будет ли она молчать или заговорит. Приходилось надеяться на то, что у Уайтхоука не поднимется на малышей рука. Эмилин продолжала молчать.

Схватив девушку за руку, Уайтхоук подтащил ее к двери и вытолкнул из комнаты.

– Может быть, вы станете менее упрямой, узнав, каково живется дамам в моем донжоне[9], – проговорил он и швырнул пленницу прямо в руки ожидающему Шавену.

Ледяные порывы ветра безжалостно трепали Эмилин, пока Шавен тащил ее по двору, словно непокорного мула. Мягко падающий снег придавал сцене жуткий колорит. Уайтхоук стремительно шел впереди, без единого слова минуя стражу и слуг.

Возвышаясь в самом центре двора, старинная башня, словно огромный каменный мешок, не пропускала ни снег, ни ветер, ни свет. Эмилин с трудом взобралась по крутым, выщербленным каменным ступеням и вошла в темный проем двери. Уайтхоук снял со стены горящий факел и начал подниматься по крутой винтовой лестнице. Через плечо он пояснил;

– Эту башню построили более ста лет назад. Сейчас мы используем ее лишь в качестве склада. – Тон его был спокоен. – Если кому‑то вздумается осаждать нас, то у противника припасы закончатся значительно раньше, чем у нас. Все комнаты башни забиты продуктами: мешками с мукой, овсом, ячменем, бобами. Бочками с копченым мясом и соленой рыбой. Бочками с вином и элем. А воды запасено столько, что можно наполнить пруд. Смоляные факелы, свечи, одеяла. Запасы, которых хватит на шесть месяцев, если не больше.

Слушая эту лекцию, Эмилин осторожно ступала по выщербленным ступеням, спотыкаясь на каждом шагу.

На третьем, верхнем, этаже Уайтхоук остановился у одной из дверей.

– Лишь одна комната здесь не используется под склад. – Эмилин услышала скрип ключа, и дверь открылась.

Девушку втолкнули в комнату. Она откинула капюшон и оглянулась. Все вокруг светлого пятна от факела Уайтхоука было скрыто темнотой.

– Шавен, – произнес граф, – спустись вниз и спроси нашего доброго короля, не нужна ли ему моя помощь. Если нужна, дай знать.

Шавен кивнул и вышел, закрыв дверь. Уайтхоук встал в центре и высоко поднял факел.

– Не считая пыли, эта комната выглядит точно так, как она выглядела и тогда.

Привыкнув к темноте, Эмилин разглядела занавешенную кровать, кресло с высокой спинкой, стол. Из темноты выплыл деревянный шкаф. Стену украшал гобелен, а противоположную стену прорезало узкое стрельчатое окно‑бойница.

Толстый слой пыли покрывал все вокруг. Паутина образовала кружевные мосты между столом и кроватью, креслом и деревянными стропилами на потолке. Эмилин закашлялась.

Уайтхоук воткнул факел в железный конус высоко на стене, потом подошел к столу и провел пальцем по пыльной поверхности.

– Она провела здесь последние дни. Мурашки поползли у Эмилин по коже.

– Кто? Бланш?

– Да, – подтвердил граф. – Это была ее комната в то время, когда мы жили в этой башне. По ночам она любила смотреть отсюда на звезды.

Эмилин подошла ближе.

– Вы говорите о ней с нежностью. Уайтхоук безжалостно усмехнулся.

– Я восхищался ее красотой. Ее глаза напоминали серебро, волосы были, словно черное дерево. Она обладала острым умом, обычно не свойственным женщинам. Искусно лечила травами. – Граф пожал плечами. – Но женщины – слабые и ненадежные существа. Им нельзя доверять. Она предала меня. Унизила.

– Она родила вам сына, вела хозяйство в вашем огромном замке, – возразила Эмилин.

– Бланш нарушила брачную клятву. У нее был любовник, хотя она так и не призналась в этом. Я знал этого человека, этого рыцаря. Я вызвал его на поединок. Джулиан может рассказать обо всем этом.

– Я никогда не слышала об этом, – прошептала Эмилин.

– Я выбил его из седла и убил. А потом пошел домой и запер жену в этой самой комнате.

– Вы заточили ее.

– Это не было неслыханным делом. Даже король Генрих заточил свою Элеонору, чтобы отстранить от власти и сдержать ее язык. А я заточил Бланш, чтобы научить ее покорности. А сына отослал к сестре.

– Что случилось с леди Бланш?

– Она голодала до тех пор, пока не умерла, – ровным голосом ответил граф. – Здесь, в этой комнате. – Он с силой провел рукой по лицу и волосам, как будто хотел стереть что‑то. – Меньше, чем за неделю.

– Господи! – выдохнула Эмилин. Она знала людей, которые постились по десять дней и больше и не испытывали от этого заметного вреда. Другие, более хрупкие, заболевали уже после одного‑двух дней голодания.

– Я не ем мяса. Часто соблюдаю пост. Я построил монастырь.

– Вы сожалеете о своей жестокости, милорд, – проговорила Эмилин. – Священники говорят, что Бог спасает тех, кто раскаивается.

Уайтхоук повернулся и посмотрел на нее.

– Я ни о чем не жалею, – выпалил он. – Смерть стала ее последней попыткой оскорбить меня. Она умерла, лишь бы не признать своей измены, мне назло. Я не ищу прощения у Бога. Я был прав.

Эмилин растерянно замигала.

– Но тогда зачем же вы отвергаете мясную пищу, зачем строили монастырь?

– Следую совету священников – ради своей бессмертной души. Я не сожалею о том, что наказал Бланш, но она смертельно оскорбила и унизила меня напоследок. Ее смерть не пустит меня на небеса.

– Лорд Уайтхоук! – Эмилин говорила твердым голосом, хотя сердце ее билось стремительно и неровно. – Милорд, не совершайте больше такого поступка. Отпустите нас. По крайней мере, отошлите детей в Хоуксмур.

Граф мерил комнату шагами, и девушка поняла, что он пьян.

– Нет, – покачал он головой, – я не могу отпустить вас. Вы тоже обманули меня и послужили причиной моего унижения.

Он пересек комнату и, подойдя к Эмилин, схватил ее за лицо. Его грязные пальцы были холодны.

– Выдайте мне моего врага и будете свободны.

– Я уже сказала, что ничем не могу помочь вам. Пальцы его впились в ее кожу, оставляя на лице синяки.

– Ни одной женщине не удастся больше меня обмануть! – Он тяжело дышал и растирал рукой грудь, хотя другой все еще изо всей силы сжимал лицо пленницы. – Выдайте мне Черного Шипа!

Она молча встретила его яростный взгляд.

– Откуда такая преданность, леди? – с угрозой в голосе протянул Уайтхоук. – Она неуместна. Вы должны сохранить себя для мужа и детей.

Он оттолкнул ее, и Эмилин, не удержавшись, упала на кровать. Соломенный матрас зашуршал, и из него поднялось целое облако пыли.

– Оставайтесь здесь и думайте о судьбе Бланш! Его огромное тело нависло над ней, он поднял руку. Эмилин зажмурилась и закрыла лицо руками, вслушиваясь в его хриплое дыхание. Через минуту Уайтхоук повернулся и пошел к двери.

– Скоро вы обнаружите, что в моих словах заключена мудрость. Вы покрепче Бланш. Воздержание прочистит ваши мозги, как и всякий святой пост!

Он открыл дверь и, выйдя из комнаты, с силой захлопнул ее. Эмилин слышала, как повернулся ключ. Вскочив с кровати, она подбежала к двери, пытаясь повернуть железное кольцо.

– Нет! – закричала она. – Вы не сможете так поступить! – Она колотила в дверь, пока оставались силы, но ответом ей была лишь тишина. Толстые стены и три этажа комнат, набитых мешками с продуктами, поглощали звук, словно башня из пуховых перин. Через некоторое время Эмилин подошла к окну. Зимний воздух освежил ее пылающее лицо. Небо было заполнено летящими снежинками.

Девушка просунула руку сквозь глубокую и узкую бойницу. Крошечные звездочки таяли на ее ладони, холодные, свежие и чистые. Издалека, с противоположной стороны двора, приглушенные густым снегопадом, доносились едва слышные звуки пира.