Глава одиннадцатая. Мы втащили тело в коридор и закрыли дверь

Труп

Мы втащили тело в коридор и закрыли дверь. Потом пошли на кухню, заварили крепкий чай и принялись искать выход.

– Я просто распереживалась, – беспомощно повторяла Каро. Ее лицо сделалось совсем белым. – Я не хотела ее убивать.

– Ах, ну тогда другое дело, – сказал я. – Идиотка!

– Кто ты такой, чтобы меня осуждать?! – взвилась она. – Это ты у нас известный убийца. Счет два‑ноль в твою пользу.

На самом деле она ошибалась: счет был один‑ноль в пользу Каро. Тем не менее я совершенно растерялся. Я солгал, убедил ее, что могу быть опасен, и в итоге Каро сама начала убивать. Теперь мне еще сильнее хотелось открыться, сказать, что я никого не убивал. Но если я признаюсь, Каро сломается. Я ей нужен, действительно нужен. Преступник может защитить ее от правосудия. А что может сделать собиратель книг?

– Так… – Я лихорадочно думал. – Она пошла в ратушу. К нам заходить не собиралась. Заговорила с тобой только потому, что ты копалась в саду. Если нам начнут задавать вопросы, ответим, что не видели ее. К тому же мы ее едва знали. Откуда у нас мотив? Мы ее не видели. Послушай, Каро. Мы ее не видели! Главное, чтобы наши показания не расходились. Ты поняла?

– Ее ведь найдут, – растерянно прошептала Каро.

– Нет. – Я перегнулся через стол и взял ее за руку. – Я уберу тело. Спрячу.

– Я тебе помогу.

– Не стоит.

– Но я сама хочу, – настаивала Каро. – Она же просто мерзавка! Так ведь? – Последняя фраза прозвучала довольно неубедительно.

– Мерзавка. Еще какая, – согласился я.

– Женщина, которая сунула руку ребенка в огонь, заслужила смерть, правда?

– Насчет смерти не знаю, но пару пинков она точно заслужила.

– Да уж, – рассеянно согласилась Каро. – Она еще легко отделалась. Ее бы следовало живьем сжечь. Я бы на это посмотрела…

– Неужели? – скептически поинтересовался я. Каро призадумалась.

– Пожалуй, нет, – признала она наконец. – Но я бы посмотрела, как ее трактор переедет.

Беседа принимала несколько странный оборот.

Теперь моя голова была занята в основном мыслями о ДНК. Что, если частицы кожи Матер все‑таки остались на лопате? Или кровь? Я пошел с лопатой в ванную, открыл кран и принялся тереть лопату отбеливателем. По воде поплыл крошечный каштановый волосок. Я завернул волосок в салфетку и спустил в унитаз.

Затем поднес лопату к свету и внимательно изучил. Вроде ничего. Из моей груди вырвался вздох облегчения. А потом меня вырвало.

Когда я вышел из ванной, в нос ударил тошнотворной запах вареной капусты. Тело лежало рядом с батареей. Я подхватил труп под мышки и потащил по коридору.

Каро стояла в дверях кухни.

– Она не стоит того, чтобы из‑за нее попасть в тюрьму, – напомнил я.

– Кто? – рассеянно переспросила Каро.

– Как это кто? Вот она! Женщина, которую ты только что убила!

Я обратил внимание, что у миссис Матер изменилась форма головы. Череп вмялся, а само лицо сплющилось, словно сдутый мячик.

– Посмотри, – позвал я Каро. – Посмотри, как ты ее приложила.

– Я неважно себя чувствую, – прошептала она.

Каро побежала в ванную. Я выключил свет в гостиной, взял бокал с бренди и сел, не сводя глаз с площади. Было уже поздно, жара спала, но я вспотел, как на пляже в полдень. Мне не верилось, что в коридоре лежит тело Джанет Матер. Но стоило мне переступить порог, как я натыкался на труп.

Ветер усилился и наигрывал замысловатую мелодию на бутылках из‑под молока. Каждые полминуты входную дверь сотрясал мощный порыв ледяного воздуха.

Около полуночи на улице зашуршал гравий. Кто‑то закашлялся. Кашель был похож на старческий, так что я решил, что это Рики возвращается из паба. На улице воцарилась тишина, словно прохожий смотрел на наш дом и прислушивался. Потом хлопнула дверь дома Крегга.

Через несколько минут площадь затопил свет фар. На стоянку въехала машина Матера. Из нее выскочил Филипп, подбежал к ратуше и поспешно открыл замки.

Он вошел, и в окнах ратуши замелькал свет. Я представил себе, как Филипп ищет жену: за сценой, в туалете, на кухне, за рядами кресел – и не знает, что все это время она лежит у нас в коридоре, а тело ее становится все холоднее и холоднее.

Через несколько минут свет погас. Филипп показался в дверях. Он закрыл ратушу, вернулся к машине, покопался в багажнике и вытащил мощный фонарь. Включил его и принялся обшаривать лучом площадь. Внимание Матера привлек белый фургон на углу. Он посветил в каждое окно, но не обнаружил ничего подозрительного.

Потом Филипп снова направился к ратуше и исчез за ней. Наверняка пошел осматривать сарайчик с садовыми инструментами. Потом скорее всего подошел к обрыву и посветил вниз в надежде не обнаружить хладное тело жены на бетоне.

Вскоре луч света скользнул по машине Каро. Я инстинктивно соскользнул со стула и упал на пол. Как оказалось, вовремя. Мистер Матер направил фонарик нам в окна. Луч света скользнул по стене гостиной. Я ощутил острый приступ страха и на четвереньках двинулся в коридор.

Если Филиппу хватило наглости посветить в гостиную, что ему помешает заглянуть через почтовую щель в двери и увидеть тело Джанет? Мои страхи оказались небеспочвенными. Когда я уже подобрался кдвери, на улице заскрипели ворота, и я услышал шаги. Я крепко прижал почтовый ящик. Снаружи мистер Матер нерешительно переминался с ноги на ногу – я слышал шелест подошв по асфальту.

Очень долгое время больше ничто не нарушало тишину. Я боялся даже сглотнуть – ведь Матер внимательно прислушивался. Потом заворчал мотор, и гравий заскрипел под колесами тяжелой машины. Филипп уехал.

Прошло не менее получаса, прежде чем я набрался смелости и наконец встал. Я тихонько выглянул. Никого. Открыл дверь и вышел. Все тихо. У Рики в доме свет не горел. Надо действовать – сейчас или никогда.

Я включил свет над крыльцом и поднялся наверх. В шкафу были свалены старые пыльные одеяла. Я отнес одно одеяло к машине и выстелил им багажник. Во второе одеяло я завернул труп. Получившийся куль перевязал веревкой. Теперь я был даже рад, что на улице воет ветер: не слышно, как я волоку объемистый сверток. Мне пришлось нелегко. Джанет не отличалась особой стройностью.

Когда мне удалось стащить труп со ступенек, я вернулся и закрыл входную дверь. Я уже собирался открывать ворота, как вдруг вдалеке послышался шум мотора. Я присел на корточки и прижался к деревянному забору. На площадь въехала машина. Из нее вышел полицейский, облокотился на капот и что‑то сказал по рации.

Ну вот, приехали. Хуже не бывает. В сотне метров от меня служитель закона, а я прячусь за забором с телом женщины, которую он ищет.

Если бы погода была лучше, возможно, полицейский отнесся бы к заданию повнимательнее. Но при нынешних обстоятельствах вряд ли он думал о чем‑то, кроме теплой постели. Не особенно утруждаясь, полицейский посветил в окна ратуши, прошелся по площади и вернулся к машине. Снова облокотился на капот и закурил. Я видел, как кончик сигареты засветился красноватым огнем.

По площади пронесся ураганный порыв ветра. Где‑то позади хлопнула дверь сарая. По парковке каталась банка из‑под «кока‑колы». Полицейскому явно хватило приключений на сегодня. Он докурил и сел в машину.

Машина сделала круг по площади. Фары осветили наш забор, и я поплотнее вжался в землю.

Когда мотор стих в отдалении, я отворил ворота. Ветер тут же захлопнул их. Пришлось найти кирпич и подпереть створку.

На меня давила вина. Все время казалось, что за мной кто‑то наблюдает. Я постоянно озирался и поглядывал на окна соседских домов. Я почему‑то был уверен, что духи предков смотрят на меня и неодобрительно качают головой.

Мысль о предках вызвала воспоминания детства. Как‑то мой младший брат нажаловался маме, что я его побил. Тетя Эдна взялась меня защищать.

– Только не Марк, – уверяла она. – Марк никогда бы так не поступил.

От тетиного доверия у меня на глаза наворачивались слезы – тогда и теперь.

Я всхлипнул и открыл багажник. Автоматически зажегся свет, предоставляя случайному любопытствующему прекрасный вид на молодого человека лет двадцати, который заталкивает в машину труп женщины.

Раньше я считал себя довольно сильным – до того, как я попытался оторвать от земли девяносто килограммов мертвечины. Все мои усилия были напрасны. Из тела только выходил воздух, будто Джанет Матер осуждающе свистела из могилы.

Меня похлопали по спине. Я медленно обернулся.

Сзади стояла Каро. Когда поток ругани иссяк, она обняла меня и поцеловала в лоб.

– Мне лучше, – объяснила она. – Давай помогу.

Вместе мы наконец‑то сумели затолкать миссис Матер в багажник. Потом сели в машину. Надо было обсудить, что делать дальше.

– Может, в домик на пляже? – предложил я. – А потом выбросим ее в море. По частям.

– У меня есть идея получше, – перебила Каро. Она принесла из дома лопату и велела ехать к церкви в Блоксгеме.

Мы припарковались на церковной стоянке и прошли на кладбище. Свежую могилу было видно даже без фонаря. Горка черной земли, присыпанная увядшими цветами.

Каро неожиданно приникла ко мне и страстно поцеловала. Я возбуждения не ощутил. Пришлось оттолкнуть ее.

– Что теперь? – поинтересовался я.

– Раскопаем могилу, положим ее поверх фоба и снова закопаем, – предложила Каро.

– Еще днем ты боялась обгонять похоронную процессию, а сейчас предлагаешь раскопать могилу?

– Ну и что?

– Тебе не кажется, что это довольно ненадежное место?

– Почему же?

– Полиция наверняка отсюда начнет.

– Не ладно! – усмехнулась Каро. – Думаешь, полиция поджидает нетрезвых водителей у баров? Думаешь, всем, кто нарушает правила, выписывают штрафы? Конечно, нет. Полицейские – такие же люди, Марк. Над ними смеялись в школе. Тогда они заваливали экзамены, а сейчас не в состоянии поймать преступника.

– Но если когда‑нибудь могилу вскроют, сразу найдут миссис Матер.

– Да. Только к тому времени она превратится в фуду костей. Да и кому придет в голову связать ее тело с нами? Если только…

– Что?

– Если только ты не трахнул ее, пока я приходила в себя.

– Что?

Каро рассмеялась.

– Шучу. Некоторых мужчин привлекают мертвые женщины.

Мы принесли из машины лопату и маленький фонарик. Каро осветила табличку, которая обозначала место будущего надфобного камня. «Алан Бивис. 1963–2004. Покойся с миром».

– Мира не обещаю, – усмехнулась Каро.

Мы аккуратно сняли с могилы букеты и венки и разложили рядом, чтобы после вернуть каждый цветок на место.

Копать пришлось дольше, чем я думал. Свежая земля поддавалась легко, и все равно у меня немилосердно ныла спина. Каро должна была следить, не идетли кто, но вместо этого она прислонилась к церковной ограде и закурила. Один раз предложила помочь, однако сразу же начала хихикать и разбрасывать землю по сторонам, так что мне снова пришлось копать.

К счастью, рядом не наблюдалось ни одного дома, так что наш тяжкий труд остался незамеченным. Единственным свидетелем был еж, который с пыхтением шел через кладбище. У меня пересохло во рту. Я пожалел, что мы не взяли с собой воды. Стало так жарко, что я снял пиджак и повесил его на ветку ближайшего дерева.

Церковные часы били каждые пятнадцать минут. К половине третьего я взмок, как мышь. Зато яма наконец‑то достигла приемлемого размера.

– Пошли за ней, – сказал я Каро.

– Я думала, глубина могилы два метра.

– По закону – да. Но прими во внимание, что мы занимаемся не совсем законным делом.

– Не ворчи.

– Что? Ты совершила убийство, я теперь надрываюсь, чтобы тебе помочь, а тебя глубина могилы не устраивает?!

Спор утих сам по себе, когда мы подошли к машине. В молчании мы с Каро взялись за одеяло и потащили труп на кладбище. Раздался странный звук – будто на землю упала монетка. Я посветил себе под ноги, но ничего не заметил. Мы подтащили тело к могиле и пинками столкнули в яму. Ветер все дул. Деревья скрипели и гнулись.

Казалось, нигде в мире не осталось ни света, ни радости.

Я принялся закидывать могилу землей. За спиной раздался смешок. Я обернулся.

– Что тут смешного?

– Ничего, – пожала плечами Каро.

– А что же ты смеялась?

– Я не смеялась.

Мы замерли, прислушиваясь к случайным шорохам и вглядываясь в темноту. По дороге проехала машина. Деревья снова застонали. Ветер играл привычную симфонию в проводах. В довершение всего начал накрапывать дождь.

Я лег на спину среди опавших листьев, подставив лицо под холодные капли. Каро утрамбовала землю и вернула венки на место. Ее легкомысленность уступила место ледяной решимости. Вскоре последнее пристанище Алана Бивиса выглядело весьма благопристойно. Каро посветила фонарем на землю, проверяя, не обронили ли мы чего.

Включенные на полную «дворники» с трудом справлялись с потоками дождя.

– Хорошо, что дождь, – заметила Каро. – Следы смоет.

Я поразился ее спокойствию.

– Это все, что ты можешь сказать?

– А что я, по‑твоему, должна сказать?

– Ты только что кого‑то убила. Я не жду, что ты почувствуешь угрызения совести, я тебя слишком хорошо знаю. Но чувствуешь же ты хоть что‑то!..

– Слушай, – устало заговорила Каро, – мне на эту женщину плевать. Взгляды из каменного века. Самомнение выше крыши. Прическа – как у невесты Франкенштейна. Из‑за таких, как она, наша страна прозябает в дерьме. Эту Матер следовало убить много лет назад – когда она ребенку руку обожгла. И что? Ей все сошло с рук. Некоторые за мошенничество в тюрьме по семь лет сидят, а эта сучка искалечила ребенка и даже под суд не попала. Так что мне наплевать! Ясно? Мне плевать на Джанет Матер. Меня волнует только то, как бы нас не поймали.

– А как же твое хорошее поведение?

– Из‑за него все и приключилось, – объяснила Каро. – Скажем прямо, я плохая. Мстительная, злопамятная. Когда я пытаюсь быть хорошей, во мне растет раздражение. Как в том стихотворении Уильяма Блейка[2]: «Враг обиду мне нанес – я молчал, но гнев мой рос». Когда Матер попросила меня привести сад в порядок, больше всего на свете мне хотелось ее убить. Вместо этого я смирилась. Когда я узнала, как она обошлась с Дейлом, мне захотелось сначала сжечь ей руки, а потом – убить. Так что в удар лопатой я вложила всю накопившуюся ненависть.

– Весьма любопытно, – согласился я. – Только вряд ли твой поступок одобрят присяжные.

Я чувствовал на руках омерзительный запах миссис Матер.

– Господи, Каро, ну скажи мне что‑нибудь хорошее! – попросил я. – Чтобы мир перестал казаться огромной могилой.

– Я беременна, – произнесла Каро.

– Да нет, что‑нибудь настоящее, – терпеливо объяснял я. – Не надо ничего сочинять.

– Это правда. Я сдавала анализ. Срок девять недель.

– Почему ты раньше не сказала?

– Ждала особого случая.

У дома я полез в карман за ключом – и не нашел.

– Надо вернуться, – предложил я. – Наверное, выпал на кладбище.

– Ничего он не выпал. Лежит себе где‑нибудь в доме.

Мы открыли дверь ключом Каро и вошли. Тлетворный запах все еще витал в коридоре, словно призрак Джанет Матер незримо наблюдал за нами. Мы кинули грязную одежду в стиральную машинку, счистили грязь с ботинок и с лопаты. К тому времени, как мы наконец приняли душ, было уже часов пять.

Каро нырнула под одеяло и стала ко мне приставать. Я не особенно жаждал секса, но она действовала так вдохновенно, что вскоре я был готов. Каро оседлала меня и выгнулась дугой, чтобы мой член вошел в нее как можно глубже. Она кончила и, сладко содрогнувшись, прошептала:

– Мы убили ее, Марк. Мы убили эту сучку.

После таких слов мне совершенно расхотелось спать. Я оставил Каро в постели, а сам пошел мыть машину.

Каро проснулась ближе к полудню. Ее разбудили взрывы смеха. На площади мальчишка‑подросток целился из пневматического пистолета в двух девочек. В одну он все‑таки выстрелил. Промахнулся, попал в окно ратуши.

– Ты прав, – заключила Каро. – Отвратное место, надо куда‑нибудь переехать.

– Нельзя, – покачал я головой. – Получится, что мы сбежали. С таким же успехом можно повесить табличку: «Убийцы Джанет Матер требуют пожизненного заключения».

Я пошел в местный банк, хотел снять кое‑какую наличность. Уже отходя от банкомата, я заметил на другой стороне улицы Филиппа с Дейлом. Они беседовали с пожилой парой. Судя по серьезным лицам, предметом разговора являлась Джанет. Филипп Матер выглядел именно так, как должен выглядеть мужчина, не спавший тридцать шесть часов из‑за исчезновения жены. Дейл выглядел не лучше. С внезапным раскаянием я понял, что мальчик, вероятно, любил женщину, которая так жестоко его наказала.

Дейла мне было жаль. Однако к Джанет я по‑прежнему не испытывал ничего, кроме праведного гнева. Она была вражеским солдатом, и мы ее уничтожили.

Дома я собирался посмотреть в словаре слово «психопат» и решить, подхожу я под это определение или нет. Но меня поджидал сюрприз. Каро сидела на кухне и пила чай с девушкой из полиции. Мое сердце вздрогнуло и подскочило, как если бы я попал под холодный душ.

Впрочем, пугаться было рано. Оказывается, полицейские обходили дома и собирали показания. Девушка спросила, что мы делали прошлым вечером. Я заметил у раковины пустую бутылку из‑под шампанского – и меня осенило.

– Праздновали, – твердо сказал я. – Да?

– Я беременна, – пояснила Каро. Представительница закона расцвела в улыбке.

– Поздравляю!.. Моя старшая сестра тоже ждет ребенка! Я скоро стану тетей!

В этот самый момент я понял, что мы завоевали ее доверие. Теперь мы были вне подозрения.

Вечером к нам заглянул Рики Крегг – интересовался, не пойду ли я в паб.

– Не сегодня. Каро нездоровится.

– А‑а, женские штучки, да? – понимающе протянул Рики. – Кстати, вы про Джанет Матер слыхали?

Я кивнул.

Крегг озорно ухмыльнулся:

– Надеюсь, ты не похоронил ее под полом?

– Нет, – честно ответил я. – Конечно, нет.

– Жаль. А то я бы поплясал на ее могилке. Повисла тишина, и я задумался, много ли известно нашему соседу и многое ли он сможет держать при себе.

– Тут полиция одного парня арестовала, – вновь заговорил Рики, потянувшись и зевнув, будто новости ему наскучили. – Он как‑то в миссис Матер плюнул – она пыталась ему какие‑то лотерейные билеты всучить… Видит Бог, парнишка сделал то, о чем мы все мечтали. – Рики подмигнул мне.

* * *

Ночью мы слышали странные звуки. Скрипы, вздохи, скрежет дверных петель… Порой наступала тишина, и мы проваливались в сон, но лишь затем, чтобы снова проснуться от подозрительного шороха. В итоге мы включили свет и, крепко обнявшись, долго сидели на постели. Шум внизу не стихал.

Я потянулся за пистолетом. Его не оказалось на месте.

– Ты пистолет брала? – спросил я.

– Нет.

– А как же?.. Он тут лежал, когда мы ложились.

– Клянусь, даже не прикасалась, – повторила Каро. – Это ее дух. Она не знает, что умерла, и бродит внизу.

– Чушь собачья. У женщин нет души, так что никто там не бродит.

В итоге мы вместе отправились вниз. На первой площадке остановились и прислушались. Внизу царила темнота. Мы медленно продвигались по лестнице. Наконец забрезжил свет – и мы увидели, что в коридоре кто‑то сидит, привалившись спиной к стене.

Каро вскрикнула, а я от неожиданности подпрыгнул.

– Марк! Это она! Она! Она вернулась!

Все так. Миссис Матер восстала из могилы. За два дня она прилично разложилась. Лицо почернело и распухло. Кожа напоминала гнилую сливу. Спутанные волосы пропитались грязью и застыли вонючим комом.

– Черт… – прошептал я. – Кто это сделал?

– Марк, а вдруг никто? – Каро прижимала к носу подол ночной рубашки. От миссис Матер ощутимо несло мертвечиной. – Вдруг она сама выбралась с кладбища?

– Не сама. Ей помогли. – Каро вцепилась в меня так сильно, что у меня затекла рука. – Какой‑то идиот пошутить решил.

Мы обыскали дом сверху донизу. Никаких следов взлома или чужого присутствия.

– Я знаю, как все было, – сказал наконец я. – Ключ выпал у меня из кармана на кладбище. Кто‑то его подобрал.

– Плохой Иисус. – Каро покачала головой. – Больше некому.

– Вряд ли. Если бы он решил нас убить, сразу примчался бы сюда, как ротвейлер. Игры – не его стиль. Попытал, убил – и дело с концом.

– Бромли и Флетт? – предположила Каро.

– С какой стати?

– Ты же их видел. Они больные. Если они поняли, что Матер убили мы, нам крышка. Они смогут трахать меня, когда захотят. Я не выдержу. Скорее руки на себя наложу, чем разрешу этим подонкам ко мне притронуться…

Каро дрожала, ее зубы безостановочно клацали. Я принес одеяло, накинул ей на плечи и крепко обнял. Потом отвел на кухню, включил радио, а сам замотал неаппетитное тело в мешки для мусора, оттащил в заднюю комнату и там бросил. Комнату я запер на ключ.

Оставаться в доме с трупом нам не хотелось. С утра мы прошлись по магазинам, купили еды. Был четверг, в воскресенье уже Пасха. Повсюду продавались пасхальные яйца. В витринах кондитерских среди конфет и белочек царили печенья в виде зайчиков и мармеладные цыплята. Если бы события минувшей ночи не отбили у нас аппетит, вероятно, мы бы купили немало сладостей.

В приступе вполне оправданной паранойи нам мерещилось, что все, начиная от служащего в банке до прохожих на улице, косо смотрят нам вслед.

– А вдруг они знают? – прошептала Каро, когда телефонист пожелал нам доброго утра. – Что, если вся деревня знает?

На обратном пути мы прошли мимо участка Матеров. На стене дома красовалась фотография Джанет. «ПРОПАЛА БЕЗ ВЕСТИ. ВЫ ЕЕ ВИДЕЛИ?»

– Да уж, – горько усмехнулась Каро, – видели. И обоняли!

Мы ждали весь день – пока ветер не принес с моря темноту. С наступлением ночи волны, казалось, стали налетать на берег сильнее, их мерный гул перекатывался из одной комнаты в другую, не давая нам покоя. Мы сбились с ног в поисках пистолета, однако так и не нашли. Пришлось заключить, что оружие досталось неизвестному мучителю. Теперь только и оставалось, что ждать, пока он объявится.

Мы разожгли камин на кухне. Через открытую дверь ясно просматривался коридор. Запах миссис Матер сочился из закрытой комнаты и бесстыдно разгуливал по дому, совершенно отбивая аппетит.

Мы сидели у огня, лениво попивали ледяную водку и не сводили глаз с часов над дверью. Конечно, без пистолета мне было не по себе. Но если кто‑то проник в спальню и украл его, значит, мы нужны ему живыми.

Ближе к восьми на стоянку въехали машины. Дело в том, что в ратуше каждый месяц заседал приходской совет. В одиннадцатом часу машины уехали; в наступившей тишине слышалось только успокаивающее потрескивание огня. В полночь Каро сделала крепкий кофе. От страха мы оба давно покрылись потом. Мы не знали, кто к нам явится, но чувствовали, что долго ждать не придется.

Я поднялся в ванную, плеснул в лицо холодной водой – хотелось смыть нечеловеческую усталость. Я уже выключил свет и собирался спускаться, как вдруг что‑то заставило меня обернуться на лестничную площадку третьего этажа. Ступени скрывали решетчатые деревянные перила, а между ними что‑то поблескивало. Лицо. На меня в упор смотрело бледное лицо, его обладатель обеими руками вцепился в перила.

Я так испугался, что помчался вниз, не чуя под собой ног, вихрем влетел в на кухню, выхватил столовый нож и затаился. Каро не успела и рта раскрыть, а незнакомец уже спустился за мной в коридор и возник в кухонном проеме, целясь в меня из моего же пистолета.

Это был не Плохой Иисус и даже не призрак миссис Матер, но я его узнал. Странник, вернувшийся из долгого пути, пути любви и ненависти.

– Дэнни? – пробормотал я.

– Отлично. Ты меня помнишь.

Дэнни Курран, учитель рисования. Годы его не пощадили. Впрочем, иного он и не заслуживал. Шутник, позер… На уроках только и делал, что рассказывал, будто эпоха настоящей музыки завершилась в шестьдесят седьмом. Он и сам походил на реликт той эпохи. Старый прохвост, мечтательный наркоман… Лицо покрыто мельчайшими оспинками, словно, устав искать место для уколов, он принялся всаживать шприц прямо в щеки.

– Дэнни? – Каро шагнула к нему – и ужаснулась, увидев, во что превратилась ее былая любовь.

Дэнни перехватил ее взгляд и кивнул.

– Да. – Он нежно смотрел на Каро. – Что, не верится? Неужели это тот самый сногсшибательный учитель?.. Я тогда был немного похож на лорда Байрона. Он ведь тоже калека – наверняка ты знаешь. А теперь я неудачник, старик. Я потерял жену, детей. Я потерял все! Из‑за тебя. – Он рассмеялся. Это был смех отчаяния, его ни с чем не спутаешь. – Из‑за тебя, Каро. А ведь я все еще тебя люблю. Ты знаешь, что Каро – по‑итальянски «дорогая»? Видит Бог, ты недешево мне обошлась. – Дэнни снова рассмеялся.

Я смотрел на пистолет: ствол застыл между мной и Каро.

– Если ты меня любишь, – заговорила она, – то зачем притащил труп? Зачем ты делаешь мне больно?

– Я хотел, чтобы ты поняла. Я видел, что ты творишь. Жил по соседству, любовь моя. Я жил в том самом доме, который вы считали пустым.

– Ты пришел нас шантажировать? – Каро глубоко вздохнула, и ее легкие наполнились запахом смерти.

– Да, она с душком, – кивнул Дэнни. – Давайте прикроем дверь. Сядем у камина, побеседуем. Мило, по‑домашнему.

Заряженный пистолет обладает определенной убедительностью. Я никак не мог поверить, что учитель рисования – человек, который давал мне послушать Леонарда Коэна и убеждал, что война – это зло, – может нас застрелить. И все же противоречить ему не стоило.

Мы сели за стол.

– У тебя отвратительный вкус, – поморщился Дэнни. – Сплошные убийцы или идиоты.

– Приз за отгадку, к какой категории я отношусь, не дадут? – мрачно поинтересовался я.

Дэнни кивнул.

– Да, вы поженились. Я присутствовал на церемонии.

Тут я вспомнил. Старик на скамье – одинокий и несчастный, пристав, который приходил к Каро домой, бегун на пляже… Дэнни преследовал ее целых пять лет!

– Она даже в суд на меня подала, – сказал Дэнни, будто прочитав мои мысли. – А ты не знал?

Я помотал головой.

– Мне запретили подходить ближе, чем на четыре километра. Или на два? Никак не запомню. Впрочем, милая, это совершенно не важно. – Он одарил Каро нежной улыбкой. – Посмотри! Едва ли не самое прекрасное, что есть на свете. Как ей это удается? Полночи ждала вооруженного психа – и что? Кожа нежнее персика, глаза лучатся. Ну, можно меня после этого винить? Можно, а?

– Ладно, – заговорил я. – Хотите чаю? Дэнни кивнул.

– Будем себя вести как цивилизованные люди. Мы же не дикари. Ачай – очень по‑английски. Только не рыпайся. Я тебе живо пулю в башку всажу.

– Не посмеешь! – воскликнула Каро.

– Еще как посмею! – Дэнни перегнулся через стол и осклабился. – Ненавижу этого придурка. Ненавижу любого, кто хоть раз к тебе прикоснулся. Почему, думаешь, я его паршивую лавчонку сжег?

Я почувствовал, как к горлу подкатывает ярость. В этот самый момент мне больше всего на свете хотелось убить его.

– Полагаю, письма тоже ты посылал?

Дэнни меня не слышал. Его внимание было приковано к Каро. Он смотрел на нее с неподдельным восторгом, будто скромный итальянский крестьянин, внезапно повстречавший Деву Марию.

– Ты принадлежала мне… – прошептал Дэнни. Из кармана он достал мятый листок бумаги и неторопливо разгладил. – Помнишь? На мое сорокапятилетие ты подарила мне словарь. А внутрь вложила записку: «С днем рождения, милый Дэнни! Я всегда буду тебя любить. Твоя Каро. P.S.: Ты мой бесподобный, восхитительный, дорогой, драгоценный, любимый, ненаглядный, неподражаемый, обожаемый, сладкий».

Я отвернулся и поставил чайник.

– Да, – промолвила у меня за спиной Каро. – Когда я это писала, все так и было.

– Любовь не может взять и исчезнуть, – растерянно произнес Дэнни. – Это ведь не лампочка, выключил – и все. Правда?

Когда я повернулся, они уже держались за руки через стол. Дэнни чуть не рыдал. Все еще наставленный на Каро пистолет придавал сцене налет сюрреализма. Да, этот подонок сжег мой магазин и выкопал из могилы миссис Матер, но сейчас я искренне верил, что он бедный, грустный, жалкий, несчастный, одинокий, отчаявшийся, покинутый, раздавленный.

– В стране сотни женщины, с которыми ты был бы счастливее, чем со мной, – убеждала его Каро.

– О, как ты права, – горестно усмехнулся Дэнни. – Я ведь просто красавец! Женщины со всего мира в очередь выстраиваются за хромыми стариками.

Мы с Каро рассмеялись. Последние слова напомнили нам старого доброго Дэнни, которого любили все ученики.

– Опусти пистолет, – попросил я.

Говорил я очень осторожно, но Дэнни вскипел.

– Не смей мне указывать, ты, грязный пидор, ублюдок паршивый, обезьяна, импотент!

– Прямо как в письмах.

Последнее замечание, кажется, совсем выбило его из колеи. Я повернулся к кипящему чайнику, и тут Дэнни выстрелил.

Пуля вошла в дверцу шкафа у меня над головой. Посыпался град осколков. Я так и не понял, правда ли он хотел меня пристрелить или просто пугал. Как‑то в суматохе забыл спросить.

Каро чуть со стула не свалилась, когда он спустил курок.

– Дэнни! – заорала она. – Хватит меня пугать!

– Путать? – невинно переспросил он. – Это ты меня напугала, когда сбежала с Энди Уоллесом!

– Что? – Выстрел все еще звенел у меня в ушах, и я подумал, что ослышался.

– Ах, ты не знал? – Дэнни оскалился в щербатой улыбке. – Когда у нас все пошло наперекосяк, Каро нашла утешение в объятиях твоего дружка – толстяка Уоллеса. Да, даром наша девочка время не теряла.

Так вот почему Уоллес не пришел к нам на свадьбу. Не мог вынести, что его пассия снова ко мне прибежала. Еще один. Она его любила – и бросила. Сколько нас таких?

– Чего ты хочешь? – спросила Каро.

– А ты не изменилась, – улыбнулся Дэнни. – Все также сразу к делу… Мне нужна ты, Каро. Хочу, чтобы ты принадлежала мне одному. Впрочем, я реалист и трезво смотрю на вещи. Так что я бы хотел тебя поделить.

– Ты о чем? – вмешался я.

– Заткнись, – бросил Дэнни и наставил на меня пистолет. Пришлось подчиниться. – Знаю, ты не утолишь мою боль. Хотя можешь ее облегчить, – продолжал он.

– С какой стати? – удивилась Каро.

– С такой, что иначе я скажу полиции про тело, и вы, голубки, не скоро на свободу вылетите.

Я разлил чай. Пили мы его в молчании.

– Дэнни, ты не мог бы кое‑что прояснить? – попросила наконец Каро.

– Постараюсь.

– Зачем ты выкопал тело? Ты знал, что мы сделали, так почему бы просто не сказать?

Дэнни, кажется, удивился.

– Как‑то в голову не пришло, – со смехом признался он. – Я, наверное, просто псих. Но это не проблема.

Марк поможет ее закопать. Никто и не заметит. Если ты, конечно, хорошо обойдешься со мной.

Каро словно бы пробовала на вкус тошнотворное значение его слов. Что Дэнни имел в виду? «Хорошо» – это как? Он ждет, что Каро будет гладить ему рубашки, готовить еду, стирать носки? Вряд ли. Судя по всему, она пришла к такому же выводу.

– Вот что я вам скажу, – заявил Дэнни. – Для начала я приму ванну. Потом Каро покажет, как она раскаивается в том, что разрушила мне жизнь. Аты, паразит паршивый… – Он ткнул пистолетом мне в лицо. – Ты умрешь. Бомба в машине предназначалась тебе.

– Ты хотел меня взорвать?

– А чему ты удивляешься? Ты хоть представляешь себе, что я пережил? Я смотрел, как вы гуляете в ботаническом саду – за ручку гуляете! Я жил рядом и слышал, как вы спариваетесь! Я слышал ее стоны! – Теперь он смотрел мне в глаза. – Со мной она стонала громче. Гораздо громче.

Я кивнул. Дэнни встал и поковылял из кухни.

– И не пытайтесь выкинуть фортель, – предупредил он с порога.

Он поднимался в ванную и насвистывал себе под нос. «Я верю» Нила Даймонда.

Когда мы остались наедине, Каро подняла голову.

– Ты же знаешь, что делать?

– Звони военным, – устало предложил я.

– Какого черта? Зачем нам военные?

– Чтобы сражаться с полицией.

– Ты должен убить Дэнни, – гнула свою линию Каро. – Он нас погубит.

– Мы и так не в лучшем положении.

– Ты это сделаешь или нет?

– Почему именно я?

– Потому что последнюю жертву убила я, – логично заявила Каро.

– Да, но ее убивать было не обязательно. Так что не считается.

– Не считается? Мальчик, тебе сколько лет? Колонка работала на полную. Похоже, Дэнни и впрямь решил принять ванну. Я взял у Каро сигарету и зажег. Курить не хотелось, просто надо было чем‑то руки занять.

– Ладно, – решил я. – Убью.

Каро мрачно кивнула, будто чего‑то ожидая.

– Что? – не понял я.

Она протянула мне длинный кухонный нож. Я неохотно взял его.

– Обязательно ножом?

– Поезда тут рядом не ходят, так что на рельсы его не столкнешь. Марк, ты убийца или кто?

Скажи правду.

Нет. Только хуже будет.

Все и так хуже некуда. Посмотри вокруг! В соседней комнате гниет труп, а наверху сидит голый шантажист.

– Я…

– Что? – переспросила Каро.

– Я все сделаю.