Глава 15. Малый Кхагхост. Остров примерно с Калимантан размером

Малый Кхагхост. Остров примерно с Калимантан размером. Большая часть – степи и лесостепи, ландшафт очень ровный, из возвышенностей только небольшие холмы. Северная часть принадлежит Ара‑ми‑Ллааду – стране, в которой обитает чернокожий народ, родственный юберийцам. Остальная территория заселена хумахами.

«Чайка» встала на якорь в небольшой бухте, поблизости от крупного поселения – Древограда. Порта как такового здесь нет – хумахи равнодушны к мореплаванию, а иноземные гости у них бывают редко. Почти вся торговля идет через Ара‑ми‑Ллаад. Специально для их кораблей хумахи даже соорудили небольшую пристань.

Малый Кхагхост оказался удивительно спокойной и мирной страной. Пасторальные пейзажи, кругом растительность. Колосящиеся нивы, плодоносящие деревья, живые изгороди из орешника. Тишину нарушает лишь птичий щебет, шум ветра в листве, да изредка – громкие резкие крики. Так хумахи перекликаются друг с другом.

Этот низкорослый народ – прирожденные агрономы. Вся их жизнь в сельском хозяйстве. Они выращивают более трехсот съедобных растений, в том числе такие, о которых люди и не слышали. У одних съедобны корневища или луковицы, у других – стебли или колосья, у третьих – цветы.

Хумахи едят очень много растительности, однако не брезгуют и насекомыми. Целые отряды собирателей занимаются добычей кузнечиков, гусениц, термитов и их куколок. Вдоль побережья всегда можно заметить хумахов, разыскивающих раковины моллюсков. Некоторые не прочь отведать и рыбки – в виде экзотического деликатеса. А вот мяса хумахи не едят совсем.

Прогуливаясь по Древограду, Колобков не переставал чувствовать какую‑то неправильность. Вроде бы город. Довольно большой, почти что столица. Куда ни глянь – прохожие. Не люди, конечно, а длиннохвостые грызуны, покрытые пышным мягким мехом разных расцветок… но все‑таки прохожие.

И в то же время – ни одного здания. Ни единого. Только холмы, похожие на гигантские кротовины. Правда, очень красочные кротовины – выложенные песчаником, украшенные цветами и вьющимся плющом.

Каждый такой холм – главный вход, «крыльцо» перед собственно домом. Хумахи живут в норах – очень глубоких и длинных норах. Как рассказал Лайан Кграшан, общая протяженность туннелей может достигать двухсот пятидесяти метров. Там множество жилых и хозяйственных залов, кладовых, спаленок, отнорков‑уборных и запасных выходов, служащих в том числе и для вентиляции. В отличие от главного входа, богато украшенного и видного издалека, запасные всегда тщательно замаскированы, а точное их количество порой неизвестно даже хозяину.

Конечно, увидеть эти норы изнутри землянам не удалось. Рост хумаха – от сорока до семидесяти сантиметров. Лайан Кграшан по меркам своего народа считается очень крупной особью. И там, где подобные существа чувствуют себя просторно и комфортно, человек может плотно застрять.

Колобков невольно представил себя Винни‑Пухом в гостях у Кролика.

Зато экипаж «Чайки» вволю насмотрелся на главную достопримечательность Древограда – исполинское дерево в самом центре. Вдвое выше американской секвойи, впятеро толще африканского баобаба, верхний слой коры темно‑зеленый и мягкий, как мох. Порода неизвестна – этот колосс был посажен здесь в незапамятные времена, далекими предками нынешних хумахов. Возможно, такие деревья растут на оставленной ими родине, в загадочном мире Корилл.

Торговля с местными пошла бойко. Хумахи не плавят металлов сами, но весьма ценят металлические изделия людей. «Самозатачивающиеся» ножи, взятые в Порт‑Вариусе, оказались здесь ходовым товаром.

Правда, возникли определенные затруднения с валютой. У хумахов нет денег как таковых, поэтому приходится использовать бартер. Купцы из Ара‑ми‑Ллаада привозят металлические орудия, гончарные изделия и стеклянную посуду, а назад везут ткани, зерно и благовония – мастику, камфару, кардамон, гвоздику, алоэ, золотой лотос, розовое масло. Основные продукты, экспортируемые Малым Кхагхостом.

Зерном и благовониями Колобков не заинтересовался. Трюм «Чайки» плохо подходит для перевозки зерна, а в благовониях Колобков ничего не понимал. Зато ткани были им оценены по достоинству. И не только им.

Хумахи по праву гордятся своей одеждой. У них прекрасные портные и модельеры. Большинство мужчин носит ланте – нечто вроде шотландского кильта с разрезом для хвоста. Сверху – стемах, кафтанчик, умело подчеркивающий яркость и густоту меха. Женская одежда в целом похожа на мужскую, но отличается большим изяществом и тщательностью отделки. Дамы, от природы одаренные особенно гладкой и красивой шерстью, порой прогуливаются в одних только юбках‑лиане.

Но сама одежда у купцов спросом не пользуется. Костюм, идеально сидящий на хумахе, совершенно бесполезен человеку. Другое дело – ткань, из которой эти юбки и кафтаны шьются. Драгоценный секрет Малого Кхагхоста – атолан.

Структурой и консистенцией атолан напоминает шелк, но производится из льна. Это настоящее искусство – особые сорта льна бережно выращиваются и обрабатываются, пока на свет не появляется тонкая, но очень прочная ткань. Однако этим дело не заканчивается – «сырой» атолан имеет скучный коричневато‑серый цвет. Чтобы он обрел полную ценность, его нужно раскрасить.

Раскраска атолана – народное искусство хумахов. Вначале на ткань наносят рисунок расплавленным воском. Потом ее погружают в корыто с краской, и та окрашивает места, на которых воска нет. После этого процесс повторяют, но уже с другим рисунком и другой краской. Самые драгоценные образчики проходят через десять‑двенадцать «восковых ванн» и способны затмить расцветкой павлиньи хвосты.

Хумахи добились огромных успехов в раскрашивании атолана. Одних только разновидностей рисунка у них более трех тысяч – тут и геометрические узоры, и растительные орнаменты, и изображения животных, и дивной красоты пейзажи. Оттенков краски также существует более пяти десятков.

Множество хумахов носит одежду, пошитую из ткани собственной раскраски. Этот процесс для них – не просто ремесло, но нечто сродни медитации. Во время создания атолана хумах ни с кем не общается и очень мало ест. Хорошим тоном считается не наносить узор по шаблону, а придумать собственный, совершенно уникальный.

Невеста на свадьбу всегда надевает атолановое покрывало собственноручного производства. Эта работа становится для нее своеобразным экзаменом, подтверждением того, что из девушки выйдет хорошая жена и мать. Таким же покрывалом накрывают и больного – чтобы усилить защитную энергию; и мертвого – чтобы он благополучно отошел в другой мир.

Из атолана шьют не только одежду и покрывала. Из него делают занавески и скатерти, перчатки и носовые платки, зонтики и сумочки. Мастера‑хумахи создают настоящие произведения искусства, приобретаемые в других странах за большие деньги. Атолан с успехом расходится по всему архипелагу Кромаку – даже сам Владелец Юберии носит халат из этой удивительной ткани.

Конечно же, Колобков не упустил удачной возможности. Он сразу начал закупать атолан в огромных количествах. А поскольку платил он заметно больше, чем обычно платят купцы Ара‑ми‑Ллаада, хумахи моментально смекнули свою выгоду. Не прошло и трех дней, как трюм «Чайки» оказался набит драгоценным материалом и изделиями из него. Такими изделиями, которыми может пользоваться человек, разумеется.

Чертанов трудился без устали, переводя шефу речь туземцев. Колобков и Грюнлау придирчиво отбирали самые лучшие образчики атолана, то и дело ловя хумахов на шельмовстве. Предприимчивые грызуны постоянно пытались подсунуть что похуже.

– Серега, скажи этому хуймяку, чтобы вешал лапшу на уши своим хуймячатам, а не мне, – приказал Колобков, отбрасывая в сторону штуку атолана. – Не знаю, что за Пикассо эту тряпку красил, но я такое и даром не возьму.

Низенький хумах оскорбленно пошевелил усами и залопотал, бесцеремонно тыкая Колобкова пальцем в коленку.

– Он говорит, что это и есть настоящая красота, – равнодушно перевел Чертанов. – Говорит, что примитивному разуму не понять истинного искусства.

– Где тут искусство‑то? – фыркнул Колобков. – Это ж мазня. Ты мне дай нормальный узор, как у остальных. А не эти кляксы размазанные. Выглядит так, будто ты на ней лягушек молотком давил.

Чертанов выслушал объяснение хумаха и перевел:

– Он говорит, что это искусство для избранных. Не все понимают.

– Авангард, короче, – перебил Колобков. – Спасибо, не надо.

– Петя, а тебе что, не нравится авангардное искусство? – поинтересовалась Зинаида Михайловна, тоже перебирающая атолановые ткани.

– Зинулик, не нервируй меня, – отмахнулся упарившийся муж. – Авангард – это не искусство.

– Как не искусство? А что же тогда?

– Говнопись, – обрубил Колобков. – Искусство – это то, для чего нужен талант, мастерство и большое старание. А картинку Малевича нарисует даже трехлетний ребенок. За пять минут.

– Ну и что с того? Это не аргумент, Петя.

– Не аргумент? – хмыкнул Колобков. – Ладно, вот тебе аргумент. Искусство – это то, что доставляет радость уму или сердцу. А эта мазня ни хрена не доставляет. Я вообще не понимаю, что там нарисовано.

– Петя…

– А что, я неправ? Может, я просто старый тупой дурак, но я бы этих авангардистов пинками гнал со всех выставок. Малюют, как курица лапой, да еще корчат из себя невесть что.

– Петя, ну это просто не все понимают, – попыталась урезонить мужа Зинаида Михайловна. – Не для толпы. Некоторым очень даже нравится…

– На всякое дерьмо найдется свой копрофаг, – отрезал Колобков. – И нечего меня толпой обзывать. Еще Ленин сказал, что искусство принадлежит народу. А Ленин зря не скажет, он мужик умный был. Вон у Айвазовского картины или у Репина – ведь все ж понимают. Профессор пройдет – залюбуется, гопник пройдет – залюбуется. Вот это я понимаю искусство – чтоб всем нравилось, чтоб все понимали. А не только… некоторые. Хы‑хы.

– Ограниченный ты все‑таки человек, Петя, – поджала губы супруга. – Права была мама…

– Так, вот про это не надо! – встревожился Колобков. – Не нужно тут вспоминать… всякие гадости. А то еще явится.

– Вы, Петр Иваныч, я гляжу, совсем обнаглели, – возмутилась Зинаида Михайловна. – Мало того, что маму мою какому‑то папуасскому вождю в жены отдали, так еще и разговариваете о ней, как о нечисти какой‑то!

– Зинуль, а ты чего это на «вы» вдруг? – испугался Колобков. – Если я где неправ был, так ты меня извини. Не со зла.

– Ладно уж, – смилостивилась супруга.

– А если тебе эта расцветка так сильно понравилась, так давай сейчас хуймяка назад воротим. Куплю я у него весь рулон – бери его себе на здоровье. Платье сошьешь или еще чего…

– Да не собираюсь я носить такое уродство! Хочешь, чтобы на меня пальцами показывали?

– Ну нет, так и нет, – примирительно сказал Колобков. – Эй, эй, стоять! Геныч, цапай вон того щекастого!

В воздухе словно промелькнула черная молния. Раздувая ноздри, Гена с легкостью изловил крупного хумаха. Тот, нисколько не протестуя, невозмутимо уставился на Колобкова большими влажными глазами.

– А ну, выворачивай щеки! – протянул пухлую ладонь бизнесмен.

Висящий в руках здоровенного телохранителя хумах сделал вид, что не понимает, о чем речь.

– Я к вам обращаюсь, товарищ хуймяк! – настойчиво повторил Колобков. – Немедленно верните мои вещи! Серега, переведи ему!

Чертанов скучным голосом принялся объяснять хумаху, что Петр Иваныч требует вернуть украденное. Тот какое‑то время отнекивался, но потом все же раскрыл рот, выплевывая два «самозатачивающихся» ножа и еще какую‑то ерунду.

Подобное происходило уже неоднократно. Хумахи не испытывают никакого уважения к чужому имуществу. Для них собственность – это то, что ты хорошо заныкал в своей кладовой или защечных мешках. А если что‑то лежит на виду и не слишком строго охраняется – это общее, это можно брать с чистой совестью. Отвернись на секунду – и хумах мгновенно запихнет приглянувшуюся вещь за щеку.

Колобков даже установил на яхте круглосуточную охрану, чтобы отгонять мохнатых воришек. Правда, будучи уличенными, они никогда не протестуют, покорно принимая ругань и даже битье. Этот народ отличается мирным характером – ссоры редки, до драк дело почти никогда не доходит.

Хотя пацифистами хумахов тоже не назовешь. Только вчера земляне были свидетелями жестокой расправы над местным задирой. Тот, будучи выше и сильнее среднего хумаха, постоянно становился инициатором конфликтов – грубил прохожим, отбирал вкусности, приставал к девушкам, вламывался в чужие норы. В конце концов терпение общины лопнуло. Обычно миролюбивые грызуны собрались целой оравой, всыпали хулигану по первое число и приказали убираться на все четыре стороны.

Хотя убить все‑таки не убили – убийство претит самой природе хумахов.

Внешней угрозе этот народец тоже способен противостоять. Выгуливая Рикардо, Оля наивно попыталась познакомить его с длиннохвостыми «хомячками». Девочка очень надеялась, что зверюшки подружатся. Однако хумахи совсем не обрадовались дальнему родственнику. Напротив – детей и женщин моментально попрятали по норам, а мужчины вооружились пиками и рогатинами. Опасливо поглядывая на громадного зверя, несколько почтенных патриархов подошли к Оле и попросили ее увести Рикардо подальше от поселения.

Девочка очень обиделась за своего хомячка, но просьбу все же выполнила. Ей совсем не хотелось, чтобы зверюшки передрались. Да и за Рикардо она немного испугалась.

– Петр Иваныч, можно мне немного отдохнуть? – попросил Чертанов, закончив переговоры с очередным хумахом‑торговцем. – У меня что‑то живот крутит…

– А ты, Серега, когда бананы жрешь, кожуру‑то снимай! – хохотнул Колобков.

– Да‑да, очень смешно. Так мне можно отдохнуть?

– Нельзя. Прими какой‑нибудь эффералган из аптечки и шнель работать! Солнце еще высоко!

Чертанов покривился. Мог бы и сам догадаться, что отпроситься не получится. Петр Иваныч – человек веселый и добродушный, но в качестве начальника – деспот, каких еще поискать. Его вселенная вращается исключительно вокруг него самого, и он искренне удивится, если услышит, что у подчиненных тоже иногда бывают желания и потребности.

– Ну что ты, Серега, вечно такой кислый? – поморщился Колобков. – Встряхнись! Вон, прими сто грамм для бодрости. Или мандаринку скушай. У этих хуймяков мандаринки вкусные.

– Да не хочу я никаких мандаринок…

– Ну и зря. Что у тебя за проблемы, скажи мне? По Фаньке, что ли, все скучаешь?

– По Фаньке?..

– Ну это та гражданка с хвостом и рожками…

– Я помню, кто такая Стефания! – перебил Чертанов. – С чего вы взяли, что я по ней скучаю?

– А ты сегодня ночью ее имя во сне выкрикивал.

– Вот уж неправда! – аж вздрогнул Чертанов.

– Правда, правда. Я сам слышал.

– Как вы могли слышать? У нас же каюты в разных концах яхты.

– А я ночью покурить захотел, а сигареты кончились. Я у тебя и стрельнул.

– Как это вы сумели? Я же дверь на ночь запираю.

– Так у меня ключ универсальный есть. От всех кают. И я сам слышал, как ты во сне вопил, будто тебя черти в кипятке варят. И про ту рогатую еще вспоминал. Громко так, с чувством.

– Не напоминайте мне про нее, Петр Иваныч! Мне и так каждую ночь кошмары снятся!

– Гы‑гы! – расплылся в улыбке шеф. – Да уж, Серега, кинула она тебя по полной программе!

– И не говорите… – совсем помрачнел Чертанов. – Даже вспомнить тошно… Я‑то думал, она… А она…

– Все правильно она с тобой поступила, – серьезно кивнул Колобков. – Так тебе и надо. Вот ты знаешь, чему нас учит история Ромео и Джульетты?

– М‑м… тому, как прекрасна любовь?..

– Нет. Тому, что думать нужно головой, а не мошонкой.

Чертанов посмотрел на шефа глазами тонущего котенка.

– Давай уже, Серега, взбодрись! – раздраженно пихнул его в плечо Колобков. – Я с тобой нянькаться не нанимался!

– Здравствуй, капитан, – послышалось откуда‑то из‑под ног. – Ты готов идти?

Колобков встретился взглядом с Лайаном Кграшаном и прищелкнул пальцами:

– Совсем забыл! У нас же уговор был, про гигантскую жемчужину!

– Я все помню, – спокойно кивнул хумах. – Если ты уже закончил торговые дела с моими собратьями, завтра утром мы можем отправиться в храм, про который я тебе говорил.

– А чего утром? До заката еще часа три – пошли прямо сейчас.

– Прости, капитан, до затемнения мы не успеем. Это не так близко.

– И долго?..

– Примерно полдня пути.

– А… Ну ладно, тогда завтра. Серега, слышал, что хуймяк говорит? Завтра с самого ранья в поход пойдем.

– Я не хочу, – отказался Чертанов.

– А тебя никто и не спрашивает. Тебе проветриться нужно, а то ты квелый, как цветы без поливки. Прогуляешься с нами, приободришься.

Date: 2015-09-17; view: 294; Нарушение авторских прав