Глава 17. – Не это, другое! – Звонкий, словно серебряный колокольчик, полный нетерпения голос доносился из‑за стены сада

– Не это, другое! – Звонкий, словно серебряный колокольчик, полный нетерпения голос доносился из‑за стены сада. – Ну, достань же! Еще выше!

Выйдя из часовни, Эмилин через двор направлялась к дому. Услышав голос сестренки, она со вздохом пошла в другую сторону.

В дальнем конце сада под высоким деревом стояла Изабель. Голова ее была запрокинута, темные косы за спиной слегка покачивались.

– Вон там, Кристиен, – повторила она, взглянув вверх в ту самую минуту, когда яблоко упало на носок ее войлочной туфли. – Ах!

Эмилин решительно подошла.

– Где Кристиен?

– Вот он, – Изабель показала вверх. Коричневые штаны и маленькие кожаные башмаки болтались как раз над головой Эмилин. Поискав положение, в котором она могла сквозь ветки видеть лицо брата, девушка уперлась кулаками в бока и тоже запрокинула голову.

– Кристиен, слезай немедленно! – приказала она.

Мальчик поерзал на ветке, на которой сидел, вытянул ноги и взглянул на нее сверху вниз.

– Не могу, – ответил он дрожащим голосом. – Кажется, я здесь застрял.

– Спускайся тем же путем, каким лез вверх.

– Не могу достать ногами до нижней ветки. Я упаду, – жалобно захныкал Кристиен. Нахмурившись, Эмилин тщательно оценила его положение. Ближайшая ветка оказалась далеко внизу, а та, на которой Кристиен держался, выглядела слишком тонкой и зеленой. Мальчик снова вытянул ноги, и Эмилин услышала треск дерева.

– Кристиен! – закричала она. – Постарайся подвинуться как можно ближе к стволу! Держись за него и не двигайся! Я помогу тебе! – и она начала подбирать длинные и широкие юбки.

– Здесь какие‑то трудности? – Звучный низкий голос заставил девушку обернуться в изумлении.

Николас Хоуквуд стоял всего в нескольких футах от нее, и выражение его лица не сулило ничего приятного. На какое‑то мгновение Эмилин онемела от его присутствия; он же больше двух недель был в отъезде, и хотя вернулся уже пару дней назад, она очень мало видела его за это время. Кроме того, оживление во дворе сегодня утром ясно показывало, что он опять собирается куда‑то уезжать – на сей раз с большей частью своего отряда.

– Мальчик не поранился? – Барон торопливо подошел к дереву и взглянул вверх.

– Он там надежно застрял, милорд, – пояснила Эмилин, глядя, как играют мышцы под тонкой туникой из светлой шерсти и как красиво ложатся на плечи волны густых темных волос. Бегло взглянув на девушку, рыцарь опять поднял взор.

– Как же его угораздило туда забраться? – в голосе барона послышались нотки недоумения и заинтересованности.

– За яблоками, – коротко и емко пояснила Изабель.

– Яблок полно в кладовых, девочка, – проговорил Николае, обходя дерево, чтобы рассмотреть, как располагаются ветки.

– Я не могу слезть, милорд, – пожаловался Кристиен.

– Те яблоки старые, еще прошлогодние, – объяснила Изабель.

– Ну, а эти еще совсем зеленые, от них разболятся животы, – пыталась урезонить ее Эмилин.

– Нет, некоторые уже почти красные, а нам так хочется свежих яблок! Кристиен сказал, что сможет достать. Он здорово лазает!

– Неужели? – глаза барона озорно блеснули, – Говорят, ты хорошо лазаешь по деревьям, парень!

– Я… Я так думал, милорд, – с сомнением произнес Кристиен.

– Ну, скоро ты как раз и сможешь продемонстрировать нам свое искусство, поскольку тебе все равно придется слезать вниз.

Эмилин повернулась к Изабели.

– Беги найди Тибби, – попросила она. Когда Изабель ушла, девушка повернулась к Николасу.

– Я залезу и покажу ему, как спуститься, милорд. Думаю, что без труда смогу добраться до него.

Нахмурясь, барон взглянул на нее, потом вверх на дерево, продемонстрировав красивую и сильную линию горла и подбородка, заросшего черной щетиной.

– Он, без сомнения, прекрасно слезет сам. Я совсем не хочу, чтобы вы оба поранились.

– Но он же может упасть, – возразила Эмилин.

– Ну, тогда научится не рисковать из‑за ерунды.

Девушка нервно вздохнула.

– Но он всего лишь ребенок.

– А вы заботливы, словно мамаша‑волчица, – промурлыкал барон. – Пусть мальчик слезет сам. Он уже приближается к тому возрасту, когда его необходимо воспитывать по‑мужски.

Эмилин опустила глаза. С правотой барона нельзя было не согласиться. Кристиену скоро исполнится семь, и нельзя подавлять его гордость. Со вздохом она кивнула.

Николас оперся на развилину ствола, случайно проведя рукой по плечу Эмилин, и поднял голову.

– Послушай, Кристиен! Сползи чуть дальше… вот так. Теперь вытяни левую ногу вон к той ветке под тобой… Нет, другую ногу. Так. Тянись, парень.

Кристиен полз по ветке, словно испуганная гусеница. На мгновение Эмилин зажмурилась, потом быстро открыла глаза и увидела, как брат, промахнувшись, встал ногой мимо ветки, потом схватился за ствол, чтобы не упасть. Болтающиеся ноги сбили два яблока.

Эмилин отступила назад и наткнулась на Николаев. Продолжая разговаривать с Кристиеном, он успокаивающим жестом взял ее за руку.

– Спускай ноги вниз, парень. Хорошо. Ты должен повиснуть, вытянувшись, а потом прыгнуть. Здесь невысоко. Ты запросто с этим справишься. – Он взглянул на Эмилин. – Если он начнет падать, думаю, я смогу поймать его.

Мягкий голос звучал совсем близко к ее уху и – странно – как будто эхом отдавался в позвоночнике. А мягкое прикосновение пальцев к руке пронзило все тело.

Крепкое мускулистое тело за ее спиной казалось надежным и располагающим. То едва заметное сначала физическое притяжение, которое началось с его прикосновения к ее руке, моментально распространилось по всему телу. Даже это мимолетное проявление симпатии оказалось удивительным, поглощающим и греховно приятным. И хотя она прекрасно знала, что нельзя стоять так близко, никак не могла заставить себя отодвинуться.

В мозгу моментально возникло подобие того сна, который она видела несколько ночей назад: она видит и обнимает Черного Шипа, отвечает на его поцелуи. Но сейчас он тут же превратился в барона. Вдыхая сладкий аромат сада и отгоняя непрошеные мечты, Эмилин положила свою руку на изогнутый ствол рядом с его рукой. Вместе они смотрели на мальчика.

– Ты уже почти спустился, – подбодрил его Николас. – Просто дотянись ногой. Не упадешь – ты же сумел забраться вверх, сможешь и спуститься.

Кристиен нервно кивнул и сполз с ветки, к которой он так крепко прицепился, вытянув ноги, чтобы опереться на что‑нибудь. Резко перенеся вес тела, он внезапно оказался на нижней ветке, испуганно скрючившись и схватившись за нее.

– Великолепно! – похвалил Николас, отпустив руку Эмилин, чтобы поаплодировать героизму мальчика. – Храбрый парень. Ну, теперь спускайся еще ниже. Да, сюда. Здесь уже легче.

Эмилин слушала, как барон руководит действиями ее брата, благодарная за его терпение и выдержку. Невольно вспомнилось, как она сама с ужасом цеплялась за каменистый край ущелья, целиком полагаясь на советы Черного Шипа.

Внезапно и страх за брата, и все внимание к нему куда‑то улетучились, изгнанные неожиданным и поразившим ее открытием. Эмилин повернулась и впилась взглядом в барона.

Прохладный зеленый свет заливал его голову и плечи, как будто он стоял под вращающимся куполом, составленным из отдельных кусочков тонкого зеленого стекла. Глядя на его подбородок и на густые и длинные, словно крылья черной бабочки, ресницы, Эмилин прищурилась и постаралась представить на этом лице бороду.

Кристиен уже с большей уверенностью сполз на нижнюю ветку и приближался к ним, вереща, словно белка. Но Эмилин едва слышала его: все ее внимание было сейчас сосредоточено на лице барона.

Николас со смехом взглянул на нее сверху вниз.

– Клянусь Святым Георгием, мальчишка уже вовсе не желторотый птенец. Как он лихо все это проделал! – голос барона звучал тепло, в нем слышались и юмор, и гордость. В окружающем живом свете глаза его сверкали в обрамлении черных ресниц и казались зелеными, словно та краска из крушины, которой она только сегодня утром расписывала книгу. Вернее, серо‑зелеными. Цвета мха, покрывшего камень.

– Святая дева! – не удержавшись, промолвила Эмилин.

– Ах, господи боже! – Услышав этот возглас, девушка оторвала взгляд от Николаса и увидела Тибби, спешащую к ним через сад с малышом Гарри на руках. Годвин и Изабель не отставали от нее.

– Мальчик в полном порядке! – объявил Николас, отступая в сторону от Эмилин. Кристиен спрыгнул на землю, гордо улыбаясь. Тибби метнулась вперед, пряча его под свое крылышко.

Словно в тумане, Эмилин слышала, как Тибби бранит Кристиена и Изабель. Слышала она и то, как Годвин читает мальчику лекцию об искусстве лазанья по деревьям и благодарит барона за помощь. Пока слова витали вокруг нее, словно сорванные ветром листья яблони, она стояла молча и неподвижно, глядя, как Тибби и Годвин направляются вместе с детьми к воротам сада.

Николас молча стоял рядом под зеленым шатром. Эмилин повернулась, чтобы еще раз взглянуть на него. Листья отражались в его глазах, как будто свет проникал сквозь изумруды. Он взглянул на нее сверху вниз слегка озадаченно.

– Вы идете в дом, мадам?

– Ваши глаза, – наконец смогла произнести она. Его улыбка внезапно померкла.

– Мои глаза? – Он резко поднял голову, глядя на крону дерева. Потом снова перевел взгляд на Эмилин – абсолютно зеленый, глубокий, полный чувства и понимания.

– Зеленые… – Она глубоко вздохнула. И голова ее закружилась от аромата яблок. Вовсе не серые. Зеленые. Глаза Черного Шипа. И голос, и руки, и дыхание около ее уха – все принадлежало Черному Шипу, и все волновало ее до дрожи.

Он снова взглянул на нее и поднял бровь. Все сомнения рухнули моментально – от одного этого движения, одного взгляда. Эмилин смутно осознавала, что невольно выдала себя. Но какое это имеет значение? Он даже не удивился. Казалось, он узнал ее без единого вопроса, так же, как и она его.

Внезапно ее охватил гнев, будто неожиданно налетели грозовые облака. Сердце громко стучало.

– Той ночью в солярии был ты, – выдохнула она. – Ты – Черный Шип. Он вздохнул:

– Леди, здесь не место…

– Какая же я дурочка! – почти закричала она. – Тупоголовая! Не видеть этого! – Подобрав юбки, она стремительно зашагала к дому, миновав, не замечая, прекрасные летние цветы, ароматные клумбы с лавандой и резедой. Она слышала за спиной его шаги.

Его рука сжала ее руку.

– Эмилин, – проговорил он.

Она резко повернулась к нему, не в состоянии мыслить размеренно. Открытие поразило ее. В гневе она попыталась вырвать руку.

– Эмилин, – снова начал он. – Я узнал тебя сразу.

– Но не сказал ни слова!

Смущение молнией промелькнуло среди туч гнева. С горящими щеками, сбивающимся дыханием она внезапно осознала, что была обманом вовлечена в этот брак, словно в ловушку. Выйдя замуж за Черного Шипа, она оказалась замужем за бароном.

– Зачем ты сделал это? – прошипела она.

– По необходимости, – спокойно ответил он. – Я так же могу задать вопрос «зачем». Эта монашеская одежда – слабая маскировка. Тибби и дети не могли не узнать тебя.

– Конечно, они знают правду, – возразила Эмилин. – Я просто надеялась, что ты… нет, барон не узнает меня. – Слова быстро и резко слетали с ее уст. Губы ее дрожали, а в глазах стояли слезы.

Избавление оказалось настолько внезапным, неожиданным и ошеломляющим – чувства словно перелились через край. Она подошла к нему со смущением почти болезненным.

Его глаза смягчились.

– Эмилин, я…

Неожиданно для себя самой она влепила ему пощечину. Испугавшись, зажала рот рукой. Он смотрел на нее, сжав губы, и румянец медленно заливал его щеку в том месте, где остался след ее руки.

Повернувшись, она заспешила по дорожке. Взбежав на ступени дома, с такой силой рванула тяжелую дубовую дверь, как будто та была сделана из сухих листьев, и исчезла за ней.

Николас бросился следом.

Его подкованные железом сапоги громко застучали по ступеням. Впереди слышалось шуршание ее платья и звук шагов – уже наверху. На последнем повороте лестницы он успел заметить, как она проскользнула в ближайшую незапертую комнату. Это была его комната. Дверь с такой силой захлопнулась перед самым его носом, что волосы, словно от порыва ветра, отлетели назад. Раздался звук задвигающегося засова.

– Открой! – закричал Николас, стуча кулаком в дубовую дверь. Если Эмилин не отодвинет засов, не поможет ничего, кроме тарана. Повернувшись, он метнулся к двери в солярий. Заперто. В бешенстве стукнув кулаком, Николае вернулся обратно. – Ради всего святого! – взывал он, молотя в дверь. – Открой! – Внутри что‑то загрохотало, и дерево завибрировало под его рукой. С проклятьем Николас уперся обеими руками в дверь и уткнулся в нее лбом.

Худшего момента для разоблачения нельзя было придумать. Тогда, после ссоры с Уайтхоуком, барон твердо решил открыться Эмилин, но был вынужден уехать и отсутствовал дольше, чем предполагал. А едва он вернулся, пришло письмо от аббата Вистонберийского с просьбой срочно прислать отряд в Арнедейл.

Сейчас, в такой спешке, он не имел ни времени, ни сил для объяснений, обид и сцен. Люди Уайт‑хоука, писал аббат, начали с новой силой свои нападения на жителей долины. Аббат выражал надежду, что барон сможет переговорить с графом и как‑то смягчит его до тех пор, пока епископ не пришлет того, кто сможет установить мир.

Сейчас воины барона как раз готовились к отъезду. Он и сам этим занимался, пока не услышал взволнованные голоса, доносившиеся из сада. Сквозь небольшое окошко в коридоре до Николаса доносился топот и ржание лошадей, крики воинов и тихое позвякивание доспехов, конской упряжи и оружия. А он еще даже не надел кольчугу и не отдал сенешалю распоряжений на время своего отсутствия.

Барона отвлекло от мрачных мыслей едва заметное движение за спиной. Повернувшись, он увидел леди Джулиан и леди Мод, в изумлении глядящих на него с порога своей комнаты. Он метнул на них бешеный взгляд, и женщины застыли от неожиданности.

Гром небесный, ну и дал же он повод почесать языки! Но что сделано, то сделано, и поправить уже ничего нельзя. Хуже, чем разрушенная стена Уайтхоука. Николас снова яростно забарабанил в дверь.

– Открой!

– Ни за что! – раздалось изнутри. – Свинья! Подлец!

Леди Джулиан едва не лишилась чувств, услышав подобные выражения из уст монахини. Мод втащила мать обратно в комнату. В сумрачном сводчатом коридоре воцарилась напряженная тишина.

Николас снова постучал в дверь, уже тихонько.

– Леди, – вполголоса произнес он, пытаясь сохранить остатки самообладания, – впустите! Если не впустите, мне придется объясняться с вами отсюда, из коридора. Тогда все в замке узнают, что происходит между нами. – Он подождал, ощущая, как тяжело бьется сердце.

Через несколько мгновений задвижка скрипнула. Николас открыл дверь, и в этот самый момент о косяк двери стукнулся кувшин и разлетелся на мелкие бело‑голубые кусочки.

Плотно закрыв за собой дверь, барон носком сапога дотронулся до осколков.

– Миледи, ваш нрав неуемен, а цель весьма плачевна. Вы едва не пробили мне голову шахматной фигурой в Эшборне и едва не лишили мужества, попав стрелой в лесу.

Эмилин стояла у камина, сжав кулачки.

– Как бы я была благодарна Богу, если бы не промахнулась там, в лесу! Если бы стрела попала прямо в твое черное сердце!

– Это правда? – Николас шагнул ближе.

– Конечно! – Эмилин уклонилась и повернулась к нему спиной. – Как ты мог поступить так? Я думала, Черный Шип – мой муж – в долине, защищает ее от Уайтхоука!

– Я вовсе не забыл об этих обязанностях, – просто ответил Николае.

Эмилин взглянула на него, прищурившись.

– Змея! Ты во всем лгал мне? – Схватив со стола серебряный кубок, она швырнула его на пол. С жалобным звоном он покатился, пока не застрял у камина. Она повела рукой вокруг себя.

– А это и есть тот самый «небольшой кусочек земли и домик», о которых ты мне говорил? Подходящая нора для змеи!

Николас поднял руку и медленно подошел к Эмилин.

– Не тебе говорить об обмане! Ты не монахиня, а я здесь барон, причем уже много лет. Я и сам признался бы тебе, кто я на самом деле, – в подходящий момент. – Она отступила от него, а он вытянул руку и выхватил у нее второй кубок, который также готов был оказаться на полу. Поставил его на стол и пристально взглянул Эмилин в глаза.

– Подходящий момент был, например, перед тем, как ты женился на мне!

– А ты вышла бы за меня, зная все это?

– Никогда! – выпалила Эмилин. Неожиданно в глазах ее сверкнула искра, как будто в темноте чиркнули кремнем. – Ax, конечно, милорд! Тайный брак вполне устраивал вас именно потому, что я и понятия не имела, кто вы на самом деле!

– Я не хотел обманывать, – спокойно и веско произнес Николсе. – Я собирался лишь защитить тебя от Уайтхоука и выполнить… – он замолчал, не готовый еще объяснить, почему он имел полное право жениться на ней. Пусть сначала привыкнет к тому, что только что узнала.

Эмилин с минуту холодно разглядывала его.

– Понимаю, почему я так поздно узнала в тебе Черного Шипа. Ты просто избегал меня!

– Я вообще мало времени проводил в Хоуксмуре этим летом, – осторожно попытался оправдаться Николас.

– Именно так. А когда и был здесь, старался держаться от меня подальше. Стоило мне войти в комнату, как ты удалялся или разговаривал со мной из‑за моей спины, в крайнем случае – при свечах.

– Чтобы обезопасить нас обоих, леди. А, кроме того, не забывай, что едва я подходил ближе, ты сию же минуту отворачивалась, чтобы я не понял, кто ты на самом деле. У меня не было выбора – только общаться с этим чепцом. – Николас подошел и снял монашеское покрывало.

– Мы оба вели себя глупо, – признала Эмилин. Она отступила в сторону. Но в эту самую минуту он схватил ее за руку, притянул к себе, будто она ничего не весила, и прижал к груди. Сквозь шерстяное платье ее тело казалось теплым и послушным, а сердце билось совсем рядом.

– Глупо то, что я люблю тебя? – Николас понимал, что то, что он сейчас шепчет, – самая глубокая на свете правда. Эмилин молча смотрела на него, потом, вздохнув, отвела взор. Николасу показалось, что в этом вздохе он чувствует тающий и улетучивающийся гнев.

Хотя Эмилин и сопротивлялась объятию, она невольно ответила на близость и движением рук, и движением тела. Выгнув шею, она заглянула в глаза любимому своими сияющими, словно голубые озера на солнце, глазами.

– Так кто же ты – Черный Шип или барон Николас?

– Оба, леди, и в обоих случаях твой муж, – тихонько ответил он.

– Оба, сэр, и неизвестно, где правда, – не могла успокоиться Эмилин.

– У меня много причин для обмана, милая, а у тебя лишь одна – украсть отсюда детей.

Она попыталась освободиться из объятий.

– Украсть? Да это моя семья! Скажите‑ка лучше, сэр, что вы сделали в Эшборне, как не похитили моих детей!

– Я выполнял приказ короля! – резко ответил Николас.

– Ну конечно! Выполнял приказ короля, и тут же наставил собственному папочке рога – при первой же возможности! – Оскорбление повисло в воздухе – яростное и тяжелое.

Николас едва сдержался.

«Да, – подумал он, – я люблю ее, но иногда она способна высечь гнев и из камня!»

Эмилин обиженно смотрела на него и порывисто, неровно дышала. На щеках ее расцвели яркие пятна – словно розы, глаза горели под густыми нахмуренными бровями. Николасу невольно вспомнилась раскрашенная скульптура гневного ангела, созерцающего жалкого грешника.

– Ты не человек чести! – обвиняющим тоном заявила Эмилин.

– И тем не менее ты моя жена! – парировал Николае. – Тебе бы больше понравилось быть моей мачехой?

– Ни той, ни другой! Я доверилась тебе, а ты меня обманул!

Какой‑то мускул едва заметно дрогнул на лице рыцаря.

– Я женился на тебе ради твоей же безопасности. Просто тогда я не мог открыто говорить об этом.

– Лучше бы я не встретила тебя в том лесу и сама бы заботилась о своей безопасности! – сквозь зубы процедила Эмилин.

Крепко сжав ее руку, он прижал ее еще ближе к себе – прижимал до тех пор, пока носками туфель она не наступила ему на сапоги.

– Видит Бог, – прошептал он, – ты сама сказала, что хочешь освободиться от помолвки, а я просто помог тебе сделать это. Ты моя жена, и вся эта комедия с переодеваниями закончена!

Голубой огонь в глазах девушки зажег ответную искру в его глазах – то пламя, которое он так упор подавлял в себе все это время. Прижимая к себе любимую, Николас не мог больше бороться с желанием и болью: так долго без нее, так часто рядом с ней. Он склонил голову и нашел губами ее губы.

Эмилин мгновение сопротивлялась, а потом со страстью отдалась поцелую. Губы ее дрожали. Николас слегка ослабил железную хватку, которой держал ее за руку.

Внезапно девушка прервала поцелуй и снова попыталась вырваться из объятий.

– Пожалуйста, не путай больше мои мысли. Я совсем не могу думать, когда ты обнимаешь меня.‑Голос ее утратил свойственные ему теплые нотки и звучал холодно и резко. – Как мы могли пожениться честно, если с твоей стороны все было обманом? Ты женился на мне вопреки своему отцу, используя против него нашу клятву.

– Нет, – горячо возразил он. – Нет! – Он взял ее за подбородок, мягкий и теплый, словно лепесток розы на солнце. Его ум тоже затуманился – от прикосновения ее тела, от гнева и обиды. – Мое предложение – не обман, Эмилин. Тайные клятвы – священный акт. Я не в силах нарушить его.

Закрыв глаза от его прикосновения, она отвернулась.

– Было бы честно освободить меня от клятвы, которую я дала по незнанию.

Николас едва сохранял спокойствие.

– Я не освобожу тебя, – мрачно произнес он.

– Ты не имеешь права, – прошептала Эмилин. – Я выходила замуж не за тебя, а за Черного Шипа.

– Всем моим поступкам существуют объяснения, милая. – «Боже, – подумал он про себя, – объяснение займет много времени». А его сейчас не было. Скоро Питер пришлет за ним. Николас удрученно помолчал. – Я все объясню тебе. Только позже.

Со двора раздался звук рога.

– Мои воины уже готовы к походу. – Барон выпустил Эмилин из объятий. Девушка пошла к двери, но на пороге обернулась.

– Тогда уходи, – печально проговорила она. – Можешь ничего не объяснять. Я не могу смириться с обманом. Не считай меня больше своей женой.

Николас вздохнул и провел руками по волосам. Он чувствовал себя так, как будто его высекли каким‑то невидимым хлыстом. Вместо того чтобы объясниться и просить прощения, он опять утаил правду, оставаясь верным своей скрытной натуре. Оба они позволили обиде и горечи руководить собой. Разбилось нечто драгоценное – вера Эмилин в Черного Шипа, в него самого. Теперь она будет считать его таким же лживым, как его отец.

Сжав зубы, он стукнул кулаком по ладони. Рог зазвучал снова. Он должен был признаться во всем, как только она появилась в Хоуксмуре. Больше того, нужно было собраться с силами и все рассказать перед их свадьбой. Тогда бы она внимательно выслушала его.

А теперь, когда обман повис между ними, словно огромная глыба льда, наверное, было уже слишком поздно. С усталым вздохом Николас потер лоб. Нужно хорошенько все обдумать – сейчас он не представлял, как вновь завоевать доверие Эмилин. Но он уже не сможет этого сделать: судя по письму аббата, он уезжает на несколько недель.

Когтистые лапы и жадные пасти тянулись к поверженным телам грешников. Над исчадиями ада стоял архангел и на весах взвешивал души умерших. Праведники восходили на небеса, осененные радужными крылами. А грешников тянула вниз тяжесть содеянного, лица их искажал крик – летели они прямо в лапы демонов.

Эмилин слегка отодвинулась, рассматривая роспись. Она едва заметила, что уже наступили сумерки и Годвин, закончив работу, ушел из часовни. Сегодня она не рисовала ангелов. Демоны значительно больше соответствовали ее настроению.

Солнце село, подали ужин, а Эмилин все работала и работала. Ей никого не хотелось видеть, и она так и просидела весь день в часовне, яростно водя кисточкой по стене.

У некоторых из демонов вдруг оказались темные, почти черные волосы и серые, словно сталь, глаза. Довольная свирепым выражением бородатого лица очередного жителя преисподней, художница взялась за следующего – с зелеными, словно мох, глазами и злорадной усмешкой. Она поставила его рядом с покрытым острыми шипами кустом боярышника.

Расправив затекшие плечи, Эмилин критически склонила голову. Но не смогла сосредоточиться на том, что вышло из‑под ее кисти. Голова была занята ссорой с Черным Шипом, нет – с Николасом.

Сознание того, что ее предали целиком и полностью, не давало жить. Гнев и слезы, мучившие с утра, к полудню превратились в глубокую и, в то же время, пустую печаль. Глаза распухли от слез. Чуть раньше она всхлипывала вслух, швыряя вокруг себя кисти, – так подействовал на нее стук копыт отряда, покидавшего замок. Годвин, смущенный и измученный ее поведением – она отказывалась объяснить его причину, – в конце концов – не выдержал и ушел.

Было уже почти темно, когда Эмилин спустилась с лесов и пошла к алтарю помолиться Святой Деве, умоляя о наставлении на путь истинный. Около алтаря на деревянной подставке стояли свечи, и знакомый обряд немного успокоил девушку. Она стояла, глядя на чистый огонек, и вдыхала запах воска и дыма.

Неожиданно скрипнула входная дверь и показалась невысокая плотная фигура Тибби.

– Ты здесь, девочка?

– Да, Тибби.

Нянюшка прошла по часовне.

– Годвин сказал, что ты работаешь так, как будто руки твои горят, и одновременно рыдаешь. – Встав на колени рядом с Эмилин, Тибби пробормотала короткую молитву, потом со значением подняла брови. – Скажи же мне, что случилось!

– Что ты имеешь в виду? – устало спросила девушка.

– Что я имею в виду! Все дамы в замке жужжат, словно пчелы над клумбой с маргаритками. Говорят, что вы с бароном кричали друг на друга в его спальне. Леди Джулиан, я слыхала, трепетала, словно рыба, выскочившая из воды, в дверях своей комнаты.

Эмилин вздохнула.

– Так, значит, уже все знают.

– Некоторые. Леди Мод и леди Элрис и Маргарет де Велль обсуждали за ужином. А когда ты не явилась за стол, поводов для разговора прибавилось. Леди Элрис полагает, что он хочет, чтобы ты стала его любовницей.

– Да? Это было бы слишком просто!

– Ну, значит, он понял, кто ты такая на самом деле.

– Еще хуже, – пробормотала Эмилин. – Барон – мой муж.

Тибби открыла рот.

– Святая Дева! Так сколько же их у тебя?

– Ах, Тиб! – Эмилин едва не рассмеялась. – Барон и тот лесник, за которого я вышла замуж, – один и тот же мужчина. – Она опустила глаза. – Мне стыдно признаться, что до сегодняшнего утра я не узнала его. Он раньше был каким‑то другим.

«С бородой и… добрее», – подумала она. Неясным и заботливым, с зелеными, словно листья крушины, глазами.

– А он узнал тебя в этом монашеском наряде? – Эмилин слабо кивнула.

– Ну, я так и думала. Всегда знала, что он не дурак, – Эмилин хмуро взглянула.

– Я думаю, что теперь наш брак недействителен. Он же предал меня.

– Брак есть брак, милая моя, если вы довели его до конца.

Покраснев, Эмилин вспомнила босые ноги в ручье и многое‑многое другое. Опустила голову, чувствуя себя беспомощной и опозоренной. Она бы и хотела, чтобы Тибби утешила ее – так, как она умела разрешать ее детские проблемы. Но Эмилин прекрасно понимала, что никто, кроме самого Николаса, ей помочь не в силах.

Тибби поднялась и отошла на несколько шагов, потом вернулась, задумчиво нахмурившись.

– Честно говоря, твой барон удивляет меня. Он старше и не должен бы действовать опрометчиво. Но я не могу плохо думать о нем – он слишком хорош с детьми. Мне кажется, у него верное сердце. Помолчав и подумав, Тибби продолжала: – Насколько я понимаю. Господь послал тебе замечательного мужа. Ты бы предпочла графа?

– Ты хочешь сказать, что пути Господни неисповедимы, – со вздохом признала Эмилин.

Тибби энергично закивала.

– Он найдет способ освободить тебя от Уайтхоука. А барон, не барон – это твои личные проблемы.

– Всего лишь проблемы? – воскликнула Эмилин. – Меня обманом заставили выйти замуж! Я не хочу быть женой барона!

– Иногда ты говоришь странные вещи. Не забывай, что он в то же время и твой лесник. Ты не поинтересовалась, зачем он тебя разыгрывал?

Эмилин опустила глаза.

– Нет, я была слишком зла, чтобы слушать объяснения.

– Ну ладно. Некоторые узлы трудно распутать. Человек он серьезный. Значит, и причина должна оказаться серьезной. Все это, должно быть, вопрос чести.

Эмилин искоса взглянула на Тибби.

– Но я даже не знаю, куда он сейчас поехал и когда вернется.

– Поговаривают, что в Арнедейл по просьбе аббата, добиваться мира с Уайтхоуком. Граф снова начал нападать на фермеров в долине. Грозится спалить их всех до основания. – Тибби покачала головой. – Лучше бы он позаботился о спасении своей души и забыл о помолвке.

– Уайтхоук упрям, злопамятен и мстителен, – ответила Эмилин. – О, милостивый Боже! Что, если начнется побоище между войсками Николаев и его отца?

Тибби с любопытством взглянула на девушку.

– Ты боишься, что с твоим бароном что‑нибудь случится? Мужчины дрались и будут драться за землю и богатство, словно дети малые из‑за сладостей, и женщины ничего не смогут с этим поделать. Доверься Богу – он защитит твою любовь, милая. А если уж бояться – так того, что сделает его отец, когда узнает о вашей свадьбе.

– Я в полной растерянности, Тиб, – призналась Эмилин.

Нянюшка похлопала ее по руке.

– Понимаю. Но тебе остается только ждать. Не позволяй гневу разорвать священную нить между мужем и женой.

– Я не чувствую никакой связи с бароном, – пробормотала Эмилин. – С лесником, кажется, чувствовала, но сейчас уже и в этом не уверена.