Исторические судьбы теории Рикардо

Непосредственными наследниками теории Рикардо были те утопические социалисты XIX в., которые исходили в своих экономических воззрениях из учения классической школы политэкономии, хотя и выступали уже в роли критиков капитализма.

Полемизируя с Прудоном в "Нищете философии", Маркс изобличает его не только в грубых противоречиях, но и в полном невежестве относительно выдвигаемого им "уравнительного" применения "определения стоимости рабочим временем". Прудон, говорит Маркс, выдаёт это определение "за формулу будущего возрождения", между тем как на самом деле оно есть "не что иное, как научное выражение экономических отношений современного общества, что, задолго до г. Прудона, было точно и ясно доказано Рикардо". Но не только это неизвестно Прудону, а также и то, что не он "первый задумал преобразовать общество путем превращения всех в непосредственных производителей, обменивающихся равными количествами труда". Игнорируя развитие политической экономии в Англии, Прудон не знает, "что в разное время почти все социалисты этой страны делали уравнительные выводы из рикардовской теории" <К. Маркс, Нищета философии, стр. 58 и 59>.

Говоря об этих социалистах, Маркс упоминает работы Годскина, Вильяма Томпсона, Эдмондса и "коммуниста" Брэя. В "Теориях прибавочной стоимости" Маркс посвящает целую главу возражениям против экономистов на основе рикардовской теории. Их учение противоположно теории Рикардо, ибо они критики капиталистического строя, и притом критики его с позиций пролетариата. Но теория, указывающая пролетариату путь к достижению цели, ещё не выкована, и вот они хватаются за теорию трудовой стоимости Рикардо, пытаясь использовать её против буржуазии. Однако на этой базе они могли говорить лишь о "справедливом обмене" по трудовому эквиваленту. Они не были, как Прудон, идеологами мелкой буржуазии и не стремились повернуть историю вспять, к временам простого товарного производства. Лишь отсутствие правильного теоретического оружия привело социалистов-рикардианцев к позициям, внешне схожим с прудоновскими.

В предисловии ко II тому "Капитала" Энгельс пишет о той обширной литературе, "которая в двадцатых годах повернула теорию стоимости и прибавочной стоимости Рикардо в интересах пролетариата против капиталистического производства, побивала буржуазию ее собственным оружием" <См. К. Маркс, Капитал, т. II, 1952, стр. 12>.

Смелый протест против капиталистической эксплуатации, содержащийся в трудах Томпсона, Годскина, Брэя, Грея и др., был протестом, опирающимся на основные категории товарного хозяйства. Раз признана теория стоимости Рикардо, то пусть зло капиталистической эксплуатации будет исправлено с помощью обмена равных количеств труда через посредство "национального банка", и пусть этим путём каждый получает "полный продукт труда" - таковы основные мотивы, красной нитью проходящие через работы социалистов-рикардианцев.

В противоположность им Маркс видел в теории стоимости Рикардо лишь "физиологию буржуазной системы", а свою теорию коммунизма "основывал, - по словам Энгельса, -...на неизбежном, принимающем на наших глазах ежедневно все большие размеры, крушении капиталистического способа производства" <См. К. Маркс, Нищета философии, стр. 9, предисловие Ф. Энгельса>.

Теория Рикардо как "физиология буржуазной системы" не могла стать теоретической базой социализма. Она была, как мы уже знаем, теорией буржуазии в ту эпоху её развития, когда она, "находясь еще в борьбе с остатками феодального общества, стремилась лишь очистить экономические отношения от феодальных пятен, увеличить производительные силы и придать новый размах промышленности и торговле" <Там же, стр. 106>.

Но раз эта задача была выполнена, теория Рикардо, завершившая дело классиков буржуазной политэкономии, оказалась уже ненужной буржуазии. В ходе дальнейшего развития буржуазного общества наследство Рикардо подверглось разложению и вульгаризации. На смену классикам приходит школа политэкономии, названная Марксом школой "вульгарной экономии".

Вульгарная политическая экономия давала теоретическую базу уже не борьбе буржуазии с пережитками феодализма, а борьбе её с пролетариатом, начинающим осознавать себя как класс. По мере развития "реальных противоречий в экономической жизни общества" вульгарная политическая экономия "старается всеми силами отделаться путем болтовни от тех мыслей, в которых содержатся противоречия" <К. Маркс, Теории прибавочной стоимости, т. III, 1936, стр. 366>.

Тем самым она становится сознательно апологетической. Сэй во Франции и Мальтус в Англии возглавляют это неизбежное превращение классической политической экономии в вульгарно-апологетическую.

Заимствовав у классиков "вульгарный элемент", содержавшийся в их работах, Сэй и Мальтус выступают в качестве критиков трудовой теории стоимости. Хотя Сэй выступал, правда, как комментатор и систематизатор работы Смита, но на деле он, как отмечает Маркс, взял у Смита ("выкристаллизовал") именно все слабые и вульгарные элементы его теории. Рикардо же, наоборот, взял у Смита наиболее ценные, научные элементы его труда. Сэй "опровергает" трудовую теорию стоимости, заявляя, что стоимость создаётся не трудом, а совместным действием труда или трудолюбия и сил природы и капитала. С другой стороны, он выводит стоимость из полезности и смешивает понятия стоимости и богатства, меновой стоимости и потребительной.

В своих "Началах" Рикардо даёт остроумную критику теории стоимости Сэя и той бесконечной путаницы и противоречий, которыми полна его работа.

Сэевской теории стоимости соответствует его теория распределения, согласно которой продукт общественного труда распределяется между тремя "агентами" производства - землевладельцем, капиталистом и рабочим, иначе говоря, распадается на ренту, прибыль и заработную плату. Маркс метко называет эту "теорию" распределения, построенную на базе эклектической теории стоимости, "последовательностью глупости".

Рикардо, как мы знаем, осознаёт, наоборот, противоречие между прибылью и заработной платой. Но вульгарная политическая экономия вообще отказывается признавать прибыль как самостоятельную категорию. Она является, по мнению вульгарной политэкономии, лишь "категорией заработной платы".

Вульгарная политическая экономия отметает трудовую теорию стоимости, капитал же является для неё "самостоятельным источником стоимости или прибавочной стоимости". Эти экономические теории появляются на сцену именно тогда, когда буржуазная "политическая экономия как наука уже закончила свой путь", ибо сами по себе эти теории "являются в то же время могилой этой науки" <К. Маркс, Теории прибавочной стоимости, т. III, стр. 365, 367>.

В Англии в роли критика Рикардо выступил в эту эпоху поп Мальтус - ярый защитник земельной аристократии против промышленной буржуазии и промышленной буржуазии против пролетариата, ярый враг рабочих. Маркс говорит о нём, что его характеризует "глубокая низость мысли" <К. Маркс, Теории прибавочной стоимости, т. II, ч. 1, стр. 205>.

Эта "низость мысли" проявляется, между прочим, в том, что "из научных и всегда им украденных предпосылок" он делает только выводы, угодные земельной аристократии "против буржуазии и им обеим - против пролетариата" <Там же, стр. 207>.

После опубликования его "Опыта о народонаселении", который Маркс называет "ученически-поверхностным и поповски-напыщенным плагиатом", английские враги французской революции увидели в нём "великого искоренителя всех стремлений к дальнейшему человеческому развитию" <К. Маркс, Капитал, т. I, стр. 622. Примечание 75-е>. Естественно, что этому "искоренителю" теория стоимости Рикардо показалась подозрительной. Рикардовский закон стоимости не соответствовал интересам земельной аристократии, и, опровергая его, Мальтус думал "сделать приятные своим покровителям выводы" <К. Маркс, Теории прибавочной стоимости, т. III, стр. 6>.

Из двух противоречащих друг другу положений Смита, что стоимость определяется затраченным трудом и что она определяется покупаемым трудом, Мальтус в противоположность Рикардо принимает второе. Правда, по мнению Мальтуса, труд есть мера стоимости, но зато любой товар может служить мерой труда. Отношение же между трудом как мерой стоимости и товарами определяется, по Мальтусу, издержками производства. Последние же включают, с его точки зрения, не только труд, затраченный на орудия производства, и живой труд, но и прибыль на авансированный капитал.

Таким образом, "стоимость" соответствует заработной плато, а издержки производства включают прибыль. Мальтус гордится таким "открытием". Маркс замечает по этому поводу: "Господин Мальтус хочет сразу включить в определение стоимости "прибыль", чтобы она непосредственно вытекала из этого определения, чего нет у Рикардо". Итак, Мальтус не только не сделал шага вперёд после Рикардо, а старался, наоборот, "отодвинуть политическую экономию назад за Рикардо, даже за Смита и физиократов" <Там же, стр. 7>.

Наряду с вульгарными экономистами, критиковавшими Рикардо с позиций буржуазии и земельной аристократии, ряд буржуазных экономистов претендовал идти по пути Рикардо. Им ещё нужна была эта теория, поскольку борьба буржуазии с земельной аристократией продолжалась.

На этот раз в противоположность попытке социалистов-рикардианцев использовать теорию Рикардо для обоснования социализма последняя была использована по-новому. Началась эпоха её вульгаризации, начался процесс, который Маркс назвал "разложением рикардианской школы".

Наиболее типичными представителями этой группы были Торренс, Джемс Милль и Мак-Куллох. Первый из них - Торренс, хотя формально и не отказывается от трудовой теории стоимости, считает, однако, как и Смит, что последняя верна лишь для докапиталистических эпох. Далее, Торренс приравнивает издержки производства к стоимости, а прибыль рассматривает как излишек, получающийся благодаря продаже товаров выше стоимости. Милль пытается спасти теорию Рикардо от имеющихся в ней противоречий, но это ему не удаётся, ибо своего учителя он понимает совершенно формально и схоластически. Отсюда распространённое толкование трудовой стоимости, смешение труда человека с действием сил природы. Если, например, вино, хранившееся в погребе, стало дороже, то произошло это благодаря "труду" капитала, или накопленного труда. Прибыль же капиталиста Милль превращает в "вознаграждение за труд", в своего рода заработную плату.

Ещё дальше пошёл по этому пути Мак-Куллох, "бессовестный тупица", как назвал его Маркс.

О Мак-Куллохе Маркс говорит, что он хочет "обделать дела с рикардовской экономией... совершенно так же, как Сэй устроил дела со Смитом..." <К. Маркс, Теории прибавочной стоимости, т. III, стр. 134>. Устроил он, конечно, свои дела, выступая как последователь Рикардо, с тем чтобы на деле отказаться от трудовой теории стоимости. Стоимости создаются, по его теории, не только живым трудом, как это утверждает Рикардо, и не только "накопленным", как это допускает Милль, но и "низшими животными, машинами и силами природы".

Мак-Куллох, взявшись защищать Рикардо от Сэя, на деле принял теорию трёх факторов Сея. Трудности, с которыми сталкивался Рикардо, его горе-последователи решали, как говорит Маркс, "путем резонирования... путем словесной фикции, путем изменения правильных названий вещей". И этот способ "гораздо более разрушил все основание теории Рикардо, чем все нападки врагов..." <Там же, стр. 66>.

* * *

В эпоху империализма буржуазная политэкономия переживает окончательное падение. Пробил, по выражению Маркса, её смертный час. Изучение действительной экономики буржуазного общества, вскрытие законов физиологии последнего не нужно больше буржуазии, давно забывшей о своей борьбе с феодалами, вступившей в период, который Ленин охарактеризовал как "умирающий капитализм" и канун пролетарской революции. Маркс, говоря о "низости мысли" у Мальтуса, даёт такое пояснение этому термину: "Человека же, стремящегося приспособить науку к такой точке зрения, которая не почерпнута из нее самой, - как бы при этом она ошибочна ни была, - а взята извне, из чуждых ей внешних интересов, я называю "низким" <К. Маркс, Теории прибавочной стоимости, т. II, ч. 1, стр. 208>. Это определение Маркса с полным правом может быть применено и к создателям так называемой теории "предельной полезности" - прямым наследникам вульгарных экономистов.

Классики буржуазной политэкономии, как бы ошибочны ни были их воззрения, не навязывали науке "чуждых ей внешних интересов". Их ошибки были частью их научной работы. Но школа "предельной полезности" именно исходила из таких чуждых науке интересов; выполняя социальные задания своих повелителей, она отошла от какого бы то ни было научного анализа действительности, заменив его надуманными, искусственными схемами и математическими формулами, не отражающими действительных экономических отношений. Со страниц их произведений исчезли капиталист, земельный собственник, рабочий. Все люди превратились для них в "продавцов" и "покупателей", а столкновение субъективных намерений последних сделалось единственным законом политической экономии.

Раз трудовая теория стоимости, как она была создана классиками буржуазной политэкономии, была использована и критически переработана Марксом в интересах пролетариата, то тем самым она сделалась одиозной для Бем-Баверка, Менгера, Шарля Жида, Визера и др. Вытекающее из теории трудовой стоимости положение, что пролетариат является создателем всех богатств буржуазного общества, ненавистно этим носителям "низости мысли". Отсюда их выпады против Рикардо. И до сих пор ненавистна им его борьба с лендлордами и их притязаниями. Так, французские историки политэкономии и ярые критики Маркса - профессора Жид и Рист, критикуя рикардовскую теорию ренты, заявляют совершенно откровенно: "Все системы национализации земли, все проекты социализации ренты опираются на теорию Рикардо, а системы эти очень многочисленны" <Gide et Rist, Histoire des doctrines economiques, p. 624>.

Но наиболее характерной, наиболее специфичной для современного этапа "низости" буржуазной экономической мысли является та позиция, которую заняли по отношению к Рикардо его непосредственные наследники - буржуазные политэкономы Англии. Разложение рикардианской школы свело на нет все достижения Рикардо. Так называемые приверженцы Рикардо расправились с его теорией хуже, чем явные критики и враги.

В начале XX века на родине Рикардо эта "почетная" роль выпала на долю "последнего рикардианца" Англии, долгое время считавшегося главой современной английской политэкономии, - Альфреда Маршала. Он не только завершил дело разрушения рикардовской теории, но и выступил в роли защитника Рикардо... от Маркса.

Буржуазный историк политэкономии Англии профессор Эдвин Кенан неоднократно упрекает Маршала на страницах своей книги "Economic Review" в том, что Рикардо был "героем его юных дней" и что он никак не мог полностью уйти из-под его влияния. На деле же, поскольку речь идёт о теории стоимости Рикардо, Маршал всюду заменяет термин "труд" термином "издержки производства". Будучи последователем теории "предельной полезности", он в качестве "рикардианца" одновременно поддерживает и теорию "издержек производства", а чтобы как-нибудь выйти из этой эклектической путаницы, выдумывает теорию "коротких и длинных периодов". Предельная полезность, или отношение спроса и предложения, определяет изменение цен на расстоянии коротких периодов, а издержки производства - на расстоянии длинных - такова его логика. Но что понимает Маршал под издержками производства? Как говорит Кенан, в Англии "чистая теория трудовых издержек (Labour cost) была вскоре вытеснена теорией издержек производства; последняя считает количество труда только одним из факторов, определяющих стоимость, и не рассматривает его как единственный фактор, определяющий её" <Edwin Canan, Economic Review, p. 185>. Ибо, как говорит Маршал, "время и ожидание являются, так же как и труд, элементом издержек производства". Иначе говоря, "время и ожидание", т. е. ожидание прибыли на затраченный капитал, являются для капиталиста "издержками производства". Они обосновывают его право на прибыль. Между тем, жалуется Маршал, "Карл Маркс ссылается на авторитет Рикардо, утверждая, что естественная стоимость вещей определяется исключительно вложенным в них трудом" <Alfred Marshal, Principles of Political Economy, p. 816>.

В доказательство того, что не Маркс, а он правильно понял Рикардо, Маршал приводит следующее замечание Рикардо по адресу Мальтуса:

"Г-н Мальтус думает, повидимому, что согласно моей теории издержки производства какой-либо вещи и стоимость её тождественны; это так, если он под издержками понимает "издержки производства", включающие прибыль. В вышеприведённом отрывке он имеет в виду не это, следовательно, он не вполне понял меня" <Давид Рикардо, Начала политической экономии и налогового обложения, стр. 61 настоящего тома, сноска>.

Маркс также цитирует первую часть этого абзаца, хотя последний интересует его с другой точки зрения: он отмечает, что Рикардо смешивает тут стоимость и цену производства, поскольку издержки производства, включающие прибыль, - это издержки "плюс прибыль, определяемая всеобщей нормой прибыли" <К. Маркс, Теории прибавочной стоимости, т. II, ч. 1, стр. 37, сноска>.

Но естественно, что от такого понимания Маршал весьма далёк. Между тем из приведённого отрывка явствует с полной несомненностью, что по интересующему Маршала вопросу именно Маркс понял правильно Рикардо, а не Маршал. Ведь Рикардо настаивает именно на том, что Мальтус неправильно навязывает ему представление о равенстве стоимости и издержек производства и о том, что последние якобы включают прибыль. Но Маршала это не смущает. Рикардо, утверждает он, "очень любил короткие фразы и полагал, что читатель сам сумеет развить те пояснения, на которые он лишь намекал" <Alfred Marshal, Principles of Political Economy, p. 816>. Поэтому он, Маршал, сам "развил" Рикардо до своего уровня.

Сделал же он это для того, чтобы оправдать право капиталиста на эксплуатацию. "Карл Маркс и другие, - заявляет он, - доказывали, что труд всегда производит "прибавку" (surplus) сверх заработной платы и износа капитала, применяемого в помощь труду, и что зло, причиняемое рабочим, заключается в присвоении этой "прибавки"". На самом же деле, снова и снова повторяет Маршал, товары созданы не только трудом, "но трудом разного рода и ожиданием... Неверно, что стоимость созданной на данной фабрике пряжи за вычетом износа оборудования есть продукт труда рабочих. Она является продуктом их труда, труда предпринимателей и подчинённых им управляющих, а также затраченного капитала". Если же допустить, что товары являются только "продуктами труда, а не труда и ожидания, то мы неизбежно придём к логическому выводу, что процент, или вознаграждение за ожидание, не имеет оправдания" <Ibid., p. 587>.

Тут-то и зарыта собака. Если Маркс правильно понял Рикардо и стоимость действительно создана трудом, то как же оправдать "процент, или вознаграждение за ожидание"? Чуждые науке внешние интересы не скрываются Маршалом, а, наоборот, подчёркиваются. Таковы теории "последнего рикардианца" Маршала.

Когда же роль "вождя" в области буржуазной политической экономии перешла от Маршала к Кейнсу, учение Рикардо в Англии стало забываться.

На этом фоне отрадным является издание собрания сочинений Рикардо, осуществлённое Кембриджским университетом в 1951-1955 гг.

Советские экономисты, как и прогрессивные учёные других стран, внимательно изучают работы великого экономиста Давида Рикардо, внёсшего большой вклад в создание научной политической экономии.

Предисловие Рикардо к первому изданию

Продукт земли, - всё, что получается с её поверхности путём соединённого приложения труда, машин и капитала, - делится между тремя классами общества, а именно: владельцами земли, собственниками денег или капитала, необходимого для её обработки, и рабочими, трудом которых она обрабатывается.

Но доли всего продукта земли, достающиеся каждому из этих классов под именем "ренты", "прибыли" и "заработной платы", весьма различны на разных стадиях общественного развития, в зависимости главным образом от уровня плодородия почвы, накопления капитала и роста населения, от квалификации и изобретательности работников и от орудий, применяемых в земледелии.

Определить законы, которые управляют этим распределением, - главная задача политической экономии. Как ни обогатили эту науку исследования Тюрго, Стюарта, Смита, Сэя, Сисмонди и других, всё-таки объяснения, которые они дают относительно естественного движения ренты, прибыли и заработной платы, весьма мало удовлетворительны.

В 1815 г. Мальтус в своём "Исследовании о природе и развитии ренты" и анонимный автор, член университетской коллегии в Оксфорде, в "Опыте о приложении капитала к земле" опубликовали почти в одно и то же время правильную теорию ренты. Без знакомства с ней нельзя понять влияния роста богатства на прибыль и заработную плату или дать удовлетворительную картину влияния налогов на различные классы общества, особенно когда предметом обложения служат продукты, получаемые непосредственно с поверхности земли. Адам Смит и другие талантливые экономисты, о которых я упоминал выше, не имея правильного представления о началах ренты, проглядели, как мне кажется, многие важные истины, которые могут быть раскрыты лишь тогда, когда сущность ренты вполне постигнута.

Чтобы восполнить этот пробел, требуются способности, значительно превышающие те, которыми обладает автор последующих страниц. Но он уверен, что никто не сочтёт притязательной его попытку изложить свои взгляды на законы прибыли и заработной платы и на действие налогов - взгляды, к которым он пришёл после самого внимательного рассмотрения предмета, руководясь указаниями, которые он черпал в трудах вышеупомянутых выдающихся экономистов, и стараясь, кроме того, использовать драгоценный опыт, который дали настоящему поколению последние годы, столь богатые новыми фактами. Если принципы, которые он считает правильными, будут действительно признаны таковыми, то другим, более талантливым экономистам придётся сделать из них все важнейшие выводы.

Подвергая критике установившиеся взгляды, автор считает необходимым обратить особенное внимание на те места в сочинениях Адама Смита, с которыми он имел основание не соглашаться. Он, однако, надеется, что никто вследствие этого не подумает, будто он не разделяет с теми, кто признаёт важное значение политической экономии, восторга, столь справедливо возбуждаемого глубоким трудом этого знаменитого автора.

То же замечание относится и к превосходным трудам г-на Сэя. Он не только был первым или одним из первых экономистов на континенте Европы <В подлиннике - "континентальных писателей", т. е. живущих не на Британских островах. - Прим. ред.>, правильно оценивших и прилагавших принципы Смита; он не только сделал больше всех их, взятых вместе, для ознакомления европейских наций с принципами этого просвещённого и благотворного учения, но сумел также внести в науку более логический и поучительный порядок и обогатил её многими оригинальными, точными и глубокими исследованиями <В особенности гл. XV, отд. I. "Рынки" содержит некоторые весьма важные принципы, которые, мне думается, были изложены впервые этим выдающимся экономистом>. Однако уважение, питаемое автором к трудам этого экономиста, не помешало ему подвергнуть критике - со всей свободой, какой требуют, по его мнению, интересы науки, - те взгляды Сэя (в "Economic politique"), которые явно противоречат его собственным идеям.

Предисловие Рикардо к третьему изданию

В этом издании я старался разъяснить полнее, чем в предыдущем, свои взгляды на трудный вопрос о стоимости и с этой целью сделал несколько дополнений к первой главе. Я прибавил также новую главу "О машинах" и о влиянии их усовершенствования на интересы различных классов государства. В главе "Об отличительных свойствах стоимости и богатства" я подверг критике взгляды Сэя на этот важный вопрос, как они изложены, в исправленном виде, в четвёртом и последнем изданиях его сочинений. В последней главе я сделал попытку обосновать ещё строже, чем прежде, теорию, согласно которой страна была бы способна уплачивать добавочные денежные налоги даже в том случае, если бы валовая денежная стоимость всей массы товаров понизилась: оттого ли, что благодаря улучшениям в сельском хозяйстве уменьшилось количество труда, требующегося для производства хлеба внутри самой страны, или же оттого, что часть хлеба получается теперь по более дешёвой цене из-за границы путём вывоза промышленных товаров. Это соображение имеет большое значение для решения вопроса о политике неограниченного ввоза иностранного хлеба, особенно в стране, которая вследствие огромного национального долга постоянно обременена тяжёлыми денежными налогами. Я старался показать, что способность платить налоги зависит не от валовой денежной стоимости массы товаров и не от чистой денежной стоимости доходов капиталистов и землевладельцев, а от соотношения денежной стоимости дохода каждого человека и денежной стоимости товаров, которые он обыкновенно потребляет.