Глава 16. – Тебя еще не хватало! Убирайся отсюда

– Тебя еще не хватало! Убирайся отсюда! – Уайтхоук тяжело подошел к камину, со злостью пнув ногой кота, пригревшегося у огня. Слуга поспешил на помощь гостю, но кот выгнул спину и зашипел, а потом, словно молния, бросился наутек. Слуга за ним. Уайтхоук, ворча, занялся своим утренним бокалом эля, с шумом глотая и вытирая рот рукой. Сквозь узкие окна в зал проникал свет, и доспехи графа ярко блестели в его лучах.

Николас развалился в просторном кресле с высокой спинкой, вытянув вперед ноги. Он страдал и от головной боли, и от вчерашнего смешения вин, и от ссадин на голове – хорошо хоть, они не видны под волосами. Судя по количеству выпитого за ужином, у его отца голова должна была болеть еще сильнее, но тот не выказывал никаких признаков недомогания, кроме раздражения.

Лениво потягивая из серебряного кубка разбавленный эль, Николас с некоторым интересом наблюдал за происходящим в зале. Вздумай кот забрести в главный зал, никому и в голову не пришло бы гнать его оттуда. И леди Джулиан, и остальные дамы любили кошек, а дети обожали возиться с котятами, которые жили в солярии. Однако Уайтхоук признавал лишь собак и ястребов.

Хью де Шавен вошел в зал как раз в ту минуту, когда кот выскочил за дверь. За ним шествовала породистая гончая. Разумеется, между собакой и кошкой тотчас же завязалась битва. Николас прикрыл глаза и принялся растирать виски, стараясь не обращать внимания на поднявшийся шум: лай, мяуканье и шипение.

Шавену явно было страшно неудобно двигаться в тяжелых доспехах, но при помощи плаща ему удалось прогнать кота за порог. С довольным видом он захлопнул за ним дверь.

– Чертов прилипала! – пробормотал Уайтхоук, подливая себе зля. – Взгляни, как блуждают его глаза. Не удивлюсь, если окажется, что он способен видеть сразу две двери. Не могу понять только, как ему удается владеть оружием?

Николас открыл мутные глаза.

– Взгляд Шавена особенно нетверд, когда он устает, – заметил он. – Но ведь именно вы сделали его начальником своего гарнизона, милорд.

Граф недовольно хмыкнул.

– Иногда этот подлец очень хитер, хотя в последнее время разум явно покинул его. Николас взглянул на отца.

– Что вы имеете в виду?

– Да то, что леди не найдена, а лесной дьявол не пойман.

– Кот изгнан, сэр, – торжественно доложил Шавен, подходя.

– Вижу, идиот, – отрезал Уайтхоук. – Бесовское отродье эти кошки. Должно быть, пролез сюда из конюшни. – Он допил эль и вытер рот тыльной стороной ладони. Гончая подошла и села рядом с графом. Черный железный ошейник очень гармонировал с его темными доспехами.

Шавен снял кожаные рукавицы, засунул их за пояс и откинул шлем. Коротко подстриженные темные волосы прилипли к мокрому лбу, а пот и грязь от быстрой скачки ручейками стекали по небритому лицу. Барон знал, что Уайтхоук посылал Шавена и еще нескольких воинов, чтобы те с раннего утра прочесали все леса и болота. Знал он также, кого они искали.

– Приветствую, Хью! С приездом! – сквозь зубы протянул Николас. – Угощайся, в кувшине холодный эль. Шавен налил полный бокал и залпом выпил.

Глаза его при этом заметно косили. Собака настороженно стояла рядом, расставив передние лапы, и, глядя на барона, начала негромко рычать.

– Ну, в чем же, черт возьми, теперь дело? – раздраженно прокричал Уайтхоук. – Кота же нет!

– Понятия не имею, сэр, – отмечал Шавен. – Спокойно, Айво!

Никола сидел очень тихо. Каждый мускул его сейчас был напряжен.

– Эй, сидеть! – скомандовал Уайтхоук, стараясь перекричать все усиливающееся рычанье пса. – Айво, сидеть!

Собака бросилась на Николаев. Шавен схватил ее за ошейник, пытаясь оттащить, и едва не поранив руки острыми железными шипами.

– Убери его! – приказал Уайтхоук. Шавен с трудом оттащил пса в противоположный конец комнаты, поручил его дрожащему от страха слуге и вернулся к рыцарям.

– Ко всем чертям, я совсем ничего не понимаю! – проворчал граф, поворачиваясь к Николасу. – Ну вот. Мы приехали в Хоуксмур потому, что где‑то недалеко отсюда исчезла леди Эмилин, и мы только что еще раз разыскивали ее по всей долине. Но ты ведь все последнее время провел на юге в обществе нашего доброго короля, – граф подчеркнуто произнес каждое слово, сверля сына взглядом, – и не знаешь ничего с тех самых пор, как Шавен умудрился потерять мою невесту.

– Граф, ее похитил Зеленый Рыцарь, а вовсе не я потерял, – запротестовал Шавен.

– Твое нытье ничего не изменит, – отрезал Уайтхоук. – Она исчезла. И моя помолвка превратилась в издевательство. Расскажи моему сыну, как это было.

Шавен устремил нетвердый взгляд на Николаев.

– Вы, конечно же, слышали рассказы о Зеленом Рыцаре здесь, в долине, милорд.

– Да, – медленно произнес Николас. Он допил эль и снова потянулся к кувшину, – Я слышал эти сказки.

– Скорее всего, именно он виноват в исчезновении леди Эмилин. Мы уже встречали его после того, как он отбил ее у нашего конвоя. А однажды даже чуть не поймали, – продолжал Шавен.

– Избавь нас. Господь, от дураков, – презрительно заметил граф. – Они схватили крестьянина, разряженного, как Зеленый Джек, для Майского праздника. Карманы его были полны сладостей.

– Но вы тоже признались, что верите в демонов» милорд, – отвечал Николас.

– Несомненно, исчадья ада существуют. Лишь на прошлой неделе нам довелось иметь дело с таким существом – оно разрушило мою новую крепостную стену, – признался граф. – Но Хью, однако, настаивает, что это был всего лишь человек.

– Зеленый негодяй, разрушивший крепость, – тот же самый, которого мы преследовали по болотам около Кернхэма. Он вовсе не дьявол, хотя и исчезает, подобно дьяволу, каждый раз, как мы видим его, – объяснил Шавен. – Он потрясающе владеет луком. И я все‑таки думаю, что это человек.

– Ну, в таком случае, им все равно движет дьявол. Ему подчиняется молния. Стена моего замка разрушилась по его приказу. Никто из смертных не способен на такое.

Николас прервал разглагольствования:

– Вы имеете королевское разрешение на строительство? Эта земля принадлежит Хоуксмуру, как вам прекрасно известно.

Уайтхоук густо покраснел.

– Сейчас не время для королевских предписаний. Джон помешался на заговоре баронов. А этот клочок земли вовсе не твой, а твоей матери – следовательно, мой. И давай на этом закончим препирательства.

– По этому вопросу наши взгляды не совпадают. Но, кажется, вы изволили упомянуть, что стена разрушена?

– Большая ее часть превратилась в кучу мусора, – отвечал граф. – Но я найду другое место для строительства. Эта просека, похоже, заколдована.

– Господин граф, – настойчиво вмешался Шавен, – я еще раз повторяю вам, что это человек.

– Я уже слышал все, что ты можешь сказать. Но можешь повторить еще раз. – Уайтхоук повернулся к Николасу. – Если бы я не был полностью убежден, что все это во власти дьявола, то с интересом послушал бы.

Шавен откашлялся.

– Милорд, – начал он, обращаясь к Николасу, – в последнее время я очень много думал обо всех происшедших событиях. Лорд Уайтхоук имеет злейшего врага в лице Лесного Рыцаря.

– Шавен, ближе к делу! – не выдержал граф. – Иначе тебе потребуется целых две недели, чтобы изложить свою байку. Его белая грива метнулась к Николасу. – Хью полагает, что вернулся Черный Шип.

– Неужели? – удивился барон. Карие глаза Шавена с трудом сфокусировались на лице Николаса.

– В долине Арнедейл Лесного Рыцаря зовут и другим именем, милорд! Охотник Торн, или Черный Шип.

Николас уставился в золотистую жидкость в своем бокале, приказывая себе сохранять спокойствие.

– Так вы считаете, что Черный Шип и есть Лесной Рыцарь?

– Мои люди видели леди Эмилин с человеком – лесником или крестьянином, вооруженным большим луком. Она явно была его пленницей. Воины хотели освободить ее, но он убил одного из них. По описаниям он напоминает Черного Шипа. И в то же время Лесной Рыцарь препятствует свободному передвижению наших отрядов по долине – точно так, как это делал Черный Шип. И исчезать они умеют одинаково – растворяются, словно дым. Именно так исчезли неделю назад леди Эмилин и этот человек.

Уайтхоук потер короткую белую щетину на подбородке.

– Крестьяне упорно настаивают на смерти Черного Шипа, но трупа его никто никогда не видел.

– Но ведь о нем не было ни слуху, ни духу в течение целых восьми лет, – заметил Николае, сжимая кубок.

– Скорее всего, он почел за благо на какое‑то время прекратить свои налеты на графа, – пояснил Шавен. – Возможно, он путешествовал или воевал во Франции или Святой земле, или обзавелся семьей и где‑то тихо жил. – Он пожал плечами. – Но сейчас он снова вернулся, чтобы лишить нас покоя. Если Черный Шип и есть тот самый Лесной Рыцарь, тогда мы имеем дело не с дьяволом, а с человеком, – А если это существо – дух, привидение? – снова тихо спросил Николас.

Уайтхоук сжал губы и нахмурился.

– Ну, тогда, видит Бог, я постараюсь держаться подальше. Он охотится за душами? Придется прислать священника, чтобы тот определил суть Лесного Рыцаря. – Граф в упор посмотрел на Николаса. – Но если Черный Шип жив, тогда мне придется сражаться сразу с двумя врагами: с человеком, с которым бороться мне вполне по силам, и с демоном, с которым вступать в спор бессмысленно. Нет никакого сомнения в том, что леди Эмилин сейчас в плену у одного из них. Был момент, когда мои люди решили, что она умерла, но этому не нашлось достаточного подтверждения. Мы скоро найдем ее.

– Вы полагаете, что Черный Шип снова бросил вам вызов? – Николас перевернул кубок и начал самым тщательным образом изучать клеймо.

– Возможно. – Уайтхоук грузно повернулся в кресле. – Святые небеса! Когда я был моложе, у меня хватало сил и злобы, чтобы сражаться с этим щенком. Но теперь, – он тяжело пошевелил кованым сапогом, – у меня нет ни малейшего желания возиться с этим мошенником. Если он где‑то поблизости, то хочу, чтобы он как можно скорее сдох, и дело с концом. – Граф внезапно выпрямился. – Шавен! Найди их! Злодея и девчонку.

– Конечно, милорд! Мы не прекращаем поисков. Уайтхоук презрительно фыркнул.

– Наверное, было бы больше пользы, если поручить это дело собакам. Возможно, я еще и сделаю это.

Николас поставил кубок на стол. Какое‑то странное покалывание не позволило ему больше сидеть молча. Он встал.

– Милорд! – решительно произнес он. – Нет никакой необходимости продолжать поиски леди Эмилин.

– Почему? – пораженно рявкнул Уайтхоук. – Что ты знаешь обо всем этом?

Николас выпрямился, расправил плечи и заставил себя смотреть прямо в пустые и холодные голубые глаза отца.

– Она вышла замуж за другого. Уайтхоук с минуту стоял неподвижно.

– Что? – наконец прорычал он.

– К тому времени, как король Джон дал своё согласие на ваш брак, она уже была помолвлена с другим. Право первенства!

Граф сощурился. На щеках его появились красные пятна.

– Поясни! – потребовал он.

– Леди Эмилин несколько недель назад стала моей женой.

Шавен едва не задохнулся.

– Этого не может быть!

Уайтхоук шагнул вперед, в упор глядя на сына.

– Поясни! – опять механически повторил он.

– Я уже давно в долгу перед Роже Эшборном. В качестве ответного шага четыре года тому назад я просил руки его дочери, – произнес Николае. – Тогда свадьба не могла состояться из‑за молодости невесты – она еще находилась на обучении в монастыре. А, кроме того, отлучение Папой Римским Англии от католической церкви не позволило тогда совершить обряд. Позже барон Роже скончался, а наследник не имел возможности выполнить договор.

Он замолчал, ожидая, пока отец сумеет воспринять сказанное. Взгляд его перешел на Хью, который невольно скользнул рукой по пустым ножнам.

– Останови свою руку, кузен, – предупредил он, – твой меч отдыхает под присмотром начальника караула!

В тишине раздался резкий звук: бокал графа упал на пол, пиво вылилось пенистой струёй.

– Что ты натворил? – наконец обрел голос Уайтхоук. – Ты предал меня! Стать рогоносцем по вине собственного сына!

В какое‑то мгновение казалось, что Уайтхоук сейчас нападет на Николаса и придушит его. Но что‑то удерживало графа, хотя и лицо, и шея его напряглись и покраснели, а глаза превратились в почти белые льдинки.

Николас спокойно стоял лицом к лицу с отцом. Его волнение, напряжение и страх проявлялись лишь в резком дыхании да нервном подрагивании тонких ноздрей. Он сжал кулаки.

– Я женился на ней как первый, с кем она была обручена. Она убежала от конвоя только для того, чтобы избежать свадьбы с вами. Поклялась, что не вернется, и приняла решение похитить из этого дома своих братьев и сестру. А я ни секунды не сомневался в том, что когда вы найдете ее, то будете обращаться с ней не как со своей нареченной, а как с испорченным товаром.

– Именно так! Я бы швырнул ее в монастырь и запер до конца жизни за то, что она посмела так опозорить меня! И видит Бог, я еще могу это сделать!

– Сейчас леди Эмилин под моей защитой, – спокойно возразил Николае.

– Так это ты и отбил ее у конвоя! – продолжал обвинения Уайтхоук. – Вовсе не лесное чудовище и не Черный Шип. – Хью попытался было что‑то возразить, но Уайтхоук ледяным взглядом заставил его замолчать. – Это ты был с ней возле водопада и убил там одного из моих воинов?

– Но, сэр, конвойные сразу узнали бы барона, – вмешался Шавен. Он взглянул на Николаев. – А она ничего не говорила вам о леснике? Где вы нашли ее?

– Она заблудилась в лесу после того, как убежала от конвоя. Ее нашли крестьяне и помогли ей.

– Выходит, вы прекрасно знаете тех, кто помогал девчонке. И сможете навести нас на след Черного Шипа.

Николас лишь пожал плечами.

Граф не выдержал:

– Ради всего святого, где же она сейчас?

– В полной безопасности, и судьба ее никоим образом не должна вас больше волновать.

– Будь уверен, я еще разберусь в правомерности твоих действий. А девка эта, без сомнения, сможет поведать нам много полезного о Черном Шипе. Лучше отдай ее добром, иначе я сам доберусь до нее. Но почему же она убежала тогда?

– У вас слишком крепкая репутация замечательного мужа, – сквозь зубы процедил Николас.

– Чертов парень! – Лицо графа потемнело, даже стало заметно, как покраснела кожа у корней белоснежных волос. – Ты достойный сын своей матери; раз смеешь со мной так разговаривать! Я обманут! – В ярости он стукнул кулаком по столу. Шавен же в испуге отскочил.

– Я еще раз повторяю: не извольте больше беспокоиться о судьбе леди Эмилин, – проговорил Николас. – Уверен, что она сама никогда вас не интересовала, а вздумали жениться на ней вы лишь из‑за Эшборна.

Уайтхоук повернулся и долго молча смотрел на Николаса. Но и Николас не спешил отвести взгляд.

– Эшборн останется моим, – наконец прервал молчание граф, – никакое предательство не сможет этого изменить.

Он скрестил руки на груди и уселся на край стола. Дыхание его становилось все более затрудненным и шумным. Он медленно покачал головой. Потом провел ладонью по липу и волосам.

– Что ты скажешь на это, Хью? Никто теперь не убедит меня в том, что король разрешил эту помолвку в награду за мою преданность, а не для того, чтобы поиздеваться над Хоуквудами!

Шавен нервно кивнул.

– Нечего возразить, милорд!

– Поскольку король, без сомнения, знал о моей помолвке, подобный поступок, конечно, не случаен, – заметил Николае. – Но так как первая помолвка обладает преимуществом, то, сэр, кто же кому пытался наставить рога?

Глаза Уайтхоука превратились в щелки.

– Своим поступком ты уже отплатил за любую возможную несправедливость. Как же ты, должно быть, ненавидел меня в тот самый день, когда сопровождал в Эшборн! – неожиданно добавил он.

Николас не сказал ни слова, пытаясь сохранить самообладание.

Уайтхоук взглянул на Шавена.

– Эта леди действительно хороша, Хью. Ладное тело, огонь в голосе и в движениях. Я думаю, что лишь похоть заставила меня принять эту помолвку. Хотя достаточно скоро она показала свой нрав. – Он засмеялся коротким лающим смехом. – Ты сделал плохую партию, Николас. У нее ни приданого, ни земли; лишь предатель‑брат да целый выводок никому не нужных детей. А что до ее красоты – все равно со временем она превратится в сварливую бабу, которая будет, не переставая, пилить мужа. Я рад, что избежал этого.

Николас молчал, кусая губу. Уайтхоук продолжал:

– Ну, предположим, что это все к лучшему. Я получил земли, избавившись от девчонки. Но все равно – то, что ты сделал, достойно порицания.

– Человек, который строит на чужой земле или присваивает чужие доходы, не имеет ни малейшего права судить о том, что предосудительно, а что нет, – не выдержал Николас. – Человек, чья жена умирает позорной смертью, не должен судить других.

Уайтхоук резко вздохнул.

– Во всем, что я делал, не было моей воли и желания. Измену нельзя простить.

– Прощение – вообще трудный урок. Я уже знаю это.

– Теперь я, по крайней мере, не сомневаюсь в том, что представляет из себя мой сын и наследник. Но ведь прежде это не было так определенно? – Уайтхоук искоса взглянул на Николаса.

Тишина в комнате казалась ледяной, как зимний рассвет.

– Нет, милорд, – наконец проговорил барон. – Но чем определяется отцовство? Доверием. Верой. Любовью. А с этими добродетелями вы совсем не знакомы. – Он насмешливо поклонился.

– Я уже говорил, что ты в точности напоминаешь свою мать. Фальшь у тебя в крови.

Граф поднялся и взял со стола свои кожаные перчатки. Потом нарочито медленно начал их натягивать.

– Мы уезжаем сию же минуту, – приказал он холодно. – Когда я все обдумаю, то непременно переговорю с королем. Возможно, потребую возмещения убытков. Или вызову тебя на рыцарский поединок до смертельного исхода. Ты услышишь о моем решении. Имей также в виду, что от меня ты не получишь в наследство и горелой соломины. А пока, я уверен, вне зависимости от всего прочего, нападения на моих людей этого зеленого дьявола, или Черного Шипа, или черт знает, как его зовут, прекратятся. – Он сжал кулак. – Похоже, что будь он смертный или демон, этот Лесной Рыцарь обладает и большей смелостью, и большим великодушием, чем мой собственный сын. Пойдем, Хью.

Резко повернувшись, Уайтхоук вышел из зала. Черный плащ развевался, открывая мощные ноги, оружие воинственно звенело. Когда он открыл дверь, то столкнулся лицом к лицу с леди Джулиан, которая как раз собиралась войти.

– Бертран, – вежливо приветствовала она.

– Добрый день, Джулиан, – резко ответил он и с шумом захлопнул за собой дверь.

Графиня явно смутилась от подобной нелюбезности.

Шавен кивнул Николасу.

– Мои поздравления, кузен, – тихо и быстро произнес он. – Твоя жена хоть и бедна, словно церковная мышь, но все равно очень лакомый кусочек.

– Еще слово о ней, и я заставлю тебя проглотить твой язык, – прорычал Николае. Хью улыбнулся.

– Позволь еще лишь поблагодарить за то, что ты расчистил для меня путь.

– Ах да! Как кузен по отцовской линии, ты надеешься, что все наследство теперь перейдет к тебе. Добро пожаловать, Хьго! Ты достойный наследник состояния Уайтхоука!

Шавен сначала растерялся, но вскоре угрожающе сдвинул брови, поняв насмешку и оскорбление. Он метнулся прочь, на ходу лишь коротко кивнув графине.

Леди Джулиан остановилась рядом с Николасом в тот момент, когда Шавен хлопнул дверью, и сложила руки над крестом, висевшим на груди. С участием взглянула она на племянника.

– Еще одна размолвка с Уайтхоуком? На сей раз, кажется, серьезная. Могу ли я чем‑то помочь, Николас?

– Нет, – пробормотал тот, сжав губы.

– Сегодня вечером надо будет накрывать парадный стол?

– Вряд ли. Уайтхоук уезжает немедленно.

– Вижу. Больше того, в ярости и спешке.

– Да. На это есть причины. – Николас взял свой кубок и отпил из него.

– Зачем он примчался сюда вчера? – с тревогой спросила леди Джулиан.

Николас сделал еще глоток. На сегодня с него уже достаточно признаний в грехах, да и голова раскалывается. Ему необходимо рассказать тетушке о своей женитьбе, но с этим можно и подождать.

– Зачем он приезжал?

– Чтобы поставить меня в известность, что они продолжают разыскивать в долине Лесного Рыцаря.

– Я подозреваю, что, кроме этого, он еще продолжает разыскивать свою невесту. Вчера вечером он обмолвился, что как только сможет отыскать ее, сразу заточит в монастырь. Я не могу согласиться с его методами, но другие в этой ситуации высекли бы девушку или сделали еще что‑то худшее, имея на то полное право. Монастырь – это милостивое наказание.

– Ее не найдут. А он не захочет принимать на свою душу еще одну женскую смерть, – мрачно ответил барон. – Он основал монастырь, возложил на себя епитимью и считает, что этого вполне достаточно.

– Достаточно ли, Николас? – тихо спросила леди Джулиан.

Он повернулся лицом к огню. Профиль его казался чистым и решительным.

– Я вовсе не карающий архангел. И не мне судить об этом.

Леди Джулиан положила ладонь на руку племянника.

– Если то, что нам дорого, отнимется у нас в одном, оно непременно вернется в другом. Это один из самых милосердных законов Господа.

Николас улыбнулся, но улыбка получилась печальной.

– Да. Вот и вы стали мне матерью вместо вашей сестры. Я благодарен вам за это.

– Ты так похож на Бланш – ее глаза, ее губы. Это благословение – видеть в тебе ее красоту. Но и Уайтхоук очень заметен. Я всегда вижу его в тебе.

Николас рассмеялся коротким и злым смехом.

– Но отец‑то этого сходства не видит. – Как будто какая‑то тяжесть навалилась на плечи и грудь:

барон закрыл глаза и потер лоб рукой. Теперь‑то уж отцовское презрение имеет, реальную почву.

– Ты поможешь разыскать девушку? – спросила леди Джулиан.

– Нет, – отказался барон. Какой‑то мускул дернулся на его лице, и он почувствовал, как против собственной воли заливается румянцем – особенность, явно доставшаяся по наследству от отца. Николас отвернулся. Как ни доверял он тетушке, ему не хотелось пока открываться перед ней. Молча смотрел Николас в огонь. Через минуту леди Джулиан тихонько извинилась и вышла из зала.

Николас уперся рукой в каменную стену, а другой рукой сжал серебряный кубок с силой, способной смять мягкий металл. Голова его была тяжелой и болела, огонь слепил глаза.

Он никак не мог заставить себя не думать об Эмилин, а после тяжелого разговора с Уайтхоуком – тем более. И все‑таки принес облегчение сам факт, что не нужно больше скрывать свою женитьбу. Он так устал от необходимости постоянно хитрить, что‑то выдумывать, кого‑то обманывать.

«Глупец, – думал он, – как же у меня хватило ума оставить ее в монастыре?» Уезжая в Лондон с Питером и половиной своего отряда, он чувствовал себя увереннее, зная, что Эмилин будет в полной безопасности до самого его возвращения. Неужели нельзя было догадаться, что она не сможет дождаться его?

Покачав в отчаянье головой, Николае допил остатки эля. Неожиданное появление Эмилин в его собственном доме совсем смутило барона. Он старался спрятаться, словно робкий олень от охотника, прекрасно зная, какое презрение испытывает Эмилин к Николасу Хоуквуду.

Без сомнения, Эмилин еще не узнала в нем Черного Шипа. Но он узнал ее даже в этом глупом чепце. Улыбка невольно промелькнула на лице барона. Наивна, словно ребенок, – неужели она надеялась, что в монашеском одеянии ее никто не узнает? Догадка мелькнула в его голове в тот самый момент, когда она взглянула на него с лесов в часовне. Позже, в солярии, он услышал характерную хрипотцу в ее голосе и увидел на пальце такое знакомое стальное колечко. А черные шипы на лозе рядом с бутонами розы, которые она нарисовала в книге? Он так благодарен ей за это!

Ее призвание к живописи оказалось неожиданным. За все время, которое они провели вместе, Эмилин ни разу не упомянула, что училась рисовать и занимается таким тонким и редким ремеслом, как роспись книг. Этот необычный дар заставил его еще больше гордиться тем, что именно его она выбрала в спутники.

Он должен и хочет любить Эмилин и оберегать ее от ударов судьбы, но в последнее время ему даже не удается быть рядом с ней. Он старательно зачесывает назад и приглаживает волосы, каждый день тщательно бреется, изо всех сил следит за голосом и манерой говорить и двигаться. Стремясь проводить побольше времени за пределами замка, он ездит на охоту, занимается делами поместья. Часто уезжает в долину, отсутствуя иногда несколько дней кряду.

Раз или два Эмилин взглянула на него прямо, с явным любопытством в голубых, с золотыми искрами, глазах. – В эти моменты у Николаев срывалось дыхание. Но маскировка оказалась более надежной, чем он сам предполагал: голос, одежда, тщательно приглаженные назад волосы, чисто выбритое лицо, ледяные серые глаза – ничто во внешности не напоминало Черного Шипа. Лишь прошлой ночью на мгновение Эмилин увидела его, но, конечно, подумала, что это сон.

Николас прекрасно знал, что его глаза имеют странное свойство изменять цвет: когда он в замке, окружен каменными стенами, одет в серое или черное, а тем более, закован в доспехи, глаза приобретают холодный серо‑каменный оттенок. Даже голубой камзол и плащ сохраняют этот цвет. Но среди зелени леса, когда солнце пробивается сквозь яркую листву, глаза становятся зелеными, словно мох.

Придирчиво глядя на себя и в зеркало, и в отполированный металл меча, и в воду тихого пруда, он понял, что цвет этот достаточно стоек. Глаза отражали окружающий мир и тщательно защищали его. У Черного Шипа глаза ярко‑голубые; у Николаев Хоуквуда – серые. Ни один смертный не в состоянии изменить цвет глаз – лишь небо может даровать эту способность.

В качестве Черного Шипа он не раз нападал на обозы и конвой Уайтхоука. Даже сейчас руки его сами сжимаются в кулаки при одном воспоминании о том, как его отец оскорблял Бланш, насколько жестоко он с ней обращался. Он был юн, пылок, нетерпелив, и месть казалась единственным лекарством там, где, скорее всего, помогли бы какие‑то иные средства.

Поначалу нападений на Уайтхоука казалось вполне достаточно. Но позже, когда борьба приобрела политическую окраску. Черный Шип против своей воли превратился в героя. Уайтхоук начал всерьез притеснять жителей Арнедейла, и Николас со своим обостренным чувством справедливости приобрел вполне определенный повод для борьбы с отцом. Черный Шип очень быстро завоевал горячие симпатии и восхищение жителей долины.

Еще ни разу никто не узнал в бароне Черного Шипа. Борода росла чрезвычайно быстро, а способный к изменению цвет глаз служил надежной защитой. Правду знали лишь Питер Блэкпул и Элрик.

Для жителей долины он был просто лесник Торн – человек с обычным именем, работающий на Вистонберийское аббатство. Действительно, в качестве барона он часто встречался с аббатом, чтобы обсудить состояние дел в долине. Даже аббат не подозревал правды.

Поначалу он совершал свои налеты в одиночестве, но скоро нашлись добровольные помощники среди крестьян, не согласных терпеть притеснения графа. Они нападали на обозы Уайтхоука и отбирали зерно, пиво, вино и – время от времени – ящик‑другой золота. Ничего не оставляя себе, они просто возвращали жителям долины отнятое у них же.

Граф становился все смелее в своих рейдах по долине, и пришло время, когда соседние бароны дали открыто понять, что они не могут смириться со столь наглым нарушением законов. Роже Эшборн оказался среди тех, кто вызвал Уайтхоука в суд и открыто высказал свое осуждение его алчности и бесстыдству. Втайне эти борцы за справедливость поддерживали одинокую смелость лесного отшельника.

Но явное недоверие и вражда, окружавшие графа, не подсказали королю наставить его на путь истинный и не облегчили процесс тяжбы о владении землей в Арнедейле. В королевской канцелярии документы по решению спора уже покрылись толстым слоем пыли, а жизнь тем временем сама подсказывала пути и способы этого решения.

Тайную жизнь Черного Шипа прервала тяжкая рана: вражеская стрела пронзила ему легкое. Тогда, восемь лет назад, прячась вместе с маленькой Эмилин, он наконец понял, к чему привел его гнев – из‑за него страдали невинные. Стрела, едва не лишившая его жизни, казалась карающей десницей свыше.

Долгие недели болезни и выздоровления под неусыпной заботой Мэйзри дали время для размышлений. Он был эгоистичен и импульсивен, виновен в открытом воровстве и глубоком позоре. В ярости к отцу он потерял способность здраво рассуждать, трезво оценивать реальную действительность и последствия своих действий. И, увидев опасный поворот на своем пути, Николае решил изменить маршрут.

Едва окрепнув после болезни, он отправился в деревенскую церковь и, исповедовавшись, признался в воровстве и поругании чести отца. Покаявшись, он отправил Черного Шипа на отдых. Тогда Элрик и распустил слух о его смерти, так быстро распространившийся по долине.

В конце концов, подчинившись настоянию баронов, король издал приказ, ограничивающий бесчинства Уайтхоука. Но когда его срок истек, граф потребовал судебного разбирательства, которое так и увязло где‑то в бюрократических коридорах Вестминстера.

Рейды по долине возобновились и со временем становились все серьезнее. Горели амбары и дома, вырубались леса. Хоуксмур, доставшийся Никола‑су от матери, находился под постоянной угрозой.

Однажды поздним вечером, сидя у огня, Николас и Элрик выдумали Лесного Рыцаря. С помощью Мэйзри изобрели костюм, первый, за которым последовало множество других, и наводящее ужас чудовище было готово. Видное сквозь густую листву, в густом тумане или далеко на вершине холма, оно действительно выглядело впечатляюще. Вооруженный боевым луком или топором, этот могучий защитник долины ни разу не был вынужден нападать.

Так просто: сам страх перед порождением дьявола парализовал. А Уайтхоук, к тому же, оказался страшно суеверным. Возможно, чувство вины за уже содеянное зло сделало графа таким чувствительным даже к самому отдаленному намеку на то, что он может попасть в ад. Страх перед Лесным Рыцарем оказался настолько сильным, что Уайтхоук сократил налеты и даже вывел часть своего отряда из долины.

Николас тяжело вздохнул и медленно отошел от камина. То, что происходит в долине, необходимо тщательно обдумать. Ведь даже сейчас Уайтхоук иногда появляется там. Возможно, не помешает, если Лесной Рыцарь еще несколько раз напомнит о своем существовании – хотя бы с почтительного расстояния.

Он прекрасно понимал, что скоро должен будет объясниться с Эмилин. И так обман зашел слишком далеко – она не заслужила его. Но в долину ехать необходимо. Так что пройдет еще примерно неделя, прежде чем он сможет поговорить с ней.

Несмотря на весь свой гнев, Уайтхоук удивительно спокойно воспринял известие об их свадьбе. Возможно, дело и на самом деле обстояло именно так, как он заявил: он был рад получить Эшборн без его хозяйки, у которой за душой ни гроша.

Николас был бы рад такому повороту событий, но он прекрасно знал, что отцу доверять опасно.