О методологических проблемах современной психологии

ДАТА ПУБЛИКАЦИИ: 04 февраля 2005

РАЗМЕСТИЛ В БИБЛИОТЕКЕ: Администратор

О МЕТОДОЛОГИЧЕСКИХ ПРОБЛЕМАХ СОВРЕМЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ

Е.Д. ХОМСКАЯ

В новые постперестроечные времена философские методологические проблемы психологии все меньше интересуют научную общественность. Наметились новые тенденции: с одной стороны, к чистому прагматизму, к определенному пренебрежению академической наукой в разных ее ипостасях, в том числе и методологической, как якобы не имеющей практической ценности, с другой — к явному оживлению интереса ко всяким чудесам, мистике (экстрасенсорному восприятию, телекинезу и т.п.). Объединяет эти тенденции скрытый или явный уход от вопросов, связанных с четким определением методологических основ психологических исследований, к «размыванию» или даже отрицанию естественнонаучной, материалистической методологии как философской основы научного психологического знания.

Этот процесс наблюдается не только в психологии. Достаточно явно он прослеживается и в такой «строгой» науке, как физика. Известно, что в последнее время ряд физиков вводит в свои физические теории внефизические категории: идеи буддийской, индийской, японской религии и мифологии. Происходит как бы объединение научных физических воззрений с восточными религиозными идеями, что и выдается за новое слово в физике. Современная физика стала использовать такие понятия, как сознание, семантика, смысл и др. Некоторые физики утверждают, что физические феномены и сознание едины, не существуют друг без друга, более того, что сознание «творит» реальность, и объекты физического познания создаются в процессе восприятия. При этом само сознание (или одно из его проявлений) трактуется как трансличностное сознание, которое функционирует на космическом уровне [20].

Целый ряд статей, опубликованных за последнее время в «Вопросах философии», свидетельствует о далеко зашедшем процессе изменения естественнонаучной материалистической методологической базы физической науки, о явных попытках — на материале физических реалий — идеалистического решения гносеологической проблемы. Нередко это происходит под флагом критики марксизма.

Этот процесс можно обозначить как появление «альтернативной» физики [8].

Нечто подобное наблюдается и в психологии, где также можно констатировать появление «альтернативной» психологии. В работах этого направления также делается попытка отрицать (или хотя бы поставить под сомнение) естественнонаучные материалистические методологические основы психологического знания. Поэтому обсуждение методологических проблем современной психологии весьма актуально, так как наличие методологических трудностей в различных отраслях психологии — уже случившийся факт, осознание которого полезно и для общей оценки состояния современной психологии, и для прогноза ее будущего развития.

В различных областях психологии методологические трудности проявляются в разной степени. Особенно явно они просматриваются в тех областях психологии, которые занимаются проблемами личности и сознания.

Оживление нематериалистических тенденций в психологии личности наиболее очевидно в ее прикладных областях: психотерапии и психокоррекции. Происходящее в настоящее время широкое распространение различных видов психологической помощи населению (в виде разных способов психологического воздействия на личность пациента) явно опережает теоретическое осмысление проблемы. Фрейдизм в своей классической форме — как теоретическая основа психологии личности в области психоанализа — теперь уже не признается большинством западных психологов. Более того, по мнению многих западных специалистов, даже как прикладная дисциплина психоанализ З.Фрейда уже исчерпал себя. Однако в России он все еще достаточно популярен. Планируется даже создание целевой программы, предусматривающей дальнейшее развитие психоанализа (в соответствии с Указом Президента «О возрождении и развитии философского, клинического и прикладного психоанализа», август 1996 г.). Достаточно популярны у нас и более современные модернизированные варианты психоанализа (неофрейдизм, постфрейдизм и др.).

С философской методологической точки зрения фрейдизм является био-логизаторской концепцией личности, одной из разновидностей биологизаторского редукционизма, рассматривающего врожденные инстинкты и влечения в качестве главных детерминант психики, признающего ведущую роль бессознательного в поведении человека. Фрейдизм принижает роль социальных, культурно-исторических факторов в развитии личности, в детерминации психических процессов и поведения в целом.

Другая концепция личности лежит в основе разных вариантов гуманистической психологии, имеющей большое распространение у нас и за рубежом.

Гуманистическая психология, основанная К.Роджерсом, А.Маслоу, Г.Олпертом и другими, появившаяся как «третья сила», оппонентная и бихевиоризму, и психоанализу, выступает принципиально против детерминизма, против управления поведением, за индирективную психотерапию. Детерминизм, если и признается, то только в качестве чисто внутреннего, духовного фактора развития личности [27]. Гуманистическая психология базируется на гуманистической парадигме, в центре которой — идеи саморазвития личности, отрицание внешних (в том числе социальных) факторов (стимулов) ее развития. В качестве практического выхода гуманистическая психология (и ее варианты) предлагает иной, чем психоанализ, набор психологических воздействий на личность пациента, в частности диалоговую личностно-центрированную терапию.

В целом в современной психотерапии доминируют две основные концепции личности: одна из них — идущая от психоанализа «глубинная психология», апеллирующая к глубинам личности, другая — идущая от гуманистического направления «вершинная психология», апеллирующая к высотам духа. Если первая исходит из упрощенных представлений о детерминантах развития личности, из примата влечений, телесных ощущений над духом, то вторая отрицает глубинные факторы развития и детерминизм — как причинно-следственные (включая и социальные) движущие силы развития личности — в пользу духа. Каждая из этих концепций обосновывает свой подход к человеку (т.е. свою «философию человека») и свою психотерапевтическую практику (т.е. свои техники воздействия на личность пациента).

Следует отметить, что в психотерапию и психокоррекцию в настоящее время проникает и восточная философия (буддийская, индийская и др.) с ее идеологией личности и ее техниками воздействия. Восточная философия, основанная на отрицании чисто рационального мышления, не только рассматривающая человека в единстве с окружающей средой, с космосом, но и отрицающая независимость окружающего мира от субъекта, принимается некоторыми психотерапевтами как новая научная парадигма, более продуктивная, чем другие. Это направление психотерапии предлагает свой набор методов психологического воздействия (медитации и др.). Концепция личности этого направления психотерапии представляет собой эклектическое смешение различных воззрений на природу человека, заимствованных и из западной, и из восточной философий и религий.

В целом — при общей ориентации на западные исследования — в отечественной психотерапии ни одна из концепций личности не может претендовать на статус общепризнанной. Одновременно сосуществуют разные «философии человека», предлагающие разные техники воздействия на личность пациента и по-разному объясняющие их результаты. Подобное положение дел в психотерапии дает основание некоторым практикующим психологам (и врачам) вообще пренебрегать какими-либо теориями личности и использовать различные приемы безотносительно к их происхождению (подобную психологическую практику Л.С.Выготский, как известно, называл «фельдшеризмом»).

Таким образом, можно констатировать, что наряду с безусловно полезной и широко применяемой практикой психологического воздействия на личность пациента в этой области психологии сосуществуют явно противоречивые теоретические концепции личности, интерпретирующие практические результаты с диаметрально противоположных позиций. Отдавая должное сложности самой проблемы (общая теория личности, ее структура, детерминанты развития, соотношение сознательного и бессознательного и т.д.), следует все же признать, что именно в данной области (а не в психологии памяти, внимания и др.) сконцентрированы сегодня наиболее острые теоретические и методологические трудности и противоречия. Не случайно в психологической литературе практически отсутствуют работы, объясняющие конкретные психологические механизмы тех или иных технологий и анализирующие причины их действия на субъекта. Сравнительно малая интенсивность научных поисков в этом направлении (и вообще объективизации результатов психотерапии) прежде всего связана с отсутствием адекватных — в теоретическом и методологическом отношениях — концепций личности. Все увеличивающийся разрыв практики и теории в этой области психологии грозит самыми плачевными последствиями для всей психологической науки, потому что ничто так не разлагает науку изнутри, как невнимание к теории, исходящее из профессиональной среды.

Нужно отметить также, что особенностью нашей отечественной психологии является слияние академической психологии с «психотерапевтической». Как известно, во многих странах последняя рассматривается как чисто практическое направление, не занимающееся теоретическими обобщениями. У нас же «психотерапевтическое» направление претендует на статус самостоятельной психологической науки (а не только практики), что и позволяет предъявлять к ней повышенные требования. Так, по мнению одного из известных идеологов практической психологии (психотерапии), последняя не является прикладной отраслью академической психологии, а представляет собой самостоятельную гуманитарную науку со своей методологией [26].

Следует также отметить, что психотерапия и психокоррекция — области знания, пограничные с медициной, — находятся под большим влиянием чисто медицинских воззрений на человека, в связи с чем представления о психике, сознании, бессознательном несут на себе печать клинического прагматизма, а кроме того, к сожалению, распространено отождествление понятий «личность» и «индивид».

Не менее тревожная ситуация складывается и вокруг проблемы «психология и религия». Как известно, за последнее время в нашем обществе быстрыми темпами стал возрождаться интерес к различным религиям — не только к традиционному православию как ветви христианства, но и к другим конфессиям, — в связи с чем анализ связи психологии и религии стал очень актуален. В центре этой проблемы — старый и опять новый вопрос о соотношении науки и религии, научного и религиозного мировоззрения. Для психологии этот вопрос особенно важен, потому что и у психологии как науки, и у религии как определенного мировоззрения один и тот же предмет познания: человек, личность. Принято считать, что изучение человека психологической наукой и религией ведется с различных методологических позиций. Психология как отрасль научного знания строится на системе доказательств (фактов) и без таковых не принимает никаких теоретических положений. Религия не нуждается ни в каких доказательствах, ее положения основаны на постулатах веры.

Однако современная психология (в лице ее некоторых представителей) оспаривает эту точку зрения. Так, авторы коллективной монографии «Начала христианской психологии» [21] считают, что способы религиозного познания только кажутся ненаучными, субъективными. На самом деле истинное познание души человека возможно только через религию. Отрицается оппозиция религии и науки в познании психологической реальности, делается попытка объединить религию и науку под видом «единства познания психической жизни человека». Ориентация на естественнонаучный материалистический подход в отечественной психологии, берущий начало от работ И.М.Сеченова, И.П.Павлова, В.М.Бехтерева и других естествоиспытателей, объявляется ошибочной. Авторы «Начал...» считают, что «после многих десятилетий главенства материализма в отечественной психологии... необходимо сменить научную парадигму в соответствии с предметом исследования», так как «душа была принесена в жертву научному мировоззрению» [21; 3]. В качестве нового слова в давнем споре между психологией и религией провозглашается «христианская психология» (кстати, а как быть с другими конфессиями?). Авторы «Начал...» не раскрывают содержания нового направления, его методов (очевидно, интроспекция?). Ясно лишь, что под душой понимаются прежде всего нравственные категории.

Подобное смешение религиозного и научного психологического мировоззрений можно встретить и в других публикациях, причем многие истинные проблемы, встающие перед отечественной психологией в связи с возрождением религии, не затрагиваются, хотя они весьма важны и с научной, и с социальной точек зрения (проблемы религиозного внушения, фанатизма, сектантства и др.).

Совершенно очевидно, что в основе сложной ситуации, сложившейся в этой области психологического знания, — невнимание к методологическим проблемам психологического знания, неразличение научно-психологического и религиозного подходов к человеку. Более того, авторы делают попытку объявить эту эклектическую методологическую несовместимость в качестве нового истинного слова в психологической науке, нового пути отечественной психологии. Подобная ситуация весьма опасна (особенно в перспективе), так как она создает возможность — якобы с позиций новой психологии — пренебрежительно относиться к научному прошлому, отрицать очевидные научные истины и утверждать — в качестве последних достижений психологической науки — сомнительные «факты» и просто вымысел (из области парапсихологии и т.п.). По-видимому, назрела необходимость открытого обсуждения всего круга психологических проблем, связанных с религией, и в первую очередь методологических основ научно-психологического и религиозного подхода к изучению человека. Если учесть, что психология в течение многих столетий была частью теологии и философии и лишь сравнительно недавно выделилась в самостоятельную дисциплину и приобрела статус научного знания, то опасность возврата к старому не покажется надуманной.

Можно говорить о наличии методологических трудностей и в других областях психологии, например в нейропсихологии.

Нейропсихология как одна из нейронаук, занимающихся изучением мозговой организации психических явлений, всегда была ареной острой борьбы материалистических и идеалистических концепций, по-разному объясняющих соотношение мозга и психики. Заслугой А.Р.Лурия и его школы явилась разработка принципиально нового подхода к этой проблеме, отличного от двух основных способов ее решения (узкого локализационизма или психоморфологической концепции и концепции эквипотенциальной организации мозга).

Концепция А.Р.Лурия о системной динамической локализации высших психических функций открыла новые возможности для изучения проблемы «мозг и психика» с чисто материалистических позиций. Если прежде (до А.Р.Лурия) никто не сомневался в возможности локализации (т.е. в четком соотнесении с определенными мозговыми образованиями) так называемых элементарных сенсорных и моторных процессов (зрительных, слуховых ощущений, моторных реакций и т.д.), однако оставался открытым вопрос о возможностях локализации высших психических функций (восприятия, памяти, речи и др.), то после работ А.Р.Лурия этот вопрос был в принципе решен. Факторный анализ нарушений высших психических функций позволил по-новому объяснить их мозговую организацию и открыл широкие перспективы дальнейших исследований в этой области.

На современном этапе развития нейропсихологии весьма актуальными становятся вопросы о мозговой организации наиболее сложных форм психической реальности — эмоционально-личностной сферы и сознания. И вновь раздаются голоса о принципиальной недопустимости самой постановки вопроса об их мозговой организации (или локализации), о невозможности связывать эти сложные психические явления с какими-либо конкретными мозговыми образованиями. Вновь дискутируются вопросы об общественно-исторических, социальных и биологических, генетических детерминантах психики, причем в процессе таких дискуссий нередко смешиваются вопросы о содержании психических явлений (определяемом социальными факторами) и способах их реализации (с помощью конкретных мозговых механизмов). При решении этих проблем в рамках нейро наук на современном уровне вновь всплывают упрощенные представления о материальных основах психики (идеи о мозговых «центрах» эмоций, центрэнцефалическая теория сознания), с одной стороны, и современные «эквипотенциальные» теории (голографические концепции работы мозга) — с другой. Наряду с этими концепциями достаточно распространены и представления о принципиальной невозможности естественнонаучного объяснения таких сложных психических явлений, как личность и сознание в естественнонаучной материалистической парадигме.

Как известно, А.Р.Лурия, разрабатывая нейропсихологию как новую отрасль психологической науки, намеренно ограничивал сферу своих интересов высшими психическими функциями (когнитивными, двигательными), что отразилось и на названии теории, объясняющей соотношение мозга и психики («теория системной динамической локализации высших психических функций»). Эмоционально-личностные явления и сознание как предметы специальных нейропсихологических исследований в его трудах если и встречаются, то только в контексте общего описания нейро-психологических синдромов. Их изучение должно стать следующим этапом развития нейропсихологии. Однако А.Р.Лурия не сомневался в безусловной необходимости и принципиальной возможности изучения проблем личности и сознания с позиций нейропсихологии.

Относительно нейропсихологии личности (или эмоционально-личностной сферы) А.Р.Лурия говорил, что в истории науки известны неудачные попытки связать понятия «личность» и «мозг» в виде «неоклейстизма» (одного из вариантов узкого локализа-ционизма) или апелляции к исключительно надматериальной духовной природе личности. Решение этой проблемы он видел лишь в рамках теории системной динамической локализации психических функций, считая, что признание прижизненного формирования личности и поиски системной динамической мозговой организации ее различных составляющих (параметров, компонентов, аспектов) являются необходимыми условиями ней-ропсихологического рассмотрения проблемы. Учитывая большой вклад Б.В.Зейгарник в изучение проблемы личности, патологии мотивов деятельности и их иерархии, А.Р.Лурия указывал на необходимость строго дифференцировать в личности то, что связано с органической патологией мозга, и то, что обусловлено социальными факторами жизни, преломленными через ситуацию болезни. К личностным дефектам, как известно, А.Р.Лурия относил нарушения саморегуляции поведения, расстройства произвольного контроля, нарушения критики, которые он связывал с патологией третьего блока мозга, а также эмоциональные и мотивационные нарушения, возникающие при поражении и третьего, и первого блоков. Он считал, что «вопрос об отношении нейропсихологии к проблеме личности является очень сложным, однако крайне актуальным... Его решения требует само развитие и нейропсихологии, и общей психологии» [22; 172].

Эти и другие высказывания А.Р.Лурия относительно нейропсихологического анализа эмоционально-личностной сферы не оставляют сомнения в том, что он был убежден в возможностях решения этого круга проблем с естественнонаучных позиций.

Достаточно определенно А.Р.Лурия высказывался и о проблеме сознания. Он отмечал ее принципиальную важность для понимания предмета психологической науки и многократно писал о том, что именно изучение различных форм сознательной деятельности человека и составляет основной предмет психологии, причем в задачи психологии входит не только их описание, но и объяснение с материалистических детерминистических позиций. А.Р.Лурия как последователь Л.С. Выготского распространял культурно-исторический подход на изучение не только высших психических функций, но и сознания в целом. Он проводил четкую грань между социально-историческими «истоками», детерминантами сознания, определяющими его возникновение и содержание как высшей формы отражения действительности, и мозговым субстратом сознания, мозгом как органом, реализующим сознание. Индивидуальное сознание с точки зрения его детерминант, генеза и содержания рассматривалось А.Р.Лурия как общественно-историческая категория. Он писал, что «для того, чтобы объяснить сложнейшие формы сознательной жизни человека, необходимо выйти за пределы организма, искать источники... сознательной деятельности и "категориального" поведения не в глубинах мозга и не в глубинах духа, а во внешних условиях жизни...в социально-исторических формах существования человека» [18; 23]. В своей статье «Философские приключения известного нейрофизиолога» [16] он критикует непоследовательность взглядов Д. Экклза, придерживавшегося строго материалистической точки зрения на мозговую организацию элементарных физиологических процессов и одновременно считавшего сознание проявлением божественного начала в человеке. А.Р.Лурия не сомневался в возможности строго материалистического объяснения мозговых механизмов не только отдельных сознательных актов (в виде высших психических функций), но и сознания в целом. Как последователь Л.С.Выготского, А.Р.Лурия развивал представления о смысловом и системном строении сознания, объединяя проблему сознания (и отвлеченного мышления) с проблемой языка ([14], [15], [18] и др.).

За годы, прошедшие со времени кончины А.Р.Лурия, ситуация в этих областях нейропсихологии изменилась мало. Нейропсихология личности и нейропсихология сознания пока еще не сформировались как экспериментальные направления, как это произошло с нейропсихологией памяти, речи, восприятия и других высших психических функций.

Изучение нейропсихологии личности в настоящее время сводится к двум типам работ. Во-первых, это использование в клинике локальных поражений мозга личностных опросников (Кеттелла, MMPI и др.). Результаты тестирования прямо сопоставляются с локализацией поражения. Если учесть, что сами тесты (опросники) составлены для иных целей и не имеют специального нейропсихологического обоснования, а полученные данные основаны только на самонаблюдении пациентов, то очевидно, что серьезных выводов на основании таких данных делать нельзя. А главное, в подобных исследованиях отсутствует основной принцип луриевского подхода к изучению мозговой организации психических явлений — факторный, или синдромный, анализ последствий локальных поражений мозга. С теоретической точки зрения это вариант современного психоморфологического подхода к решению проблемы «мозг и личность».

Другой тип более традиционных исследований — анализ вклада личностных компонентов(планирования, контроля и др.) в нарушения различных психических функций (памяти, мышления, речевого общения и др.). Но эти исследования не могут рассматриваться как раскрывающие тему «мозг и личность» по существу.

Более продуктивно в нейропсихологии разрабатываются проблемы, связанные с мозговой организацией эмоций, особенно в контексте проблемы межполушарной асимметрии мозга. Однако и эти исследования не посвящены собственно нейропсихологии личности.

Нейропсихологические исследования проблемы сознания как состояния полной или измененной ориентировки пациента в окружающем и себе самом за последние годы проводились лишь в контексте общих клинических описаний различных нейро-психологических синдромов, т.е. на феноменологическом уровне. Как и во времена А.Р.Лурия, продолжалось изучение патологии сознания в рамках нейропсихиатрических представлений. Описывались феноменология нарушений сознания, характерная для поражения правого и левого полушарий у правшей, особенности нарушений сознания у левшей ([7] и др.). Подобные исследования, как и все клинические описания нарушений сознания в психиатрии, основаны только на наблюдениях за больными и их высказываниями. Поэтому в ряде случаев их интерпретация выглядит не очень убедительно (например, утверждения, что в сознании больных присутствует только прошлое или только будущее время и т.п.). Описания патологии сознания у больных с локальными поражениями мозга, безусловно, содержат очень интересный пласт клинической реальности, который нуждается в точном экспериментальном исследовании. К сожалению, в современной нейропсихиатрии, как и в нейропсихологии, нет достаточно ясной концепции сознания, что тормозит развитие экспериментальных исследований. Достоинством этих нейронаук является то, что обе они исходят из положения об имманентной связи сознания с мозгом. В этой области знания психиатры прокладывают дорогу нейропсихологическому эксперименту, однако поле фактов, описанных ими, нуждается прежде всего в теоретическом осмыслении.

В других нейронауках (например, в нейрофизиологии) проблема сознания также далека от своего решения. Главный вопрос в этих нейронауках тот же, что и в психологии, а именно: является ли сознание особой, но материальной по своей основе функцией мозга или нематериальным явлением, воплощением духа? В целом в нейронауках преобладает естественнонаучная традиция в изучении проблемы сознания, в соответствии с которой сознание определяется как «осознание нашей умственной и/или физической деятельности» и рассматривается как функция мозга [2]. При этом многие нейробиологи, как и А.Р.Лурия, считают, что осознаются только те внутренние события, которые прошли переработку в речевой системе.

Что касается конкретных мозговых механизмов, ответственных за процессы сознания, то наиболее популярны в нейробиологии представления, согласно которым сознание как проявление интегративных процессов высшего порядка обеспечивается корой больших полушарий, преимущественно ассоциативной. Широко известна гипотеза В.Маунткастла и соавторов [34], согласно которой основу сознания составляет широко разветвленная по всей коре сеть нейронных ансамблей, организованных по принципу вертикальных «колонок», объединяющих нейроны разного типа. Считается, что важным достоинством этой гипотезы является ее доступность экспериментальной проверке.

Таким образом, специалисты по нейронным сетям связывают сознание с конкретными нейронными образованиями. Однако на другом полюсе нейронаук к идее поиска конкретных «носителей» сознания относятся отрицательно. Представители многих зарубежных нейропсихологических школ, не разделяющие взглядов А.Р.Лурия, отрицают саму возможность мозговой организации таких сложных психических явлений, как личность и сознание. Так, в хорошо известном руководстве по клинической нейропсихологии [32], вышедшем в 1993 г. третьим изданием, главы, посвященные нейропсихологии личности и нейропсихологии сознания, отсутствуют. Нет каких-либо упоминаний об этих проблемах и в других авторитетных нейропсихологических источниках (например, в [33] и др.).

Таким образом, в современных нейронауках, занимающихся проблемами личности и сознания, можно констатировать весьма широкий набор позиций: от полного отрицания связи личности и сознания с мозгом до узкоконкретных представлений об определенных типах нейронов — «носителях» сознания. Эта ситуация, безусловно, свидетельствует о неразработанности проблем, относящихся к личности и сознанию, в том числе и на теоретическом и методологическом уровнях, а не только о личных вкусах, пристрастиях, позициях различных исследователей этих проблем (включая и нейропсихологов).

Можно привести примеры методологических трудностей и противоречий, связанных с проблемами личности и сознания, и из других отраслей психологии. Однако сказанного вполне достаточно, чтобы сделать некоторые выводы.

В современной психологии, и особенно в отечественной, можно видеть признаки методологического кризиса, наиболее явно проявляющиеся в тех областях психологии, которые занимаются проблемами личности и сознания. Как это уже было в истории психологии, оживились (или появились) различные «альтернативные» подходы к изучению человека. Эта ситуация в психологии не случайна. Как уже говорилось выше, она является частью более общего методологического кризиса, распространившегося и на другие научные дисциплины (физику, астрономию, биологию и др.), который обусловлен, по видимому, и внешними, и внутренними причинами. Внешние (социальные факторы) — это прекращение идеологического «давления» на науку, полная свобода мнений, а также проникновение в психологию непрофессионалов, не знакомых (или даже не считающих нужным знать) с уже накопленными психологическими сведениями (фактами, законами, теориями) и вследствие этого склонных к иным упрощенным или вообще вне-научным объяснениям психологических данных. Внутренние (логика развития самой науки) — это расширение сферы интересов современной психологии, появление новых проблем, для решения которых она еще не готова, что естественно для развития науки.

В истории отечественной и мировой психологии можно выделить несколько критических периодов, когда проблемы методологии обсуждались особенно активно.

В 60 — 70-е гг. прошлого века, после публикации работ И.М.Сеченова («Рефлексы головного мозга», «Кому и как разрабатывать психологию»), как известно, развернулась острая дискуссия между сторонниками «объективной» и «субъективистской» психологии, т.е. между И.М.Сеченовым и его последователями, которые рассматривали психику человека (включая и самые сложные ее формы) как объект научного познания, с одной стороны, и теми, кто отрицал подобную возможность, — с другой.

На рубеже XIX и XX вв. вновь обостряется борьба двух методологий в психологии, а именно той, которая лежала в основе «объясняющей» (или номотетической) психологии, стремящейся, как и всякая наука, найти общие закономерности психики, и той, на которой базировалась «понимающая» (или идиографическая) психология. стремящаяся понять конкретного человека со всем его своеобразием и отрицающая всеобщие законы психики.

В начале 20-х гг. нашего века вновь разразился психологический кризис, которому Л.С.Выготский придавал историческое значение и суть которого состояла в борьбе за новую психологию против редукционизма и дуализма, в попытке Л.С.Выготского и его школы сформулировать новые методологические основы психологии, вытекающие из философии марксизма.

В начале 50-х гг. — во время Павловской сессии — также происходил пересмотр методологических позиций в психологии, их приспособление к идеологии классического павловского учения — в трактовке А.Г. Иванова-Смоленского (в конечном счете — к бихевиоризму).

Сейчас, в 90-е гг. наметился очередной методологический кризис в связи с новой и социальной, и внутрипсихологической ситуацией (в частности, вследствие широкого распространения психоаналитических и гуманистических идей).

При всех кризисах в конечном итоге происходит борьба двух основных методологий: естественнонаучной и гуманитарной ([19], [30], [31] и др.). Соответственно центральным во всех случаях является вопрос о принципе детерминизма психических явлений, его роли в психологии.

Представители естественнонаучных направлений в психологии («объективной», «номотетической», «физиологической» психологии, бихевиоризма, психоанализа, рефлексологии, гештальтпсихологии, «марксистской» психологии) отстаивали принцип детерминизма как основу изучения причинно-следственных отношений в психологии. Представители противоположного подхода («субъективистской», «понимающей», «идиографической», «гуманистической» психологии) отказывались от всякого детерминизма, провозглашая «духовную свободу личности» (субъекта, индивида), ее непредсказуемость и независимость от объективной реальности.

Таким образом, признание или непризнание принципа детерминизма психических явлений — одно из важнейших различий между естественнонаучной и гуманистической парадигмами в психологии.

Однако известно, что детерминизм как основной методологический принцип в психологии по-разному трактуется различными направлениями. Это либо механистическое понимание детерминант психики, апеллирующее непосредственно к внешним стимулам (бихевиоризм, рефлексология), либо упрощенное сведение психического к физиологическому («физиологическая», «павловская» психологии), либо признание психического следствием врожденных влечений (психоанализ и его варианты), либо непосредственное выведение психического из социального («марксистская» психология и ее варианты); наконец, это может быть «гибкий» (внутренний) детерминизм в виде опосредствования психических процессов орудиями, знаками, речью, имеющими культурно-историческое (внешнее) происхождение, как это утверждает школа Л.С. Выготского.

Можно, следовательно, говорить о «качестве» детерминизма, но сам принцип детерминизма, т.е. применение к психике философских законов о всеобщей обусловленности психических явлений реалиями объективного материального мира и распространение на психику причинно-следственных закономерностей, является важнейшим критерием естественнонаучной парадигмы в психологии.

Можно говорить и о других критериях этого подхода: рациональности познания, доступности для эмпирической проверки, включения в систему уже накопленных знаний, опоре на уже сложившиеся научные традиции и др. Совершенно очевидно, что с точки зрения и этих критериев современные «альтернативные» направления в психологии (например, так называемая гуманистическая психология) не выдерживают критики.

Развитие отечественной психологии в значительной степени находится под влиянием работ Л.С.Выготского и его школы ([12], [17], [30], [31] и др.). Это связано прежде всего с тем, что Л.С.Выготский и его последователи внесли важнейший вклад в формирование методологических основ современной психологии. В 20-х гг. нашего столетия Л.С.Выготский впервые сделал попытку сформулировать основную методологическую концепцию, которая позволила бы создать новую научную психологию. Как методолог психологической науки Л.С.Выготский опирался на философию марксизма, но для него марксизм был не идеологией, а философской методологией, которая должна быть использована для разработки конкретной методологии «общей психологии», т.е. для разработки конкретно-психологической «философии человека» [24]. Однако завершить эту работу он не успел. Тем не менее Л.С.Выготский впервые сумел преодолеть упрощенное социологизаторское понимание соотношения человека и общества, которое было присуще другим строителям «марксистской» психологии. Он выдвинул тезис об опосредствованной (через орудия, знаки, символы, речь) детерминации психических процессов и сознания в целом социальными, культурно-историческими факторами. Культурно-историческая концепция Л.С. Выготского и была той конкретной методологической позицией, которая позволила

начать создание новой научной психологии и ее различных отраслей не только в нашей стране, но и за рубежом, где за последние годы происходит второе рождение трудов Л.С.Выготского, которые приобрели большую популярность.

Л.С.Выготский в соответствии с философией марксизма выделял несколько уровней методологического осмысления (методологических принципов) науки, а именно: 1) общие методологические принципы марксизма (диалектического материализма) как общей методологической основы всего естествознания; 2) методологические принципы конкретной науки — психологии («общей психологии»);

3) более частные методологические принципы определенной отрасли психологии (например, нейропсихологии, детской психологии и др.).

В качестве общей методологии всего естествознания, включая и психологию, рассматривались принципы детерминизма, системности, развития, перехода количества в качество и др.

В качестве конкретной методологии «общей психологии» была сформулирована концепция культурно-исторического генеза психических функций (в онтогенетическом и историческом плане).

В качестве еще более конкретных форм методологии, созданной на основе культурно-исторической теории, Л.С.Выготский начинал, например, разработку теоретических основ нейропсихологии [5], продолженную и завершенную А.Р.Лурия (в виде теории системной динамической локализации высших психических функций).

Все уровни методологического анализа, по мысли Л.С.Выготского, должны тесно взаимодействовать друг с другом, составляя целостное здание методологии психологической науки.

Как известно, Л.С. Выготский скептически относился к попыткам непосредственно «приспособить» к нуждам психологии общие философские принципы марксизма. Он иронизировал над попытками написать учебник психологии «с позиций диалектического материализма», которые предпринимались в 20 — 30-е гг. В трудах классиков марксизма Л.С.Выготский искал лишь метод построения психологии как науки, а не конкретные рецепты решения психологических проблем.

Методологические проблемы психологической науки, как известно, активно обсуждались и после Л.С.Выготского в трудах многих ведущих психологов (С.Л.Рубинштейна [23], А.Н.Леонтьева [10], А.Р.Лурия [13], [14], П.Я.Гальперина [6], М.Г.Ярошевского [30], [31], Б.Ф.Ломова [19], В.П.Зинченко и С.Д.Смирнова [9], Г.М.Андреевой [1], А.В.Брушлинского [3], O.K. Тихомирова [25], Н.И.Чуприковой [28] и других). В результате сложилась достаточно устойчивая естественнонаучная парадигма, в рамках которой были получены многие достижения отечественной психологической науки, признанные мировой научной общественностью. Продуктивно развивались намеченные Л.С.Выготским различные направления научной психологии в трудах А.Н.Леонтьева (в виде концепции деятельностного подхода к изучению психики), А.Р.Лурия (в виде создания новой отрасли психологической науки — нейропсихологии), П.Я.Гальперина (в виде теории поэтапного формирования умственных действий) и других отечественных учёных. Однако процесс создания новой научной («общей») психологии не завершен. Не завершена и работа по формированию методологических принципов психологической науки (общих и частных). Об этом свидетельствует и та ситуация, в которой оказалась современная психология, — ситуация м е т о д о л о г и ч е с к о г о к р и з и с а. Для обсуждения различных проблем современной психологии и прежде всего трудных методологических вопросов необходима открытая д и с к у с с и я. Она тем более актуальна, что сейчас в психологии почти официально сложились две явно противоположные точки зрения. Помимо традиционной для нашей отечественной психологии естественнонаучной материалистической позиции, идущей от И.М.Сеченова и других естествоиспытателей и продолженной плеядой выдающихся советских ученых (Л.С.Выготским, С.Л.Рубинштейном, А.Н.Леонтьевым, А.Р.Лурия, П.Я.Гальпериным и другими), достаточно популярными, если не сказать модными, стали различные нематериалистические концепции психики, особенно в психологии личности и сознания.

В процессе этой дискуссии необходимо попытаться ответить на вопросы: исчерпала ли себя естественнонаучная материалистическая парадигма в психологии? если так, то что именно может ее заменить? может быть, не исчерпала, но имеет ограничения в сферах применения? если так, то каковы эти границы? и, главное, справедлива ли доктрина всеобщего детерминизма в психологии (включая и самые сложные явления — уровня личности и сознания)? иными словами, справедлива ли естественнонаучная материалистическая методология психологической науки?

Для того чтобы ее опровергнуть, необходима не просто декларация нового пути (или путей) в психологии (типа «христианской» психологии), а убедительная аргументация. В противном случае критика естественнонаучной парадигмы в пользу гуманитарной рискует выплеснуть за борт вместе с водой и ребенка.

Поступила в редакцию 17.11997 г.

ОТ РЕДКОЛЛЕГИИ

Предложенная вниманию читателей статья Е.Д. Хомской первоначально имела подзаголовок «Приглашение к дискуссии», призванный подчеркнуть ее полемическую направленность.

В статье обсуждается ситуация методологического кризиса, сложившаяся в отечественной психологии за последние годы, особенно остро в тех ее отраслях, которые разрабатывают проблемы личности и сознания. Существенное ослабление интереса к разработке методологических оснований конкретно-научных исследований повлекло за собой распространение представлений, не совместимых с критериями научного знания, его рациональным характером, его контролируемостью открытым для объективной проверки опытом, а также способностью обеспечить социальный прогресс. Как бы ни различались философские позиции исследователей психики, для них эти критерии были и остаются незыблемыми.

Появление время от времени на страницах журнала «Вопросы психологии» публикаций, в которых обсуждаются острые методологические проблемы нашей науки, определяется не только внутренней логикой ее развития, но и объективными актуальными запросами жизни общества, внешними по отношению к науке. В нынешней резко меняющейся социальной ситуации наша психология, стремясь выйти навстречу запросам практики, сосредоточившись на них, в своих методологических посылках не смогла существенно продвинуться к новым адекватным требованиям времени решениям. Разрыв между теоретической и практической пси-хологиями, а также нередкие проявления слабости последней перед лицом насущных человеческих проблем породили притязания на замену методологических принципов, которые должны объединять психологическое сообщество, различными не совместимыми с ней версиями. Редколлегия приглашает читателей принять участие в дискуссии о методологических проблемах современной психологии, так как без обсуждения спорных вопросов само движение знаний сильно затрудняется.

Начало дискуссии могут положить публикуемые далее рецензии на статью Е.Д. Хомской, которые были получены редакцией в процессе подготовки статьи к печати. Их полемический характер отражается не только в самих текстах отзывов, но и в озаглавливающих их вопросах, которые сами по себе являются дискуссионными проблемами.

Редколлегия выражает надежду, что вопросы, поднятые в статье Е.Д. Хомской и отзывах на нее, не оставят читателей равнодушными и побудят их к продолжению дискуссии.

Н.И. ЧУПРИКОВА

(доктор психологических наук, ведущий научный сотрудник Психологического института РАО)

КАКОЙ ДОЛЖНА БЫТЬ СЕГОДНЯ НАУЧНАЯ ПСИХОЛОГИЯ?

Статья Е.Д. Хомской продиктована серьезной озабоченностью состоянием современной отечественной психологии, в которой, по словам автора, наметился скрытый или явный уход от вопросов, связанных с четким определением методологических основ психологических исследований и наметилась тенденция к «"размыванию" или даже отрицанию естественнонаучной, материалистической методологии как философской основы научного психологического знания» (с. 110), что всегда считалось одним из бесспорных завоеваний отечественной психологии. Автор указывает также на увеличивающийся разрыв между теорией и получающей все большее распространение психотерапевтической практикой, лишенной, как правило, сколько-нибудь прочных теоретических оснований, что «грозит самыми плачевными последствиями для всей психологической науки, потому что ничто так не разлагает науку изнутри, как невнимание к теории, исходящее из профессиональной среды» (с. 115).

Приходится согласиться не только в целом с диагнозом, поставленным Е.Д. Хомской, но и с его квалификацией как очередного методологического кризиса, возникшего в отечественной психологии в связи с новой социальной и внутрипсихологической ситуацией (в частности, вследствие широкого распространения психоанализа, психотерапевтической практики и идей гуманистической психологии).

Сама Е.Д. Хомская является последовательным приверженцем строгого естественнонаучного подхода к изучению психики, и с этой точки зрения в статье дан общий очерк-обзор попыток отказа от этого подхода, а также его собственных слабостей и нерешенных проблем в области изучения наиболее сложных психологических образований, таких, как личность и сознание. Автор содержательно рассматривает один из центральных для психологической науки вопрос о принципе детерминизма в психологии, обсуждает трудности реализации принципа системной локализации функций в естественнонаучном изучении личности и сознания.

Статья Е.Д. Хомской заканчивается призывом к сторонникам нематериалистических концепций психики открыто выступить с аргументированным обоснованием своих взглядов. Я думаю, что было бы также в высшей степени актуально обсудить вопрос о том, что должна представлять собой сегодня объективная научная психология.

В свое время А. Маслоу, предлагая расширить сферу психологической науки за счет включения в нее гуманистической проблематики психологии личности и ее переживаний (подчеркну, что А. Маслоу говорил именно о науке, а не об отказе от науки в области психологии), писал, что в связи с этим должны претерпеть определенные изменения язык и стиль научных сообщений. Он считал, что на страницах научных журналов должны появляться автобиографические и идиографические статьи, статьи с описанием результатов самоанализа, статьи, написанные «в возвышенном поэтическом или свободно-ассоциативном стиле» (см.: Психология бытия. М.: Рефл-Бук, 1997. С. 264). И это действительно произошло. В отечественной печати ярким примером статей, выдержанных именно в этом стиле, являются многочисленные публикации В.П. Зинченко.

Однако А. Маслоу предупреждал о таящейся здесь серьезной опасности: если будет открыт доступ на страницы научных журналов такого рода статьям, то «самым проницательным редакторам потребуется проделать огромное количество работы, чтобы отделить полезные для науки материалы от бурного потока чепухи, которая хлынет, как только запреты будут сняты» (там же). Но достаточно ли одной проницательности, чтобы суметь отделить здесь зерна от плевел? Я думаю, что недостаточно, что нужна выработка каких-то объективных критериев, постепенно принимаемых научным психологическим сообществом. Обсуждение этой проблемы представляется мне в высшей степени важным, так как публикация «чепухи» не только не безобидна, но чревата очень опасными последствиями. Об этих последствиях ярко сказал И. Лакатос. Именно в связи с критическим разбором состояния некоторых проблем современной психологии он писал о необходимости сформулировать законы исследовательских программ, «которые стали бы на пути у потоков интеллектуальной мути, грозящей затопить нашу культурную среду еще раньше, чем индустриальные отходы и автомобильные газы испортят физическую среду нашего обитания» (см.: Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. М.: Медиум, 1995. С. 201).

В статье Е.Д. Хомской звучит, по сути, та же тревога, что и у И. Лакатоса, и я думаю, что без серьезного обсуждения теории и методологии современной психологии просто невозможно поставить заслоны психологической «чепухе» и «потокам интеллектуальной мути» со всеми вытекающими из этого разрушительными последствиями не только для самой психологии, но и для всей культурной среды, на состояние которой она оказывает несомненное влияние. Поэтому я хочу призвать не только корифеев психологии, но и молодых ученых, от которых зависит будущее науки, и даже их в особенности, высказаться и по поводу статьи Е.Д. Хомской, и по широкому кругу насущных методологических проблем современной психологии.

В. В. ДАВЫДОВ

(доктор психологических наук, вице-президент РАО)

ИСЧЕРПАЛА ЛИ СЕБЯ ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНАЯ ПАРАДИГМА В ПСИХОЛОГИИ?

На первых страницах статьи Е.Д. Хомской правомерно констатируется наличие сейчас в отечественной психологии совершенно различных методологических (или теоретических) позиций: «глубинной», «вершинной», религиозной и пр. Они зачастую служат базой для соответствующих видов практики. Справедливо отмечается, что источники таких позиций существуют давно. Столь же правомерно указывается, что именно здесь «наиболее острые теоретические и методологические трудности и противоречия» (с. 114). Вместе с тем нельзя согласиться с утверждением, что в этих областях нет развернутых теорий. Они специалистам известны, другое дело, что пока отсутствует четко и жестко прослеживаемая цепочка связи отдельных теоретических положений с результатами практики воздействия на человека. В этом, действительно, основная беда всей мировой психологии. Е.Д. Хомская справедливо отмечает назревшую необходимость открытого обсуждения научно-психологического и религиозного подходов к человеку (во всяком случае, сторонниками «христианской психологии» такое обсуждение уже ведется), однако затем почему-то переходит к современным проблемам нейропсихологии. На мой взгляд, они лежат несколько в иной плоскости, нежели проблемы общетеоретического характера. Таким образом, затронутые автором сложные и важные вопросы нейропсихологии оказываются вне контекста названных в самом начале статьи проблем. Е.Д. Хомская возвращается к ним лишь в последней трети статьи, да и то звучат они опять в предельно общих формулировках.

Основной вывод автора состоит в том, что в настоящее время в психологии (и не только в ней) наблюдается очередной методологический кризис, особенно в области личности и сознания. Водораздел взглядов проходит по принципу детерминизма при качественно разных его истолкованиях. С этим можно согласиться, но вместе с тем нет оснований полагать, что всякий детерминизм носит «причинно-следственный характер» и связан с естественнонаучной парадигмой в психологии (с. 122). Имеется еще «целевой детерминизм», связанный с человеческой деятельностью, но это уже неестественно - научная парадигма.

С моей точки зрения, действительно актуальной современной проблемой является определение того, что такое разные парадигмы в психологии (вообще в гуманитарных дисциплинах). Именно новую проблему и необходимо серьезно обсуждать. Одна из таких парадигм, противостоящих «естествознанию», как раз и была создана Л.С. Выготским (достаточно подробно она была изложена в докторской диссертации Л.Ф. Обуховой «Пути научного изучения психики ребенка в XX веке». М.: МПГУ им. В.И. Ленина, 1996). Этот вопрос и поставлен в конце статьи Е.Д. Хомской: «Исчерпала ли себя естественнонаучная материалистическая парадигма в психологии?» На мой взгляд, ответ может быть таким: да, исчерпала, и прежде всего благодаря направлению, разработанному Л.С. Выготским. Это важная теоретическая проблема, далеко выходящая за пределы многих вопросов, поставленных в статье Е.Д. Хомской, хотя в ней она в конце концов и поставлена.

С.Д. СМИРНОВ

(доктор психологических наук, профессор факультета психологии МГУ им. М.В. Ломоносова)

ВОЗМОЖНА ЛИ ЕДИНАЯ ТЕОРИЯ ПСИХИЧЕСКОГО?

Текст Е.Д. Хомской носит полемический характер и представляет интерес именно как приглашение к дискуссии. Некоторые положения статьи кажутся мне справедливыми и заслуживающими развернутой рефлексии; другие представляются неадекватными, не учитывающими специфику психологического знания и современные представления о научном знании как таковом. К последним я бы прежде всего отнес желание автора иметь единую и общепринятую теорию личности, на которой могли бы строиться все виды психологической практики, включая психотерапию. Ведь даже в физике существуют противоречащие друг другу (и одновременно дополняющие друг друга) теории, обслуживающие разные виды человеческой практики, например волновая и корпускулярная теории света (первая позволяет рассчитывать параметры оптических приборов, а вторая — измерять давление света). Теорий личности должно быть и всегда будет много. И каждая должна иметь свою ограниченную область применения. Я считаю, что говорить о «материалистичности» или «идеалистичности» той или иной теории — значит переводить проблему на философский уровень анализа. И если некоторая, кажущаяся идеалистической, теория позволяет хорошо решать теоретические и прикладные проблемы психологии, то это хорошая теория. Априорные методологические установки не помогают поискам истины, если они сами не могут быть поставлены под сомнение. Они всегда суть лишь промежуточный инструмент в добывании нового знания, а не догма и сами должны быть предметом методологического экспериментирования. Мы так часто говорили: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда», что пора именно этого «никогда» не говорить. Я согласен с необходимостью разведения научного и религиозного мировоззрения (и разделяю призывы Е.Д. Хомской к этому), но отсюда не следует невозможность так называемых идеалистических научных теорий.

Основное, что вызывает возражение, — это попытка отнести психологию полностью к естественным наукам, т.е. к наукам о природе. Ведь автор статьи сама говорит о надприродной (социальной) сущности человека. И подход к детерминации личности только внешними событиями не соответствует современным пони-маниям личности как способной к самодетерминации. Ведь даже управление человеком своими психическими процессами с помощью знаков есть одна из простейших форм самодетерминации психики. В этом же плане мне представляется критика гуманистической психологии (делающей акцент именно на процессах самодетерминации личности) несколько упрощенной. Даже такой активный сторонник принципа детерминизма, как С.Л. Рубинштейн, говорил, что личность постоянно выходит за пределы самой себя.

На мой взгляд, многие реальные проблемы психологии в статье излагаются как бы в сглаженном виде, представляются как решенные или почти решенные. Это относится прежде всего к проблеме соотношения психики и мозга. До сих пор никем не решенная психофизическая (или психофизиологическая) проблема вообще не упоминается. А именно она не может быть решена с позиций естественно- (т.е. природно) научной психологии.

Невольно рецензия переходит в дискуссию, но это как раз говорит о полезности статьи и актуальности поднятых в ней проблем развития теории психологии.

Мне представляется неправомерной критика современной физики в начале статьи. Дай нам Бог со своей наукой разобраться, а физики пусть спорят друг с другом на профессиональном уровне. Ведь если они действительно найдут некую реальность, не укладывающуюся в наше современное понятие материи, то это поможет психологам решить когда-нибудь психофизическую проблему.

В.П. ЗИНЧЕНКО

(доктор психологических наук, академик РАО)

МЕТОДОЛОГИЯ ИЛИ ОХРАННАЯ ГРАМОТА?

Статья Е.Д. Хомской носит, на мой взгляд, «охранительный» характер. В ее основе лежит, возможно, не вполне осознанное автором представление о финальности, если и не науки в целом, то ее методологии. Ни та, ни другая никогда не могут быть завершены. Наука подобна произведению искусства, в ней всегда есть недосказанность, есть не только знание, но и незнание, которое Н. Кузанский называл ученым незнанием. Сетования автора на сегодняшний дефицит методологии и теории (я бы добавил: и эксперимента), конечно, справедливы. Но на это ведь можно посмотреть и иначе. В не столь давние времена методологии и теории было в избытке. Где же вы теперь, друзья-концептоманы? Сейчас, говоря словами П. Фейерабенда, наступила «методологическая передышка», исчез вкус к теоретизированию. Сбылась мечта былых идеологов от науки, призывавших к практике. Мы помним, что и у Л.С. Выготского в какое-то время наступило пресыщение от теорий (правда, чужих) и он призывал поставить практику во главу угла. Сам он, впрочем, продолжал теоретическую работу.

Соотношение между теоретической и практической работой весьма изменчиво. Практика по заказу (а сейчас за деньги) может существовать, теория — едва ли. И слава Богу. Придет время и для теорий. Конечно, дискуссии нужны. Но не в виде предупреждений о шагах влево, вправо от материализма, марксизма, детерминизма и т.п. Даже в более суровые времена в известной статье о парапсихологии А.Н. Леонтьев, Б.Ф. Ломов, А.Р. Лурия и я писали, что жульничать грешно, но не закрывали дорогу честным или наивным храбрецам, ищущим экстрасенсорные каналы передачи или воздействия (см.: Парапсихология: фикция или реальность? // Вопр. философ. 1973. № 9. С. 128 — 136).

Хотелось бы пожелать автору не устраивать из многого, к чему у нее есть претензии, «братскую могилу», а выбрать направление «главного удара» — например, христианскую психологию, проблему сознания, практическую психологию, соотношение психологии и физиологии... да что угодно, и открыть дискуссию, к которой она призывает. Призвать на примере. Иначе создается впечатление, что статья — «окрик», а не приглашение к дискуссии, что автору все уже известно до дискуссии. Это приглашение не столько к дискуссии, сколько (назад или вперед?) к материализму, детерминизму, рационализму. Я не отвергаю это приглашение, но мне как читателю нужны ссылки не на авторитеты (для меня очень дорогие), а на собственные размышления автора. Приведу лишь один пример.

Л.С. Выготский писал о смысловом строении сознания, М.М. Бахтин — о полифонии сознания, А.Н. Леонтьев выделил три образующие сознания: значение, смысл, чувственную ткань. Я добавил четвертую — биодинамическую ткань — и предложил двухуровневую структуру сознания, включающую бытийный и рефлексивный слои. Потом добавил духовный слой сознания, образуемый отношениями Я — Ты (см.: Культурно-историческая психология: опыт амплификации // Вопр. психол. 1993. № 4. С. 5 — 19). Потом на эти темы размышляла Ф.Е. Василюк (см.: Методологический смысл психологического схизиса // Вопр. психол. 1996. № 6. С. 25 — 40). На мой взгляд, его и мои размышления не противоречили взглядам А.Р. Лурия на сознание, особенно посмертно опубликованному «антиредукционистскому манифесту» (см.: О месте психологии в ряду социальных и биологических наук // Вопр. философ. 1977. № 9. С. 68 — 76). Все перечисленное публиковалось в «Вопросах психологии» начиная с 1991 г. Еще раньше мы с Е.П. Велиховым и В.А. Лекторским сделали заявку на междисциплинарный подход к проблематике сознания (см.: Вопр. философ. 1988. № 11. С. 3 — 28). И было бы крайне интересно и полезно получить профессиональную оценку содеянного или помысленного со стороны нейропсихолога. Всё ждем-с...

Не менее интересно знать мнение нейропсихологов школы А.Р. Лурия не только о благоглупостях, исходящих от психологов, но и, например, об амбициозной программе поиска нейронов сознания, заявленной Ф. Криком. На мой непросвещенный взгляд, это трудная задача, так как ее решение предполагает сначала поиск людей, обладающих сознанием, и лишь потом — соответствующих нейронов. А. Эйнштейн когда-то писал, что если из храма науки выгнать всех мерзавцев и проходимцев, то храм сильно опустеет. Это были девичьи грезы великого ученого. Мой многолетний опыт участия в разного рода экспертизах говорит о том, что ни окриком, ни дискуссией бреда не остановишь, его уровень все равно, как заметила М. Цветаева, остается выше уровня жизни. Так что лучше спокойно заниматься своим делом. Хотя фрустрация Е.Д. Хомской вполне понятна и вызывает сочувствие.

БИБЛИОТЕКА

В.М.Розин

МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ СООБРАЖЕНИЯ

О ПУТЯХ ПРЕОДОЛЕНИЯ КРИЗИСА

В СОВРЕМЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ

Известно, что современная культура переживает глубокий кризис. Основной вопрос, который возникает в связи с такой оценкой культурной ситуации (если с подобной оценкой соглашаться), состоит вот в чем: как современная психология должна реагировать на кризис культуры? Один ответ здесь таков: да никак, не дело психологов способствовать преодолению кризиса культуры, у них свои профессиональные задачи и заботы. Если же они этим начинают заниматься, то рано или поздно депрофессионализируются. Кроме того, психика – это не душа; если можно говорить о спасении души, то смешно говорить о спасении психики, ее можно изучать, на нее можно влиять, однако спасать – как такое может прийти в голову?*

* Выступая в институте философии АН СССР, В.Лефевр, эмигрировавший в США в середине 70-х годов, сказал примерно следующее. У нас в Штатах произошло разделение труда: проблемами души занимается исключительно церковь, а психология занимается психикой, причем на естественнонаучной основе.

Другой ответ – прямо противоположный: психологи, но, конечно, не они одни, должны способствовать преодолению кризиса культуры и цивилизации, способствовать образованию новой культуры, более человечной и духовной. В этом смысле они должны заниматься и душой человека. В свое время (еще в 20-х годах), размышляя над сходной проблемой, М.Бахтин писал следующее: "Проблема души методологически есть проблема эстетики, она не может быть проблемой психологии, науки безоценочной и каузальной, ибо душа, хотя и развивается и становится во времени, есть индивидуальное, целостное и свободное целое" [1, с.89]. Здесь М.Бахтин верно подмечает, что современная ему психология, ориентируясь на естественнонаучный идеал, а это действительно предполагает строго объективный, безоценочный подход и анализ причинных отношений, не может иметь дело с душой человека. Для Бахтина и душа, и личность уникальные, индивидуальные целые, принципиально незавершенные, выражающие себя в соответствии с текущим, опять же уникальным, диалогом. Надо сказать, и сегодня большая часть советской академической и частично западной психологии продолжает реализовывать в психологии естественнонаучный подход [3]. И хотя этот подход каждый раз ставит психологов перед сложными проблемами (невозможность построения относительно человека естественнонаучного эксперимента, переупрощение психической "природы", выплескивание с "неточными соображениями" уникальности и духовности личности и другие), психологи упорно воспроизводят эту естественнонаучную парадигму, реанимируя ее то на путях всеобщей когнитологии, то нового физиологического редукционизма, опирающегося на изучение нейронных сетей или разработок по искусственному интеллекту.

Таким образом, вторая точка зрения не совпадает с общей направленностью современной психологии, это альтернативная позиция. К ней приходишь, анализируя историю развития научной психологии, а также современные проблемы, встающие в психологической теории и практике. Например, реальное развитие психологии показывает, что только некоторые школы и направления в научной психологии (К.Левин, З.Фрейд, биховиористы) пытались описать психику в соответствии с идеалом естественной науки, остальные же и не пытались или не захотели это делать. Что же касается психологической практики, то, пожалуй, никому не удалось создать психопрактику по образцу инженерии, опирающейся на точную науку, и тем самым получить полную власть над человеком (на основе психологических знаний управлять им, вызывать нужные для психолога состояния психики и т.д.). Что реально может сделать психолог? Как ученый – объяснять некоторые проявления психической деятельности, например, какие-то особенности усвоения знаний в обучении, или ошибки оператора, или определенные выборы в способах действия. Как психопрактик он может как-то влиять на человека или группу (в чем-то помочь, что-то изменить в условиях или мотивации и т.д.). Мы не случайно употребляем выражения "в чем-то" и "что-то", – как правило, сегодня психолог может судить об эффективности своих усилий весьма приблизительно. Конечно, иногда психопрактик достигает впечатляющих результатов. И все же проблемы остаются. Обычный психотехнический опыт (например, психоанализ или психотерапия по Роджерсу) имеет тот недостаток, что никогда не ясен конечный результат, т.е. не ясно, что произойдет завтра и послезавтра, не вернутся ли симптомы заболевания, причем иногда с не меньшей силой. Кроме того, исследования показали, что эффект, достигаемый в данном случае, обычно навязывает пациенту определенный образ жизни, определенное отношение к жизни, т.е. тип бытия, способ существования. Скажем, психоанализ помогает человеку в пространстве принципиального конфликта: культуры и личности, инстинктивных влечений и сознательной нравственности, детских травм и взрослого существования. Напротив, терапия по Роджерсу собирает личность в пространстве принципиальной эмпатии: терапевта и клиента, одних "Я" личности с другими, отрефлектированного опыта психики с неотрефлектированными. А что, если бы клиент знал заранее, куда его толкают и завлекают? Или другой, не менее сложный вопрос: если природа человека больше склоняется к эмпатии, а его вовлекают в конфликт, или, наоборот, человек принципиально конфликтен (например, в силу воспитания), а его призывают к любви? Не является ли в этом случае ближайши

Date: 2015-09-25; view: 879; Нарушение авторских прав