Встреча с Майклом

Дождь продолжался и на следующее утро, но я собиралась в Херес, где производят одноименное вино. Меня снова ждал мой велосипед, но мне ужасно не хотелось повторения пройденного. И хотя вчера мне удалось избежать сотрясения мозга, когда на меня чуть не свалилась ветка с дерева, я совершенно не собиралась рисковать. У меня болела попа, и поэтому я отказалась от намеченного плана и села на автобус.

Главное было узнать расписание автобусов. Женщина, сидевшая за стойкой администратора, убедила меня, что автобусы в Херес идут в десять пятнадцать и десять сорок пять. Я не сразу нашла дорогу и попала на автобусную станцию в десять шестнадцать. Автобус уже уехал, причем вовремя.

— Боюсь, вы опоздали, — сказал мне худой старик в поношенном плаще, потирая руки с явным удовольствием.

Он был из числа тех пенсионеров, которые любят болтаться в оживленных местах, то есть там, где полно скучающих и доведенных до отчаяния людей. Для таких, как он, это было единственным способом найти кого-то, с кем можно поговорить.

— Следующего автобуса не будет до одиннадцати двадцати пяти. Придется вам сидеть здесь и ждать его вместе со мной, — усмехнулся он.

Мне показалось, что он был доволен тем, что поймал себе попутчика, да еще в такой странной спортивной экипировке из лайкры.

Расписание автобусов, которое я увидела на стене, не соответствовало действительности. Следующий автобус до Хереса должен был появиться в одиннадцать пятнадцать, но еще один старикан клялся всеми святыми, что автобус прибывает ровно в одиннадцать. А о автобусе в десять сорок пять никто даже и не слышал. Как только я уселась, чтобы погрузиться в чтение газеты, ко мне подошел дедуля номер три.

— Так, значит, вы любите ездить на велосипеде… — начал он, кивнув в сторону моего доверху нагруженного велосипеда. — Знаете, а я сам раньше тоже катался…

И тут он поведал мне о том, как на своем горном велосипеде он каждое утро отправлялся в горы, как свежий воздух и свобода помогали ему отвлекаться от его грязной и нудной работы на заводе по розливу вина.

— Как я любил свой велосипед! Я заботился о нем так, как не заботятся о женщине. — Он вздохнул и задумался. В его взгляде я разглядела ностальгию. — Но потом врачи сказали, что у меня проблемы с сердцем, и мне пришлось забыть о моем увлечении.

Целых полчаса старикан травил истории о своих молодых годах, о своих любовных похождениях и о шальных выходках. Все это было очень нудно и неинтересно. Затем он заговорил о политике:

— Ближний Восток? Там такая неразбериха! А Афганистан! Это же кошмар! А организация «ЭТА»! Dios mio, это просто ужас какой-то!

Слава богу, автобус появился без десяти двенадцать, а в двенадцать ровно мы отправились в Херес.

Херес-де-ла-Фронтера — красивый древний город с богатой историей. Но прежде всего это родина хереса. Город знаменит также своими лошадьми, ну и, конечно же, фестивалем фламенко. В Хересе родился генерал Мигель Примо де Ривера, совершивший в 1923 году государственный переворот, избежав при этом кровопролития. Он сумел удержать власть в своих руках в течение шести лет. Мигель Примо де Ривера принадлежал к старому андалусскому роду. Он любил женщин, лошадей, вино и корриду и был настоящим мачо. Его новое государство, как говорил он сам, «настоящее мужское государство. Я призываю всех, кто еще не до конца определился в своих взглядах, набраться терпения в ожидании лучших времен. Мы делаем для нашей родины все, что в наших силах. Да здравствуют Испания и наш король!»

Несмотря на свои не слишком либеральные взгляды в гендерной политике, Примо де Ривера был значительно мягче, чем все последующие испанские диктаторы. Он всячески способствовал развитию своей страны — например, создал сети гостиниц, или парадоры, управляемые государством. Но все же сильным руководителем его не назовешь.

Вот что сказал о нем испанский философ и писатель Мигель де Унамуно:

«Испания нуждалась в железном и безжалостном хирурге, а не в дантисте с дрожащими руками».

В 1929 году после финансового краха на бирже под названием Уолл-Стрит, наступила Великая депрессия. Временное процветание в Испании, которое наблюдалось в 1920-е годы, стало сходить на нет. Король Альфонс XIII, который всегда был на стороне Примо де Риверы, тем не менее порвал отношения с диктатором и отправил его в ссылку во Францию, в Париж, где тот и умер спустя несколько месяцев, разрываясь между церковью и публичным домом. Но Херес по-прежнему хранит память о нем. На главной площади города Дель-Аренал ему установлен памятник: огромный всадник на коне, которого украшают следы голубиного помета, будто на него опрокинули ведро краски, как это делали когда-то в дешевом немом кино.

Приехав в гостиницу и забронировав номер, я отправилась на обед, который не обманул моих ожиданий. За счет заведения мне даже принесли тарелку салата из морепродуктов. А потом подали «испанскую мясную тарелку», в которую входили ветчина иберико, сыр, чоризо иберико, салями и хлеб. Затем я отведала блюдо из морской собаки в соусе бренди с картофельными чипсами, а на десерт флан, то есть сладкий карамельный крем. Все сразу съесть было нелегко, но я стоически одолела свой обед, запив всю эту вкуснятину бокалом хереса «Фино». Да, после такой трапезы сиеста мне явно не помешала бы!

Из-за постоянных переездов каждый раз мне приходилось спать на новом месте. От всей этой чехарды в какой-то момент я даже стала забывать, в каком же номере остановилась. И вот когда в очередной раз подошла к стойке администратора, который в ожидании моих реплик даже приподнял брови, я промямлила:

— Э… Buenas tardes, будьте любезны ключ от номера… Гм…

Я стала вспоминать, какой же у меня был номер. Сто десять? Нет, это было в прошлый раз… может быть, триста двадцать шесть? Нет, это было в Гранаде. А может, сто два?

Мне, что же теперь, и ошибиться уже нельзя? А администратор сам мог бы меня поправить! Я чувствовала себя прямо как школьница на экзамене, которая не знала, сдаст его или нет. Пусть дают мне ключ от чужого номера, а если я зайду и увижу там постояльца, развлекающегося с горничной, пока его жена ходит по магазинам, то это будет на их совести!

Мне вспомнилась одна история, которая случилась с моим знакомым по имени Дэвид. Он постоянно ездил по работе в командировки и, естественно, каждый раз останавливался в новой гостинице. У Дэвида был сложный характер. Он обязательно закатывал скандал, если в ресторане его усаживали за столик не у окна. А однажды у него случился жуткий приступ ярости, когда он, придя в гостиницу, поднявшись наверх и вставив ключ в замочную скважину, обнаружил, что дверь не открывается. Разъяренный Дэвид быстро спустился к администратору и стал орать:

— Этим ключом дверь не открыть! Я не хочу слышать никаких извинений. Я сыт по горло вашим обслуживанием! Позовите менеджера!

— Но, сэр…

— Я СКАЗАЛ, ПОЗОВИТЕ МЕНЕДЖЕРА!

— Сэр, таких ключей в нашей гостинице нет. По всей видимости, он от номера какого-то другого отеля, — объяснил ему пришедший все-таки менеджер.

Да, велотерапия Дэвиду не помешала бы!

Отдохнув после обеда (слава богу, в нормальной кровати), я потратила полчаса на помывку велосипеда, а потом еще целый час отскабливала от машинного масла пол в номере. Закончила я только к шести. Небо просветлело, и я решила пойти на вечернюю прогулку.

Была суббота, и я оказалась свидетельницей одной свадьбы. Свадебная машина, украшенная ленточками, плавно подъехала к церкви в старом квартале города. Из собора доносился торжественный свадебный марш. Одетые с иголочки гости торопились в церковь, наскоро припарковав автомобили. Разнаряженные дамы, испытывая явное неудобство от туфель на высоком каблуке, ковыляли по булыжной мостовой, крепко держась за спутников, которые тоже чувствовали себя не в своей тарелке.

Я бродила по крошечным узким улочкам старого квартала, гуляла по скверам, над которыми возвышались величественные и богато украшенные здания, окруженные деревянной оградой. На террасах под апельсиновыми деревьями с еще несозревшими плодами сидели жители Хереса и болтали за кружкой пива, чашкой кофе или порцией мороженого. Был выходной день, и, естественно, испанцы отдыхали.

(Я ума не приложу, когда испанцы моют свои машины или прибивают дома полки.)

Однако, несмотря на субботу, этот день в Хересе выходным было назвать сложно. Интернет-кафе было битком набито молодыми людьми, игравшими в компьютерные игры, и хихикающими девушками, явно довольными своей перепиской в режиме онлайн. Правительство Испании пыталось делать все, для того чтобы жители ее страны научились пользоваться компьютером и Интернетом. Но, как пишут газеты, политики не особенно преуспели в этом деле. Многие все еще не обзавелись компьютерами дома и тем более не умеют пользоваться Интернетом. Наверное, те, кто проводит в Испании социологические опросы, никогда не заглядывают в интернет-кафе, находящиеся в маленьких городках. За время моего путешествия я неоднократно убеждалась в том, что испанские подростки знают, как пользоваться Интернетом и как переписываться в чатах в режиме онлайн. И сидят они за компьютерами целыми часами. Мне особенно смешно было наблюдать за четырнадцатилетними девочками и их реакцией: глядя в монитор, они то хихикали, то открывали рты от удивления, то кокетливо поправляли волосы, переписываясь с потенциальными женихами. Для них это подходит как нельзя лучше, ведь человек, с которым ты общаешься в режиме онлайн, не видит, что у тебя на лице прыщики.

Я зашла в один кинотеатр за городом. Это оказался большой торгово-развлекательной центр, где были еще ресторан быстрого питания «Макдоналдс», мексиканский бар, гипермаркет и различные кафе. Вдоволь наглядевшись на представителей среднего класса Испании, я поспешила обратно в центр города, чтобы пообедать в уютном ресторанчике. Наконец-то я шла в ногу с Испанией. Куда бы я ни приходила, где бы ни оказывалась, жители Хереса везде находили меня, словно шли за мной по пятам, поэтому мне пришлось даже ждать, пока освободится столик. В итоге в десять часов вечера я устроилась на террасе в старом квартале города и стала уплетать креветки в чесночном соусе и салат. В ресторане сидели преимущественно испанцы, туристов среди них практически не было, кроме меня. Публика вокруг была разношерстной: большие компании, явно решившие остаться здесь на всю ночь, семейные пары, жевавшие из общей тарелки, их маленькие дети, бродившие между столиками и натыкающиеся на официантов. Им давно пора было спать! Группа модно одетых двадцатилетних молодых людей медленно прогуливалась мимо поваленных ветром апельсиновых деревьев с недозревшими плодами на ветках. Наверное, они направлялись в какой-нибудь бар или ночной клуб, чтобы там провести субботний вечер.

В воскресенье утром в Хересе было тихо, и я решила отправиться кататься на велосипеде. Я уже привыкла к ритму жизни испанцев и знала, чт о они обычно делают по воскресеньям.

В моих планах было объехать три испанских города, которые образуют некий треугольник: Санлукар-де-Баррамеда, Эль-Пуэрто-де-Санта-Мария и Херес-де-ла-Фронтера, и в каждом из них я хотела попробовать херес. После трех бокалов вина меня немного пошатывало, и я не была уверена, смогу ли дальше крутить педали. Хотя, когда ехала на велосипеде, нагруженном вещами, меня бросало из стороны в сторону ничуть не меньше. К счастью, на этот раз все мои сумки остались в номере. Итак, я двигалась по маршруту, который в свое время преодолели самые лучшие спортсмены, принимавшие участие в «Тур де Франс». Рассказывают, что они поначалу во время гонки регулярно делали остановки, чтобы выпить немного вина. Это помогало им снять боль и напряжение. Так, например, в 80-х годах французский велогонщик по имени Бернар Ино наливал в бутылку из-под минеральной воды шампанское. Он делал это ежедневно во время всей гонки. А еще раньше, в 60-х годах, после смерти спортсмена Томаса Симпсона в его крови был обнаружен большой процент алкоголя.

Но я не собиралась пить обычное вино или шампанское. Я хотела попробовать именно херес, который производят в этой части Испании из винограда сорта Паломино, выращиваемого на меловых почвах, поглощающих большое количество воды. Именно благодаря особой любви англичан к этому напитку вино получило такое широкое распространение. Херес был воспет даже самим Шекспиром. (Сэр Джон Фальстаф в пьесе Шекспира «Генрих IV (Часть вторая)» заявляет: «Добрый херес… Он, устремляясь к вам в голову, разгоняет все скопившиеся в мозгу пары глупости, мрачности и грубости, окрыляет мысль…») Но особую популярность херес приобрел лишь в начале XIX века, когда британские купцы, торгующие вином, вступая в брак с дочерьми виноделов, стали превращать свои погреба в настоящие винные империи. В каждом баре Хереса, так же как и в любом другом городе на юге Испании, херес пьют абсолютно все — от мала до велика. Сельские жители начинают его пить с самого утра, а элегантно одетые дамы заказывают его в баре в качестве аперитива. Херес подают охлажденным и обязательно в сочетании с чоризо и оливками. Настоящий херес не имеет ничего общего с теплой смесью хересов «Харвейс Бристоль Крим», которым действительно можно отравиться, особенно если он вам достался по наследству от бабушки, спрятавшей его на самой дальней полке серванта.

Чтобы добраться до Санлукара, нужно преодолеть всего двадцать два километра. Дорога туда очень ровная и прямая, поэтому путешествие на велосипеде доставляло одно удовольствие, тем более без сумок, которые на этот раз остались в гостинице, хотя, по правде говоря, езда на груженом велосипеде была для меня очень хорошей тренировкой.

Поля, вдоль которых я ехала, были еще не убраны, так как эти земли не возделывались в период между осенним сбором урожая и севом озимых в январе. Вдоль виноградников, ведущих к cortijos, загородным домам виноделов, тянулась длинная прямая кирпичная стена высотой с изгородь. Я представила, как они, сидя за завтраком, любуются своими виноградниками, занимающими все пространство вокруг.

Оказавшись в Санлукаре, я отправилась прямо на пляж. Я оказалась в том самом месте, где в море впадает река Гвадалквивир, являющаяся крупной водной артерией, охватывающей всю южную часть Испании. На берегах этой реки были построены города Кордова и Севилья.

Раньше по берегам ловили рыбу. Сейчас же здесь располагаются шикарные рестораны. Сидя за столиком, покрытым колыхающейся на ветру льняной скатертью, можно вдоволь насладиться этим чудесным местом с видом на реку с ее яркими рыбачьими лодками и на национальный парк Донанья, который считается одним из самых заболоченных мест в Европе. В нем обитают испанские рыси и испанский имперский орел, а также здесь можно увидеть много водоплавающих птиц. Считается, что восемьдесят процентов диких уток из Европы зимуют здесь, на болотах этого парка и на дрейфующих песках. Здесь их так же много, как и на побережье Коста-дель-Соль.

Итак, я приехала в Санлукар. До обеда я планировала прогуляться по берегу, где росли пальмы. В полдень мне показалось, что настало самое время выпить первый бокал вина. Увидев ресторан, решила оставить свой велосипед снаружи и прислонила его прямо к стене. В отличие от элегантно одетых прохожих, я выглядела несколько неопрятно, поэтому обслуживающий персонал заприметил меня издалека. Официанты переглядывались и хихикали. Я улыбнулась им, надеясь расположить их к себе. Они виновато опустили глаза и нехотя побрели в помещение, где царили спокойствие и прохлада.

Внутри не оказалось никого похожего на меня, а именно в облегающем спортивном костюме, измазанном машинным маслом. Самый старший из всех, кто обслуживал посетителей, набравшись храбрости, подошел ко мне.

— Ах, buenos días [19]— поприветствовала я его и улыбнулась. — Будьте добры бокал мансанильи и тапас.

— No hay tapas, [20]— сказал мужчина. — Еще слишком рано и на кухне никого нет.

— Тогда, может быть, пакетик чипсов?

— Нет. Я же сказал, кухня закрыта. Могу принести только мансанилью.

Несколько минут спустя официант принес мне бокал и бутылку мансанильи, то есть хереса. Санлукар известен именно этим вином соломенного цвета. Считается, что вкус его отличается от хереса «Фино» благодаря бризу, который дует с моря. Я не могу называть себя таким уж знатоком вин, но даже я почувствовала ту особую сладость, которой не обладает херес «Фино».

Единственное, в чем я уверена точно, так это в том, что херес, производимый в одноименном городе, по вкусу очень сильно напоминает тот, что продают в магазинах «Сейсбери».

Интересно, подумала я, а художник Франсиско Гойя и его любовница герцогиня Альба, сидя на берегу, тоже пили херес и ели устриц, перед тем как броситься в объятия друг друга. Когда я писала об Арагоне, родном крае художника, я уже немного рассказывала о нем.

Герцогиня Альба, у которой здесь было имение и которая была первой любовницей Гойи, считалась одной из самых очаровательных и привлекательных женщин в Испании. Один француз, приехавший в Испанию в 80-х годах XVIII века, по имени Флерио де Лангле, так писал об этой женщине: «Герцогиня Альба обладала волосами дивной красоты, пробуждающими в мужчинах страсть. Нет никого на свете прекраснее ее… Когда она проходит мимо, все бегут к окнам, и даже дети бросают свои игры, пристально глядя ей вслед».

Гойя, деревенщина с красным лицом родом из провинции, писал тем не менее поразительные картины. Обладая огромным талантом художника и не менее огромным талантом дипломата, он смог получить статус придворного художника. В молодые годы он жил не в престижной части города, предназначенной для знати, в том числе для герцогини Альба, а в так называемом деловом районе города.

В XVIII веке для женщины из высшего света иметь любовника не было чем-то необычным, поскольку браки в ту пору заключались чаще всего не по любви, а по расчету. После заключения подобных браков женщин знакомили в обществе с другими мужчинами, и герцогиня Альба не стала исключением из общего правила. В 1796 году, когда ее муж узнал об этом (за которого она вышла замуж в четырнадцать лет и который был для нее совершенно чужим), он чуть не умер. Гойя же, как говорят, вряд ли мог стать для герцогини хорошей партией, даже несмотря на его известность.

Но тем не менее в XIX веке стали распространяться слухи о их любовной связи, вспыхнувшей зимой в 1792/93 года. Гойя вместе с герцогиней едет в Санлукар, после чего, как утверждают сплетники, произошла ссора между герцогиней и королевой. (Они были заклятыми врагами и соперницами, особенно если учесть тот факт, что обе женщины испытывали страсть к тореадору по имени Педро Ромеро, статному красавцу, облаченному в шелковые одежды.) Но вернемся к Гойе и к герцогине Альба. По одной версии, во время путешествия Гойи и герцогини у ее кареты сломалась ось. Гойя стал чинить ее под сильным дождем и простудился. Болезнь оказалась очень серьезной, и впоследствии Гойя оглох. Однако совсем недавно историки опровергли этот факт, так как и имение герцогини в Санлукаре, и ее летний дом недалеко от Севильи занимали совершенно другие люди. И можно догадаться, что в те времена герцогиня никак не могла оказаться среди виноградников Паломино. Но нет никаких сомнений, что в 1796 году между Гойей и герцогиней вспыхнула страсть, так как именно тогда появляется серия его картин под названием «Альбом Санлукар». Достаточно одного взгляда на его работы, чтобы понять, что Гойя писал эти картины, не только сидя в своей мастерской.

Например, на одной из картин изображена обнаженная женщина, купающаяся в реке, а на другой — две обнаженные женщины, сидящие на кровати, спиной к спине. Можно себе представить, как сильно они вдохновляли Гойю, сына простого мастера-позолотчика!

«У него тряслись колени. Каждый волос, каждая пора на ее коже, широкие изогнутые брови, ее наполовину обнаженная грудь под черными кружевами будили в нем сильное вожделение», — писал Лион Фейхтвангер в своей нашумевшей книге «Гойя, или Тяжкий путь познания». Но какой бы сильной ни была их привязанность и какой бы жгучей ни была их страсть, оставим все это. Нам остается только догадываться о том, какими были их отношения на самом деле, так же как и Фейхтвангеру, жившему в XX веке. Но портрет Гойи, на котором он изобразил светскую красавицу, герцогиню Альба, был на самом деле. «Герцогиня Альба в черном» была написана после его приезда в Санлукар. На ней мы видим прекрасную даму в черном. Художник сделал особенно выразительным ее правый глаз, подчеркнув тем самым ее страстность. На правой руке можно заметить два кольца: на одном из них выгравировано имя ее недавно умершего мужа (но герцогиня явно не из числа тех, кто долго скорбит по такому поводу), а на втором — имя Гойя. Она носила его на указательном пальце. А у ее ног, на песке, начертаны слова «Solo Goya» — «Только Гойя».

После того как Гойя закончил писать этот портрет, практически сразу кто-то закрасил слово «только», и на картине осталась лишь подпись художника. Изобличающее его страсть слово solo было открыто лишь тогда, когда в 50-х годах XX века картина была отреставрирована. Также было доказано, что краска, которой написано это слово, имеет непосредственное отношение к тому времени, когда создавался сам портрет. Иными словами, либо Гойя, либо кто-то из его современников решил скрыть от чужих глаз привязанность художника.

А может быть, страсть Гойи просто угасла? Или любовники пытались скрыть ее и не выставлять на показ? А может быть, знаменитая вдова-герцогиня просто устала от Гойи? Ведь ей было тридцать шесть лет, к тому же она была самой желанной женщиной Испании. Гойе же было пятьдесят два года, и вдобавок он страдал глухотой. Возможно, ключ к разгадке лежит в картине Гойи под названием «Тантал». Она была написана в 1797–1798 годах. На ней изображен немолодой любовник, страдающий из-за неразделенной любви к молодой женщине, к сожалению покинувшей этот мир. «Если бы он был более искусным любовником и менее скучным человеком, то она бы воскресла» — такие слова можно прочитать под этой картиной в музее Прадо. И эти слова принадлежат самому Гойе.

А герцогиня Альба, всегда жившая спокойной жизнью, несколько лет спустя умерла в муках и лихорадке при странных обстоятельствах. Говорят, что ее отравил кто-то из представителей аристократии. При дворе же, наоборот, обвиняли ее слуг. Споры не утихали вплоть до 1945 года, когда герцог Альба приказал выкопать останки герцогини и установить причину ее смерти.

Как оказалось, герцогиня не была отравлена. Она умерла от энцефалита. Когда тело герцогини достали из гроба, было обнаружено следующее: обе ее ступни были отпилены, причем левой там вообще не оказалось. Через сорок лет после смерти герцогини церковь, где она была похоронена, уже нуждалась в реставрации. Ее тело было эксгумировано и захоронено на другом кладбище. Но новый гроб для захоронения тела герцогини был на девять сантиметров короче. Ввиду того, что некто из членов ее семьи при перезахоронении тела не присутствовал, приняли решение отрубить ей обе ноги до лодыжек. Ну а где же ее левая ступня? Может быть, по невнимательности ее забыли переложить в новый гроб? А может быть, ее левая ступня стала экспонатом чьей-нибудь коллекции, если учесть любовь испанцев к подобного рода вещам? Как бы то ни было, вот такая судьба постигла изнеженные ножки женщины, пользовавшейся некогда огромной популярностью у всех мужчин в Испании.

Как было бы здорово, подумала я, забыть на время о своем велопутешествии и устроиться в каком-нибудь ресторанчике Санлукара, заказав себе несколько порций свежих морепродуктов. Но уклоняться от намеченного плана было нельзя. Когда я снова села на велосипед, то почувствовала слабость и тошноту. Конечно, я пила вино крепостью семнадцать с половиной градусов, да еще и на голодный желудок! И пульс участился во время езды. Как следствие я сбилась с пути и заблудилась, хотя Санлукар, когда въезжала в этот город, показался мне совсем маленьким. А может быть, мне просто неверно подсказали дорогу. И вот я стала спрашивать у местных жителей, как мне выбраться из города. На помощь пришла целая команда, состоящая из двух домохозяек, двух женщин, вышедших на утреннюю прогулку, и одинокого водителя фургона.

— Так вам надо выехать из города?! — воскликнула домохозяйка номер один. Она произнесла это так, как будто мой вопрос был очень странным и необычным. — Так, дайте подумать. А ты что скажешь, Инмакулада? А что, если она проедет по дороге мимо магазина Пако, а потом повернет налево к лавке, где торгуют фруктами…

— О нет! Это сложный маршрут, Консепсьон! Она снова заблудится. А может быть, ей лучше ехать по главной дороге, поскольку…

— Но главная дорога находится очень далеко отсюда. Лучше отправиться через парк, мимо бара Эдуарда, — вмешалась в разговор женщина, прогуливающаяся по улице.

В итоге все они ничего мне толком не сказали. А ведь жили здесь! Но тут случилось чудо! Я все-таки выбралась из города благодаря водителю фургона, который объяснил мне маршрут своим громким и низким голосом. И женщины полностью согласились с его объяснением: я должна была ехать вверх по дороге, потом повернуть влево. Так я и поступила.

Я выбралась на очень живописную дорогу, ведущую в Эль-Пуэрто-де-Санта-Мария.

По главной дороге до этого города было всего двадцать три километра. Я же должна была преодолеть вдвое больше по зеленым пастбищам и засеянным полям. Затем я объехала по окраинам небольшой морской городок и наконец добралась до ресторана в порту Эль-Пуэрто прямо к обеду. Там подавали морепродукты. А я заказала себе бокал местного вина (могу сказать с уверенностью, что цвет у него был бледно-соломенный, а по вкусу оно очень сильно напоминало херес). Потом я попросила официанта посоветовать мне рыбу, приготовленную на гриле, которая лучше всего бы подошла к моему вину.

— Вся рыба хорошая, все зависит, какую именно вы хотите попробовать, — ответил он охотно.

В меню был большой выбор рыбных блюд, но я не поняла ни слова и решила, что подойдет абсолютно любая. Я заказала себе choco — маленькую каракатицу.

Через несколько минут, к моему удивлению, мне принесли огромного кальмара с щупальцами и хоботком, который оказался очень нежным, свежим и мягким на вкус. Пообедав, я вернулась обратно в Херес. В гостинице я приняла душ и вытянулась на кровати. Впереди меня ждал третий бокал вина. Его я выпила, сидя на площади, вымощенной булыжником. Это было вино «Тио Пепе», очень популярное в этих местах. Стало смеркаться, и количество шумных и веселых от выпитого вина людей вокруг меня все увеличивалось и увеличивалось.

Тио Пепе, как оказалось, это человек, причем реально существовавший.

Я узнала об этом, заняв место в ярко-красном туристическом поезде, который довез меня до винного завода «Гонсалес Биас», где я прослушала целую экскурсию. Тио Пепе был дядей Мануэля Марии Гонсалеса, человека, который основал компанию по производству вина (tío по-испански означает «дядя»). Дядя Пепе был достаточно богат и не пожалел денег для своего неопытного племянника. В свою очередь, он стал самым знаменитым дядей в мире хереса. Экскурсия была очень увлекательной: мы покатались на маленьком красном поезде, а потом спустились в винные погреба, где хранятся большие дубовые бочки.

В городе Херес живет много истинных ценителей хереса, но самые лучшие из них — маленькие резиденты «Гонсалес Биас». Два раза в день сотрудники винного завода «Тио Пепе» достают одну бутылку хереса, ставят ее на пол погреба и приставляют крошечную лестницу для мышей, живущих среди бочек с вином, к которому за долгие годы очень пристрастились. Есть даже фотография, где запечатлена мышь, пробующая капельку вина. А еще мышам оставляют тапас в качестве закуски. Когда я была в погребе, для них оставили миску с орехами. Так гид пытался привлечь внимание мышек и заставить показать свои фокусы пришедшим сюда туристам. Я увидела, как одна бедная мышь похрапывала, улегшись рядом с бочкой вина, а другая с удовольствием погрызла чью-то одежду.

В том же самом экскурсионном поезде я познакомилась с американцем по имени Майкл. Он был писателем из Техаса. Оказалось, что он провел четыре недели в Андалусии в поисках гитары для исполнения фламенко. Для того чтобы ее найти, ему пришлось общаться с танцорами фламенко, пить виски бочками, курить кубинские сигары, причем каждый день и до самого рассвета.

Майкл пригласил меня вечером в бар, где выступали танцоры фламенко. В моем воображении возникли седовласые, пожилые гитаристы с длинными сальными волосами, с мозолистыми пальцами и огрубевшими от алкоголя и табачного дыма низкими голосами. Они поведают мне свои необыкновенные истории, а после полуночи, когда вечеринка будет в полном разгаре, они возьмут в руки гитары, ударят пальцами по струнам и начнут играть самые страстные мелодии…

И тут среди них появится молодой танцор фламенко, такой притягательный и сексуальный, весь такой накачанный и мускулистый Хоакин Кортес. (Однажды я видела его выступление в Лондонском королевском Альберт-Холле и включила его в собственный список самых красивых и сексуальных мужчин.) И вот он появится в этом баре и закружится в вихре танца, отбивая ритм. Его блестящие черные волосы будут разлетаться в разные стороны.

«Вы не танцуете пасодобль?» — тихо шепнет он мне на ухо и посмотрит на меня очень печальным взглядом, прямо как герой фильма «Австралийское танго». Правда, Кортес в отличие от героя этого фильма моложе, привлекательнее, и к тому же он не женат и не имеет детей.

И вот он страстно подхватит меня на руки, и я окажусь рядом с ним, стоя на деревянном потертом полу. Конечно, я мастерски исполню пасодобль и ни разу не наступлю ему на ногу. Я приняла приглашение Майкла не раздумывая.

Фламенко, несомненно, разжигает в человеке страсть. И все вокруг растворяется, словно в тумане. Цыгане утверждают, что это их танец, потому что музыка фламенко будит сильные эмоции и напоминает о тех страданиях, которые были уготованы цыганам, прибывшим в XV веке в Испанию. Католические монархи посадили их за решетку. А позднее Карлос I издал указ, согласно которому все цыгане мужского пола в возрасте от двадцати до пятидесяти лет, не имеющие профессии, ссылались на каторгу. В тюрьме и на галерах их спасала музыка.

Они всегда были талантливыми певцами и музыкантами. Но многие исполнители фламенко, не из числа цыган, выступают против этой версии, объясняя это тем, что цыгане странствовали по многим европейским странам, и не только по Испании. Поэтому музыка, похожая на фламенко, появилась среди цыган и в Англии, и во Франции. Считается, что своими корнями фламенко уходит в грубую почву Андалусской земли и является плавильной чашей многих культур: византийцев, римлян, арабов, евреев и лишь потом, в самом конце, цыган.

Блас Инфанте, адвокат и лидер национально-освободительного движения Андалусии, выдвинул очень интересную версию. Андалусия, считал он, обладает более сильным арабским наследием, чем остальная часть Испании. Мавры несколько веков царствовали здесь, после того как прибыли с севера, и оставили богатое музыкальное наследие. В 1609 году несчастные старые мавры были выселены Филиппом III из страны. Им было некуда идти. Тот, кто вернулся обратно в Африку, был убит или продан в рабство. Но большая часть мавров подалась в горы Андалусии, где оказалась под защитой цыган, которые сами были кочующими изгнанниками. Они прониклись ритмами музыки мавров: слово «фламенко» произошло от арабского felah-mengu, что означает «рядовой работник, спасающийся бегством». К сожалению, идеи Бласа Инфанте по поводу андалусских корней не были одобрены солдатами Франко, и они казнили его в 1936 году, чтобы тот уже больше никогда не высказывал вслух своих мыслей.

Но все же первый аккорд, написанный для фламенко, переносит нас в XVIII век. Чуть позже в таких городах, как Херес, Кадис и Триана, находящихся в Севилье, появились первые школы танца фламенко. (До сих пор в этих трех городах ведутся горячие споры, в каком же из них начали петь и танцевать фламенко первыми.) Прошло время, и фламенко стало включать в себя три составляющие: песню, танец и гитару. Сегодня на всех фестивалях фламенко во всем мире можно увидеть и услышать все: от веселых ритмов танца севильянас до печальных тягучих мотивов канте хондо (напоминающих завывания мартовского кота). Но, как говорят страстные любители фламенко, понять и прочувствовать его можно, только увидев и услышав его вживую. Настоящее фламенко, по их мнению, начинается после полуночи, когда группа друзей собирается в темном и грязном подвале бара. Неистовые танцы, бешеный ритм, песни, и во всем этом чувствуются страсть и особая боль. И конечно, все это утопает в море вина.

Я с ужасом представила, что было на уме у Майкла, когда он приглашал меня в бар. Началось все с обеда, во время которого он смеялся над всеми моими шутками, что было для меня недобрым знаком. Однако я продержалась до конца, ведь так хотела увидеть фламенко. Когда я стала расспрашивать его, где находится тот бар, Майкл ответил не сразу.

— Ну, — сказал он, — мне надо позвонить Борису. Я познакомился с ним вчера вечером. Думаю, он знает, где находится бар.

Борис? Странное имя для страстного танцора фламенко. Может быть, он продает подержанные автомобили марки «фольксваген»?

Наверное, он какой-нибудь продавец из Германии, а не сексуальный гитарист-мачо с волосатой грудью, виднеющейся из-под незастегнутой рубашки, что всегда привлекает внимание посетителей. Майкл позвонил Борису по мобильному:

— Привет, Борис! Это я, Майкл, узнал? Помнишь, мы познакомились вчера вечером? Да, это я… Ты сегодня вечером будешь там? Ты дома? Да, со мной тут одна девушка… Отлично! Мы придем к тебе… Через час будем… Отлично… Пока!

Мы? Через час? Тут одна девушка? Ехать к Борису домой? Конечно, я могу показаться слишком недоверчивой, но отношусь ко всему такому с подозрением. А вдруг Майкл и Борис какие-нибудь извращенцы и любят соблазнять молодых девушек (ладно, не очень молодых девушек)? А вдруг они заманивают бедняжек в какой-нибудь темный подвал и силой заставляют их принимать наркотики, приковывают цепями и держат в таком состоянии неделями, при этом мучают музыкой фламенко, играя на гитаре? А может быть, они порадуют меня песней «Мой путь» после бокала шотландского виски с апельсиновой «Фантой»? А может, никакого фламенко не будет и это просто их маленькая хитрость? Либо я очень цинична, либо Майкл просто хочет затащить меня в постель. Подумав обо всем этом ужасе, я сразу же решила, что ни к какому Борису с ним не пойду. Это не для меня.

— Мне очень жаль, Майкл. У меня уже давно не было никакого секса, но я не собираюсь идти с тобой ради этого к Борису. Может быть, у тебя со мной что-то и получится, но только для этого тебе придется узнать телефонный номер тореадора по имени Эль Хули.

Произнеся это, я горделиво задрала голову, повернулась к Майклу спиной, мысленно послав ко всем чертям его и Бориса с наркотиками. Вернувшись в гостиничный номер, я легла в одинокую постель и, включив телевизор, стала смотреть ночной выпуск прогноза погоды.