О различиях стиля у тех, кто пишет поэтические произведения

<...> Пересмотрев же то, что было сказано, мы вспоминаем, что называли неоднократно поэтами тех, которые писали стихи на народном языке. Без сомнения, мы решились благоразумно это сказать, так как они являются действительно поэтами, если рассмотреть как следует поэзию вообще. Последняя не что иное, как риторическая фикция, положенная на музыку. Тем не менее бывают разные поэты, отличные от великих, то есть пишущих правильно. Ведь последние писали высокою речью и по правилам искусства; те же случайно, как и было нами сказано. Оттого и бывает, что чем ближе мы им подражаем, тем более правильные создаем поэтические произведения. Атак как мы желаем преподать в нашем труде некоторое учение, то нам следует подражать и их поэтике. — Прежде же всего утверждаем, что каждый должен брать на свои плечи труд соразмерный его силам, так как если тяжесть его окажется случайно чрезмерной, он может поневоле упасть в грязь. Это то, о чем учит наставник наш Гораций, когда в начале своей «Поэтики» говорит: «Sumite materiam vestris, qui scribitis, aequam viribus» («Вы, пишущие, берите тему по вашим силам»).

Поэтому в том, что придется сказать, следует сделать распределение, и рассмотреть, что надо воспевать в тоне трагедии или элегии, что в комическом духе. Для трагедии мы пользуемся более высоким стилем, для комедии — более низким, для элегии предполагаем речь впавших в несчастие. Если оказывается, что надо воспевать в трагическом тоне, то следует избирать знаменитый народный язык и, следовательно, слагать канцону. Если же в комическом, то мы пользуемся когда речью среднею, когда низкою речью. Если же тон элегический, мы должны пользоваться только печальною речью. Однако опустим прочее, и здесь, как и подобает, поведем речь о стиле трагическом. Мы пользуемся действительно трагическим стилем, когда с важностью мысли согласуется как высота стиха, так и построение фразы и изысканность слов. Но так как, если вспомним, было уже доказано, что высшему подобает возвышенное, а тот стиль, который мы называли трагическим, есть высочайший из стилей, то те темы, которые мы должны воспевать в высоком тоне, и следует петь в этом тоне, т. е. о здоровье, любви и доблести, и то, что возникает в нашем уме, лишь бы оно ничем не было опошлено. Пусть же всякий остерегается и подумает, о чем мы говорим! И если он желает воспевать только эти три предмета или те, которые примыкают к ним непосредственно, пусть сперва, припав к источнику Геликоны и натянув струны, настроит лиру и затем начинает обычным порядком. В том, чтобы сложить канцону и провести как следует это разграничение, и заключается трудность и напряжение. Успех никогда не может быть достигнут без напряжения способностей, и усидчивости,* и" навыка в науке. Таковы те, кого поэт в VI книге Энеиды называет близкими богу, возносимыми пламенным вдохновением к небесам и сынами богов, хотя и говорит образно. Таким образом и обнаруживается безумие тех,, которые, чуждые искусству и науке, руководимые одним вдохновением, пытаются в возвышенном стиле воспевать высокие предметы. Пусть откажутся они от такого намерения, и если гуси по своему характеру малоподвижны, пусть не дерзают подражать высоко парящему орлу.

Текст печатается по изд.: Данте Алигьери. О народной речи. Пг., 1922, с. 48—50.

ДЖ. БРУНО О ГЕРОИЧЕСКОМ ЭНТУЗИАЗМЕ (1585)

ДИАЛОГ ПЕРВЫЙ Собеседники: Тансилло и Чикада.

Тансилло. Итак, энтузиазм, который надлежит здесь впервые обрисовать и обсудить, таков: изложу это перед тобой в последовательности, которая мне кажется наиболее подходящей.

Чикада. Начните же читать об этом!