Глава 21. Понтий Пилат

Первосвященник передал Иисуса римскому прокуратору Понтию Пилату.

– В чем твоя вина? – спросил Его Понтий Пилат.

Иисус молчал.

– Что ты молчишь? Синедрион обвиняет тебя в том, что ты называешь себя царем иудейским и учишь народ не платить подать кесарю. А ты что скажешь?

Иисус молчал.

Он стоял перед Пилатом в своей худой одежде, нищий по виду, но Пилата не удивило бы, если бы Он сказал: «Я и есть царь иудейский». Что‑то было в Нем такое, от чего вдруг покинули Пилата уверенность и ясность, и он почувствовал, что нет у него власти над этим человеком.

– Ты царь иудейский?

(Кто кого спрашивает? Не Он ли, молчащий, спрашивает его, Пилата: «Аты что сам думаешь обо мне? Кто я?». Это самый высокий из иудеев, а может быть, и не только из иудеев...

Может быть... может быть, Он властен над жизнью и смертью, и не Пилату Его судить...)

– Царь иудейский... – повторил Пилат вслух в раздумье.

– Ты сам говоришь это, – сказал Иисус.

Да, Пилат это сам сказал.

– Но, – продолжает Тот, Кто все время молчал, – царствие мое не от мира сего.

– Что это значит? Ты возмущал народ против кесаря?

– Нет. Я говорил: кесарю – кесарево, Богу – Божье. Я пришел возвестить миру Истину.

– Что есть Истина? – спросил Пилат.

И вот Он опять замолчал. И Пилат стоит перед Ним и ждет от Него ответа, но не так, как ждут ответа от подсудимого. «Кто кого судит?» – проносится в голове у Пилата. Все время испытывает он странное чувство – будто он, Понтий Пилат, не на своем месте, будто он не на все имеет право, и нельзя ему быть судьей.

– Что есть Истина? – он этого не знает, а Этот, стоящий перед ним, знает. И не кричит о ней, и не спорит, как все эти вечно дерущиеся фарисеи и саддукеи, но знает.

«Как же жить? Так вот и стоять перед этой молчащей Истиной, не смея поднять глаз? Что Он глядит своими всезнающими глазами... Что же, в самом деле, Понтию Пилату – римскому прокуратору – оставить свое место? Все бросить и идти за Ним?.. Неужели нельзя остаться на своем месте и не причинять зла этому человеку? Но почему же нельзя?.. Он же сказал: «Кесарю – кесарево, Богу – Божье». У Него – царствие Истины. У меня – мое. Он не мешает мне, я – Ему».

– Я не вижу вины на этом человеке, – говорит он, выйдя к первосвященникам и старейшинам иудейским. – Я хочу отпустить Его вам.

– Нет! Нет! Он великий преступник! – закричали те.

– Но есть трое других преступников. По обычаю, на праздник ваш, я должен отпустить вам одного. Я хочу отпустить Иисуса Назорея.

– Нет! Нет! Отпусти нам Варавву!

– А что делать с Иисусом?

– Распни его!

– Я не вижу вины на этом человеке, – еще раз сказал Понтий Пилат.

– Распни его! Распни его! Распни его!

О, эти иудеи! Эти неистовые! Как они кричат и как галдят! Что им дался этот праведник?.. Что за народ?! Неужели не могут жить спокойно?

– Распни его, или ты не друг кесарю!

Тогда Пилат перед всеми умыл руки и сказал:

– Не на мне, а на вас кровь этого праведника.

Он тщательно умыл свои холеные руки и вытер их чистым полотенцем. Почему же ночью он обнаружил, что на них остались кровавые пятна? Он страшно забеспокоился и стал отмывать их, но пятна не исчезали. Чем дольше, тем ярче они становились. И понял он, что теперь должен жить, вечно пряча свои руки.

«Проклятые иудеи!» – крикнул он в ночь и ударился головой о стену. «Проклятое, проклятое племя! Это они, они во всем виноваты! Ненавижу их! Я буду мстить им за этого человека! Что Он смотрит на меня своими глазами? Что Ты смотришь и молчишь? Не я, а иудеи распяли Тебя! Я буду мстить за Тебя этим проклятым иудеям! Всем до одного! Всем до одного!»

– Тише, Понтий Пилат, опомнись! Ведь и Я из них и все близкие мои.

– Ты?! Да... Ты ведь сам иудей... Не напоминай мне об этом! Не смей! Иудеи тебя распяли! Иудеи виноваты!

Ну, конечно, не он. Он вывел к ним Иисуса и, отдавая им, сказал: «Се человек!».

– Что ты сказал, Понтий Пилат? Как понять тебя? Что значит «Се человек»?

– Я сказал то, что сказал.

А потом стражники делали то, что хотели. Все, что хотели.

– Царь! Царь! Где твое царство? Куда подевалось твое владычество? – кричали римские стражники, и били Его, и плевали в Его лицо.

– Сын Божий, спаси себя сам! Ты хотел, чтобы мы раздали все свое богатство, и обещал взамен всемогущество. Где же твое всемогущество?

– Эй, вели моей руке отсохнуть, если ты сын Божий! Смотрите, сухая ли это рука? – И стражник со всего размаху ударил Иисуса по лицу.

А Понтий Пилат сделал все, что мог; он велел написать внизу распятия: «Се Царь Иудейский». Старейшины иудейские сказали ему: «Не так надо писать. Не «се царь», а что он называет себя царем». Но Пилат был тверд. Здесь он настоял на своем.