Век обозлённого вздоха

«Говори – словно боль заговаривай…»

Говори – словно боль заговаривай,

бормочи без оглядки, терпи.

Индевеет закатное зарево

и юродивый спит на цепи.

Было солоно, ветрено, молодо.

За рекою казённый завод

крепким запахом хмеля и солода

красноглазую мглу обдает

до сих пор – но ячмень перемелется,

хмель увянет, послушай меня.

Спит святой человек, не шевелится,

несуразные страсти бубня.

Скоро, скоро лучинка отщепится

от подрубленного ствола –

дунет скороговоркой, нелепицей

в занавешенные зеркала,

холодеющий ночью анисовой,

догорающий сорной травой –

всё равно говори, переписывай

розоватый узор звуковой…

«Дворами проходит, старьё, восклицает, берём…»

Дворами проходит, старьё, восклицает, берём.

Мещанская речь расстилается мшистым ковром

по серой брусчатке, глухим палисадникам, где

настурция, ирис и тяжесть шмелей в резеде.

Подвальная бедность, наследие выспренних лет…

Я сам мещанин – повторяю за Пушкиным вслед,

и мучаю память, опять воскресить не могу

ковёр с лебедями и замок на том берегу.

Какая работа! Какая свобода, старик!

Махнёмся не глядя, я тоже к потерям привык,

недаром всю юность брезгливо за нами следил

угрюмый товарищ, в железных очках господин.

Стеклянное диво, лиловый аптечный флакон

роняя на камни, медяк на ладони держа –

ещё отыщу тебя, чтобы прийти на поклон –

владельца пистонов, хлопушек, складного ножа…

«Раз, заехав в Баден‑Баден…»

Доктору гуманитарных наук Александру Садецкому, предложившему автору беспроигрышный способ игры на рулетке.

Раз, заехав в Баден‑Баден

и оставшись на ночлег,

убедился я, как жаден

современный человек.

Там с пучками ассигнаций

муж, подросток и жена

с гнусным шулером толпятся

у зелёного сукна,

там иной наследник пылкий,

проигравшись в прах и пух,

смотрит с завистью в затылки

торжествующих старух.

И выигрывает шарик

миллионы в полчаса,

И Меркурий, как фонарик,

озаряет небеса.

Саша! Метод твой искусный

покорил меня давно,

почему же с видом грустным

я покинул казино?

Нет, к другой меня рулетке

тянет, тянет без конца!

Там покинутые детки

венценосного отца

без особенной охоты

покоряются судьбе,

и проигрывают с ходу

не фортуне, а себе.

И царит над ними дама,

седовласа, как зима.

Кто она, мой друг упрямый?

Смерть? Гармония сама?

Улыбаясь, ставит крупно,

глядя в будущую тьму

по системе, недоступной

просвещённому уму.

Даже если Баден‑Баден

наградит иной азарт,

если выиграть у гадин

вожделенный миллиард,

не ликуй, профессор Саша,

не гляди удаче в рот –

всё равно царица наша

ту наживу отберёт.

Лучше бедно жить и гордо,

добиваясь до конца

превращенья грешной морды

в вид достойного лица.