Эволюция. В мае 2008 г. Владимир Путин передал полномочия Президента России Дмитрию Медведеву, согласившись с его предложением возглавить федеральное правительство

В мае 2008 г. Владимир Путин передал полномочия Президента России Дмитрию Медведеву, согласившись с его предложением возглавить федеральное правительство. Меня не особенно интересовали тогда разного рода гипотезы относительно того, что будет делать новый президент и какими будут его взаимоотношения с Путиным. Это – дело профессиональных «политологов», коих в стране немало. Меня интересовало другое, а именно – какие трансформации претерпит IV республика Путина? – Ясно было, что в какой‑то мере изменится сам политический режим, поскольку он непосредственно связан с деятельностью нового президента, его стилем, методами руководства, – соответственно, это уже произошло отчасти. Очевидно было и то, что премьер Путин будет обладать намного большими полномочиями, чем все его предшественники на этом посту, начиная с премьера Ивана Силаева в 1990 г., когда начиналась новая страница в истории России. Этому – свои причины. Как основатель нового политического режима IV республики Путин занял слишком прочное место в современной политической истории России, и он по праву должен был претендовать на роль большую, чем просто российский премьер‑министр, это тоже из разряда очевидных истин.

Но есть и другая сторона это проблемы – т.е. проблемы самой власти. Волей или неволей конституционным президентом страны стал Дмитрий Медведев. И, как говорилось выше, у него неизбежно должен был появиться свой стиль, свои методы руководства аппаратом (но не страной – он к этому не был допущен). Соответственно, должна была подвергнуться изменениям и сама система политического режима, осуществиться перегруппировка сил влияния, центров принятия решений, неизбежно должна была измениться конфигурация отношений между президентом и бизнес‑сообществом, между ним и обществом и т.д. Здесь был важнее основной вопрос – куда будет смещаться акцент политики: в направлении сохранения и укрепления позиций новой окрепшей при Путине олигархии и политико‑административной бюрократии или – в сторону решительного изменения плачевной социальной ситуации, в частности решения задачи серьезного повышения уровня жизни народа. Ничего необычного не произошло – небольшие сдвиги в системе управления, несомненно, заметны, но Владимир Путин продолжал самовластно управлять государством. Это стало создавать иллюзии, что, возможно, президент внес бы более позитивное начало, если бы имел реальные полномочия. Одновременно, по‑видимому, начался отсчет времени, когда народ безмолвно наблюдал за тем, как и куда направляются огромные доходы, получаемые от продажи нефти и газа. Почему низкие заработные платы? Почему не решаются проблемы здравоохранения и искусственно создаются «проблемы» в образовании? И т.д. и т.п. Отныне он желает от власти иметь конкретный ответ на эти вопросы, так же как и на вопрос – почему он, народ, не особенно выигрывает от нефтяных доходов, в то время как некие сомнительные лица становятся владельцами миллиардных состояний. Откуда? И они склонны винить в этой несправедливости Путина, вчерашнего их кумира. От решения группы этих вопросов зависит будущее самого Российского государства. А оно не настолько прочное, как полагают его апологеты. Государства появляются и исчезают, как миражи в пустыне, как исчез могущественный СССР.

Мировая история оставила потомкам многообразный опыт и развития, и гибели государств в силу различных причин. Это и военные поражения, и раздел между наследниками, и «тихое исчезновение» в силу неудачного управления. Это касается и больших, и малых стран, и даже громадных империй. Так что, рассматривая сравнительно «спокойную гибель» СССР, второй супердержавы мира, с точки зрения исторического измерения, как оказывается, ничего удивительного, необычного и уникального в нем не имеется. Став объектом воздействия дилетантствующих реформаторов, не знающих суровое ремесло ответственной государственной деятельности, целая свора высших чиновников Союза ССР и Союзных республик, провозглашающих «суверенитеты» и даже начинающих войны с соседними республиками и народами (не боясь быть повешенными за такие преступления), развалили великое государство, которое создавалось потом и кровью многих поколений всех народов СССР. И, разумеется, дилетантские рассуждения бывших теоретиков развала относительно того, что якобы сама «система и природа» социалистического государства обрекала его на разложение, – это всего лишь наивная попытка самооправдания.

В этом самоуничтожении великой империи, как мне представляется, весьма интересной предстает его технология – как просто оказалось методично, изо дня в день, разрабатывать и немедленно вводить в «дело» и крупные, и мелкие ошибочные решения, якобы направленные на общее благо, развитие и «расширение» человеческой воли и свободы, провозглашать лозунги о «бесценности слезы ребенка». И охотно поддерживать при этом жестокие расправы над демонстрантами, вбрасывать в общество человеконенавистнические идеи. И тем самым, с одной стороны, обосновывать идею «неприменения силы» против тех, кто открыто попирает закон и порядок, предоставляя им реальное (фактическое) право разрушать (силой) государство. С другой стороны, оказавшись у кормила власти, эти глашатаи «бесценности слезы ребенка» будут обосновывать свое «право» расстреливать Российский парламент, откровенно фальсифицировать результаты национальных выборных кампаний, отбирая право у народа на избрание достойных, вести войны на территории страны, уничтожая десятки тысяч мирных людей, в том числе женщин, стариков, детей.

Как просто оказалось ввести в заблуждение огромные массивы людей, причем надолго. Когда мы, Верховный Совет России, после подавления государственного переворота, совершенного соратниками президента СССР Михаила Горбачева в августе 1991 г. с целью его отстранения от власти, избрали путь «мягкой» трансформации социализма в капитализм, – мы даже в отдаленной мере не допускали развития тех гибельных процессов в стране, с которыми мы имеем дело сегодня. Мы, и прежде всего я лично, обосновали этот исторический выбор необходимостью улучшения жизни народа – это была тема, изложенная тогда, 22 и 24 августа 1991 г., в моих двух докладах на Чрезвычайной сессии Верховного Совета Российской Федерации. И народ поверил нам, парламентариям, в том числе Председателю Верховного Совета России, – и он, народ, дал нам право на осуществление такой смены общественно‑политической и экономической системы. Этот выбор был реализован фундаментальным блоком законодательных актов 1991–1993 гг., который подвел общую базу под трансформационный процесс – социализм окончательно перестал существовать в России уже к середине 1993 г. Но это была все‑таки «мягкая» форма капитализма, опирающаяся на мощный Парламент и растущую по направлению к муниципализации систему советов. Эти основные (базовые) опоры демократии были уничтожены ельцинистами. Они тогда, в 1993 г., заверяли общество, что, как только «блокиратор» «их реформ» – Верховный Совет будет уничтожен, – немедленно наступит эра процветания».

Но и сегодня, много лет спустя, эта задача не осуществлена. И самое удивительное – уровень жизни российского народа все еще ниже этого уровня на 1990 г., который мы все считали недопустимо низким. Обман? – Да, конечно, еще и какой. При этом никому не стыдно. И самое удивительное даже не в том, что власть оказалась коварной, циничной, жестокой, способной на самые большие подлости. А в том, что народ безропотно сносит это свое полунищее состояние, раболепствует и унижается перед негодными правителями, не требует обеспечения своих прав и свобод, записанных в Конституции, – хотя тоже далеко не лучшей из тех, которые были в России ранее. Я не могу представить себе, чтобы, например, французы терпели бы почти два десятилетия тех своих правителей, которые им обещали бы лучшую жизнь, а на деле лишили бы их нормального государственного медицинского лечения, бесплатного образования, увеличили бы многократно плату за квартиры, отопление, освещение, уменьшили бы реальные ставки заработной платы в два‑три раза и т.д. И при этом равнодушно наблюдали бы, как казна, подобно мощному горному потоку, наполняется до краев нефтегазовыми деньгами, которые обогащают горстку мошенников и чиновничество.

Видимо, это уже такое роковое, извечное свойство русского общества – терпеть, безропотно подчиняться любому произволу, быть благодарным за милостивый взгляд «хозяина». Какая демократия нужна такому обществу, какая свобода? Очевидно, одна из главных моих ошибок состояла в том, что российские парламентарии переоценили состояние общества; я приписал обществу те свойства, которые хотел видеть, но не увидел те его свойства, которыми оно в действительности обладает. Многое в этом плане я понял после расстрела в октябре 93‑го, но окончательно мой довольно пессимистический взгляд сформировался под влиянием крайне неэффективной деятельности высшей исполнительной власти.

Президент, а затем премьер Владимир Путин также не сумел с наибольшей пользой для общества использовать самые уникально благоприятные условия, какие только вообще возможны на сравнительно длительной дистанции, чтобы добиться выдающихся успехов в деле процветания общества. Эти возможности, прежде всего финансово‑экономические, использованы, на мой взгляд, ничтожно мало. Но он, несомненно, сделал бы больше, если бы общество оказывало на него серьезное давление – так, как это происходит в нормальном демократическом обществе. Но вся беда в том, что в российском обществе нет места для демократии, соответственно, нет инструментов, которые оказывали бы воздействие на власть, в частности на президента. Республиканизм уничтожается царистскими тенденциями, хотя царя нет, но уже самодержавие восстановлено. «Политическая культура» ассоциируется с централизацией – абсолютизацией центральной власти. Как будто бы при «сильной» центральной власти не нужна демократия. Абсурд какой‑то!

Окруженный довольно посредственным и подобострастным чиновничеством, угодливым и коварным, правитель теряет чувства реальности, ему кажется, что любое его повелительное слово, а тем более – указание, немедленно исполняется, его заверяют в этом. Поэтому ему готовят тщательно выверенные тексты выступлений, к которым трудно придраться даже специалисту высокой квалификации, – но реальную политику вершит это самое придворное, бесцветное и, как вода, – не имеющее запаха и проникающее повсюду чиновничество. Все правители (если они не обладают особым уникальным чутьем, опытом, знаниями и коварством, превосходящим коварство чиновничества) потихоньку превращаются в очевидного «брежнева».

Помнится, незадолго до смерти Брежнева я отдыхал на юге, в санатории «Правда», встретил там своего знакомого журналиста из газеты «Правда», разговорились. Как оказалось, он был одним из авторов известной брежневской трилогии. После издания Брежнев пригласил к себе в кабинет в Кремле эту группу журналистов, которые «помогали» ему подготовить эти книжки. Хозяин расслабился, был весел и много шутил. Затем, вдруг посерьезнев, спросил: «Скажите, а мой народ действительно плохо живет?» – Когда мой товарищ рассказал этот эпизод, мы заразительно хохотали, все время повторяли: «Мой народ!», «Плохо живет!» – И снова хохотали. Тогда мне казалось, что такое незнание жизни народа правителями – это некое исключительное свойство престарелого Брежнева.

Однако почти абсолютная метаморфоза произошла с Ельциным в изумительно короткий срок – уже через год после его воцарения в Кремле. Когда я рассказывал ему о том, что люди голодают, месяцами не получают заработную плату и т.д., – он с изумлением воскликнул: «Руслан Имранович, но это говорите только вы! Я ни от кого больше не слышу о таком положении моего народа...» И опять – «моего народа». Но мне уже не было смешно, и я не хохотал. Говорить только то, что приятно ласкает слух правителя, – это извечное свойство российского чиновничества, блистательно описанное русскими классиками XIX столетия. Но это свойство не возникло само по себе, без реальной основы – оно покоилось на произволе правителей, а произвол, в свою очередь, – следствие бесправия общества. Такой порядок вещей был сметен в Западной Европе эпохой Просвещения и Великой французской революцией, когда общество оказалось вооруженным идеями государства, созданным на базе «общественного договора», в котором правитель – это всего лишь человек, облеченный властью исключительно народом, и последний вправе сменить его в тот момент, когда он, т.е. правитель, нарушает этот «договор», то есть «забывает» служить народу. И народ даже вправе поднять вооруженное восстание против негодного правителя (если он нарушает обязательства или Закон).

Иная сложилась ситуация в СССР, когда мы в 1990 году пришли к власти в Российской Федерации и мне пришлось применять не только мои профессиональные экономические знания, но вспоминать знания о государстве и праве, полученные на юридическом факультете МГУ. Я был тогда изумлен крайне низким уровнем правовых знаний в обществе, хотя оно было, несомненно, хорошо образованным. Оказалось, что наше действительно высоко образованное общество весьма слабо подготовлено в этой сфере. Видимо, такая была общеобразовательная политика «партии и государства». Отставание от Западной Европы на целое столетие в этой сфере, – по‑видимому, это отвечало интересам власти коммунистического государства. Этот же правовой нигилизм отвечает интересам и новой, буржуазно‑демократической власти, когда высшим ее носителям придается некий сакральный характер, тем более когда они (носители власти) все чаще стараются показываться на публике в наигранно‑показной форме, стараясь говорить только приятное.