Приложение. Фактически, - говорит г-н Троуэр, - банкноты в настоящее время не представляют ни золота, ни серебра

1) Ответ г-ну Троуэру

"Фактически, - говорит г-н Троуэр, - банкноты в настоящее время не представляют ни золота, ни серебра, так как банк не имеет права платить по своим банкнотам ни золотом, ни серебром". Спор между г-ном Троуэром и мною, как я его понял, идёт о том, является ли банкнота обязательством платить золотом или серебром. Верно, что Английский банк законом освобождён от выполнения своих обязательств, но этот факт не должен мешать нам установить, в чём состоит его обязательство и каким образом он будет вынужден выполнять его, если закон будет отменён. Именно в этом пункте различаются наши взгляды на предмет. Г-н Троуэр утверждает, что если бы Английский банк был внезапно вынужден выполнить свои обязательства, он мог бы платить и платил бы серебряной монетой, так как для него это выгодно; я, напротив, доказываю, что, призванный сделать это, он был бы вынужден платить золотой монетой, что серебряная монета недостаточна для этой цели и что имеется такой закон, в силу которого нельзя чеканить серебряную монету. Я допускаю, что при возможности перечеканить серебро в монету этому металлу отдали бы предпочтение, потому что его можно получить дешевле, но, пока существует закон против чеканки серебра, мы вынуждены пользоваться только золотом. Г-н Троуэр сам признаёт полностью моё утверждение, когда говорит: "Если в это время (когда закон, запрещающий размен, будет отменён) закон, запрещающий чеканку серебряной монеты, будет сохранять свою силу, то в этом случае золото, несомненно, должно быть рассматриваемо как мера стоимости в этой стране". Имеет ли г-н Троуэр право говорить о вещах не как они действительно существуют, а как они будут существовать по его предположению когда-нибудь в будущем?

Конечно, закон, запрещающий чеканку серебра, может быть отменён, и, когда это случится, г-н Троуэр будет, может быть, прав: серебро может тогда стать стандартной мерой стоимости, но, пока закон остаётся в силе, золото должно быть по необходимости такой мерой, и, следовательно, стоимость банкнот может быть измерена их сравнительной стоимостью по отношению к золотой монете или слиткам.

Тот факт, что в обращении находится больше серебра, чем золота, легко может быть объяснён в первую очередь тем, что банкнот меньшего достоинства, чем в 1 ф. ст., не существует, и приходится, следовательно, употреблять серебро при мелких платежах. Во-вторых, поскольку банкноты являются заместителями золотой монеты, в гинеях абсолютно нет нужды. А это в соединении с их высокой стоимостью сравнительно с их заместителями достаточно объясняет их исчезновение из обращения. В-третьих, так как золотая монета удержала свой стандартный вес, а серебряная потеряла 40% своего веса, выгодно переплавлять гинеи и удерживать серебро в обращении.

Перейдём теперь ко второму предмету спора - тому действию на цены товаров, а также золотых и серебряных слитков, которое г-н Троуэр приписывает неполновесности серебряной монеты. Почему же, спрошу я, если это действительно так, то же самое действие не сказывалось на рыночных ценах этих металлов до приостановки размена банкнот Английским банком в 1797 г.?

Сказать, что золотая монета была тогда стандартной мерой и что эта монета не была испорчена, а потому такого действия не воспоследовало, не значит дать удовлетворительный ответ. Я считаю этот ответ неудовлетворительным, так как золото было ведь мерой стоимости по той причине, что им было выгоднее платить долг, чем стандартной серебряной монетой, но мы теперь говорим не о стандартной серебряной монете, а о неполновесной. Последняя была тогда, так же как и теперь, сравнительно дешевле, чем золотая монета, и если она может быть использована с большей выгодой для уплаты долга теперь, то это могло иметь место и тогда. Однако тогда это не приводило к тем же результатам; золотые слитки стоили всё время ниже их монетной цены, а серебряные - выше таковой только потому, что монетные соотношения были неточно определены. Быть может, несколько дальнейших разъяснений сделают этот вопрос более ясным. В 1797 г. серебряная монета была обесценена на 24%, в то же самое время отношение стоимостей золота и серебра на рынке составляло 14 3/4: 1, тогда как в монете они оценивались как 15: 1, поэтому при сравнении стандартных металлов за меру стоимости принималось золото. Но отношение стоимости золота к стоимости неполновесной монеты равнялось 19: 1. Значит, тогда, как и теперь, существовали одинаковые основания к тому, чтобы цена золотых слитков была выше их монетной цены, ибо в обоих случаях это было связано с ухудшением серебряной монеты. Я поэтому утверждаю, что если, как это предполагает г-н Троуэр, цена товаров подверглась изменению вследствие ухудшенного состояния серебряной монеты, то это явление имело место в силу тех же оснований и в той же мере в 1797 г., как и много лет назад. Может ли г-н Троуэр объяснить, почему этого не было в течение 23 лет до 1797 г., когда золото стоило ниже своей монетной цены?

Я сказал: "Сравните неполновесную серебряную монету с золотой монетой стандартного качества - разве она не имеет одинаковой стоимости с ней?". Г-н Троуэр отвечает: "Вы говорите, что банкноты подверглись обесценению на 20%, сравните их с полновесной золотой монетой, - разве они не имеют одинаковой стоимости с ней?". В другом месте г-н Троуэр замечает, что если верно, как я утверждаю, что 1 тыс. ф. ст. в неполновесной серебряной монете купят ровно столько же золотых или серебряных слитков, как 1 тыс. ф. ст. в золотой монете, то так же верно, что 1 тыс. ф. ст. в банкнотах купят столько же. Если, таким образом, допустить, что в настоящее время 1 тыс. ф. ст. в золотой монете, в неполновесной серебряной монете или в банкнотах имеют совершенно одинаковую стоимость, когда на них покупаются товары, то где же причина, что ни за одну из них нельзя купить столько золотых или серебряных слитков, сколько в 1797 г., т. е. до издания закона о запрещении размена банкнот? И, хотя во внутреннем обращении они могут иметь одинаковую стоимость, является ли это совпадение в их стоимости естественным или принудительным?

Не подлежит никакому сомнению, что стоимость банкнот и неполновесной серебряной монеты регулируется в настоящее время не стоимостью полновесной золотой монеты. Если бы это было так, цена золота не была бы выше его монетной цены. Ведь г-н Троуэр всегда соглашался, что никто не дал бы больше одной унции золота за унцию золота; поэтому золото не могло бы стоить 4 ф. ст. 10 шилл. или 4 ф. ст. 13 шилл. за унцию, если бы стоимость всех обращающихся денег равнялась стоимости золотой монеты. Отсюда неизбежно вытекает, что стоимость золотой монеты доведена до уровня неполноценной серебряной монеты или банкнот. Но я уже заметил, что до 1797 г. стоимость неполноценной серебряной монеты всегда поднималась до стоимости золотой монеты (потому что количество её было всегда умеренным) и что, хотя для определённой суммы она была законным платёжным средством, она не была ни достаточно изобильна, ни достаточно ходка, чтобы поднять цену золотых слитков выше их монетной цены. Ни разу не случилось, чтобы кто-нибудь купил золотой слиток хотя бы на один пенс дороже за унцию только потому, что он желал... платить неполновесной серебряной монетой.

Если, таким образом, золотая и серебряная монеты имели одинаковую стоимость и были одновременно обесценены в своей меновой стоимости до 4/5 их действительной стоимости, короче говоря, до стоимости банкнот, находившихся в обращении одновременно с ними, то чему он может приписать это явление, если не обесценению банкнот?

Предположим, что закон против вывоза гиней отменён. Г-н Троуэр не будет тогда утверждать, что золотая монета, серебряная монета и банкноты имеют одинаковую стоимость, потому что он уже допустил, что никто не даст больше 1 унции золота за унцию золота; однако при этих обстоятельствах золото будет продаваться за 4 ф. ст. 10 шилл. или 4 ф. ст. 13 шилл. в банкнотах или неполновесных шиллингах, но в золотой монете оно будет стоить не выше 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс. за унцию.

Стоимость, по которой обращается в настоящее время золотая монета, есть принудительная стоимость; её естественная стоимость на 15% выше её принудительной стоимости, но отмените закон, удалите силу, которая заставляет снижаться её стоимость, и она немедленно приобретёт вновь свою естественную стоимость. Допустим, что я, таким образом, уступил в первом спорном пункте и допустил, что банкноты представляют обязательства платить серебряной, а не золотой монетой, тогда стало бы очевидным, что обесценение серебряной монеты не могло бы произвести на цены золотых или серебряных слитков или всяких других товаров никакого другого действия, кроме того ничтожного влияния, какое могло бы оказать на них наличие незначительной доли неполновесной серебряной монеты, рассматриваемой как законное платёжное средство.

До перечеканки золотой монеты в 1774 г. золотой слиток стоил, как я уже заметил, 4 ф. ст. за унцию, т. е. на 2 1/2% выше монетной цены золота. Обесценение золотой монеты должно было аналогичным образом повысить цены всех других товаров. Против этого положения нельзя больше спорить. Сейчас же после перечеканки цена золота упала ниже его монетной цены.

Пока золотая монета теряла, таким образом, в весе, за гинею, только что вышедшую с Монетного двора и, следовательно, не подвергшуюся ещё снашиванию, или за гинею, находившуюся в резерве и не подвергавшуюся снашиванию, можно было бы купить не больше товаров, чем за потёртую и неполновесную гинею; однако отсюда нельзя было бы заключить, что неполновесная и новенькая гинеи имеют одинаковую стоимость, так как ясно, что цены всех товаров регулировались бы в этом случае не количеством золота в новеньких гинеях, а количеством золота, действительно содержащегося в старых гинеях.

Точно так же и теперь: хотя в обращении находится немного гиней и при покупке товаров они расцениваются не по более высокой стоимости, чем та же сумма в банкнотах, однако цены товаров регулируются не количеством золота, которое содержат гинеи, но количеством его, за которое можно купить банкноты. Если монета полновесна и банкноты не обесценены, то эти два количества должны быть всегда почти одинаковы.

Тот факт, что золотая монета была в течение почти целого столетия главной мерой стоимости, установлен, по моему мнению, вполне бесспорно доводами лорда Ливерпуля. Они вкратце заключаются в следующем. Обесценение серебряной монеты в течение этого периода не вызвало какого-нибудь перевеса рыночной цены золотых или серебряных слитков над их монетной ценой; оно не произвело также никакого влияния на вексельные курсы с иноземными странами, в то время как обесценение золотой монеты, имевшее место в течение части столетия, сейчас же вызывало повышение рыночной цены золотых и серебряных слитков и соответствующее воздействие на уровень вексельных курсов; немедленно после того, как золотая монета была доведена до её теперешнего состояния совершенства, цена слитков упала ниже их монетной цены, и вексельные курсы достигали паритета или были благоприятны для нас.

Лорд Ливерпуль ясно доказал этот факт, но не дал удовлетворительных объяснений, почему золото должно было стать стандартной мерой стоимости предпочтительно перед серебром.

Я думаю, что золото должно быть главной, если не единственной, мерой стоимости до тех пор, пока относительная стоимость золота и серебра будет меньше на рынке, чем их относительная стоимость в монете согласно монетному уставу.

Золотая и серебряная монеты одинаково являются в силу закона признанным платёжным средством, если они имеют законный вес.

В силу монетного устава золото в 15 9/124 раза дороже серебра. На рынке же до того времени, когда писал лорд Ливерпуль, золото было - в среднем за очень долгий период - только в 14 3/4 раза дороже серебра, поэтому каждому должнику выгодно было платить своп долг в золотых монетах, и, следовательно, каждому, кто доставлял на Монетный двор металл для чеканки, в том числе и Английскому банку, было выгодно доставлять с этой целью золото, а не серебро. Таким образом, если бы я был купцом, склады которого хорошо снабжены товарами, и был бы должен 1 тыс. ф. ст., я мог бы купить столько золотых слитков, сколько содержится золота в 1 тыс. ф. ст., при помощи меньшего количества товаров, чем я должен был бы отдать, чтобы получить соответствующее количество серебряных слитков, содержащееся в 1 тыс. ф. ст., и это побудило бы меня купить золото, а не серебро и направить в Монетный двор для чеканки не серебро, а золото. Пока золото было только в 14 3/4 раза дороже серебра, цена серебряного слитка была бы всегда выше его монетной цены, поэтому для Английского банка было бы убыточно покупать серебряные слитки для чеканки, тогда как при покупке для этой цели золотых слитков он не потерпел бы никаких убытков. Итак, очевидно, что золото будет единственной мерой стоимости только тогда, когда в сравнении с серебром оно будет стоить на рынке дешевле, чем согласно монетному уставу. В течение этого времени банкноты будут представителями золотой монеты, потому что Английский банк будет всегда платить в монете, чеканка которой обойдётся ему всего дешевле.

Но если с течением времени, как это, повидимому, имело недавно место, золото сделалось бы дороже и ценилось бы на рынке по отношению к серебру выше, чем в форме монеты, - если бы оно было в 15 1/2 или 16 раз дороже серебра, то золото стоило бы выше своей монетной цены, а серебро сохраняло бы свою монетную стоимость или было бы ниже её. Золото могло бы тогда быть с выгодой переплавлено, а серебро с выгодой же перечеканено в монету. Серебро стало бы, таким образом, мерой стоимости; Английский банк оплачивал бы свои банкноты в серебре, и, следовательно, банкноты стали бы представителями серебряной, а не золотой монеты. В этом состоит на самом деле доказательство г-на Троуэра. Высокая цена золотых слитков не есть сама по себе, как он справедливо утверждает, доказательство обесценения банкнот, потому что золотые слитки могут подняться в цене выше своей монетной стоимости в результате изменения их стоимости по отношению к серебру; это может произойти даже при полном отсутствии банкнот. Из того, что я уже сказал, явствует, что я безоговорочно принимаю это положение за истину.

Но если причина высокой цены золотых слитков именно такова, то цена серебряных слитков никогда не будет выше их монетной цены до тех пор, пока одни только полновесные монеты будут законным платёжным средством. Когда цена серебряных слитков была выше их монетной цены, а цена золотых равнялась своей монетной цене или была ниже её (а это было общим явлением до 1797 г.), то никто не утверждал, что банкноты обесценены, и если бы цена золотых слитков была на 20% выше их монетной цены, а цена серебряных равнялась их монетной цене, то я считал бы, что банкноты не подверглись обесценению. Но раз цена обоих металлов выше их монетных цен, то это - убедительное доказательство, что находящиеся в обращении банкноты обесценены.

Г-н Троуэр хочет объяснить этот факт установленным обесценением серебряных денег. Если бы эти неполновесные деньги были законным платёжным средством, я не спорил бы с ним об этом, но он сам признаёт, что это не так, поэтому неполновесность серебряной монеты не может быть причиной высокой цены серебряных слитков.

Я хочу ответить теперь на некоторые замечания г-на Троуэра по поводу моего последнего письма в "Morning Chronicle".

Я приводил цену серебра в 5 шилл. 9 1/2 пенс., не имея намерения усилить или ослабить мою аргументацию. Мне кажется, что цена 5 шилл. 7 пенс. не была упомянута г-ном Троуэром, когда он писал, и я не думал, что расчёты его основаны на этой цене; но, как он замечает, мы спорим о принципах, а потому цена в 5 шилл. 7 пенс. для меня так же годится, как цена в 5 шилл. 9 1/2 пенс.

Г-ну Троуэру кажется, что в моём высказывании имеется несогласованность, что если бы серебро было принято за денежный эталон, то банкноты обращались бы в 1797 г. с премией в 24%, а теперь - с премией в 14%; при этом предполагается, что эталоном служит неполноценная серебряная монета, на том основании, что на 100 ф. ст. в банкнотах можно было купить в 1797 г. на 24% больше серебра в слитках, чем его содержалось в 100 ф. ст. неполновесной серебряной монеты, и притом купить по его настоящей цене, т. е. на 14% дороже. Я, кроме того, сказал, что "если мы оцениваем стоимость банкнот в серебряных слитках, то мы найдём, что они подверглись обесценению в 12%", а в другом месте: "что если бы серебро было принято за денежный эталон, то банкноты, находящиеся в обращении, стоили бы на 11% меньше". Меня приглашают объяснить эти места. Я думал, что если бы наши серебряные деньги отличались стандартным монетным весом и, следовательно, были бы так же хороши, как одинаковое количество слитков, то обращающиеся банкноты, оцениваемые таким мерилом, стоили бы на 12% меньше; но так как наши деньги не отличаются такой чистотой, так как по закону при крупных платежах кредитор может быть вынужден принимать в уплату до 25 ф. ст. неполноценной монеты, то банкноты, оцененные в наших серебряных деньгах, стоили бы на 11% меньше.

В расчётах, сделанных г-ном Троуэром, он приписывает весь излишек рыночной цены золота над его монетной ценой обесценению серебряной монеты, за исключением лишь той части этого излишка, которая вызвана изменением в относительной стоимости двух металлов. Он прав, оценивая изменение в относительной стоимости золота и серебра (он приводит цены в 4 ф. ст. 13 шилл. для золота и 5 шилл. 7 пенс. для серебра) в 11 ф. ст. 7 шилл. 2 пенса на 100 ф. ст., но он делает поспешное заключение, приписывая баланс превышения цены золота над банкнотами, т. е. 8 ф. ст. 1 шилл. 3 пенса, обесценению серебряных денег, - он считает доказанным то, что является предметом спора, и не объясняет нам своих данных. При том же правиле, если бы он взял теперешние цены золотых и серебряных слитков, т. е. 4 ф. ст. 10 шилл. и 5 шилл. 9 1/2 пенс., он должен был бы установить действие обесценения серебряной монеты по крайней мере в 12%. Он ведь не скажет, что обесценение серебряной монеты увеличилось с тех пор, как началась, дискуссия, поэтому он должен найти другую причину для объяснения разницы между 8 ф. ст. 1 шилл. 3 пенс. и 12 ф. ст.

Г-н Троуэр говорит, что если бы в обращении был только один металл, то рыночная цена превосходила бы монетную в точном соответствии с порчей монеты, но если в обращении находятся два металла, то из этого не следует, что слитки оплачиваются обесцененными деньгами. Из того, что уже было сказано, следует, что, хотя мы имеем в обращении два металла, один необходимо должен быть вытеснен из обращения, а так как обесцененная серебряная монета не является законным платёжным средством, то ею нельзя измерить никакой стоимости.

Меня обвиняют в том, что я устанавливаю невозможный случай, и спрашивают: "Какое доверие может быть оказано такой гипотезе? Это способ рассуждения столь же необычный, сколь и бесполезный". Но разве предположить, что должник платил бы мне серебряной монетой, значит предположить невозможный случай? Вопреки мнению г-на Троуэра я утверждаю, что находящиеся в обращении банкноты обесценены, а в доказательство моего положения я устанавливаю, что если мой должник решит уплатить мне свой долг серебром, он будет вынужден законом уплатить такую сумму, которая равнялась бы по стоимости 1 120 ф. ст. в банкнотах. Разве это не удовлетворительный аргумент, доказывающий, что серебро, содержащееся в 1 тыс. ф. ст., стоит больше, чем 1 тыс. ф. ст. в банкнотах? Тот факт, что уплата такого рода невозможна до тех пор, пока закон позволяет платить бумагой, которая, правда, называется 1 тыс. ф. ст., но может купить лишь столько серебра, сколько содержится в 900 ф. ст., представляет злоупотребление, против которого я протестую, а так как никто не отрицает, что 1 тыс. ф. ст. стоят больше, то наличие злоупотребления доказано.

Я согласен с г-ном Троуэром в том, что серебро есть законное платёжное средство на всякую сумму, как и золото, если оно имеет свой монетный вес, но с его стороны это допущение фатально для его аргумента. На 62 шилл. стандартного веса, которые по его допущению равняются фунту серебра, я всегда могу купить фунт серебра в слитке. Он не отрицает этого. Он вполне соглашается, что если серебряная монета полновесна, то цена серебряных слитков, оплачиваемых серебряной монетой, не может превышать их монетную цену.

Но на 62 шилл. в банкнотах я не могу купить фунт серебра, за фунт серебра я вынужден дать 3 ф. ст. 7 шилл. банкнотами, а это составит премию в 8 ф. ст. 1 шилл. 8 пенс. Можно ли, желая быть последовательным, утверждать, что 62 шилл. стандартного веса, являющиеся законным платёжным средством, стоят не больше, чем 3 ф. ст. 2 шилл. в банкнотах?

Если бы наш Монетный двор предписывал, чтобы каждый шиллинг весил унцию, то до тех пор, пока шиллинги были бы полновесными, серебро не могло бы стоить больше шиллинга за унцию; даже при обесценении денег и падении веса шиллинга только до пол-унции цена серебра не поднялась бы всё же выше 1 шилл. за унцию, если бы закон защищал продавца слитков от уплаты неполновесной монетой. "Конечно, - сказал бы он, - я продал вам серебро по 1 шилл. за унцию, но шиллинг, которым вы мне платите, неполновесен, вы должны поэтому платить мне по весу согласно монетной цене шиллинга". Продавец получит поэтому в конечном счёте по два неполновесных шиллинга за унцию, хотя он продал своё серебро по одному. Что таково было положение дел на рынке серебряных слитков, учит нас опыт почти целого столетия. Цена серебряных слитков редко поднималась выше их монетной цены, и увеличение последней объяснялось изменениями в относительной стоимости золота и серебра. Серебро оплачивалось в золоте, и потому золото сохраняло свою монетную стоимость.

2) Ответ г-м Троттеру и Троуэру

Что собственно хочет сказать г-н Троттер, утверждая, что внешние долги, может быть, выгоднее уплатить путём вывоза дорогих товаров, чем дешёвых, - вывозом золота, которое у нас дороже, чем товаров, которые у нас дешевле, чем за границей? Это, очевидно, невозможно; это включает противоречие, и нет нужды доказывать его нелепость. Если г-н Троттер думает, что вывоз всех других товаров будет сопровождаться такими большими расходами, которые сделают вывоз золота более выгодным, то он не сможет тогда утверждать, что золото дороже у нас, чем за границей, потому что оно при всех обстоятельствах наиболее дешёвый экспортный товар. Когда мы говорим, что золото у нас дороже, чем за границей, а товары дешевле, то мы должны включить в расчёт расходы, сопровождающие их вывоз на иностранные рынки, иначе они не могут служить удовлетворительными предметами сравнения. Если же г-н Троттер хочет сказать, что только золото будет принято в уплату за наш долг, какова бы ни была его относительная цена, - ибо здесь прекращается всякое сравнение между золотом и другими предметами, - то ведь мы обязались платить золотом, и ничто, кроме золота, не освободит нас от наших обязательств. Но я имею теперь дело не с замечаниями г-на Троттера, а с замечаниями г-на Троуэра.

Г-н Троуэр замечает, что если бы можно было допустить, что иностранный купец будет ввозить золото с убытком, то из этого следовало бы, что купцы меняют два товара, на одном из которых оба теряют (я предполагаю, что этот товар - слитки); их прибыли, говорит он, должны быть тогда получены с другого товара. Продавец должен прибавить к цене товара, например пшеницы, убыток, который он потерпел на золоте, полученном в уплату; далее покупатель должен прибавить к цене товара (пшеницы), кроме прибыли, убыток, который он терпит на золоте, каковым он платит за товар. Во-первых, это не удовлетворительный ответ г-ну Троттеру, который предполагает, что долг уже заключён и что по этому долгу можно платить только деньгами. Аргумент г-на Троуэра не имеет также никакого отношения к какому-либо новому договору, который может иметь место между экспортёром пшеницы с континента и экспортёром слитков золота или денег из Англии и который обязательно включает определение стоимости этих товаров. Он имеет в виду следующий случай: импортёр пшеницы в Англию обязался уплатить известную сумму денег - слиток золота определённого веса, и наступило время, когда его кредитор не примет в уплату ничего другого.

Во-вторых, допуская, что аргумент применяется правильно, мы всё же не знаем, за чей счёт заключена сделка - за счёт иностранного или английского купца? Мы должны, очевидно, предположить, что за счёт обоих и что оба они заинтересованы в стоимости золота, потому что оба должны сделать надбавку к цене пшеницы, чтобы компенсировать себя за потерю на слитках: один из них должен это сделать потому, что слитки дёшевы, другой - потому, что они дороги. Если же имеется указание, что ввоз пшеницы в Англию идёт только за счёт английского купца, то сделка была закончена, поскольку речь шла об иностранном купце, тогда, когда он продал пшеницу. Он купил её во Франции за известную сумму французских денег и продал её за известную сумму французских же денег, которые должны быть ему уплачены или при помощи векселя, или путём пересылки слитков одинаковой стоимости, - он поэтому заинтересован только в том, чтобы получить деньги для своего платежа и прибыль, если таковая ему причитается. Он мог бы, по всей вероятности, быть только агентом и интересоваться только получением комиссии за своп хлопоты. Если же сделка заключена за счёт английского купца, то какое побуждение может он иметь для ввоза пшеницы, если золото, которое он обязался дать взамен её, будет в Англии дороже, чем во Франции, или, говоря другими словами, если он не может продать её за большую сумму денег, чем он за неё заплатил?

Если же он может так поступить, то не доказывает ли это, что золото дешевле в Англии, чем во Франции? Что на товар - пшеницу - можно в Англии купить больше золота, чем во Франции? Поскольку речь идет об этих двух товарах, какое лучшее доказательство можем мы иметь, что золото дороже во Франции, чем в Англии? Разве сказать: нет, ведь пшеница дороже в Англии - значит дать удовлетворительный ответ? По отношению к чему она дороже? Конечно, к золоту. Я думаю, что это только другой способ сказать, что золото дешевле в Англии и дороже во Франции. Как можем мы различить в таком случае, получена ли прибыль путём продажи денег или путём покупки пшеницы, раз мы видим, что обе выражают в точности одно и то же?

Итак, в предположенном случае - вывоз золота в обмен на пшеницу, несмотря на то, что оно дороже в вывозящей стране, - необходимо принять во внимание и факт, что пшеница дешевле во ввозящей стране. Но можно ли бороться против невыгоды вывоза золота путём повышения цены пшеницы? Это было бы равносильно заявлению, что так как пшеница дешевле у нас, чем за границей, то я увеличу её количество, ввозя ещё больше, и в то же время подниму её цену. Именно к такому аргументу пришлось бы прибегнуть, если бы вся сделка была заключена за счёт иностранного купца.

Высокая цена слитков - доказательство обесценивания банкнот (Лондон 1811)