Не погубил ли Иисус Иуду?

И, коль скоро мы далеки от положительного ответа на сей вопрос, то спросим иначе: Не скрывается ли здесь тайна? О тайне тем более можно вопрошать, что тот самый кусок, который подал Иисус Иуде, наверняка обмакнут был в соль, символизирующую собой тайну, а если Иисус обмакнул его в масло, то тайна становится тем более загадочна. Итак, тайна тут, конечно, есть, но пока нам остается только томиться по ней.

Томиться нам придется и еще по одной тайне, связанной с предательством. Напомним, что когда Иисус «сказал: истинно говорю вам, один из вас предаст Меня. [То] они весьма опечалились и стали говорить Ему, каждый из них: не я ли, Господи?» (Мф 26:21,22). И вот, пока из двенадцати в томлении сим вопросом находился комедий, говоря «один за другим: не я ли? и другой: не я ли?» (Мк 14:19), Иисус снял с одного из учеников Своих сомнения. Но какой ценой! Этим учеником оказался Петр, на которого Иисус возложил «жребий служения» иного: троекратного отречения.

Вернемся к вопросу, касающемуся благодати Божией в отношении представителей эволюционной – восходящей линии, к вопросу о предопределенности избранности и спасения, чего мы коснулись в конце предыдущей главы. Для этого заглянем еще раз в послание Павла к Римлянам: «так было с Ревеккою, когда она зачала в одно время двух сыновей от Исаака, отца нашего. Ибо, когда они еще не родились и не сделали ничего доброго или худого (дабы изволение Божие в избрании происходило не от дел, но от Призывающего), сказано было ей: больший будет в порабощении у меньшего, как и написано: Иакова Я возлюбил, а Исава возненавидел.» (Рим 9:10‑13). Еще раз повторим: Иакова Бог возлюбил, а Исава возненавидел... Постойте, постойте! А как же с тем, что писал Апостол Павел в том же послании чуть раньше: «Тем, которые постоянством в добром деле ищут славы, чести и бессмертия, жизнь вечную; А тем, которые упорствуют и не покоряются истине, но предаются неправде, ярость и гнев. Ибо нет лицеприятия у Бога.» (Рим 2:6‑11). Так все‑таки «нет лицеприятия» или же «одного возлюбил, а другого возненавидел»?! – Эти слова взаимно исключают друг друга.

«Что же скажем, неужели неправда у Бога? Никак!» (Рим 9:14). То есть и Павел видит сию несовместимость. Но еще не пришло время открыть тайну палингенезии, и Павел от ответа практически уходит: «Итак (Бог], кого хочет милует, а кого хочет ожесточает. А ты кто, человек, что споришь с Богом? Изделие скажет ли сделавшему его: «зачем ты меня так сделал?» Не властен ли горшечник над глиною, чтобы из той же смеси сделать один сосуд для почетного употребления, а другой для низкого? Что же, если Бог... щадил сосуды гнева, готовые к погибели, дабы... явить богатство славы Своей над сосудами милосердия...» (Рим 9:18,20‑23).

Что же скажем? – спросим и мы в свою очередь. Неужели согласимся, что сие непознаваемо? – Никак. Лишь только мы вспомним учение о палингенезии, все тотчас встает на место: Человек (по человеческому разумению) с разными талантами, заработанными в предыдущих палингенезиях приходит в жизнь сию. И чтобы заслужить, как Иаков, любовь Бога, у Которого‑таки нет лицеприятия, одному нужно меньше, ибо он уже с богатством вошел в жизнь сию, другому нужно много больше, ибо он пришел нищим, а иной же и постоянством в добром деле не может погасить гнев Божий, ибо из прошлых палингенезии он пришел не нищим даже, но великим должником. Вот и все объяснение, которое, как видим, уложилось в несколько строк, правда тогда лишь, когда мы исписали не одну сотню страниц.

Но ведь и это еще не все. Сим не исчерпывается список противоречий, предлежащих нам для разрешения. Только что мы видели, что Бог создает один сосуд для почетного употребления, а другой для низкого, мы видели, что одних Бог «предопределил быть подобными образу Сына Своего» (Рим 8:29), а иные суть «издревле предназначенные к осуждению» (Иуд 4). Иными словами, существует почти фатально предопределенное эволюционное движение «для почетного употребления» и столь же предопределенное деградационное или инволюционное движение «для низкого».

Что же скажем? Неужели, выбравшись из огня, мы попали в полымя? Никак! Вспомните‑ка: «У одного заимодавца было два должника: один должен был пятьсот динариев, а другой пятьдесят, но как они не имели чем заплатить, он простил им обоим. Скажи же, который из них более возлюбит его?., тот, которому больше простил.» (Лк 7:41‑43), – «Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии.» (Лк 15:7). В сих объединенных нами притчах для одного – разъяснение, для другого – надежда, для третьего – соблазн. Но за этими словами скрывается одна из величайших непознанных притчей – притча о блудном сыне. Она, конечно, заслуживает быть разобранной отдельно. Однако прежде чем мы заключим сию тему, нам хотелось бы предостеречь читателя от скоропалительных обобщений, связанных с законом «что посеет человек, то и пожнет».

Дело в том, что можно почти с полной уверенностью предположить, что читатель хоть в минимальной степени знакомый с индуизмом, буддизмом или теософией, заимствовавшей многие термины этих религий, читая эту главу, оживил в своей памяти понятие кармы и ее закона. Увы, но то, о чем мы говорим, лишь в последнюю очередь можно назвать кармой, ибо сие понятие подразумевает столь высокую степень свободы воли, что о предопределении ко спасению или к осуждению становилось бы бессмысленно даже заикаться. Итак, мы говорим не о карме, а о том, что более точно отражает устроенный Богом закон – мы говорим о делах Божиих.

А

Прежде, нежели мы перейдем к исследованию более сложного материала, нам будет необходимо дать представление и еще об одном важном институте, существующем в рамках христианства, исповедываемого нами. Так же, как и вопрос о палингенезии, сию проблему мы оставили на то время, когда больше уже не сможем без этого понятия обойтись. К сожалению, так же, как и палингенезия, то, к чему мы хотим обратить взор читателя, достаточно скомпрометировано совершенно дилетантскими рассуждениями или даже просто профанацией людей, не имевших и самого смутного представления о сем предмете. Мы говорим о посвящениях.

Легче всего было бы связать посвящение с тайнами Царства Небесного, и мы для примера так и сделаем, но процесс овладения тайнами Царствия, проникновения в них, не самое в посвящениях главное. Ведь тот самый незадачливый гость из известной притчи (Мф 22:1‑14) проник на брачный пир, достиг желаемого, но отсутствие брачных одежд сказалось на судьбе его весьма печально. Потому‑то мы и подчеркивали важность обретения высшего сознания. Итак, было бы весьма большой ошибкой, ничем не оправданным упрощением, считать посвящение процессом получения отгадок на загадки, подразумевающим только механическое проникновение в некие тайны, какого бы высокого происхождения они ни были. Неотъемлемая часть посвящения, главное в нем – это изменение сознания посвященного. Подчеркиваем, что мы говорим именно о сознании, а не о разуме, рассудке, уровне интеллекта или чем‑либо подобном.

Второе замечание касается того, что нам и думать нечего пытаться описать в этой книге (да разве только в этой?) не то что все семь великих посвящений, но даже два из них. О втором посвящении можно было бы говорить тем, кто уже прошел первое. Слава Богу, если мы сможем дать представление лишь о нем. Поэтому для простоты мы не будем всякий раз подчеркивать, что имеем в виду именно первое посвящение, но будем говорить просто о посвящении.

Итак, тайны Царствия Божия существуют. Существуют и те, кому «дано знать тайны Царствия Божия» (Мк 4:11), в отличие от остальных, для кого существует лишь оболочка тайны, кому «все бывает в притчах». Поэтому в отношении тех, кому дано, на языке так и вертится шаблонное выражение: «посвященные в тайны». И такие слова уже не раз срывались с нашего языка в повествовании о тайнах, скрываемых притчей. Теперь пришла, наконец, пора сказать, что мы вовсе не оговорились и не пошли путем использования стандартного выражения. Иными словами, Священное Писание говорит не только о самих сокровенных от создания мира тайнах, но и о пути овладения ими.

Если бы мы поставили под сомнение существование понятия «посвящения» в христианстве, то как могли бы мы понимать сей фрагмент: «И призвав двенадцать учеников Своих, Он дал им власть над нечистыми духами, чтобы изгонять их и врачевать всякую болезнь и всякую немощь... и заповедал им, говоря: больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесрв изгоняйте; даром получили, даром давайте.» (Мф 10:1,5,8)? Добавим, что у Луки в числе задач, кои Иисус ставит своим ученикам, речь идет и о проповеди Царствия Божия (Лк 9:1,2), а у Марка подобный эпизод описан даже дважды: «И поставил из них двенадцать, чтобы они имели власть исцелять от болезней и изгонять бесов» (Мк 3:14,15); «И призвав двенадцать, начал посылать их по два, и дал им власть над нечистыми духами.» (Мк 6:7).

Следует обратить внимание, что в цитируемых отрывках речь идет не о сколь‑нибудь протяженном во времени процессе обучения управлению нечистыми духами, медицине и искусству проповеди, но во всех вышеописанных и во многих иных местах говорится о некоем непродолжительном событии. Его‑то мы и назовем посвящением.

У Луки описан еще один случай передачи не знаний, нет, – но именно власти, причем здесь повествование ведется уже не о двенадцати, а о семидесяти: «Даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью, и ничто не повредит вам; однакож не тому радуйтесь, что духи вам повинуются, но радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах... славлю Тебя Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам.» (Лк 10:19‑21).

Не будем обращаться с сим отрывком, как с чем‑то большим, нежели еще одно свидетельство существования тайн, не предназначенных мудрым мира сего, но могущих быть открытыми Сыном тому, кому Он хочет открыть, а таковыми оказываются опять младенцы...

Да что же это за младенцы, встречающиеся в теме тайны почти на каждом шагу?!

Для нынешнего исследования большой интерес представляет та часть Евангелия от Иоанна, где описывается беседа Иисуса с неким фарисеем Никодимом из начальствующих Иудейских. В разговоре с ним Иисус учит: «Истинно говорю тебе, если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия. Никодим говорит Ему: как может человек родиться будучи стар? Неужели может он в другой раз войти в утробу матери и родиться? Иисус отвечал: Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух. Не удивляйся тому, что Я сказал тебе: должно вам родиться свыше... Никодим сказал ему в ответ: как это может быть? Иисус отвечал и сказал ему: ты – учитель Израилев, и этого ли не знаешь?» (Ин 3:3‑7,9,10).

Значит, человеку надо родиться от Духа и, оставаясь в прежней плоти, стать новым человеком в духе, стать младенцем в Духе, «родиться свыше», осознать своего Отца Небесного. Рождение свыше и связанное с ним изменение сознания необходимо, чтобы из младенца, о коем повествует и Лука в только что упомянутом нами отрывке (Лк 10:21), вырос тот самый новый человек, которому должно стать совершеннолетним по уму (1 Кор 14:20).

Сделав эти замечания и вернувшись к рождению от Духа, мы вновь встречаемся с тем самым дитем, о котором повели речь при рассмотрении вопроса о простоте во Христе. И теперь мы спросим: не о сем ли рождении сказано: «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное... и кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает.» (Мф 18:3,5)? Не о том ли говорит Иисус, чтобы стать таким дитем в сердце своем, дабы быть готовым принять в сердце и Самого Христа? Такой смысл сказанного перекликается со словами Апостола Павла, призывающего «совлекшись ветхого человека с делами его и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его, где нет ни Еллина, ни Иудея,.. но все и во всем Христос.» (Кол 3:9‑11), «отложить прежний образ ветхого человека, истлевающего в обольстительных похотях, а обновиться духом ума вашего и облечься, в нового человека, созданного по Богу.» (Еф 4:22‑24): «Кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь все новое.» (2 Кор 5:17)

Тут мы должны заметить, что сказанное Апостолом Павлом об обновлении духом ума и облечении в нового человека подразумевает, конечно, далеко не только рождение свыше, рождение от Духа, но и последующий рост, целью коего является достижение совершеннолетия – того совершеннолетия «по уму» (1 Кор 14:20), когда «чувства навыком приучены к различению добра и зла» (Евр 5:14), и даже того совершенства, призыв к которому взят нами в качестве эпиграфа настоящей главы. Иначе говоря, путь от рождения до полного усовершенствования, до Богоподобного совершенства, подразумевает полный путь посвящений. Но мы договорились не касаться пока ничего в отношении всего этого пути иного, кроме первого посвящения, которое символически можно описать как рождение свыше.

Однако тот, кто родился свыше не должен обольщаться, ибо такой человек является еще ничего не знающим младенцем, едва обретшим источник познания. Первое посвящение – лишь начало пути длиною в семь посвящений. И тут только, став младенцем в Духе, человек и обретает жизнь. А, обретя жизнь, человек лишь тут и начинает подвергаться опасности смерти – иначе как мог бы умереть тот, кто еще не родился?

Эту мысль довольно точно передает апокриф Филиппа: «Язычник не умирает, ибо он никогда не жил, чтобы мог умереть. Тот, кто поверил в истину, начал жить, и он подвергается опасности умереть, ибо он живет.» (Филипп 4).

В связи с рождением от Духа нельзя упустить таких слов: «Смотрите не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного.» (Мф 18:10). Вот мы и пришли вновь к осознанию посвященным наличия у себя Отца Небесного, попутно заметив, что до посвящения Ангелы их. очевидно, не обладали способностью видеть лице Отца, да и были ли у них Ангелы? – Ведь «ангел» означает по‑гречески «приносящий вести», а о каких вестях можно говорить в отношении тех, кто еще не родился?

Коль скоро мы обратили внимание на эту часть Матфея, нам было бы непростительно игнорировать такие слова: «а кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему жернов на шею и потопили во глубине морской.» (Мф 18:6). Последние два фрагмента Матфеева Евангелия, ясное дело, надо понимать не в смысле презрения или соблазнения какого‑то посвященного внешним образом, но о презрении к известному процессу внутри себя и о соблазне в отношении того, что «внутрь вас есть».

В споре с подобным взглядом на посвящение некоторые богословы придерживаются мнения, что упомянутые дары были даны Иисусом ученикам на время, с целью продемонстрировать силу благодати Святаго Духа, после чего, якобы, Иисус вновь лишил их этих даров. Такая точка зрения – домысел, сводящий эти дары к подобию некоего товара – то их дают, как бы напрокат, то отнимают (между прочим, в Новом Завете напрочь отсутствует и намек на лишение учеников этих даров). Подобный рекламно‑рыночный подход, встречавшийся в критике излагаемого нами взгляда и ранее при рассмотрении языка притчи, является грубой примитивизацией еще и в том смысле, что лишение этих даров должно было бы происходить участием Святаго Духа, а это кажется нам абсурдом. В этой связи нельзя не обратить внимание на сии слова: «Невозможно – однажды просвещенных и вкусивших дара небесного, и соделавшихся причастниками Духа Святаго и вкусивших благого глагола Божия и сил будущего века, и отпадших, опять обновлять...» (Евр 6:4‑6). Тут речь идет о тех, кто отпал (говорим по человеческому разумению) по своей вине, но сколь же более тяжело было положение тех, кто оказывался бы отстранен от даров небесных без вины, ибо такой поворот событий заставлял бы ученика обратиться к только что упомянутому жернову, это‑то и было бы соблазнением малых сих.

Некоторым из читателей, быть может, не вполне нравится термин «посвящение», и они с большей готовностью восприняли бы вместо этого термин «крещение». Однако, даже забыв, что символическое значение Иоанного крещения открыто нами с несколько иным смыслом, скажем, что такая замена связана с большими оговорками и неоправданным загромождением повествования.

Дело в том, что помимо того, что Иисус посвящал учеников Своих, Давая им власть и силу над всеми бесами и врачевать от болезней, что и при самом сильном воображении нельзя назвать крещением, Новый Завет описывает два разных вида крещения. Вот слова Иоанна Предтечи: «Я кренгу вас водою... Он будет крестить вас Духом Святым и Огнем.» (Лк 3:16; Мф 3:11; Мк 1:8; Ин 1:33,34).

Можно привести и реченное Иисусом: «Иоанн крестил вас водою, а вы через несколько дней будете крещены Духом Святым.» (Деян 1:5). Иисус не говорит об огне, однако роль его в Христовом крещении (или, что то же, крещении Духом Святым) более чем существенна: «И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились им разделяющие языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святаго...» (Деян 2:2‑4).

Сказанное нами в отношении крещения особенно в сопоставлении с открытым нами при исследовании темы Иоаннова поста и безмолвия смыслом водного, крещения как очищения чрева от скверн мирских помышлений приводит нас к выводу, что, хотя крещение и является неотъемлемой частью пути посвящения, мы не можем поставить знака тождественного равенства между ними. Что же касается крещения Духом Святым и огнем, то в нашем повествовании оно относится к более отдаленным временам.

Но, если до огненного крещения нам и на самом деле очень далеко, то сделать весьма существенное добавление относительно некой точки, находящейся между водным Иоанновым крещением и крещением Духом Святым, мы в силах. И здесь мы откроем новую символику.

Допустим, что находясь в мире, человек сумел сохранить в чистоте руки. Представим себе, что и чрево свое он очистил водным, Иоанновым крещением. Однако сможет ли он, не покидая лежащего во зле мира, сохранить в чистоте ноги? А ведь двигаясь по пути спасения, надо быть чистым целиком, дабы не осквернить его грязными следами.

Тут мы позволим себе короткое отступление, дабы оценить глубину символического смысла, несомого этой частью тела: «Обдумай стезю для ноги твоей... Удали ногу твою от зла.» (Прит 4:26,27), «от всякого злого пути удерживаю ноги мои.» (Пс 118:101), – уже из этих фрагментов ясно видно, что у ноги гораздо более ответственная роль, чем бездумно подчиняться голове или даже сердцу. А как можно буквально воспринимать такое: «Прекрасны ноги благовествующих мир.» (Рим 10:15)?

Итак, при вступлении на определенную стадию пути своего ноги человека должны быть вымыты. Зададим такой вопрос: может ли человек сделать это сам? Нет, конечно, точно так же, как тонущий не может сам себя вытащить за волосы из воды или, если привести более близкий библейской теме пример, так же, как человек не может сам себя окрестить. Сие справедливо и по человеческому разумению, и по духу того, что мы открыли о символике Иоаннова, водного крещения. Для понимания сего, нам стоит обдумать вопрос Иисуса: «Крещение Иоанново откуда было: с небес, или от человеков?» (Мф 21:25; Мк 11:30; Лк 20:4).

Но не стоит особо напрягаться, ибо ответ прозрачен: делает это Кто‑то небесный участием очищающей надежды. Не напомнило ли сказанное сюжет Евангелия Иоанна?

«Иисус... снял одежду и, взяв полотенце, препоясался. Потом влил воды в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан. Подходит к Симону Петру, и тот говорит Ему: Господи! Тебе ли умывать мои ноги? Иисус сказал ему в ответ: что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после. Петр говорит Ему: не умоешь ног моих во век. Иисус отвечал ему: если не умою тебя, не имеешь части со Мною. Симон Петр говорит Ему: Господи! не только ноги мои, но и руки и голову. Иисус говорит ему: омытому нужно только ноги умыть, потому что чист весь...» (Ин 13:3‑10).

Б

В повествовании о посвящениях мы не можем не затронуть еще одного чрезвычайно важного вопроса. Вопрос этот касается посвященности человека Иисуса Христа (ср. 1 Тим 2:5). ‑ Был ли Иисус из Назарета, Сам посвящавший Своих учеников и дававший им власть, посвященным? И сколько степеней посвящения прошел Он?

Первую часть этого вопроса, и с этим согласится даже не желающий и слышать о посвящениях ортодокс, нужно несомненно считать риторической. Вторая часть вопроса далеко не так проста даже на первый взгляд, при тщательном же изучении сложность вопроса возрастает неизмеримо.

В размышлениях на эту тему, отметим, что земная жизнь Иисуса Христа без сомнений завершается высшим посвящением, – иначе, как мог бы Он сказать, что Он «победил и сел с Отцем... на престоле Его.» (Отк 3:21). Совершенно очевидно и то, что младенец Иисус вовсе не родился посвященным высшего уровня. Если кто‑то думает иначе, то пусть такой человек ответит для себя на вопрос: Каков смысл искушения в пустыне от диавола для Того, Кто сидит на престоле вместе с Отцем? Может ли быть искушаем Тот, Кто сказал: «Я и Отец – одно.» (Ин 10:30)? Ведь «Бог не искушается злом.» (Иак 1:13), иначе говоря, и Тот, Кто сидит на престоле вровень с Богом, не может быть искушаем злом. Если же искушение в пустыне имело смысл, то только в том случае, если Иисус еще не достиг тогда богоподобного состояния. А слова: «Я и Отец – одно», – Он сказал лишь позже, когда достиг и победил.

Далее: если считать Христа от рождения совершенным, то теряется смысл и Преображения, потому что, если после Преображения Иисус не стал ничем большим, чем до Преображения, то тогда обесценивается и низводится до уровня бытовой рутины самое Его Преображение. Если же Преображение все‑таки было хоть сколько‑нибудь значительным этапом для Иисуса, то это означает, что Он стал после него хоть в чем‑то новым, большим, великим. Однако Тот, Кто совершен, как Отец Небесный, не может стать еще более совершенным, иначе он будет уже совершеннее, нежели Отец. А с другой стороны окажется, что то состояние, из которого он перешел к более высокому совершенству, было низшим совершенством, то есть не было совершенством вообще.

Преображение является для нас при рассмотрении темы посвящения еще и в том смысле назидательным примером, что иллюстрирует собой относительную кратковременность процесса посвящения. Это обстоятельство мы подчеркиваем для тех, кто, возможно, будет склонен думать, что Иисус совершенствовался постепенно.

Вышеприведенные рассуждения, справедливые и для других этапов земной жизни Иисуса Христа, с неизбежностью приводят нас к выводу, что Он проходил все посвящения в должном порядке, начиная от Рождения, или, если хотите, от рождества младенца Иисуса, рожденного от Духа Святаго и жены (ср. Гал 4:4) (обратите внимание на стройность образов) – и до Вознесения Его на Небеса, где Он и воссел с Отцем на едином с Ним престоле. В этой цепочке найдется место и Крещению, и Преображению, и Воскресению, однако уточнять эти подробности не входит теперь в нашу задачу. Мы хотели показать лишь то, что своей жизнью Иисус продемонстрировал путь великих посвящении. Недаром же Им сказано: «Я семь путь...» (Ин 14:6).

В

Говоря о посвящении в тайны Царства Небесного, мы рискуем упустить очень важное звено в цепи того, что по человеческому разумению ведет к изменению сознания. Говорим мы о том, что мир сей в девяти случаях из десяти связывает предмет нашего исследования с контекстом посвящения во что‑то, – «посвящение в тайны», например. Потому‑то и мы сказали, что легче всего связать посвящение с тайнами Царства Небесного. Гораздо реже человек употребляет это слово в смысле того, чему или кому посвящается нечто, – для нашей темы мы должны были бы даже написать «Кому» (с прописной буквы) посвящается не нечто, но вся жизнь человека. То есть речь идет о посвящении себя Богу. Именно такой контекст и является для Библии единственно возможным, и именно в нем‑то явно звучит слово «посвящение»: «Все первородное... посвящай Господу, Богу твоему.» (Вт 15:19), «Сегодня посвятите руки ваши Господу.» (Исх 32:29); «Вы посвятили себя Господу...» (2 Пар 29:31);.

Как понимает читатель, в подобных случаях опять идет речь об отказе от любви к миру сему и тому, что в мире, в пользу Того, «Кто в вас».

Наше изложение темы посвящения может с некоторых точек зрения показаться непоследовательным, и мы не можем не признать сего, ибо последовательное изложение этой темы предполагает знакомство с очень обширным материалом. А в нашем исследовании нам предстоит пройти огромный путь, и на грядущих этапах изысканий нам придется уточнять выводы и суждения, наподобие того, как берущемуся за изучение геометрии Лобачевского, придется некогда пересматривать представления Эвклида, но на пути к первому нельзя миновать второго. Поэтому в отношении более совершенного повествования о посвящении читателю придется подождать до последующих глав нашей книги, а, возможно, и книг будущих, удовлетворившись пока лишь сказанным.

И если позволительно завершить настоящую главу художественной притчей, то обратимся к таким строкам: «Мы переходим из одного мира в другой, почти такой же, и тут же забываем, откуда мы пришли; нам все равно, куда нас ведут, нам важно только то, что происходит в сию минуту. Ты представляешь сколько жизней мы должны прожить, прежде чем у нас появится первая смутная догадка, что жизнь не исчерпывается едой, борьбой и властью... Тысячи жизней... десять тысяч! А потом еще сто жизней, прежде чем мы начинаем понимать, что

существует нечто, называемое совершенством,

и еще сто, пока мы убеждаемся:

смысл жизни в том, чтобы достигнуть совершенства