Оля, 1980 год. Следующим уроком была история

Следующим уроком была история. Как во сне, я перешла из кабинета в кабинет. Вернее, Ира меня перевела, я б не справилась. Шум, гам, тарарам… Все галдят так, что у меня уши заложило. Что ж это за люди такие, они все время разговаривают! И не просто разговаривают, они кричат, стараются переорать друг друга. Более того, они почти не ходят шагом, как оглашенные носятся по школе, сбивая всех на своем пути. Если б не Ира, меня б, наверное, уже и в живых‑то не было. Пару раз она меня вытащила из‑под ног безумных старшеклассников, дальше я шла по стеночке, озираясь по сторонам. Хуже «Дарк Мортал», ей‑богу…

Историк мне сначала даже понравился. Он не кричал и не орал, а довольно тихо что‑то рассказывал. В принципе, ничего нового и страшного. Та же, что и у нас, история Древней Греции. Но потом он решил проверить домашнее задание. Я ничего плохого не подозревала ровно до той секунды, когда он склонился над журналом и произнес протяжно:

– К доооске пооойдеееет…

По классу пронесся судорожный вздох, и воцарилась мертвая тишина. Прям как у нас бывает, только еще и комики не тренькают.

Историк еще секунду поводил пальцем по списку, а потом сказал, как выстрелил:

– Архипов!

– Уффф! – выдохнул класс.

Со второй парты встал мальчик и пошел к доске. А я вся похолодела… Неужели и здесь мне не избежать экзаменов! Мне стало так страшно, что первые пару минут ответа Архипова я просидела, уткнувшись носом в парту и пытаясь собрать замороженные от страха мысли. Потом в голове потихоньку стало проясняться, и я с огромным удивлением услышала, что Архипов довольно бойко что‑то у доски рассказывает. Так у него это здорово получалось! Вот бы и мне так научиться, я б тогда эти экзамены одной левой! Я прям заслушалась, так красиво он говорил.

И вот он закончил, а историк скучным голосом говорит:

– Садись, Архипов, пять!

Я чуть не подпрыгнула. Как пять? Да за такой ответ нужно «десять» ставить! Я б две «десятки» поставила. У нас так во всей школе никто не ответит! Да у нас учителя хуже рассказывают!

– Сколько? – возмущенно вырвалось у меня.

Ирка толкнула меня локтем, а историк поднял на меня голову и сказал:

– Воробьева, ты хочешь продолжить? К доске!

Я не знаю, зачем я туда пошла. Нужно было остаться на месте. Но я, как во сне, встала и вышла. И даже развернулась к классу лицом. И даже подняла глаза. И все… Дальше я помню только ужас. Я понимала, что я стою здесь одна, а на меня все смотрят. Что я в идиотском платье, которое мне не идет, а на коленях у меня пузырятся колготки. Что я должна что‑то говорить, но что?

– Воробьева, продолжай. С того места, где Архипов остановился…

Я молчала как истукан.

– Архипов, расскажи Воробьевой, что ей говорить.

Архипов встал и сказал:

– Рассказ о культуре Древней Греции, а следующий пункт в параграфе – про историю олимпийских игр.

– Понятно? – спросил меня историк.

Я кивнула. И продолжала стоять. Мне стало жарко.

– Воробьева, ты готова к уроку?

Я мотнула головой, уткнувшись взглядом в пол.

– Тогда садись, два.

По рядам пошло удивленное гудение, а я бросилась на свое место. Только б от этой страшной доски подальше, двойка меня совершенно не волновала.