Антуан де Ривароль

(1753—1801 гг.)

писатель‑моралист

Армейская дисциплина тяжела, но это тяжесть щита, а не ярма.

Бараны сбиваются в стадо, львы держатся порознь.

Близкое общение — вот откуда берут начало нежнейшая дружба и сильнейшая ненависть.

Богомол верит бредням других людей, философ — лишь своим собственным.

Бывают времена, когда правительство теряет доверие народа, но я не знаю времени, когда оно могло бы доверять ему.

В государстве следует четко различать арифметическое большинство и большинство политическое.

Вольтер учил: «Чем люди просвещеннее, тем они свободней». Его преемники сказали народу: «Чем ты свободнее, тем просвещенней». В этом и таилась погибель.

Где армия зависит от народа, там рано или поздно оказывается, что правительство зависит от армии.

Даже если заговор составляется иногда людьми умными, осуществляется он всегда кровожадным зверьем.

Деспотии гибнут из‑за недостатка деспотизма, как хитрецы — из‑за недостатка хитрости.

Если это неясно — значит, это не по‑французски.

Из двадцати человек, говорящих о вас, девятнадцать говорят плохое; двадцатый говорит хорошее, но делает это плохо.

Известно, что движение других планет кажется с Земли неправильным и хаотическим и что следует мысленно перенестись на Солнце, дабы в полной мере оценить упорядоченность мироздания; по той же причине частное лицо судит о государстве, в котором живет, куда более ошибочно, нежели тот, кто входит в правительство.

Изречение мудреца: Если сомневаешься, воздержись — не только прекраснейшее правило морали, но и главное правило метафизики.

Какие основания были у него покончить с собой? А ведь для того, чтобы жить, нужны более веские основания, чем для того, чтобы умереть.

Когда кругом все удивительно, ничто не вызывает удивления; это и есть детство.

Кошка не ласкает нас: она к нам ластится.

Кто предугадал ход событий на двадцать четыре часа раньше толпы заурядностей, тот двадцать четыре часа слывет человеком, лишенным самого заурядного здравого смысла.

Любовь — это мелкая кража, которую удается совершить природному порядку вещей у порядка общественного.

Люди в большинстве своем непрерывно суетятся ради того, чтобы под конец обрести покой, но есть среди них и такие лентяи, которые сразу начинают с конца.

Люди, которым потребны чудеса, не понимают, что тем самым они требуют от природы прекращения ежедневных ее чудес.

Молодые люди ведут себя с женщинами как робкие богачи, а старики — как наглые нищие.

Моя эпитафия: «Лень отняла его у нас раньше, чем смерть».

Мученик во имя старой веры кажется нам упрямцем; мученик во имя новой — пророком.

На свете существуют две истины, которые следует помнить нераздельно. Первая: источник верховной власти — народ; вторая: он не должен ее осуществлять.

Не раз уже отмечено, что те, кто занимается физикой, естественной историей, физиологией или химией, обычно отличаются мягким, уравновешенным и, как правило, жизнерадостным нравом, тогда как авторы сочинений по вопросам политики, законоведения и даже морали — люди угрюмые, склонные к меланхолии и т. д. Объясняется это просто: первые изучают природу, вторые — общество; первые созерцают создания великого творца, вторые вглядываются в дело рук человека. Следствия не могут не быть разными.

Народу нужны не отвлеченные идеи, а прописные истины.

Наши безбожники в большинстве своем — всего лишь взбунтовавшиеся святоши.

Невинную девушку растлевают бесстыдными речами, женщине легкого поведения кружат голову почтительной любовью: в обоих случаях — неизведанным плодом.

Основополагающая мысль иудаизма состоит в том, что Бог предпочел евреев остальным народам. С помощью одной этой идеи Моисей воздвиг бронзовую стену между своей нацией и всеми другими; он сделал больше: он обрек свое несчастное племя на подлинное отлучение от вселенной и — что особенно примечательно — ценой вселенской ненависти подарил ему бессмертие.

Почему вы так много говорите со скучными людьми? — Боюсь, что иначе меня заставят слушать.

Ради денег Мирабо готов на все — даже на доброе дело.

Разум — историк, страсти — актрисы.

Разуму подобает смеяться, а не гневаться. Сам Господь Бог, приговорив Адама к труду и к женщине, отпустил ироническое замечание: «Вот, Адам стал как один из нас».

С сердечными чувствами дело обстоит как с благодеяниями: кто не в состоянии отплатить за них, тот становится неблагодарным.

Самодержец может быть Нероном, но порой бывает Титом или Марком Аврелием; народ часто бывает Нероном, Марком Аврелием — никогда.

Слишком большая власть, внезапно обретенная одним из граждан при республике, превращает последнюю в монархию или в кое‑что еще похуже. Народу всегда наследует деспот.

Стоит быть порядочным человеком. По крайней мере, никто тебе не будет завидовать.

Страсти — вот ораторы многолюдных собраний.

Те же самые средства, что делают человека способным разбогатеть, мешают ему наслаждаться богатством.

Только мертвые языки обретают бессмертие.

Только обладая аппетитом бедняка, можно со вкусом наслаждаться богатством; только при кругозоре мещанина можно наслаждаться по‑царски.

У природы четыре большие декорации — времена года, вечно одни и те же актеры — солнце, луна и прочие светила, зато она меняет зрителей, отправляя их в мир иной.

Ум потребен не для того, чтобы нападать на верования, а чтобы закладывать их основу и укреплять: легче легкого сочинять эпиграммы на Иисуса Христа. Что же до мужества, то философу оно необходимо не в большей, а иной раз даже и в меньшей степени, нежели апостолу.

Ума у нее не больше, чем у розы. (О своей любовнице).

На мысли следует нападать с помощью мыслей: по идеям не палят из ружей.

Те, которые дают советы, не сопровождая их примерами, походят на дорожные столбы, которые дорогу указывают, но сами по ней не ходят.

В области нравственности не следует выказывать свою добродетель по малозначительным поводам: девственностью не хвастаются.

Пословицы суть плоды опытности всех народов и здравый смысл всех веков, переложенные в формулы.

Глупость, сопровождаемая музыкой, танцами, обставленная блестящими декорациями, все же глупость, но ничего большего.

Презрение должно быть самым молчаливым из всех наших чувств.

Возмущение непреоборимым злом и покорность злу, с которым можно совладать, свидетельствуют о малодушии. Что можно сказать о человеке, который негодует на дурную погоду и покорно сносит оскорбление?

Незаурядные умы относятся с глубоким вниманием ко всему знакомому и рядовому, а заурядные — проявляют интерес и пристрастие лишь к тому, что выходит из ряда вон.

Глупцам следовало бы относиться к умным людям с недоверием, равным тому презрению, с каким последние относятся к ним.

Дурные люди являют собой такое зрелище, что порождают хороших людей; точно так же зрелище нелепостей порождает хороший вкус.

Зависть, которая говорит и кричит, обычно бездейственна; бояться надо той зависти, которая безмолвствует.

Иным людям богатство только и приносит, что страх потерять его.

Как это печально — мечтать о самом насущном: не имея его, человек всегда несчастлив, но имея — далеко не всегда счастлив.

Человеческое сердце не знает пределов, человеческий ум ограничен.

Скромный человек может добиться всего, горделивый — все потерять: скромность всегда имеет дело с великодушием, гордыня — с завистью.

Способность человеческого ума придумывать собирательные понятия, эта великолепная уловка, стала причиной чуть ли не всех его заблуждений.

Человек любого звания свободен, если он делает, пусть по необходимости, только то, что идет ему на пользу; рабом следует считать лишь того, кто принужден делать нечто вовсе ему бесполезное.