ТОМ 2. Статьи и речи о денежном обращении и банках

Давид Рикардо

СТАТЬИ И РЕЧИ

О ДЕНЕЖНОМ ОБРАЩЕНИИ И БАНКАХ

(том II)

Редактор: О. Арав

Ответственные корректоры: В. Флексер и М. Минорская

Сдано в набор 6 мая 1955 г.

Подписано в печать 29 июля 1955 г.

"Государственное издательство политической литературы". Москва. 1955 г.

Предисловие (С. Выгодский)

"Чем американские рудники были для Юма, тем для

Рикардо были станки для печатания бумажных

денег... Его первые произведения, посвященные

исключительно денежному вопросу, относятся к

периоду ожесточеннейшей полемики между

Английским банком, на стороне которого стояли

министры и военная партия, и его противниками,

вокруг которых группировалась парламентская

оппозиция, виги и партия мира".

(К. Маркс, К критике политической экономии, 1953, стр. 171-172.)

Предлагаемый вниманию читателя II том сочинений Рикардо содержит ряд статей и речей, посвящённых вопросам денежного обращения, государственных финансов и кредита. Лейтмотивом всех этих работ являются три центральные идеи:

во-первых, устойчивое денежное обращение - важнейшее условие роста национального богатства;

во-вторых, устойчивое денежное обращение возможно лишь на базе золотого стандарта;

в-третьих, создание устойчивого денежного обращения на базе золотого стандарта вовсе не предполагает обращения золотых монет: в целях сокращения непроизводительных издержек обращения они могут и должны быть заменены бумажными знаками.

Практическим поводом для выступлений Рикардо по этим вопросам послужило прекращение Английским банком в 1797 г. размена банкнот на золото и последовавшее затем обесценение банкнот. Это обесценение нашло своё выражение как в отклонении рыночной цены золота от его цены в монете, так и в повышении товарных цен.

Надо отметить, что в первые годы существования неразменных банкнот рыночная цена золота не так сильно отклонялась от его цены в монете. Английский банк до 1808 г. успешно поддерживал курс бумажных денег: разница между банковыми билетами и золотом была незначительна. Но уже в 1809 г. эта разница резко усилилась и достигла 20-25%.

Одновременно повысились и товарные цены. На этой почве возникла страстная борьба партий в парламенте и не менее страстная теоретическая дискуссия вне парламента.

Английский банк, возглавляемый обществом частных денежных спекулянтов, которые получали немалую выгоду от выпуска бумажных денег, не обеспеченных золотом, министры и военная партия, для которых эмиссия банкнот явилась источником финансирования огромных для того времени военных издержек, не только всячески затушёвывали опасность, но отрицали самый факт обесценения банкнот.

В лице Рикардо противники Английского банка (вокруг которых группировалась парламентская оппозиция, виги и партия мира) нашли сильного и последовательного борца зa устойчивую валюту, за восстановление размена банкнот на золото, за создание денежной системы, способствующей максимальному сокращению непроизводительных издержек обращения и росту богатства страны.

Маркс неоднократно подчёркивал научную добросовестность Рикардо и прогрессивный характер его теории. Эти высокие качества Рикардо как представителя передовой для своего времени науки нашли своё отражение и в его памфлетах, посвящённых вопросам денежного обращения. Но, несмотря на всё это, у Рикардо были ошибочные взгляды в теории денег, которые привели его к вульгарной, так называемой количественной, теории.

В своём памфлете "Высокая цена слитков - доказательство обесценения банкнот" (1811 г.) Рикардо исходит из той правильной предпосылки, что "золото и серебро имеют присущую им стоимость, которая не является произвольной..." <Давид Рикардо, Высокая цена слитков - доказательство обесценения банкнот>. Правда, в этой работе Рикардо определял стоимость драгоценных металлов их редкостью, количеством труда, затраченного на их добывание, и стоимостью капитала, применяемого в производстве. Однако шесть лет спустя в своём основном труде "Начала политической экономии и налогового обложения" (1817 г.) Рикардо решительно заявил, что "общее правило, регулирующее стоимость сырья и промышленных товаров, применимо и к металлам; их стоимость зависит... от всего количества труда, необходимого для получения металла и для доставки его на рынок" <Давид Рикардо, Начала политической экономии и налогового обложения>. Рикардо был далёк от того, чтобы определять цены товаров количеством денег в обращении, а стоимость денег их количеством, как это делал в своё время Давид Юм и как это делают в наши дни представители количественной теории денег.

Рикардо совершенно правильно утверждал, что при данной стоимости денег количество средств обращения зависит от товарных цен. Бумажные деньги, если они выпущены в пропорции, определяемой стоимостью золотых денег, являются не только достойными, но и наиболее совершенными их представителями в обращении. "Оградить население от всяких других изменений стоимости денег, кроме тех, которым подвергается стандартный денежный материал, и в то же время удовлетворять впредь нужды обращения с помощью наименее дорогого средства его - значит довести наше денежное обращение до последней степени совершенства". <Давид Рикардо, Предложения в пользу экономного и устойчивого денежного обращения>

Рикардо утверждал, что денежное обращение находится в самом совершенном положении, когда оно состоит целиком из бумажных денег, при условии если их стоимость равняется стоимости представляемого ими золота. Он правильно рассматривал бумажные деньги в качестве представителей золота, знаков его стоимости. Однако в ходе дальнейшего изложения Рикардо отступил от этой единственно правильной позиции и перешёл к совершенно противоположному взгляду, согласно которому стоимость денег определяется их количеством. Это произошло потому, что он не исследовал сущности денег как всеобщей формы труда в буржуазном обществе, как всеобщего эквивалента.

Рикардо рассматривал деньги в их текучей форме как средство обращения. Он исходил из той ложной предпосылки, что любое количество благородного металла, служащего в качестве денег, должно сделаться средством обращения. Если в результате нового притока золота из рудников масса обращающегося золота окажется выше надлежащего уровня, оно понизится в своей стоимости, а товарные цены соответственно повысятся. Стоимость денег определяется здесь их количеством, а повышение товарных цен рассматривается как следствие относительного увеличения массы обращающихся денег. Это и есть тот противоположный взгляд, к которому пришёл Рикардо, как только свернул с прямого пути своего исследования. Действительно, вначале Рикардо стоял на прочных научных позициях. Деньги одарены своей собственной стоимостью. При данной стоимости денег их количество определяется товарными ценами. Цены товаров в свою очередь определяются стоимостью. Но стоило Рикардо столкнуться с конкретным фактом обесценения бумажных денег в Англии в начале XIX века, как он отказался от своего же правильного понимания закона стоимости как основы и исходного пункта денежного обращения. Отказавшись от основного положения, согласно которому от стоимости золота и товарных цен зависит количество денег в обращении, Рикардо ставит вещи на голову. Он утверждает, что, напротив, сама стоимость золота, как и товарные цены определяются количеством денег в обращении. Противоположный взгляд, к которому Рикардо пришёл, бросил его в объятия количественной теории денег. Рикардо полагал, что золотые деньги так же вынуждены оставаться в обращении, как выпущенные государством бумажные деньги с принудительным курсом.

Отвлекшись от всех остальных функций, выполняемых деньгами, кроме функции средства обращения, Рикардо не видел никакого различия между золотыми и бумажными деньгами. Он забывал, что бумажные деньги являются простыми знаками стоимости. Находясь всецело под впечатлением факта обесценения бумажных денег, Рикардо делал ложное обобщение, утверждая, что цены товаров определяются количеством денег в обращении.

Это грехопадение Рикардо не является случайным. Рассматривая буржуазный строй как вечную и естественную форму общественного производства, он не видел исторических особенностей товарного производства, необходимости выделения на этой базе особого товара в качестве всеобщего эквивалента. В представлении Рикардо деньги являются техническим орудием, облегчающим обмен. Этим объясняется то, что Рикардо игнорировал все другие функции денег, кроме их функции, как средства обращения. Рикардо, естественно, не знал, что товарное обращение может поглотить только определённое количество золотой монеты, что всё то золото, которое имеется сверх этого, останется за пределами обращения - в роли сокровища.

Но если Рикардо и смешивает золотые деньги с бумажными знаками, то он отдаёт себе отчёт в том, что устойчивое денежное обращение возможно лишь на базе золотого стандарта. Подчёркивая, что создание денег с абсолютно неизменной стоимостью невозможно потому, что "стоимость денег будет всегда подвергаться тем же изменениям, каким подвергается стоимость товара, принятого за денежный стандарт" <Давид Рикардо, Предложения в пользу экономного и устойчивого денежного обращения>, он одновременно считает необходимым стремиться к тому, чтобы деньги не испытывали никаких других колебаний, кроме тех, которым подвергается денежный стандарт.

Рикардо высмеивает сторонников инфляции, по мнению которых законом о приостановке размена удалось мудро "разжаловать" золото как стандарт, как базу денежного обращения. Он справедливо утверждает, что стоимость денег, не основанная на золотом стандарте, подвержена величайшим колебаниям, на которые их "осудили бы невежество или интересы тех, кто их выпускает" <там же>.

Если бы современные "корифеи" буржуазной политической экономии чаще заглядывали в памфлеты Рикардо, они могли бы убедиться, что их попытки снова "разжаловать" золото как стандарт денег отнюдь не оригинальны, что Рикардо не только знал о подобных попытках, но что он ясно представлял себе их неосновательность.

Какой, например, огромный шаг назад по сравнению со взглядами Рикардо представляют собой следующие рассуждения известного шведского экономиста Густава Касселя по поводу краха золотого стандарта, наступившего в период кризиса 1929-1933 гг.: "Следует считать ошибочным самый способ выбора в качестве базы мировой денежной системы товара, стоимость которого подвержена крайним и не поддающимся учёту изменениям..." <Gustav Cassel, The Downfall of the gold Standard, 1936, p. 69>.

Прежде всего смехотворным является рассуждение Касселя о "выборе золота" в качестве базы мировой денежной системы. Благородные металлы в качестве всеобщего эквивалента возникли стихийно. Их никто не выбирал, и от них нельзя отказаться, пока существует товарное производство. "По мере того, - говорит Маркс, - как обмен товаров разрывает свои узко-локальные границы... форма денег переходит к тем товарам, которые по самой своей природе особенно пригодны для выполнения общественной функции всеобщего эквивалента, а именно к благородным металлам" <К. Маркс, Капитал, т. I, 1952, стр. 96>. Недовольство Касселя золотой основой денежной системы является идеологическим оправданием политики инфляции, осуществляемой капиталистическими монополиями в период общего кризиса капитализма. Этим же стремлением оправдать инфляцию как постоянную меру уменьшения реальной заработной платы рабочих и служащих и доходов крестьян объясняются нападки на золотой стандарт со стороны Кейнса, Хансена и других современных буржуазных экономистов.

Хорошо известно, что буржуазные экономисты издавна были склонны искать причину всех бедствий капитализма в сфере денежного обращения и кредита. Неудивительно, что Кассель ищет в золотом стандарте причину падения цен в периоды кризисов, а Кейнс объявляет этот же золотой стандарт виновником безработицы, на которую в капиталистических странах постоянно обречены десятки миллионов людей.

По мнению Кейнса, недостаточное предложение золотых денег вызывает повышение нормы процента, задерживая тем самым капиталовложения и развитие промышленного производства. Он уверяет, что для решения проблемы безработицы нет "другого средства, как убедить публику в том, что зелёный сыр не хуже денег, и поставить фабрику зелёного сыра (т. е. центральный банк.- С. В.) под государственный контроль" <Дж. М. Кейнс, Общая теория занятости, процента и денег, Государственное издательство иностранной литературы, 1949, стр. 229>.

Нетрудно убедиться не только в ошибочности, но и в предвзятости приведённого положения. Несмотря на то, что в 30-х годах ссудный процент находился на весьма низком уровне, обновление основного капитала шло довольно медленно.

Кейнс своей апелляцией к низкому проценту ломится в открытую дверь. В период общего кризиса капитализма повышение нормы процента, как правило, значительно отстаёт от роста нормы прибыли. Всё дело в том, что, предлагая публике "зелёный сыр", т. е. зелёные постоянно обесценивающиеся бумажки, вместо устойчивых денег, Кейнс рассчитывает поднять "склонность" капиталистических монополий к инвестициям путём систематического снижения жизненного уровня трудящихся. В этом же направлении идут рассуждения американского оруженосца Кейнса - Альвина Хансена. Отдавая должное Кейнсу за то, что он развенчал "золотой стандарт", Хансен вместе с тем упрекает его в том, что он не уделил должного внимания обоснованию "существенной роли государственного долга в качестве средства, обеспечивающего растущую экономику достаточно ликвидными активами" <Alvin Hansen, A Guide to Keynes, New-York, 1953, p. 219>.

Другими словами, Хансен хочет использовать для вооружения капиталистических монополий не только инфляцию, но и займы. Как далеко назад от Рикардо ушли современные "новейшие" буржуазные экономисты! За 133 года до появления "откровений" певца милитаризма Хансена Рикардо писал, что покрытие военных расходов следует осуществлять главным образом за счёт обложения имущих классов, а не путём инфляции и государственных долгов. Он при этом мотивировал своё предложение тем, что высокие налоги на капиталистов и землевладельцев уменьшат склонность "легкомысленно ввязываться в дорогостоящий конфликт..." <Давид Рикардо, Опыт о системе фундированных государственных займов>.

Современные буржуазные экономисты в угоду капиталистическим монополиям пускают в ход всевозможные ухищрения, чтобы оправдать безудержную гонку вооружений за счёт инфляции, за счёт непомерного обложения широких слоев населения и громадного увеличения государственного долга. Атакуя золотой стандарт, они поднимают на щит "гибкую денежную политику", т. е., проще говоря, инфляцию как орудие обогащения капиталистических монополий. Было время, когда буржуазные экономисты фетишизировали золото, утверждая, что золото по своей природе является деньгами. Сейчас они отказываются признать, что "деньги по своей природе суть золото и серебро" и что никакой устойчивой валюты, кроме золотой, в условиях капитализма быть не может.

Заслуга Рикардо состоит в том, что, живя почти полтора века назад, он имел об этих вещах совершенно ясное представление.

Рикардо также отлично понимал полную зависимость бумажных денег от золота. Он рассматривал бумажные деньги как представителей золота и всячески отвергал идею, будто бумажные деньги могут базироваться непосредственно на "стоимостях массы товаров" и что, следовательно, количество бумажных денег может быть установлено без посредства золота как меры стоимости. Он справедливо писал: "Предположение, что рассматриваемый критерий (стоимости массы товаров.- С. В.) был бы полезен на практике, возникает в силу непонимания разницы между ценой и стоимостью.

Цена товара - это его меновая стоимость, выраженная только в деньгах" <Давид Рикардо, Предложения в пользу экономного и устойчивого денежного обращения>.

Глубокие мысли Рикардо оказались книгой за семью печатями как для буржуазных экономистов, так и для ревизионистов. Об этом свидетельствует следующее рассуждение Гильфердинга: "...Величина стоимости самого этого "мерила стоимости" определяется уже не стоимостью того товара, из которого оно образовано... Напротив, эта "стоимость"... определяется совокупной стоимостью товаров, находящихся в сфере обращения" <Гилъфердинг, Финансовый капитал, Соцэкгиз, 1931, стр. 29-30>.

Рикардо, несмотря на все свои ошибки и уклонения от правильного пути, всё же твердо держался стоимости товара, принятого за денежный стандарт.

Рикардо добивался не только устойчивого, но и экономного денежного обращения. Для буржуазии в период её прогрессивного развития характерна борьба со всяким расточительством, с непроизводительными издержками. Ещё итальянский деятель эпохи Возрождения Альберти указывал, что расточительство и лень - два смертельных врага человеческого рода. Рикардо знал, что без золотого стандарта нет устойчивой валюты. Но он также знал, что золотое обращение является слишком тяжёлым бременем для народного хозяйства. Устойчивой и экономной денежной системой явилась бы, по мнению Рикардо, такая система, при которой обращение состояло бы из бумажных денег, разменных не на золотые монеты, а на золотые слитки. Размен на золотые слитки обезопасил бы население от чрезмерной эмиссии бумажных денег. В то же время осуществление размена возможно при минимальных золотых запасах. Рикардо полагал, что "запас в 3 млн. является при хорошем ведении дел предостаточным, предполагая циркуляцию банкнот в 24 млн." <Lord Reports, 1819, стр. 187, см. Карл Диль, Золото и валюта во время и после войны, 1921, стр. 166>.

Буржуазные экономисты поспешили объявить так называемую золотослитковую систему, к которой перешли Англия, Франция и ряд других стран после империалистической войны 1914-1918 гг., осуществлением великого замысла Рикардо. Это совершенно неверно. В основе плана Рикардо лежал принцип экономии, стремление избавить производство от непроизводительных издержек, освободить его от золотых оков. В основе же золотослитковой системы, осуществлённой после первой мировой войны, лежит стремление к максимальной концентрации золота.

Следующая таблица показывает, каких огромных размеров достигла концентрация золота в США и Англии в период общего-кризиса капитализма. Годы Соединенные Штаты Америки Англия

индекс промышленого производства золото

в млн. долл. индекс промышленого производства золото

в млн. долл.

1913 100 2180 100 279

1954 334 21793* 170 2762

* - на декабрь 1954 г.

В Соединённых Штатах с 1933 г. приостановлен размен банкнот на золото. Золотые запасы продолжали тем не менее увеличиваться. За четыре десятилетия в этой стране индекс промышленного производства увеличился в 3 с лишним раза, а золотые запасы возросли почти в 10 раз.

В Англии переход к золотослитковой системе был осуществлен в 1925 г. Несмотря на сокращение производства, золотые запасы к тому времени увеличились более чем в 4 раза. В 1931 г. в Англии был прекращён размен банкнот на золото, но золотые запасы продолжали расти. За последние 41 год золотые запасы увеличились почти в 10 раз при росте производства лишь на 70%.

Во Франции переход к золотослитковой системе был осуществлён в 1928 г. К тому времени золотой запас её увеличился почти в 2 раза. К 1934 г. он увеличился почти в 5 раз по сравнению с 1913 г., несмотря на сокращение объёма производства. После 1934 г. во Франции произошло уменьшение золотого запаса. Однако оно отнюдь не было вызвано стремлением к экономии.

Полагать, что прекращение золотого обращения в капиталистическом мире означает осуществление плана "устойчивого и экономного денежного обращения" Рикардо, значит ставить вещи на голову. Денежная система в капиталистических странах в период общего кризиса капитализма не отличалась и не отличается ни устойчивостью, ни экономностью! Это подтверждается следующими фактами. В США за период с 1939 по 1954 г. количество денег в обращении увеличилось более чем в 4 раза, а стоимость жизни увеличилась почти в 3 раза. Во Франции количество денег в обращении с 1938 по 1954 г. увеличилось в 22 раза, а цены на товары возросли в 32,5 раза. В Японии количество денег в обращении с 1937 по 1953 г. увеличилось в 304 раза, а оптовые пены на товары возросли в 352 раза по сравнению с 1934-1936 гг. Иначе говоря, во всех странах капиталистического мира в настоящее время свирепствует инфляция, растёт дороговизна, являющаяся орудием ограбления трудящихся и обогащения капиталистических монополий.

В своих памфлетах Рикардо выступает страстным и принципиальным противником политики Английского банка. Он возмущён торгашеским духом и корыстью его директоров, тем, что деятельность банка скорее проникнута интересами личной наживы, чем стремлением форсировать рост производительных сил, увеличение национального богатства.

Маркс в "Теориях прибавочной стоимости" писал: "Если понимание Рикардо в общем соответствует интересам промышленной буржуазии, то только потому, что ее интересы совпадают с интересами производства... и постольку, поскольку совпадают. Где интересы развития производительной силы труда вступают в противоречие с интересами буржуазии, Рикардо столь же прямолинейно выступает против буржуазии, как в других случаях против пролетариата и аристократии" <К. Маркс, Теории прибавочной стоимости, т. II, ч. I, 1936, стр. 206>.

Рикардо, будучи сам акционером Английского банка, поднимает свой голос против огромных прибылей этого банка. "Следует, мне думается, признать, что война, которая так тяжело ложилась на плечи почти всех классов общества, сопровождалась для Английского банка невиданными барышами, причём доходы этой корпорации возрастали пропорционально росту тягот и трудностей всего общества" <Давид Рикардо, Предложения в пользу экономного и устойчивого денежного обращения>.

Он предлагает лишить Английский банк права эмиссии банкнот, передать эмиссионное дело в руки комиссаров, назначенных парламентом и несменяемых. Он предлагает также правительству взять в свои руки управление государственными финансами, освободить Английский банк от обязанностей государственного казначея и прекратить хищническое распоряжение общественными ресурсами.

Он разоблачает Торнтона, одного из директоров Английского банка, пытавшегося ввести общественное мнение в заблуждение, скрыть от него, что на одних только государственных вкладах Английский банк зарабатывает 382 тыс. ф. ст. в год. С чувством неподдельной горечи Рикардо замечает: "Не прискорбно ли видеть, что такая великая и богатая корпорация, как Английский банк, выказывает желание увеличить свои накопления при помощи незаконных барышей, вырванных из рук переобременённого народа?" <Давид Рикардо, Предложения в пользу экономного и устойчивого денежного обращения>.

В своём плане учреждения Национального банка Рикардо выражал даже пожелание полной ликвидации Английского банка. Он предлагал правительству купить у Английского банка по справедливой оценке все его здания, если бы он согласился на это, и взять на службу всех его служащих.

Эти пожелания были высказаны в 1824 г. Примерно через два десятилетия английская финансовая плутократия добилась проведения акта Роберта Пиля, преследующего цели, прямо противоположные тем, к которым стремился Рикардо. Рикардо требовал передачи государству эмиссионных функций Английского банка, дабы погасить государственный долг банку и избавить государство от уплаты процентов по этому долгу, лишить Английский банк источника лёгкой наживы, добиться более экономного денежного обращения. Согласно акту 1844 г. Английский банк был разделён на два независимых департамента - эмиссионный и банковый, что предполагало необходимость регулирования выпуска банкнот в соответствии с импортом и экспортом золота.

В результате осуществления акта 1844 г. эмиссия банкнот осталась в руках Английского банка. Требование 100-процентного покрытия банкнот превратило банкноту в дубликат золота и никак не отвечало стремлению Рикардо сочетать устойчивость денежного обращения с его экономностью. Эта реформа позволила директорам Английского банка взвинчивать норму процента в годы кризисов и тем самым увеличила возможности Английского банка грабить не только государство, но и торговцев и промышленников и создавать огромные накопления при помощи незаконных барышей.

Следовательно, банковский акт 1844 г. преследовал совершенно чуждые духу Рикардо цели. Тем не менее его творцы неизменно ссылались на принципы Рикардо. И в этом была доля истины. В основе банковского акта лежала ложная теория Рикардо, будто золото есть только монета и будто всё ввозимое золото увеличивает поэтому количество обращающихся денег и тем самым повышает цены, а всё вывозимое золото уменьшает количество монеты и тем самым понижает цены. В соответствии с этим ошибочным положением банковский акт предписывал выпускать в обращение столько банкнот, сколько в данный момент имеется в наличности золота.

Свернув с прямой дороги своего исследования и став на путь количественной теории денег, Рикардо дал повод директорам Английского банка прикрыть банковский закон 1844 г. его именем.

Возникает вопрос, случайно ли то обстоятельство, что планы Рикардо, несмотря на то, что они отнюдь не были утопичны и безусловно отвечали интересам капиталистического производства, не были всё же осуществлены? Мы полагаем, что это вполне закономерно. Банковский акт имел своей целью добиться повышения нормы процента, что отвечало интересам денежных тузов, влияние которых в Англии было очень велико. При таких условиях не приходится удивляться тому, что планы Рикардо, выдвинутые в 20-х годах, хотя и были прогрессивными, т. е. отвечали росту национального богатства и развитию производительных сил, повисли в воздухе, а реакционные планы Оверстона, тормозившие развитие производительных сил, всё же были осуществлены, поскольку они отвечали интересам финансовой плутократии. План экономного денежного обращения не удался, так как в капиталистическом обществе, где господствует частная собственность и происходит борьба частных интересов, экономия мыслима лишь в пределах отдельных предприятий или групп предприятий, но не в рамках всего капиталистического хозяйства.

Не был также осуществлён в Англии и план учреждения Национального банка. Проведённая лейбористским правительством 1 марта 1946 г. национализация Английского банка не только не содержит в себе ничего социалистического, но, наоборот, полностью отвечает интересам финансового капитала. В результате этой пресловутой национализации был произведён обмен прежних акций банка на государственные облигации из расчёта четыре 3-процентные облигации на одну акцию Английского банка того же номинала. Государство взвалило на плечи налогоплательщиков новый долг в размере 58 млн. ф. ст., получив пакет акций стоимостью в 14,5 млн. ф. ст. Лейбористское правительство одним росчерком пера учетверило состояние господ акционеров этого банка, объявив это социалистическим мероприятием.

Подобной национализацией лидеры правых социалистов пытаются маскировать свою преданность капиталистической частной собственности, всевластию капиталистических монополий.

Как они далеко отошли от научного беспристрастия Рикардо! Это и понятно. В буржуазной политической экономии беспристрастные научные изыскания уже в 30-х годах XIX века стали заменяться услужливой апологетикой. Тем более было бы странно ждать научного беспристрастия от лидеров правых лейбористов.

С. Выгодский

Три письма о цене золота в редакцию "The Morning Chronicle" (Август-Ноябрь, 1809)

I. 29 августа 1809 г.

II. 20 сентября 1809 г.

III. 23 ноября 1809 г.

Приложение

I.

["Morning Chronicle", 29 августа 1809 г.]

Существующая высокая рыночная цена золота - она выше его монетной цены, - повидимому, привлекла к себе усиленное внимание публики, но последняя всё же недостаточно сознаёт всю важность этого предмета, а также гибельные последствия, которые могут сопровождать дальнейшее обесценение бумажных денег. Я очень хотел бы, чтобы мы повернули назад, пока ещё есть время, и восстановили наше денежное обращение на той здоровой основе, которая так долго отличала нашу страну и отход от которой чреват настоящими бедствиями и будущим банкротством.

Монетная цена золота составляет 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс., а рыночная цена его постепенно возрастала и в течение последних двух-трёх недель повысилась до 4 ф. ст. 13 шилл. за унцию, обогнав его монетную цену почти на 20%.

Достойно замечания, что между 1777 и 1797 гг. средняя цена золота была не выше чем 3 ф. ст. 17 шилл. 7 пенс. В течение этого периода наше денежное обращение считалось безупречным. Только начиная с 1797 г., когда Английский банк был освобождён от обязанности оплачивать свои банкноты звонкой монетой, золото повысилось в цене до 4 ф. ст., 4 ф. ст. 10 шилл. и в последнее время до 4 ф. ст. 13 шилл. за унцию. Пока Английский банк оплачивает свои банкноты звонкой монетой, не может быть большой разницы между монетной и рыночной ценой золота. Хорошо известно, что, несмотря на крайнюю строгость и, быть может, даже абсурдность законов, раскрыть нарушение их бывает очень трудно, и потому, когда благодаря высокой рыночной цене золота становится очень выгодным переплавить монету, её переплавляют и продают как слиток или вывозят соответственно целям лиц, занимающихся подобного рода операциями. Итак, если бы золото поднялось в цене до 4 ф. ст. или больше за унцию, в то время как Английский банк оплачивает свои банкноты звонкой монетой, эти дельцы обменивали бы свои банкноты в банке, получая унцию золота за каждые 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс. в банкнотах. Это золото было бы переплавлено и продано или вывезено по 4 ф. ст. или больше в банкнотах за унцию, а так как эта операция может быть повторена ежедневно или даже ежечасно, то она будет продолжаться до тех пор, пока банк не извлечёт из обращения излишнее количество своих банкнот и не доведёт, таким образом, рыночную и монетную цену золота до одного уровня. В этом состоит единственный возможный способ приостановить излишний выпуск банкнот; способ этот был так хорошо известен, что Английский банк никогда не прибегал к нему безнаказанно.

Никакие усилия Английского банка не могут удержать в обращении больше, чем определённое количество банкнот, и если это количество превзойдено, то его воздействие на цену золота всегда приводит излишнее количество банкнот в банк для обмена на звонкую монету. При таком регулировании обращения рыночная цена золота никогда не может подняться намного выше его монетной цены, ибо никто не даст 4 ф. ст. или больше в банкнотах за унцию золота, если он может получить её в банке за 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс. Это было бы равносильно одновременному предложению унции золота и 2 шилл. 1 1/2 пенс. за унцию золота. Когда мы говорим о высокой цене золота, то решительно всё равно, измеряется ли она в золоте или в банкнотах, которые можно немедленно обменять на золото. Она может быть высока, будучи оценена в серебре или в товарах всякого рода; стремление ввозить золото зарождается только тогда, когда оно дорого в сравнении с товарами или, другими словами, когда товары дёшевы. Когда говорят, что можно получить 1 ф. ст. 5 шилл. за гинею <до 1816 г. 1 гинея = 21 шилл., тогда как 1 ф. ст. = 20 шилл. - Прим. ред.>, посылая её в Гамбург, то это означает, что можно получить за неё в Гамбурге вексель на Лондон в 1 ф. ст. 5 шилл. в банкнотах. Могло ли бы это иметь место, если бы банк платил звонкой монетой? Будет ли кто-нибудь настолько слеп к своей выгоде, что предложит мне гинею звонкой монетой и 4 шилл. за 1 гинею, когда он может обменять свою гинею в Гамбурге по паритету, уплатив только расходы за пересылку и т. д.? Только потому, что он не может получить в Английском банке гинеи за свои банкноты, он соглашается платить за них банкнотами по наиболее выгодной цене, какая только возможна, или, другими словами, он даёт 1 ф. ст. 5 шилл. в банкнотах за 1 гинею звонкой монетой.

Когда был издан закон, запрещавший Английскому банку платить звонкой монетой, были устранены все препятствия на пути к излишнему выпуску банкнот, за исключением лишь того, которое банк добровольно ставил себе сам; он делал это, зная, что если он не будет руководствоваться умеренностью, то результаты, которые могли бы от этого воспоследовать, были бы столь определённо приписаны его монополии, что парламент вынужден был бы отменить закон о приостановке размена.

Пока Английский банк готов ссужать деньги, всегда найдутся заёмщики, и нет, таким образом, никаких других пределов для излишних эмиссий, кроме того, который я только что упомянул; золото может подняться, таким образом; до 8 или 10 ф. ст. или любой суммы за унцию. То же воздействие оказала бы излишняя эмиссия и на цены продовольственных и всех других товаров, и единственным средством против обесценения бумажных денег явилось бы извлечение Английским банком из обращения всего излишнего количества банкнот; для этого банку нужно было бы настоять, чтобы купцы оплачивали свои векселя сейчас же после наступления срока, и отказываться возобновлять их обязательства до тех пор, пока ограниченность числа циркулирующих банкнот так подняла бы их стоимость, что они опять достигли бы паритета с золотом. Эта стоимость могла бы подняться лишь не намного выше этой цены, ибо немедленно начался бы ввоз золота; если бы Английский банк постепенно извлёк все свои банкноты из обращения, то их место было бы столь же постепенно занято ввозимым золотом, так как высокая цена последнего - я хочу сказать высокая цена в товарах - не преминула бы привлечь его в нашу страну.

Если мой взгляд на этот предмет правилен, то мы можем точно установить размер обесценения, которому подвергались когда-либо банкноты; когда золото продавалось по 4 ф. ст. 13 шилл. за унцию, то банкноты, повидимому, подверглись огромному обесценению в 20%. Меня могут спросить: если банкноты подверглись такому большому обесценению, то почему ни один лавочник не продаст больше товаров за 20 гиней, чем за 21 ф. ст. в банкнотах? Я могу объяснить это только тем, что промысел скупки гиней с премией или, другими словами, продажи банкнот ниже их номинальной стоимости подвергает человека, который открыто занимается им, такому позору и подозрению, что, несмотря на прибыль, никто не осмеливается идти на такой риск, тем более что и закон против переплавки монеты или вывоза её очень суров. Но что такой промысел практикуется, не подлежит никакому сомнению, так как прибыль, доставляемая им, огромна, число же гиней в обращении, принимая во внимание, что в течение настоящего царствования их было отчеканено почти на 60 млн. ф. ст., уменьшилось до очень незначительной суммы.

Для развития моей аргументации будет достаточно доказать, что такой промысел может практиковаться с выгодой, так как если лица, занимающиеся этим промыслом, могут открыто и охотно продавать гинеи по 23 шилл. или даже больше в банкнотах, то они могли бы продавать свои товары за золото дешевле, чем за банкноты. Достаточно очевидно, что покупка гиней за 23 шилл. даёт премию от 9 до 10%, а продажа золота за 4 ф. ст. 13 шилл., т. е. с премией почти в 20%, является промыслом более выгодным, чем многие другие в пределах лондонского Сити.

Если бы нужны были ещё другие доказательства обесценения банкнот и зависимости этого обесценения от излишнего выпуска их, то мы нашли бы их в нынешних вексельных курсах с иностранными государствами. Чтобы это стало ясным, требуется рассмотреть, что такое вексельный курс, а также правила и пределы, которыми он регулируется.

Если я покупаю у купца, живущего в Голландии, товары этой страны, то сделка заключается в деньгах, обращающихся там. Я обязался в результате этой сделки уплатить купцу определённое количество унций серебра данной пробы. Так как сравнительная стоимость серебра и золота почти одинакова во всём мире, то мой долг может быть оценён в серебре или числе унций золота, на которое он обменивается. Если же голландский купец купил у жителя Лондона товары, которые оценены в английских деньгах, то он обязался уплатить определённое число унций золота известной пробы.

Чтобы сберечь расходы на пересылку и страхование, с которыми связаны вывоз и ввоз известного количества золота, нужного для ликвидации этих долгов, обе стороны находят для себя удобным производить платёж при помощи векселя, после того как они пришли к соглашению о том, сколько денег одной страны эквивалентно деньгам другой, принимая во внимание их вес, пробу и т. д., и установили, таким образом, так называемый вексельный паритет. Это делается так: я плачу английскому купцу сумму, которую я должен моему корреспонденту в Голландии, а английский купец даёт приказ своему корреспонденту в Голландии уплатить моему ту же самую сумму, оценённую по согласованному вексельному курсу в голландских деньгах. Выгода для обеих сторон заключается в сбережении расходов на пересылку и страхование. Так вот, если двое или больше торговцев задолжали этим путём купцам в Голландии, между ними возникло бы соревнование с целью купить этот вексель, и продавец его не удовлетворился бы уже более том, что он сберёг расходы на пересылку и страхование, связанные с ввозом его золота, но вывез бы свой вексель и получил бы за него премию; обеим заинтересованным сторонам было бы выгодно уплатить ему эту премию, если только она не превосходит расходов по перевозке металла. Премия по необходимости держится в таких пределах, ибо в противном случае оба купца сказали бы: "Количество унций золота, которое я должен в Голландии, имеется налицо для уплаты моего долга. Я готов дать его вам, чтобы вы уплатили его вместо меня, и прибавить к нему расходы, которые будут сопряжены с отсылкой, но ничто не может побудить меня дать больше, и, если вы не принимаете моего предложения, я не буду испытывать большей невыгоды, посылая золото!" Таков, следовательно, естественный предел падения вексельного курса: он не может упасть ниже паритета больше, чем на сумму этих расходов, и не может подняться выше его больше, чем на эту сумму.

Но с тех пор, как Английский банк приостановил платежи звонкой монетой, падение вексельных курсов совершалось параллельно повышению цены золота, и в настоящее время оно значительно ниже, чем указанные мною пределы. Объяснить это можно следующим образом.

Купец не может больше сказать, что он имеет достаточное число унций золота, чтобы послать за границу для уплаты своего долга; он, правда, может сказать, что имеет достаточное число банкнот и что если бы он мог продать их по паритету или обменять в Английском банке соответственно их номинальной стоимости, т. е. получить по унции золота за каждые 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс., то он имел бы достаточно золота, чтобы уплатить свой долг. Однако при существующем положении вещей он может или продать свои банкноты и быть довольным, если ему удастся получить унцию золота, или З ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс. за каждые 4 ф. ст. 13 шилл. в банкнотах, или согласиться сделать скидку в этом размере лицу, которому он хочет сбыть свой вексель. Оказывается, таким образом, что вексельный курс может не только упасть до пределов, о которых я прежде упоминал, но и в обратном отношении к росту цены золота или, верное, к обесценению банкнот. Но таковы пределы, внутри которых он устанавливается даже и теперь. Он не может, с одной стороны, подняться выше паритета больше, чем на сумму расходов по перевозке и т. д., связанную с ввозом золота, ни, с другой стороны, упасть больше, чем на сумму расходов по перевозке и т. д., связанную с вывозом золота и прибавленную к сумме, на которую обесценились банкноты.

Если бы векселя оплачивались золотом, а не банкнотами, то приостановка банком платежей звонкой монетой никоим образом не могла бы подействовать на вексельный курс свыше тех специфических пределов, которые я уже указал.

Что остаётся тогда от аргумента, который так часто употреблялся в парламенте и согласно которому для Английского банка было бы небезопасно платить звонкой монетой до тех пор, пока уровень вексельного курса продолжает быть против нас? Ясно ведь, что прекращение платежей звонкой монетой и является причиной существующего низкого вексельного курса.

Пусть по предложению парламента Английский банк будет извлекать постепенно из обращения сумму в 2 или 3 млн. ф. ст. банкнотами, не обязуясь платить с самого начала звонкой монетой, и мы очень скоро увидим, что рыночная цена золота понизится до своей монетной цены в 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс., что цена каждого товара испытает подобное же уменьшение и что вексельный курс с иностранными государствами будет ограничен вышеупомянутыми пределами. Тогда стало бы очевидно, что все недостатки нашего денежного обращения вызываются чрезмерными выпусками Английского банка - той опасной властью, которою он облечён, уменьшать по своему произволу стоимость собственности каждого владельца денег и вызывать повышение цен продовольствия и всех предметов жизненной необходимости, нанося тем самым убыток владельцам государственных аннуитетов и всем лицам, доходы которых представляют постоянную величину и которые не могут поэтому свалить со своих плеч ни одной части этого бремени.

II.

["Morning Chronicle", 20 сентября 1809 г.]

Редактору "Morning Chronicle"

Сэр!

В соображениях по поводу высокой цены золота, которые я высказал в "Morning Chronicle" от 29 августа, я выразил свои опасения по поводу серьёзных последствий, которые могут быть вызваны возрастающим обесценением бумажных денег. Мне казалось, что Английский банк, уменьшая стоимость собственности столь многих лиц, и притом в таком размере, в каком это ему угодно, может вызвать разорение многих тысяч людей. Я желал поэтому обратить внимание публики на те очень опасные полномочия, которыми облечено это учреждение; но я не высказывал опасения - не больше, чем ваш корреспондент за подписью "Друг банкнот", - что эмиссии Английского банка могут навлечь на нас опасность национального банкротства.

Допуская вместе с этим писателем, что спрос на золото возрос, в то время как обычные поставки его были задержаны, я не убеждён выдвинутыми им аргументами в том, что это могло бы оказать воздействие на рыночную цену золота при условии, конечно, что не обесценен тот эталон, которым измеряется цена. Нельзя сомневаться в том, что недостаток золота должен был увеличить его стоимость; несомненно также, что вследствие этого на золото при обмене его на другие товары можно будет получить увеличенное их количество; но никакой недостаток, как бы он ни был велик, не может поднять рыночную цену золота намного выше его монетной цены, если только золото не измеряется обесцененным средством обращения.

Из фунта золота чеканятся 44 1/2 гинеи, или 46 ф. ст. 14 шилл. 6 пенс. Это есть, следовательно, монетная цена, которая не может быть названа, как это делает ваш корреспондент, произвольной стоимостью. Это - простое констатирование факта, что 44 1/2 гинеи имеют тот же самый вес, что и фунт золота, a 1/12 часть этого количества, или 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс., - такой же вес, как 1 унция.

Опыт показал нам - и в особенности опыт 20 лет, предшествовавших 1797 г., с их сменой войны и мира, благоприятного и неблагоприятного положения торговли, - что 46 ф. ст. 14 шилл. 6 пенс., или монетный фунт, могут купить иногда немного больше, а иногда немного меньше, чем фунт нечеканного золота, и, пока на такое же количество банкнот можно купить столько же золота, о них нельзя сказать, что они обесценены. В таком положении банкноты находились всегда до приостановки платежей Английским банком и ещё некоторое время спустя после этого. Может ли автор объяснить нам, каким образом спрос, как бы ни был он велик, может побудить кого-либо дать, как это делалось в последнее время, 55 ф. ст. 16 шилл. в банкнотах за фунт золота, если последние имеют такую же стоимость, как 55 ф. ст. 16 шилл. в монете? Думает ли он, что золото, действительно содержащееся в 55 ф. ст. 16 шилл., весит l 1/5 фунта? Думает ли он всерьёз, что он отдал бы их за 1 фунт? Если мы согласимся, что он этого не сделает, то факт обесценения банкнот вполне установлен. Если бы для покупки золота было дано большее, чем обычно, количество хлеба, металлических изделий или другого какого-либо товара, то можно было бы с полным основанием сказать, что редкость золота повысила его стоимость. Но каковы факты? Если я иду на рынок с хлебом или металлическими изделиями, я могу купить 55 ф. ст. 16 шилл. в банкнотах за такое же точно количество этих товаров, какое я должен отдать, чтобы получить фунт золота, или 46 ф. ст. 14 шилл. 6 пенс.

Я не оспариваю мнения автора, что для иностранца может быть выгодно посылать свои товары в Лондон и, продав их здесь за 25 шилл., отдать эту сумму для покупки 1 гинеи. Он может сделать это с прибылью для себя. Но он не дал бы 25 шилл. за гинею, если бы он не платил за неё обесцененными деньгами. И опять-таки я спрашиваю, считает ли автор возможным, чтобы гинея и 4 шилл. отдавались за гинею или за соответствующее количество банкнот, если они обмениваются на эту сумму?

Замечания нашего автора ведут к предположению, что так как золото продаётся на континенте по более высокой цене, чем у нас, то мы могли бы получить там за него 4 ф. ст. 15 шилл. или больше за унцию; но мы ошиблись бы, сделав такой вывод. Золото оплачивается там в необесцененных деньгах и стоит, вероятно, несколько выше 4 ф. ст. за унцию. Но тот, кто покупает его здесь за 4 ф. ст. 10 шилл., может, однако, продать его за границей по цене, стоящей там, или благодаря низкому вексельному курсу (вызванному обесценением) он может вознаградить себя за обесценение в 15 или 20%, которому подверглись наши средства обращения.

Наш автор утверждает также, что все влияния на вексельный курс, "которые я приписываю выпуску банкнот, имелись бы налицо, если бы в обращении не было ни одной банкноты".

Если бы наше обращение велось целиком при помощи звонкой монеты, нашему автору было бы, я думаю, трудно убедить нас, что вексельный курс может быть на 20% против нас. Что могло бы побудить кого-нибудь, кто должен 100 ф. ст. в Гамбурге, покупать здесь вексель на эту сумму, давая за него 120 ф. ст., если расходы, связанные с вывозом 100 ф. ст. для оплаты его долга, не превышают 4 или 5 ф. ст.?

Строгость закона против вывоза золотой монеты не позволяет никому открыто продавать банкноты ниже номинальной цены, но не из чувства совестливости, мешающего совершить безнравственный или незаконный акт (каковое мнение приписывает мне автор), а из опасения стать предметом подозрения, раз известно, что гинеи покупаются только для вывоза. При таких условиях за скупщиком гиней будут следить, и он не в состоянии будет выполнить своё намерение. Отмените закон, и что может помешать продаже унции стандартного золота в гинеях за такую же высокую цену, как унции португальской монеты, если известно, что гинея скорее превосходит её по своей пробе? И если унция стандартного золота в гинеях продавалась бы на рынке (как это было в последнее время с португальской монетой) по 4 ф. ст. 13 шилл., то как долго продавал бы лавочник свои товары по одной и той же цене, безразлично, за золото или банкноты? Кары закона снизили, следовательно, стоимость немногих гиней, оставшихся в обращении, до уровня стоимости банкнот, но пошлите их за границу, и они там купят ровно столько же, сколько купит одинаковое количество португальской монеты.

Отсюда искушение вывозить их, которое действует так же, как спрос из-за границы. Каналы нашего денежного обращения уже переполнены, и было бы более чем бесполезно удерживать здесь гинеи. Уменьшите, наоборот, количество обращающихся денег, извлекая излишнее количество банкнот. Сбросьте со счетов часть их, как по справедливому замечанию вашего корреспондента это было сделано во Франции и других странах путём аннулирования их бумажно-кредитного обращения. Что сможет тогда воспрепятствовать платёжеспособному спросу, который будет, таким образом, немедленно создан, вызвать ввоз золота и как его следствие - благоприятный вексельный курс?

Если бы количество обращающихся у нас денег было увеличено на 1/5, то до тех пор, пока эта 1/5 не была бы извлечена, цены золота и товаров остались бы без изменения. Увеличьте количество банкнот, и цепы возрастут ещё больше; но извлеките эту 1/5, как я настоятельно рекомендую, и тогда золото и всякий другой товар найдут свой надлежащий уровень, и, пока банк продолжает пользоваться доверием публики, те, кто владеет унцией золота в форме 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс. в банкнотах, всегда могут купить эту унцию золота в натуре.

Предложение изменить монетную цену и приравнять её к рыночной цене золота, или, другими словами, объявить, что 3 ф. ст. 17 шилл. 10 1/2 пенс. в монете приравниваются 4 ф. ст. 13 шилл., только обострило бы зло, на которое я жалуюсь, не говоря уже о его кричащей несправедливости. Такое насильственное мероприятие подняло бы рыночную цену золота на 20% выше его новой монетной цены и ещё больше понизило бы стоимость банкнот в той же самой пропорции.

Таким талантливым экономистом, как д-р Адам Смит, было неопровержимо доказано, что норма процента по ссудам регулируется нормой прибыли только на ту часть капитала, которая состоит не из денег, а также, что эта прибыль не регулируется ничем, будучи вполне независимой от большего или меньшего количества денег, выпускаемых для целей обращения; увеличение средств обращения увеличит цены всех товаров, но не понизит норму процента.

Мы не должны поэтому руководствоваться в наших суждениях об эмиссиях Английского банка критерием нормы процента, так настоятельно рекомендуемым вашим корреспондентом, ибо раз аргументация д-ра Смита правильна, то, будь количество наших средств обращения в 10 раз больше, чем оно есть, норма процента не была бы затронута этим надолго.

Я думаю, сэр, что мне удалось доказать, что мои опасения не совсем неосновательны и что налицо имеется большое обесценение нашей денежной массы, затрагивающее интересы владетелей государственных аннуитетов, так же как и тех, чья собственность состоит из денег, без всякой соответствующей выгоды. Зло, связанное с изменчивым эталоном стоимости, поскольку оно затрагивает все сделки, слишком очевидно, чтобы на него ещё нужно было указывать. Постоянство стоимости драгоценных металлов в первую очередь рекомендовало их в качестве всеобщего средства обмена. Это преимущество теперь потеряно для нас, и мы не можем считать, что наше денежное обращение покоится на солидном основании, пока оно не будет восстановлено до уровня стоимости остальных стран.

Г-н Коббетт полагает, что после извлечения определённого количества банкнот Английского банка из обращения место их было бы немедленно занято провинциальными банкнотами. По моему мнению, ничего подобного не произойдёт, напротив, я думаю, что такая мера вынудила бы провинциальные банки извлечь из обращения столько же, если не значительно больше, их банкнот.

Банкноты Английского банка и банкноты провинциального банка представляют теперь одинаковую стоимость, и количества их находятся в соответствии с теми функциями, которые они должны выполнять. Извлекая банкноты Английского банка из обращения, вы увеличиваете их стоимость и понижаете цены товаров в тех местах, где они имеют обращение. Банкнота Английского банка будет при этих условиях иметь большую стоимость, чем провинциальная банкнота, потому что она будет нужна для покупки на более дешёвом рынке; а так как провинциальный банк обязан давать банкноты Английского банка в обмен на свои собственные, то на них будет предъявляться спрос до тех пор, пока количество провинциальных банкнот не будет находиться в том же самом отношении к количеству лондонских банкнот, в каком оно было прежде. Это вызовет соответствующее падение цен всех товаров, на которые обмениваются провинциальные банкноты.

Лицу, писавшему в газете "Pilot", угодно было сделать предположение, что джентльмен, выступавший в вашей газете под именем "Меркатора", писал "в помощь или подражание мне или в союзе и заговоре со мной". Этот факт имеет сам по себе весьма малое значение. Если его аргументы или мои слабы, покажите это, но "Не-делец" ошибается: мне, так же как и ему, взгляды "Меркатора" стали известны только через посредство "Morning Chronicle".

Остаюсь, сэр, и т. д.

Р.

III.

["Morning Chronicle", 23 ноября 1809 г.]

Редактору "Morning Chronicle"

Сэр!

Если бы ваш корреспондент "Друг банкнот" доказывал ещё в то время, когда он в первый раз сделал мне честь отметить мои замечания о высокой цене золота, как он это делает теперь, что банкноты были представителями серебряных, а не золотых монет, то мы скорее открыли бы источники наших разногласий о предмете нашего спора. Я избавил бы его тогда, сэр, от труда дать столько доказательств следующему бесспорному положению: если бы серебро было единственной мерой стоимости, то тот факт, что золото стоит 4 ф. ст. 13 шилл. за унцию, не является сам по себе доказательством обесценения банкнот. Я, право же, думал, что доказал это положение в следующих замечаниях: "Когда мы говорим о высокой цене золота, то решительно всё равно, измеряется ли она в золоте или банкнотах, которые можно немедленно обменять на золото. Она может быть высока, будучи оценена в серебре или в товарах всякого рода". Из содержания первого и следующего писем явствовало, что я рассматривал золотую монету как эталон обмена и измерял им обесценение банкнот. Я не имел основания предполагать, что ваш корреспондент смотрел иначе на этот вопрос. В одном месте он называет банкноты "заместителями золота", в другом он замечает, что "если бы банк не был связан запрещением платить звонкой монетой, то большой и растущий спрос на золото на континенте извлёк бы из нашей страны каждую гинею и оставил бы нас без всяких ресурсов на крайний случай, когда кредит мог бы пошатнуться". Запрещение размена могло только дать возможность директорам Английского банка, если они были расположены к этому, противодействовать вывозу за границу накопленных в банке гиней. Гинеи, находившиеся в обращении, могли быть вывезены из страны как до, так и после этой меры. Но если бы одно только серебро было эталоном денежного обращения, как это в настоящее время утверждают, то банк мог бы платить по своим банкнотам теперешней неполновесной серебряной монетой, например в шиллингах, потерявших 24% своего стандартного веса и стоимости. Гинея, следовательно, не нуждалась бы в этой защите. На серебро не проявлялся бы спрос потому, что оно могло бы быть расплавлено или вывезено только с потерей в 24%. Если бы серебро было эталоном денежного обращения, то банкноты обращались бы в 1797 г. с премией в 24%, а в настоящее время - с премией в 14%.

Но если, как я попытаюсь доказать, мерой стоимости является золото и банкноты являются, следовательно, представителями золотой монеты, то я вправе ожидать, что автор согласится со мной относительно обесценения банкнот, а также и с тем, что превышение монетной цены золота его рыночной ценой является мерой его обесценения.

Цена стандартного серебряного слитка составляла в последний вторник 5 шилл. 9 1/2 пенс. за унцию. В тот же день цена стандартного золотого слитка равнялась 4 ф. ст. 10 шилл. за унцию, следовательно, унция золота равнялась приблизительно 15 1/2, а не 18 унциям серебра.

Итак, если мы будем оценивать стоимость банкнот ценою золотых слитков, то банкноты окажутся обесцененными на 15 1/2%, если ценою серебряных слитков, - то на 12%. Но ваш корреспондент, несомненно, заметил бы, что это заключение, сделанное на основании цены серебра, было бы правильно лишь при условии, что наши серебряные деньги не были попорчены обрезыванием и соскабливанием; поскольку же мы знаем, что они обесценены в силу своей неполновесности, то ясно, что высокая цена золотых слитков была вызвана в значительной степени, а серебряных слитков целиком этим дефектом. Согласно этой аргументации банкноты являются представителями не наших стандартных серебряных денег, а нашей неполновесной серебряной монеты.

Лорд Ливерпуль в письме к королю о состоянии денежного обращения заметил, что действующий теперь закон, находящийся в силе с 1774 г., гласит: "Никакая уплата, произведённая когда-либо серебряной монетой королевства на сумму, превосходящую 25 ф. ст., не может почитаться в пределах Великобритании или Ирландии законной или произведённою законным платёжным средством для большей стоимости, чем та, которая соответствует ей по весу, т. е. 5 шилл. 2 пенса за каждую унцию серебра".

Банкноты не являются поэтому представителями неполновесных серебряных денег. Держатель банкноты в 1 тыс. ф. ст. может отказаться принять в уплату больше чем 25 ф. ст. в нынешней неполновесной серебряной монете. Если бы остаток в 975 ф. ст. был уплачен ему в шиллингах, он получил бы их по весу по их монетной цене в 5 шилл. 2 пенса за унцию, что вместе с 25 ф. ст. неполновесного серебра при продаже по теперешней цене в 5 шилл. 9 1/2 пенс. за унцию дало бы 1 110 ф.ст. в банкнотах, а это доказывает, что на основании принципов, установленных нашим же автором, банкноты были бы обесценены на 11%, если бы серебро сделалось эталоном денежного обращения.

В силу оснований, приводимых лордом Ливерпулем в его вышеупомянутом труде, я считаю золото стандартной мерой стоимости. Он замечает, что "серебряные монеты не являются уже больше главной мерой стоимости: все товары получают теперь свою цену или стоимость по отношению к золотой монете точно так же, как и раньше они получали стоимость по отношению к серебряной монете. Существующие недостатки серебряной монеты, как они ни велики, не принимаются благодаря этому во внимание при уплате цены какого-нибудь товара в размерах суммы, для которой серебро является законным платёжным средством. Ясно поэтому, что золотая монета стала теперь и на практике и в общественном мнении главной мерой собственности".

Он констатирует затем, что в царствование Вильяма III стоимость находившейся в обращении гинеи доходила до 30 шилл. и что стоимость золотой монеты повышалась или падала пропорционально тому, была ли серебряная монета более или менее совершенна. "Такое увеличение или изменение в стоимости золотой монеты не имело места с 1717 г., когда цена или стоимость гинеи была определена особым постановлением и удостоверением Монетного двора в 21 шилл., а стоимость других золотых монет определялась соответственно стоимости гинеи; серебряные же монеты, обращающиеся теперь, давно были и всё ещё являются по крайней мере такими же неполновесными, какими они были в начале царствования короля Вильяма. Несмотря на это, гинея и другие золотые монеты постоянно обращались с 1717 г. по норме или стоимости, данной им удостоверением Монетного двора".

"Оба изложенные соображения ясно доказывают мнение народа Великобритании как по вопросу о внутренней торговле, так и по отношению к внутренним делам. Теперь я хочу показать, каково было мнение на этот счёт иноземных народов". В царствование короля Вильяма вексельные курсы повышались или падали в соответствии с совершенством или недостатками нашей серебряной монеты. До перечеканки в 1695 г. вексельные курсы со всеми чужими странами были против Англии на 4 шилл. на фунт, а с некоторыми ещё гораздо больше. "Однако это зло больше не существовало с 1717 г., хотя наша серебряная монета в течение всего этого периода была очень испорчена. Но, с другой стороны, наши вексельные курсы с чужими странами в очень большой степени склонялись против нас, когда наша золотая монета была неполновесна, т. е. до реформы нашего золотого денежного обращения в 1774 г." Лорд Ливерпуль считает это доказательством того, что иностранцы рассматривали нашу золотую монету как главную меру собственности. Другой аргумент почерпнут из цен золотых и серебряных слитков. Когда наша золотая монета была до перечеканки в 1774 г. неполновесна, цена золотых слитков поднялась значительно выше их монетной стоимости, но сейчас же после того, как золотая монета доведена была до её настоящего состояния совершенства, цена золотых слитков упала несколько даже ниже монетной цены и продолжала держаться на этом уровне в течение 23 лет - до 1797 г. "Таким образом, из этих фактов явствует, что цена золотых слитков испытала на себе влияние состояния нашей золотой монеты, хотя начиная с 1717 г. влияние плохого состояния или положения нашей серебряной монеты не отражалось на их цене". Цена серебряных слитков испытывала на себе с 1717 г. влияние совершенства или недостатков нашей золотой монеты, но не была в такой степени затронута плохим состоянием нашей серебряной монеты. "Из всего этого явствует, что стоимость золотых или серебряных слитков оценивалась по крайней мере в течение 40 лет соответственно состоянию исключительно нашей золотой монеты, а не серебряной. Цена обоих этих металлов повышалась, когда наша золотая монета ухудшалась, она упала, когда наша золотая монета была доведена до настоящего совершенства, и можно поэтому с полным основанием сделать вывод, что в мнении торговцев драгоценными металлами (которые могут считаться лучшими судьями в этом деле) золотая монета сделалась главной мерой собственности, а потому и орудием торговли". В другом месте лорд Ливерпуль высказывает мнение, что фунт стерлингов составляет 20/21 гинеи. То же самое мнение высказывается сэром Джемсом Стюартом. "В настоящее время, - говорит он, - нет фунтов стерлингов в серебряной монете; количество серебра в Англии отнюдь не пропорционально размерам торгового обращения, и поэтому единственными деньгами, в которых может быть измерена стоимость фунта стерлингов, являются гинеи".

Директора Английского банка должны были быть того же мнения, констатируя в своих показаниях парламенту, что они обычно ограничивали количество своих банкнот, когда рыночная цена золота превосходила его монетную цену.

В докладе Комитета палаты лордов в 1797 г. сказано, что "золото есть торговая монета Великобритании, а серебро в течение уже многих лет было только товаром, который не имел никакой твёрдой цены и очень редко посылается на Монетный двор для чеканки, но изменяется (в цене) согласно спросу на него на рынке".

Остаюсь, сэр, вашим покорным слугой

Р.

4 ноября.