Сирил Конноли

(1903—1974 гг.)

критик

В каждом толстяке спрятан худой человек, который отчаянно пробует выбраться наружу.

Все мы заслуживаем пожизненного заключения в собственном теле.

Всегда будьте любезны с теми, кто моложе вас, ведь именно они напишут о вас.

Книги, не написанные мной, лучше, чем книги, написанные другими.

Кого боги хотят погубить, того они объявляют подающим надежды.

Литература — это искусство писать то, что будет прочитано дважды, а журналистика — то, что может быть схвачено с первого раза.

Лучше писать для себя и потерять читателя, чем писать для читателя и потерять себя.

Люди с подавленными садистскими наклонностями часто становятся полицейскими или мясниками, а люди с иррациональной боязнью жизни — издателями.

Молодость — это эпоха упущенных возможностей.

О характере мужчины лучше всего свидетельствует здоровье его жены.

От самоубийства многих удерживает лишь страх перед тем, что скажут соседи.

Раздумывая, жениться нам или нет, мы боимся одновременно одиночества и зависимости. И когда страх одиночества пересиливает — женимся.

Романтик — это неудавшийся священник, а романист — неудавшийся поэт.

Совершенный страх изгоняет любовь.

Только в деревне можно по‑настоящему сблизиться с человеком или с книгой.

Тот, у кого люди вызывают любопытство, а не любовь, должны писать афоризмы, а не романы, — нельзя стать романистом, если не любишь людей.

У каждого очаровательного человека есть нечто такое, что нужно скрывать, и чаще всего это абсолютная зависимость от оценки других.

У настоящего искусства нет хуже врага, чем детская коляска в прихожей.

Хозяин своих страстей — раб своего рассудка.

Впредь художника будут оценивать по степени его одиночества. И по глубине отчаяния.

Подобно тому, как скрытые садисты становятся полицейскими или мясниками, человеконенавистники становятся издателями.

Чтобы получать удовольствие от обучения в закрытой школе, необходимо обладать добродетелями человекообразной обезьяны.

Крупный писатель создает своей собственный мир, и его читатели гордятся, что живут в этом мире. Писатель посредственный тоже может залучить читателей в свой мирок, но очень скоро он увидит, как они, один за другим, потянутся к выходу.

Писатель становится хорошим стилистом, когда его язык делает все, что от него требуется, без всякой стеснительности.

Я всегда ненавидел себя в любой, отдельно взятый момент. Сумма таких моментов и есть моя жизнь.

Мальчики не взрослеют постепенно. Они продвигаются вперед толчками, как стрелки станционных часов.

Английский аристократ — отстойник мелкой лести.

Секрет журналистики: писать так, как говорят люди… не обязательно то, что говорят, но ничего такого, чего бы не говорили.

Будь счастлив — основной закон Американской конституции.

Прислушиваясь к мнению других, писатель теряет себя…

Литературная репутация тонет в волне успеха. Реклама, спрос, ажиотаж — все это оборачивается против книги, ее автора.

Никто из писателей не рассчитывает, что его книги станут бестселлерами, но, сами того не сознавая, они пытаются создать ту химическую реакцию иллюзии и разочарования, которая в наше время делает бестселлером любую книгу.

Жизнь — это лабиринт, в котором мы начинаем блуждать еще до того, как научимся ходить.

Наши воспоминания — это картотека, которой однажды воспользовались, а затем разбросали как попало…

Тучность — это состояние психики, болезнь, вызванная тоской и разочарованием.

Мысль появляется лишь тогда, когда исчезает привычка думать…

Наша национальная болезнь — самодовольная умственная лень.

Что сказать о собачьих монастырях, котах‑отшельниках и тиграх‑вегетарианцах? О птицах, которые, раскаявшись в содеянном, оторвали себе крылья, или о быках, что рыдают от угрызения совести?

Секрет счастья (и, следовательно, успеха) в том… чтобы каждая следующая волна жизни относила нас поближе к берегу.

Долгая дружба возможна, только если каждый из друзей уважает своего товарища настолько, что ничего от него не требует…

То, что мы делаем, всегда хуже того, что фантазируем.

Братство — это взятка, которую государство дает человеку.

Мы живем в такое безысходное время, что счастье следует скрывать, как физический изъян.

Прошлое с его тоской прорвется через любые оборонительные укрепления обычаев и привычек.

Цивилизация — это зола, оставшаяся от горения Настоящего и Прошлого.

Тоска возникает оттого, что мы не реализуем своих возможностей; угрызения совести — оттого, что мы их не реализовали; тревога — оттого, что реализовать не в состоянии. Спрашивается, что же это тогда за возможности?

В молодости мы верим людям, с возрастом же больше доверяем ситуации или определенному типу людей.

Ленивый человек, какими бы задатками он ни обладал, обрекает себя на второсортные мысли и на второсортных друзей.

Невротики бессердечны…

Эгоизм прижимает нас к земле, как закон всемирного тяготения…

Реальность, союз с реальностью — вот истинное состояние духа здорового и уверенного в себе.

Симптомы ухудшающегося здоровья: бессонница, чистовыбритый подбородок, сверхопрятность в уборной и в ванной, осторожность при переходе улицы, забота о внешнем виде; отвращение к накопительству, равнодушие к газетам, предупредительность в общественных местах, folie des grandeurs.

Меланхолия и уничижение — это тот корабль, в котором не страшно плыть по бурному морю жизни; правда, нам, меланхоликам, легче сесть на мель, чем легкому, плоскодонному фрегату любителей удовольствий, зато мы выстоим в шторм, который наверняка их потопит.

Не бывает ненависти без страха.

Ненависть — это высшая, объективная форма страха… Ненависть — следствие страха, ведь сначала мы боимся, а уж потом ненавидим. Ребенок, который боится темноты, повзрослев, темноту возненавидит…

Чем больше книг мы читаем, тем больше убеждаемся, что единственная задача писателя — это создание шедевра. Все остальные задачи лишены всякого смысла.

Писатели могут познакомиться, только если остановятся помочиться у одного и того же фонарного столба.

Писатели всегда надеются, что их следующая книга будет самой лучшей, и никогда не признаются себе в том, что создать ничего нового они не способны.

Нельзя служить одновременно красоте и власти. «Le pouvoir est essentiellement stupide».

Стоит писателю коснуться пером бумаги, как он начинает принадлежать своему времени… и, следовательно, будет забыт. Тот, кто хочет написать книгу на века, должен пользоваться невидимыми чернилами.

Есть лишь два способа хорошо писать: принимать жизнь такой, какая она есть (Гомер, Шекспир, Гёте), или, подобно Паскалю, Прусту, Леопарди, Бодлеру, усугублять ее ужас.

Награда за искусство — не слава или успех, а опьянение. Вот почему даже совершенно бездарные писатели не в состоянии бросить писать.

Литературное обаяние, которое возникает от стремления понравиться, несовместимо с тем захватывающим полетом духа, что стоит всех на свете удовольствий.

Искусство — это память, а память — вновь испытываемое желание.

Пока существует мысль, слова живут и литература остается бегством — но не от жизни, а в жизнь.

У наших писателей либо нет личности и, стало быть, нет стиля, либо есть псевдоличность и, следовательно, есть дурной стиль. Такие писатели путают предрассудок с целеустремленностью, благосостояние с мировоззрением.

Есть писатели, которые сначала долго осаждают нашу индивидуальность, а затем без предупреждения идут на приступ, рассеивают слабый гарнизон и берут цитадель штурмом.

Сегодня функция художника — привить воображение науке, а науку — воображению. Там, где они соединятся, и будет миф.

В войне полов беспечность — оружие мужчины; мстительность — женщины.

Нет боли сильнее, чем та, что причиняют друг другу влюбленные.

Коль скоро все те, кого мы давно и сильно любим, становятся частью нас самих; коль скоро мы ненавидим в них себя, — мы мучаем себя и их одновременно.

Цель любви — освобождение от любви.

За порок мы платим сознанием того, что мы порочны; за удовольствие — чувством разочарования — увы, запоздалого.

Мы любим всего один раз, ибо всего только раз мы по‑настоящему готовы к любви… И от того, какой окажется наша первая — и единственная — любовь, будет зависеть вся наша дальнейшая жизнь.

Долголетие — это месть таланта гению.

Остерегайтесь женщины, у которой много подруг, ибо они будут постоянно стремиться разрушить ваш брачный союз, ваше «мы». Впрочем одна подруга — еще хуже: в дальнейшем она может стать вашей женой.

Идеальный союз мужчины и женщины подобен туго натянутому луку, и никому не дано знать, то ли тетива сгибает лук, то ли лук натягивает тетиву.

Date: 2015-09-25; view: 336; Нарушение авторских прав