Глава 9. Прошлое и настоящее

Когда наконец приехал Логан, он нашел меня в постели в нашей спальне. Я плакала, пока не уснула, а когда проснулась, надорванное рыданиями горло болело и на сердце был камень. Я лежала и бездумно смотрела в потолок. Горе полностью подавило меня. Я даже не повернулась, когда вошел Логан.

– Хевен! – он бросился ко мне и обнял. И хотя мне было немного неловко, но все же я почувствовала себя увереннее и спокойнее в его объятиях, и мне был приятен стойкий запах его одеколона.

– Бедная Хевен, – тихонько приговаривал Логан, поглаживая меня по голове.

Прислонившись к его плечу, я чувствовала себя обманщицей и предательницей: ведь он считал, что меня расстроила смерть Джиллиан. Логан поцеловал меня.

– Для тебя это все так ужасно. Мне искренне жаль, что меня не было, когда вы ее нашли. Тони очень переживает, – добавил он. – Я зашел сейчас к нему в кабинет, но он был крайне немногословен. Что еще нужно сделать? Чем я могу помочь? Я от него ничего не мог добиться.

– Думаю, все, что нужно, уже сделано, – сказала я, посмотрев на мужа. Мой верный, преданный Логан, энергичный, решительный, полный оптимизма, здоровый и бодрый. Казалось, ничто не могло заставить его выглядеть угнетенным и подавленным. Его синие глаза светились надеждой. Даже сейчас, несмотря ни на что, он держался уверенно: таким я его увидела в первый раз.

Как не похож он был на постоянно печального, тонкого и чувствительного Троя. Но именно сейчас я нуждалась в уверенности Логана, как нуждается трава в солнечных лучах, проникающих сквозь лесной полумрак. Я знала, что всегда найду в муже поддержку и опору, когда захочу. Он являлся для меня источником силы и бодрости.

В дни траура Логан продолжал держать постоянную связь со своей конторой в Уиннерроу, но старался делать это незаметно и не упоминал о своих делах. Тони не хотел говорить ни о чем другом, как о Джиллиан.

На похороны Джиллиан стали съезжаться люди. Мне пришлось взять на себя роль хозяйки: встречать прибывших и принимать их соболезнования. Накануне похорон в Фарти собралось около ста человек. Рай Виски готовил огромное количество еды и питья. Все слуги помогали и искренне сочувствовали Тони. Я убедилась в том, что они его уважали и любили.

Рядом с Тони неотлучно был Логан. И казалось, что это он, а не Трой младший брат Тони. Я гордилась мужем, его умением говорить с людьми, мне нравилось его заботливое и чуткое отношение к Тони.

Сестры и брат Джиллиан приехали в день похорон. Как только они появились в Фарти, Тони сразу пригласил их в свой кабинет и показал завещание Джиллиан, чтобы у тех не осталось на этот счет никаких иллюзий. Тони просто выбил почву у них из–под ног, удовлетворенно наблюдая, как вытянулись и помрачнели физиономии родственников. Он сказал мне потом, что Джиллиан тоже получила бы удовольствие при виде этой картины.

– Все они всегда ей завидовали, особенно сестры, – пояснял Тони. – Вид у них простоватый, и неудивительно, что мужским вниманием они не пользовались. В конце концов сестры стали просто невыносимы, и Джиллиан потеряла всякое желание с ними общаться. Ей даже не сразу сообщили, что отправили мать в дом престарелых.

Церковь в Бостоне была переполнена, люди стояли даже у самых дверей. Процессия роскошных автомобилей, медленно двигавшихся к кладбищу, дамы и господа из высшего света, собравшиеся на похороны, напоминали мне о бале в честь нашей свадьбы. Процессия разбудила во мне также воспоминания о других похоронах – в Уиллисе, где люди со скорбными лицами молчаливо взирали на печальную церемонию.

Хотя жители Уиллиса были бедны и не очень образованны, но в такие минуты они проникались общей болью и скорбью, как одна большая семья. Возможно, тяготы жизни сплотили их настолько, что, придя на похороны к соседу, они чувствовали, будто потеряли члена своей семьи.

Смерть часто навещала Уиллис, встречая слабое сопротивление (бедность, тяготы и лишения укорачивали жизнь людей). Но неизменным оставалось сострадание к чужому горю. И какими глупыми казались мне все эти богатые дамы и господа в шикарных туалетах, державшиеся так заносчиво и высокомерно. Неужели они были совершенно бесчувственными? Не умели сопереживать несчастью других? И разве не холодил их душу страх при мысли, что такая богатая и знатная дама, как Джиллиан, принадлежавшая их кругу, оказалась столь легкой добычей для смерти?

Когда гроб опускали в могилу, я стояла рядом с Тони, держа его за руку, думая о просьбе Троя в его последнем письме. Он просил меня поддержать брата, утешить его за нас двоих. Я чувствовала, как напряглась рука Тони, но он не заплакал, а только содрогнулся. Мы покинули кладбище.

– Итак, – сказал Тони сдавленно, – теперь она обрела покой, ее борьба закончилась.

Мы с Логаном ничего не ответили. Все сели в машину, и Майлс отвез нас в Фарти. Рай Виски приготовил горячее, но Тони ел мало. Скоро он поднялся и ушел к себе, предоставив нам с Логаном встречать, занимать и, наконец, провожать собравшихся.

Выразить свои соболезнования приехала моя подруга по школе Уинтерхевен Эми Лаккетт. Среди заносчивых и высокомерных девиц, отравлявших мне жизнь, она одна относилась ко мне по–дружески. Эми была не замужем, много путешествовала по Европе и только недавно вернулась. Она обещала заглянуть ко мне через несколько дней. Я поблагодарила Эми, уезжавшую в числе последних.

– Устала? – спросил меня Логан, когда мы наконец остались одни.

– Да.

– И я тоже. – Он обнял меня за плечи.

– Поднимайся, я сейчас приду.

– Пожалуйста, не задерживайся, – попросил Логан и ушел.

Я вышла из дому подышать свежим воздухом. Бабушка называла это время сумерками. Опустилась темнота, все в природе готовилось ко сну. Я бросила взгляд на лабиринт и вспомнила о Трое, размышляя, куда он направился и о чем думал в этот момент, хотя была почти уверена, что обо мне. Мысли мои прервал подъехавший автомобиль. На пороге появился Куртис, за ним шла Марта Гудман.

– Ах, Марта. – Я пошла ей навстречу. – Я совсем забыла, что ты сегодня уезжаешь. – Я взяла ее за руку, и мы обнялись. – Куда теперь?

– Бюро по найму предложило мне место в Бостоне. Я напишу, как устроилась; возможно, когда–нибудь, если будете в городе…

– Ну конечно, мы вместе пообедаем, – продолжила я.

Она улыбнулась и кивнула, лицо ее снова погрустнело.

– Я постучала к мистеру Таттертону, хотела попрощаться, но он не ответил. Передавай ему привет.

– Хорошо. Береги себя, Марта, – мы поцеловались, и она направилась к машине, но на полпути остановилась и обернулась.

– А та музыка, звуки рояля, ведь нам с миссис Таттертон это не почудилось, правда? – Мы молча смотрели друг на друга.

– Нет, Марта, – наконец выговорила я. – Это было на самом деле. – Она удовлетворенно кивнула и пошла к машине. Я посмотрела вслед и вернулась в дом к Логану.

В эту ночь я поняла, что женщина и мужчина находят в близости не только удовлетворение своей страсти, но и стремятся обрести уверенность, поддержать друг друга. Когда я пришла, Логан был уже в постели. Я приготовилась ко сну и надела свою тонкую ночную рубашку. Как только я легла рядом, Логан обнял меня и поцеловал. Я уткнулась лицом ему в грудь и зарыдала, скорбя о Джиллиан, Томе и Трое, обо всех, кого я любила и потеряла; но больше всего, мне кажется, я оплакивала себя и Логана.

Я плакала о маленькой девочке из Уиллиса с большими голубыми глазами, которой пришлось заменить мать младшим брату и сестре. Ей суждено было пережить унизительную продажу своих братьев и сестер. Я оплакивала ту девочку, совсем еще ребенка, которую сначала изводила болезненно ревнивая Китти Деннисон, а потом обманул и совратил ее муж Кэл. Я думала, что меня ждет только любовь и нежность, но, испугавшись, что лишилась этого, стала оплакивать потерю. Больше всего я рыдала по Трою, по любви, которую могла сделать навеки своею.

Логан поцелуями осушил мои слезы, как это делал Трой, я стала отвечать ему… Я нуждалась в любви. Мне снова нужно было почувствовать уверенность в себе, осознать, что я любима и желанна. С каждым поцелуем укреплялась моя вера в будущее. Я не хотела одиночества, печали и слез. Я страстно желала почувствовать не одну только печаль. Путь к этому лежал через наши минуты счастья.

Я могла вернуть силу моему телу, заставить его испытывать дрожь возбуждения, отдававшуюся даже в кончиках пальцев. Я желала, чтобы Логан покрыл поцелуями мое тело, жаждала ощутить его ласки. Желание полностью отдаться нашей любви захватило меня целиком. Мое возбуждение передалось Логану, разожгло его страсть. Я знала, что мой порыв и настойчивость удивили его, как и то исступление, с которым я предавалась любви.

Но я не могла сдержать свою ненасытную страсть. Некоторое время мы были неспособны говорить – так много сил потребовала от нас любовь.

– Хевен, – наконец произнес Логан, положив руку мне на плечо, – я не…

– Тсс, – остановила его я, – не разрушай очарование. – Мне хотелось только одного: забыться глубоким, спокойным сном. И мне это удалось. Я даже не слышала, как Логан пожелал мне спокойной ночи. Веки мои опустились, словно тяжелый занавес в театре, возвещающий об окончании спектакля.

Но я знала, что на следующий день нас ждало его продолжение.

Сразу после похорон Джиллиан с Тони произошла разительная перемена. Он внезапно сильно постарел, хотя, будучи моложе жены на двадцать лет, не должен был бы выглядеть таким старым. В его волосах прибавилось седины, глаза стали еще темнее, резче обозначились морщины, даже походка замедлилась. Исчезла и горделивая осанка.

Он перестал следить за собой, стал неряшлив в одежде. Раньше он редко появлялся без пиджака и галстука, а сейчас перешел на рубашку с расстегнутым воротом и брюки, которые давно пора было бы погладить. Тони не причесывался, не брился, его единственным занятием стало просматривание старых бумаг и фотографий, всевозможных памятных вещей. Сразу после завтрака, который состоял в основном из чашки кофе, он уединялся в кабинете и погружался в воспоминания, разбирая старые вещи. Он требовал, чтобы его не беспокоили и очень сухо держался со мной и Логаном.

Тони звонили из магазинов и контор, но его ничто не интересовало и не волновало. Логан старался делать все, что мог, но он не разбирался во всех тонкостях бизнеса, кроме того, у него была своя работа в Уиннерроу. Я чувствовала, как муж всей душой стремился туда, чтобы продолжить строительство. В конце концов я велела ему ехать.

– Но мне не хочется оставлять тебя, когда здесь такая ситуация. Не могла бы ты на несколько дней поехать со мной? Я хочу, чтобы ты была рядом. Это для меня важно и…

– Не думаю, что мне следует сейчас уезжать. Не беспокойся обо мне. Со мной все будет нормально. Вот Тони действительно очень плохо.

Логан молча кивнул, соглашаясь.

– Мне ли об этом не знать. Я зашел к нему обсудить некоторые вопросы, касающиеся фабрики. И ты знаешь, какой вопрос он задал? – Я покачала головой. – «Что это за проект?» Словно никогда не слышал о нем. И снова вернулся к своим коробкам. Я не знал, что ответить ему. Никогда не думал, что Тони будет способен жить в мире иллюзий – он казался мне реалистом и прагматиком.

– Может быть, все это и верно, когда судишь о других, но у всех нас есть свои иллюзии, Логан.

– Да? – удивился он и со странным выражением посмотрел на меня, потом пожал плечами. – Мне кажется, что все решения придется принимать мне.

– Тони на это и рассчитывал. Если бы он тебе не доверял, то не дал бы тебе никаких полномочий, – заметила я.

– Кажется, ты права. Ну, хорошо, я вернусь к концу недели, – сказал он. – Я буду звонить тебе каждый вечер, и, если возникнут проблемы, тоже звони мне, не задумываясь.

– Обязательно. Ни о чем не беспокойся, – заверила я его.

Логан пошел наверх собирать вещи, а я осталась в гостиной. Муж зашел попрощаться, поцеловал меня и уехал. Я не осуждала его за столь поспешный отъезд – ему не хотелось оставаться в этой мрачной атмосфере. Я несколько раз заходила к Тони: тот по–прежнему был занят бумагами и фотографиями.

– Тони, ты должен как следует питаться и как можно скорее заняться своими делами, – наконец не выдержала я. – Только так ты сможешь справиться со своим горем.

Он оторвался от чтения и посмотрел на меня, словно только что осознал происходящее. Шторы на окнах были опущены, не давая солнцу проникнуть внутрь и согреть это мрачное, унылое жилище. На столе стояла лампа, освещавшая хозяина комнаты слабым желтоватым светом. Тони оглядел кабинет, посмотрел на документы, потом снова перевел взгляд на меня. Он выпрямился и сдвинул очки на лоб.

– Так, который час? – произнес он, взглянув на стоявшие в углу старинные часы. – Кажется, я пробыл здесь довольно долго.

– Верно, и кроме того, ты почти ничего не ел.

– Мне нравится, что ты обо мне беспокоишься, – сказал Тони, улыбаясь и от этого словно преобразившись. – Твоя мать никогда по–настоящему обо мне не заботилась.

– Моя мать? – «Почему он о ней вспомнил? – удивилась я. – Моя мать была слишком молода, чтобы ее заботили подобные вещи. Она убежала из дома, еще не вполне готовая выполнять обязанности, диктуемые взрослой жизнью». – Так что же моя мать? – повторила я.

Тони подался вперед, качая головой, улыбка исчезла с его лица. Он провел ладонями по щекам, потер глаза кулаками, как будто хотел прогнать остатки сна, затем тяжело вздохнул и поднял на меня глаза.

– Извини, – произнес Тони, – я совсем забылся. Ты стоишь в тени, и мне вспомнилось, как через эту дверь входила Ли. Кажется, я слишком увлекся прошлым. Ты права, мне нужно принять душ, переодеться и как следует поесть. Я не могу объяснить, что я делаю и почему. Хевен, я чувствую себя виноватым в том, что случилось с Джиллиан, – добавил он доверительным тоном.

– Но, Тони, – запротестовала я. – Тебе не в чем себя винить. Ты ведь сделал для нее все, что возможно: за ней ухаживала Марта, следили доктора, ты покупал нужные лекарства. Ты дал ей возможность чувствовать себя спокойно и уютно.

– И поддерживал ее мир безумия, – заметил Тони. – Я думал только о себе, всегда надеялся, что Джилл победит болезнь и вернется ко мне. Но в этом моя ошибка. Если бы я согласился отправить ее в клинику…

– Тони, счастливее от этого она бы не стала. Возможно, не приняла бы таблетки, но могла выбрать иную смерть.

Тони обдумал мои слова и согласно кивнул.

– Ты необыкновенная молодая женщина, Хевен. Я сейчас смотрю на тебя и не могу вспомнить наш первый разговор в этом кабинете, когда ты рассказала правду о своем прошлом, о смерти Ли, а я говорил о правилах и давал наставления. Мне казалось, что ты своенравная, непослушная девочка и не очень развитая. Я хотел переделать тебя на свой лад, изменить твой характер.

– Но у тебя оказалась сильная воля и трезвый ум, – продолжал Тони. – Ты имела свое мнение и не делала ничего из того, что не считала нужным. Переубедить тебя было невозможно, как я ни старался, ты стояла на своем. Я тебя недооценил. – Тони рассмеялся. – Мне следовало больше доверять своим генам, а, как ты думаешь? Наверное, я должен был сразу открыть тебе всю правду.

– Возможно, – согласилась я, а про себя подумала, что в этом доме не всегда находилось место для правды.

Я испытывала искушение рассказать ему, что я все знаю о Трое, но сдержалась. И без того волнений и переживаний было достаточно. Раны еще не затянулись. Я продолжала сердиться на Тони, который скрыл от меня, что Трой жив, невзирая на все побудительные мотивы. Однако время для обвинений было неподходящее.

– А где Логан?

– Я отослала его обратно в Уиннерроу, – ответила я. – Он звонил туда каждые пять минут.

– Помню. Уиннерроу. Все мне кажется сейчас, как в тумане. Такое впечатление, будто меня ударили по голове и я нахожусь в каком–то оцепенении.

– В какой–то степени это и случилось.

– Но мне нужно взять себя в руки. Пойду наверх: приму душ, переоденусь, а потом спущусь в столовую. Передай Раю, чтобы он приготовил для меня что–нибудь, хорошо?

– Обязательно. Но мне кажется, у него давно все готово, он целый день ждет тебя.

Тони кивнул.

– Хочу поблагодарить тебя, Хевен, за помощь и поддержку, – сказал он. – Ты доказала, что способна на многое и на тебя можно положиться. Меня радует мысль, что в свое время ты займешь мое место и возглавишь нашу финансовую империю.

– О, до этого еще очень далеко, – заметила я.

Тони не ответил. Он взглянул на меня и, выйдя из–за стола, обнял меня и крепко прижал к себе.

– Слава Богу, ты здесь, – прошептал он. – Благодарю Господа за то, что ты вернулась. – Он поцеловал меня в лоб и, задержав еще на мгновение, отпустил. Я стояла и думала, как непредсказуемы бывают мужчины. Кажутся суровыми, расчетливыми, порой безжалостными и далекими от сантиментов, но вдруг поражают проявлением глубоких чувств и способны растрогать до слез. Мне не приходилось встречать мужчин, которых было бы просто понять, но относилось ли мое наблюдение и к женщинам?

Оставив Тони в кабинете, я отдала распоряжение слугам и поднялась к себе отдохнуть. Вечером позвонил Логан. Он был взволнован произошедшими в его отсутствие переменами и не переставая говорил о проекте, но наконец вспомнил и о Тони. Я высказала мнение, что он начинает понемногу возвращаться к жизни, хотя полной уверенности у меня не было. Логан поймал меня на слове и сказал, что ему надо бы остаться до воскресенья. Он уговорил электриков поработать в субботу и хотел присмотреть за их работой.

– Кроме того, у вас все налаживается, – обрадовался он.

– Делай, что нужно, Логан. – Как и все мужчины, он слышал то, что хотел услышать. Я говорила с ним несколько резко, но муж сделал вид, что ничего не заметил.

– Я вернусь, как только закончу с делами, – пообещал он.

На следующее утро позвонила Эми Лаккетт, чтобы узнать, может ли она приехать навестить меня. Я обрадовалась возможности отвлечься и пригласила ее на ленч. Тони собрался и поехал к себе в контору, но через несколько часов позвонила его секретарь, чтобы поговорить с ним по какому–то делу. Я не могла себе представить, где он мог быть. Секретарь обещала перезвонить, как только Тони появится. Но тут приехала Эми, я отвлеклась и только после ее отъезда вспомнила, что секретарь так и не позвонила.

С того времени, как мы вместе учились в привилегированной школе для девочек Уинтерхевен, Эми сильно располнела. Я увидела перед собой дружелюбную круглолицую женщину с маленьким бюстом и широкими бедрами. Она сохранила свою мягкую, кроткую улыбку и миндалевидные глаза. Прежней осталась и прическа – пучок, высоко заколотый на затылке. Стайки золотистых веснушек собрались у нее под глазами и над бровями. Я запомнила Эми маленькой, застенчивой толстушкой, всегда державшейся в тени. Но в отличие от других девочек, она не кичилась своим богатством и положением.

День выдался ясный и солнечный, с океана дул ласковый прохладный ветерок, поэтому я распорядилась накрыть стол во внутреннем дворике, откуда был виден пруд и беседка. Куртис укрепил над столом зонтик, и, сидя в тени, мы болтали и угощались бутербродами, приготовленными Раем. Эми рассказывала о своих поездках, о встречах с людьми. Потом она переменила тему.

– Мне прислала письмо Фейт Моргентайл, – сказала Эми. – Я в это время была в Лондоне. Оно целиком посвящено тебе.

– Что ты говоришь? Фейт Моргентайл, она в школе ко мне относилась, как к прокаженной.

– Это потому, что все тебе завидовали. Фейт писала, что ты вышла замуж и переехала в Фартинггейл. Каждая строка ее письма источает зависть, если бы она могла, то написала бы его кровью. – Мы рассмеялись.

– Я стараюсь не вспоминать об этих девочках, иначе очень раздражаюсь. Никогда не забуду их пакостей и оскорблений. – Словно защищаясь, я обхватила себя руками, вспоминая пережитые боль и унижения. Девушки порой могут быть безжалостными. В особенности избалованные девицы из богатых семей.

– Да, они поступали с тобой жестоко, но это все от зависти, – повторила Эми, широко раскрывая глаза.

Я знала, что Лаккетт вначале участвовала в их затеях. В противном случае, они стали бы травить и ее. Воспитанницы Уинтерхевен презирали каждого, кто чем–то от них отличался. Я была в невыгодном положении, поскольку не путешествовала так много, как они, и, ко всему прочему, Тони не совсем удачно подобрал мой гардероб: одежда была в классическом стиле и очень дорогой.

– Да, думаю, что так оно и было, хотя не могу понять причины. Ведь они принадлежали к богатым, известным семьям.

– Они ничего не могли с собой поделать, – пыталась объяснить Эми. – Особенно когда увидели тебя с Троем Таттертоном и ты сказала, что у него слишком хороший вкус, чтобы обращать внимание на кого–либо из них.

Я постаралась скрыть боль, пронзившую меня при этом имени, и заставила себя болтать, напустив веселый вид.

– Помню, как это было, а после они разорвали мою одежду. С каким высокомерием отнеслись они к моему обещанию пожаловаться миссис Маллори. Все были уверены, что им ничего не грозит: миссис Маллори ничего бы не сделала из–за боязни лишиться денег, которые девочки платили за учебу.

– Да, они это прекрасно знали, – подтвердила Эми, принимаясь за третий бутерброд.

– А когда я пошла на вечер, они сыграли со мной злую шутку, подсыпав мне в чай и фруктовый пунш слабительное. – Я прижала руки к животу, заново переживая боль, стыд и унижение, которые я тогда испытала, сознавая, что все на вечере знали об этой выходке.

– Я старалась тебя предупредить, – проговорила Эми, перестав на минуту жевать. – Когда увидела тебя в том шикарном красном платье.

– Да, помню.

Эми грустно покачала головой, потом улыбнулась.

– Но ты им отплатила, спустив Пру по желобу прямо в грязное белье.

– Необычный способ завоевать их уважение. – Я не собиралась спрашивать о том, ради чего она приехала. Но сразу заговорить об этом Эми не решилась. Я поняла: ей нужно было выведать у меня что–либо пикантное, чтобы снова обратить на себя внимание своих знакомых по школе, которые опять начнут ей звонить и приглашать в гости. Мне вдруг стало грустно и противно.

– А скажи, пожалуйста, – теперь это уже давняя история, – почему Трой покончил с собой?

– Во–первых, – отчеканила я, – это было не самоубийство, а несчастный случай. Его понесла лошадь. А во–вторых, я не брала на себя роль психолога и не собиралась копаться в чужих душах, как обожали это делать девицы из Уинтерхевена. Они и сейчас не бросили это занятие, как будто все разом занялись изучением психиатрии.

– Это верно, но я…

– У меня нет никакого желания распускать сплетни. И тебе пора от этого отказаться. Это недостойное занятие.

– Совершенно согласна с тобой, – быстро закивала Эми, округляя глаза. – Мне просто самой стало интересно.

– Ни к чему превращать в развлечение чью–то трагедию, – отрезала я и взглянула на часы. – Должна извиниться, но у меня еще много дел. Надеюсь, ты понимаешь меня.

– О да, конечно, мы еще увидимся. Я поеду в Париж не раньше осени: собираюсь изучать живопись.

– Очень интересно. Я позвоню тебе, и мы договоримся, – солгала я, желая поскорее отделаться от своей гостьи. И хотя Эми не была со мной так жестока, как другие, ее приезд оживил во мне слишком много тяжелых и мучительных воспоминаний о жизни в школе Уинтерхевен, которые я давно похоронила в тайниках своей памяти, тем более, мне было очень неприятно переживать все заново.

Когда Эми уехала, я спросила Куртиса о Тони и, узнав, что он еще не вернулся и не звонил, я связалась с его секретарем. Оказалось, что Энтони так и не появился на фабрике. Не на шутку встревожившись, я стала думать, что предпринять. После смерти Джиллиан Тони вел себя очень странно.

И тут меня осенило. Это произошло само собой, просто я сидела в гостиной и думала о Тони. Вдруг я поняла, где он был. Но мое предположение следовало проверить. Выйдя из дома, я перешла лужайку и направилась к лабиринту. Быстро преодолев знакомый путь, я вышла к коттеджу. Сердце мое сжалось при виде машины Тони. Я потихоньку подошла к дому и осторожно заглянула внутрь через маленькое окошко, перед которым рос куст шиповника.

В кресле–качалке Троя лицом к маленькому камину сидел Тони. Кресло почти не двигалось. Скорее всего, здесь он и провел большую часть дня, тоскуя в одиночестве и находя утешение в маленьком домике брата, среди его вещей. Моим первым желанием было войти, но я передумала. Человеку необходимо иногда побыть в одиночестве. Совершенно очевидно, что Тони было бы неприятно, если бы кто–то нарушил его уединение. Кроме того, мы могли наговорить друг другу много лишнего. Поэтому я вернулась в Фарти.

Тони появился перед обедом. Он делал вид, что целый день напряженно работал, и я не решилась сказать ему о звонках из конторы. Куртис передал Тони несколько писем, которые тот взял без слов. Потом Тони поднялся к себе, предупредив, что голоден и спустится к обеду. Я тоже отправилась принять душ и переодеться.

Не успела я выйти из ванной, как зазвонил телефон. Уверенная, что звонит Логан, я сняла трубку. Но нет, это звонила Фанни. Мы не виделись и не разговаривали после скандала в лесном домике. Я подумала, что сестра начнет меня обвинять в том, что я ее избегаю, но на уме у нее было кое–что похуже. Фанни наконец отыскала способ уязвить меня, поразить в самое сердце.

– Мне жалко твою бабушку, – начала она. – Хотя ты ее называла как–нибудь поинтереснее: ты ведь теперь тоже знатная дама.

– Я звала ее по имени или бабушкой, – прозвучал мой ответ. – А как ты живешь, Фанни?

– Не скоро же ты собралась поинтересоваться, – и, помолчав, ласковым голоском запела: – А скажи, Хевен Ли, ты еще не забеременела? Жила бы в Уиллисе, давно бы ждала ребенка.

– Пока нет, я еще не готова обзаводиться детьми.

– Вот как, а у меня для тебя есть новость: я беременна, – объявила Фанни ликующим тоном.

– Правда? – Я даже присела от неожиданности и приготовилась выслушать историю об их отношениях с Рендлом, который сделал ей ребенка. Но Фанни приготовила для меня еще один сюрприз.

– И не моя это вина, Хевен, а твоя.

– Моя вина? – Я подумала, что Фанни снова примется укорять меня в том, что я ее бросила одну в Уиннерроу, хотя в детстве мы обещали быть вместе. Она всегда ставила мне в вину, что отец продал ее священнику и что потом я недостаточно противилась продаже пастору ребенка Фанни. По мнению Фанни, во всем, что с ней случалось, и в том, какой она стала, была виновата только я, потому что якобы бросила ее в юности.

– Тебе следовало быть здесь и проявлять ко всему больший интерес, – продолжал журчать ее голосок. Мне совсем не понравились слишком веселые нотки в ее голосе. Я почувствовала какой–то подвох.

– И чем я должна так интересоваться? О чем ты, Фанни? – я старалась показать, что на меня не действуют ее намеки.

– А должна ты больше интересоваться своим мужем, Логаном, – заявила Фанни.

– Логаном? А какое он имеет к этому отношение? – спросила я, чувствуя, как учащенно забилось сердце.

– Да я же беременна от Логана, – пояснила Фанни. – Я ношу его ребенка, а не ты.